Californie

— Ты счастлива?       Мягкий девичий взгляд уклонился от вопрошающих губ; беглецом спрыгнув на широкие голые плечи, он спустился на грудь парня. — Мне не нравится этот вопрос.       Подбородка коснулась просящая тёплая ладонь, и поникшая голова приподнялась. Просьба вернула беглеца к разговору. — Потому что тебе не нравится ответ. — Если знаешь, зачем спрашиваешь? Не порти момент, — пальцы вкрадчиво прошлись по зовущим, пленительным губам, желая и боясь их плена. — Я порчу только этот момент?       Это стало последней не.верной нотой в блаженно солнечной мелодии утра. Взгляд Рей взлетел к потолку, девушка перелегла с бока на спину. Они с Кайло лежали на новой двуспальной кровати и отсыпались после удавшегося во всех позах ночного тест-драйва…       Монтаж новой реальности подошёл к концу. В начале недели из дома уехали к новым хозяевам проданная кухонная мебель, позавчера — кровать Рей. На днях был полностью собран и установлен новый кухонный гарнитур, расположившийся вдоль окна, круглый обеденный стол встал в центре комнаты. Вчера привезли и собрали новую кровать, вставшую на то же место, что и прежняя, принадлежащая Кайло — изголовьем к самой дальней от входной двери стенке. Последний предмет вызвал обоюдное желание жильцов устроить ему проверку на прочность. И, как показала практика, с кроватью они не прогадали. Мебель без скрипучего ворчания, с крепким пониманием внимала отзвукам мирных войн в ночи. Под зарницы двух тел зарождалось разделённое горько-сладкое предчувствие. Неторопливо уютная перестройка окончена. А значит новое утро приблизит настораживающий момент принятия свершившихся перемен. Принять это предстояло как зачинщику, организовавшему демонтаж, так и спонсору-реализатору проекта.       И утро это наступило. Пришло время хитроумной выходке Рей приобретать более чёткие, осмысленные черты. То, что началось с о.заре.ния «О, дьявол! Он живёт в свинарнике!» и вытекающего из этого чувства не.правильности творящегося кругом, привело к появлению почти объяснимого у.мира.творения — первое и самое ясное ощущение, окутавшее сознание Рей по пробуждении. Словно она нашла и поставила давно утерянный кусочек пазла на место… В картине, не имеющей цены, и размером намного шире и красивее людского бытового комфорта. А учитывая, что жизненно-пространственное полотно стало общим — не только для Рена, для себя тоже.       Бабочка прикрыла на миг глаза, предчувствуя новую просьбу выслушать около-счастливые откровения. Мурашки, дружным строем бежавшие вниз по спине, подсказывали, что поступает она неправильно, отмахиваясь от нахлынувшего на Рена желания поговорить о важном, но Рей ничего не могла с собой поделать. Разговоры о сомнительном счастье с утра пораньше были за.пределом ангельских мечтаний. — Вставай, — она мягко убрала просящую внимания ладонь Кайло от своего лица и посмотрела в светлые глаза. — Сам говорил, что идём с утра. А, судя по солнцу, время уже далеко за одиннадцать.       Рей встала с кровати и переоделась из ночной сорочки в уличные джинсы и белый топ — домашней «промежуточной» одежды с недавних пор у неё, как и у Кайло, больше не было. И именно этим вопросом они собирались сегодня заняться. Красочно-сиреневое прощание с давно увядшими одёжками подвело-таки Рена к необходимости обновить их с Рей скудный гардероб, завершив все метаморфозы малыми тратами, сходив воскресным днём в торговый центр. Не сказать, что он сожалел о случившемся, когда Рей перешла на ночные сорочки в дневное время суток, или, что самому ходить по дому полураздетым ему было не комфортно и непривычно, но прохладные дни служили хорошим напоминанием, что живут-то они всё же не в жарких тропиках.       Сейчас этот маленький план на день стал для Рей единственно имеющимся шансом, каким она и воспользовалась, выскользнув из кровати: хотя бы на несколько часов это могло отсрочить сложный разговор с Кайло, который она сама желала и боялась начать. С зазрением совести Рей пошла на поводу у собственной трусости. Для того, чтобы продуктивно и с толком поговорить с Реном о наболевшем, ей нужно было для начала обсудить всё наедине с собой.       Выполнив утренние процедуры и позавтракав, она старательно приводила разношёрстные мысли в порядок. Замолкший Кайло, казалось, тоже пребывает в раздумьях. Толком не начавшийся диалог трансформировался во внутренний монолог для каждого из двух людей. Наружу изливались только молчаливые, полные дум взгляды…       На повестке дня Рей было обещание, данное себе в начале этой строительной авантюры. Оно было всё ещё в силе, и подводить саму себя не хотелось. С тем, что Рен обеспечивает её как ни в чём не бывало надо было что-то решать. И решение это было в своей сути простым — найти новую работу и вернуться в привычный мир самообеспечения. Вполне чёткий, логичный посыл, но Рей как и прежде не имела оформленного плана реализации задумки. За последнее время на ангельской душе скопилось слишком много камней — не разбить, не сбросить — они-то и мешали трезво оценить обезбоженное грядущее, которое напрашивалось само собою.       Насладиться поездкой на любимом Мустанге до торгового центра не удалось ни тому, ни другому. Кайло вёл себя по обыкновению спокойно и не пытался больше вырулить к разговору о её счастье. Но Рей, как оказалось, хватило его малых, но весомых утренних слов, чтобы окунуться в сомнения и тревоги, видоизменив вектор своих рассуждений. По сути, в постели она пресекла разговор о том, о чём сама хотела поговорить, только не так прямолинейно и болезненно, как пытался Рен. Со времён оглушающих монологов, призывающих его отдать ключ от двери на этаж, никаких попыток выйти на многоликую свободу Рей больше не предпринимала. Но, как и обещалось, настала пора для новой. И, судя по широкому вопросу «Ты счастлива?», Кайло сегодня, к удивлению Рей, задумался о мотивах из той же оперы…       За окном светило яркое, радостное солнце, а на душе скребли кошки: Рей не знала с какого боку ей подступиться к не.простому вопросу свободы и — раз уж Рен это так видел — счастья. Первое и единственно ясное желание — выйти за двери дома на улицу и оглядеться по сторонам. Направления движения после этого взгляда задано про себя не было. Имелись внутренние намёки, посылы, хотенья, отвращения для вариантов путей, но предвидение первого шага в какую-либо конкретную сторону отсутствовало. Это и обнадеживало, и куда сильнее пугало.       Видел ли какие-то дороги для неё Кайло, она не знала. Утром он сам, без её намёков и тычков протянул ей ниточку для беседы на эту тему, тем самым спугнув трусливую бабочку страшным, всеобъемлющим, полу.забытым словом «счастлива». Прекрасное далёко уже годы как не обещало обходиться с ней ласково, а вновь окунуться в чан жестокости желанья не было. Новой мысле-чувственной Леты в подкорке иметь не хотелось: наплавалась за все профуканные годы так, что окунись она в нечто подобное ещё раз, руки грести откажут. Итог — сердце отторгало и мечты, и чаяния, и предвкушения чего-либо лучшего для себя. А новая работа могла принести с собой не только какой-никакой доход, но и обещала стать для Рей тем самым пугающим «лучшим», шагом к новому, не.изведанному. Идти непроторённой тропинкой, не имея советчика для оценки и подсказки верного шага, было страшно: ещё одна причина не.возможности мысленно задать себе правильные вопросы о будущем.       В ангельской жизни уже продолжительное время слишком многое имело статус «всё сложно», оставаясь в границах неопределённости. Увольнение бабочки с последнего места работы (пора признать чем по факту было давно случившееся), расставание с «возлюбленным» боссом, прошедшее с боем, кровью и болью на сердце… Никотиново-территориальное заточение, в каком она пребывала, стало — о, абсурд! — несмотря на сокращение числа сигарет в сутках, более уютным и по-спокойному ненавистным. Но ощущение сложившегося мира нарушало не.весомое сомнение, что весь покой по большей части напускной. Покой, который она позволила себе иметь, ощущать, верить в него, плениться им. Покой, что был предшественником, предвестником жажды лучшего. И сейчас Рей было больно делать первый глоток, признавая тем самым свой голод и застарелое отчаяние.       Вырвавшись волею случая из пучины порока Сансета, она оказалась втянута в новый порочный круг. Квартирообразный вакуум, внутри которого тепло и уютно, а за стенами всё окутано плотным смогом. Жизненный горизонт размыт, собственное будущее, не завязанное на ужасах и благополучии в жизни Рена, овеяно туманом. Рей не видела своего большого «завтра», зная, что ей давно стоило вглядеться в свои опустошённые перспективы. Она могла смотреть буквально только на день вперёд, видя всё, как в «Дне Сурка»: приходит новый день, Кайло уходит на работу, после приносит пакеты с едой, забивая холодильник, выбрасывает мусор; она снова ждёт его, играясь с котом и ухаживая за цветами; тихий день, вечерняя прогулка на крыше и бурная или тихая ночь в крепко-нежных объятиях… и затем новый виток с тем же сюжетом.       Рей всё чаще замечала утрату внутри себя, хоть и не могла объяснить толком что именно было потеряно и когда. Но куда сильнее чувства потери стало чувство обретения чего-то нового, мощного, всеполагающего. Не одного простого покоя или крепко-шаткой уверенности в том, что в завтрашнем дне не будет боли, голода и зла. Нечто, что ничего не обещает, ничего не забирает и ничего не требует. Начало этому было положено куда раньше, нежели в дни ремонта и обустройства жилья. Беда была в том, что удовольствие душил дис.комфорт внутри, страх пьянил сильнее неги, а сомнения сжигали блаженство.       От всех когтистых кошек на душе надо было как-то избавляться, и чем скорее произойдёт эта зачистка, тем лучше. Чем бы ни было для Рей то самое новое и непостижимо реальное, а фактическое положение дел оставалось прежним, просясь стать иным. Досуг требовал быть заполненным чем-то, праздность должна быть изничтожена. По ощущениям бабочки абстрактное далёко вряд ли будет для неё когда-либо прекрасным, но она всё равно выбирала движение вперёд. Столь ужасным и жестоким, как раньше, оно уже ей не виделось, даже несмотря на все подспудные, высказанные и невысказанные страхи. Оставалось найти в себе силы, решиться сделать попытку… не начать всё заново. Но продолжить иным, по-своему правильным образом…

***

      Оказалось не просто совмещать существование в реальности и витание в.строенных, размыслительных небесах. Выбор одежды, казавшийся до сегодняшнего утра таким большим делом, доставил Рей не так много удовольствия, как ожидалось. Глядя на себя в зеркала примерочных, она переодевалась и параллельно варилась в котле страхов, неуверенности и дурных предчувствий. Дельные мысли для разговора с Кайло так и не шли. Верные вопросы об истоках не.счастья сворачивались в бесцветные просьбы «не стоит думать о таком» или в неустойчивые утверждения «однажды решение придёт». Поведение спутника также не внушало спокойствия и не придавало уверенности. К чему пришёл или пока ещё вёл Кайло его монолог, начатый им в полдень, было не ясно. Отрешённый и замкнутый куда более, чем обычно, Рен вёл себя непривычно покладисто, что ощутимо сбивало настрой, отвлекало и мешало Рей вести конструктивную беседу с самой собой. Поняв, что поход в торговый центр не лучший момент для самокопания, она спустилась с небес на землю, и здесь её не ожидала мягкая посадка…       Вглядываясь в задумчивое лицо, плывущее рядом с ней, Рей впервые на своей памяти полностью осознанно хотела узнать о чём думает этот человек, что он чувствует. Своих ответов она не могла найти, понимая, что задаёт себе не верные вопросы. А вот что в своих размышлениях искал Кайло, пока они ходили от одного бутика к другому?.. Был ли это ответ на заданный им в кровати вопрос «Ты счастлива?», или же он думал о будущем собственном, или о совместной жизни? О чём вообще был тот полуденный вопрос, да и только ли Рей была его адресатом? Видел ли Кайло счастье в том, что она дорвалась-таки и получила своё, в виде нового жилья для него; верил ли он в возможность счастья Рей без обладания полной свободой; желал ли он для неё и/или себя чего-то, возможно, несбыточного?..       Стоило Рей увлечься чужими помыслами, даже не видя и не слыша их, как в голову без предпосылок и подсказок пришла одна цветная идея, связанная с одеждой. Она не знала растормошит она этим Кайло или ввергнет в ещё большую пучину мыслей, но попробовать точно стоило. Рей настояла на приобретении Реном нескольких цветных вещей. И на её радость и удачу, она умудрилась без особого труда подвести его к покупке непривычных ему одежд. Вскоре гардероб любителя однотонных бело-серо-чёрных вещей, пополнился: брюками цвета хаки, чёрной толстовкой с красно-жёлтой символикой фильма «Парк Юрского периода» на груди и белой футболкой с тёмно-синей надписью «Калифорния» и принтом заката с пальмами. Рей ограничила выбор одежды только по цветовой составляющей, но решение о покупке каждой конкретной вещи Кайло принимал сам. На вопросы Рей о спилберговском тираннозавре на груди и об имени родного штата он ничего не ответил. Просила цветное — выбрал цветное. Она осталась довольна и этим, хоть и видела, что он взял не первое попавшееся под руку.       А что довольства ей не принесло, так это ответная просьба под конец воскресной прогулки. Кайло ни с того, ни с сего выказал желание, чтобы она сменила не только домашний, но и уличный гардероб. Сбитая с толку, она хотела было съехидничать, что не всё ли ему равно в чём она гуляет по крыше, но не стала. Положительной стороной неожиданности стал здравый смысл: на замену одним джинсам у Рей имелась только шлюховская одёжа. Её спутник, однако, думал заметно о другом, никак не выражая взглядом или жестом даже намёка на такой нелицеприятный, известный ему факт. Он был уверен и настойчив в своей просьбе, так что Рей пошла на поводу всех «за», выбрав себе футболку, юбку, лёгкие брюки и куртку, попутно гадая к чему приведёт её этот день.       Интуиция не шептала ничего успокаивающего, даже не стараясь убедить её в том, что всё в порядке, и Кайло в очередной раз так странновато заботится о ней. Подобно тому, как завершившийся ремонт был затеян не ради обретения бытовой роскоши, а по лютой необходимости, так и нынешнее переодевание сулило Рей в глазах Кайло нечто более значимое, чем казалось ей на первый взгляд…

***

      Тревожное, нехорошее предчувствие только усилилось, когда по приезду домой Кайло по полной программе затарился сигаретами в соседнем магазине. Вместо одной пачки, какую он давал Рей на месяц, согласно последним условиям, сейчас он приобрёл целых два блока «Мальборо». Интерес бабочки какова же причина такой растраты оказался слабее её опасений, так что вслух она ничего так и не спросила. Промелькнула дикая мысль, что он собирается выставить её из дома, обеспечив одеждой, куревом и, возможно, деньгами, но обоснования такой невероятности не нашлось даже маломальского. И тем не менее, маленькие, но не понятные слова и поступки Рена должны были привести сегодня к чему-то существенному. Рей кожей чувствовала, что в своих светлых раскопках и мрачных думах, Кайло накопал и надумал куда больше, чем удалось ей… И использовать неисчерпаемое ископаемое он уже начал…       Стоило им оказаться в квартире, Рей хотела сразу примерить купленное, заодно и взглянув ещё раз как смотрятся обновки на Кайло, но его планы оказались иными. Потушив огонёк энтузиазма словами «померим вечером», он уединился в душе, оставив Рей раскладывать одежду по шкафам, обедать, курить, играть с Дартом и делать всё прочее, что она пожелает. Так, словно это обычный день…       …Вот только он им не был. Разрушать извне было нечего, отстраивать тоже. Путь, начавшийся со внешнего, вёл теперь все радости и горести досуга к внутренним переменам. И требовало их не только положение дел, но и сердце. Найдя покой в том, что теперь-то Кайло жить должно быть, предположительно, лучше и проще, Рей осталась одна на троих со своим ушедшим ожиданием. «Хорошо» настало, «мы» пугало с каждым днём всё меньше, не.случайные поцелуи между делом за последние дни-недели становились изредка ответными. Боясь движения, Рей не замечала, как движется, и что по сути ничего страшного с ней не происходит.       Лежа на кровати с Дартом она старательно успокаивала себя. Что бы ни удумал себе Кайло, его идеи вряд ли настолько пугающие, сколько нервов она может истратить, выжидая их воплощения. Едва ли он также мучается незнанием какой ещё фокус она может выкинуть сегодня или в обозримом будущем. Так стоит ли ей тревожиться неизбежным, понимая, что ответ рано или поздно будет дан?       Худо-бедно успокоенная этой мыслью, она вернулась к главной повестке дня. Им с Кайло обоим было что сказать друг другу. И бабочка задалась целью сделать всё, что в её силах, чтобы беседа о её свободе и будущем не обернулась полной катастрофой, как все предыдущие. Даже учитывая, что в деле, благодаря Рену, теперь замешана опасная мысль о счастье, скандал в череде счастливых будней стал бы последним делом…

***

— Мне нравится!       Одетая в обновки Рей крутилась перед зеркалом, находящимся на дверце шкафа. При взгляде на бежевые брюки и чёрную футболку, по её лицу блуждала радостная улыбка. Старые, но хорошего состояния каблучные туфли отлично дополняли комплект.       Как Кайло и говорил, померить новьё он созрел только к вечеру, в девятом часу. Уступив желанию девушки увидеть его при полном параде, он переоделся, и сидел сейчас в изножье кровати в новых брюках хаки и калифорнийской футболке, молча наблюдая за воодушевлённо порхавшей бабочкой. В отличии от неё, он едва ли взглянул на себя со стороны, отмахнувшись фразой «видел в примерочной». — Что? — Рей с интересом улыбнулась. Кайло рассматривал её с головы до ног: без жадности или желания, но с пристальным вниманием и лаской. Плавный взгляд обводил её фигуру, спотыкаясь на изгибах и спеша спрыгнуть с одного на другой…       Несмотря на тревожные мысли настроение Рей стремительно поднималось. Ещё одна привычная людям мелочь, воспринималась ею в силу жизненного пути с большим трепетом и остротой эмоций. Ощущение чистой себя в новой одежде было для неё редким и памятным. Маленькая нотка в пьесе новинок в жизни каждого человека. Новый отсчёт, новый взгляд на себя — крохотная, но всё же заметная и яркая эмоция, которая порою съедается в быту или опошляется в гонке за общепризнанной красотой и модой. Последние понятия для той, что делила всю одежду на неудобную рабочую и удобную домашнюю, были блеклыми и практически не существовавшими.       Рей было любопытно что скажет Кайло в отношении того, что надето на ней сейчас. Никогда раньше он не высказывался о таком, а теперь ситуация подвела его к этому. Ей не нужно было его одобрение, она не ждала от него обоюдной приязни к той или иной вещи. Ей просто хотелось знать каков его пресловутый вкус и цвет, его за и против. Лёгкая, житейская мелочь, знать которую ей было вовсе не обязательно, но отчего-то всё же приятно.       К счастью или сожалению прочла она с его уст куда более значимые, тяжеловесные слова, касаемые вовсе не одежды… — Я не забирал у тебя ключ.       Дуновение слов загасило улыбку на радостном лице, вмиг изменив курс нас.троения личного и общего. Рей прикусила на миг нижнюю губу, вглядываясь в лицо. «Это про.изойдёт сейчас. Это не хорошо и не плохо. Мы просто поговорим» — внушала она себе, понимая, что Кайло разделяет её тревоги и переживания, вне зависимости от итога этого разговора. — Что?.. — Рей прищурилась. Смысл высказывания показался ошибочно прочитанным, но повторное движение губ оказалось тем же самым и фраза сложилась ровно та же. Замешательство тут же дополнилось отсутствием лжи и фальши в последующих словах Кайло. — Твой ключ от двери на этаж. Он сейчас у тебя. Всегда был.       Душа Рей поступила так, как и положено по инструкции охраны безопасности жизнедеятельности. Когда правда теряет смысл, а обретая его — пугает, то душе случается уйти в пятки. Так она сейчас и сделала, забыв о том, что есть такая вещь, как ахиллесова пята. Воспользовавшись не.удачной траекторией падения, Рен, как вскоре стало ясно, нацелился мучить ангельски падшую звезду так, как никогда раньше. — У меня его нет, я везде искала, — открытый взгляд сочился уверенностью. И всё же, несмотря на высказанное отрицание, в сердце стало закрадываться подозрение. Возможно ли, что Кайло, по умному пошутил так над ней, спрятав ключ где-то под носом, но так, чтобы она не нашла его? Обидно, жестоко, хитроумно — но не сверх этого. — Не везде, — он стыдливо опустил взгляд, будто и впрямь прятал ключ и вынужденно рылся в тех вещах, где не следовало бы. Поражённая Рей всё больше верила в такую возможность, хоть она ей и претила. Опечаленные глаза перед ней и собственная интуиция служили верными помощниками в уроке до.верия. Бабочка позволила себе на короткий миг отвлечься и взглянула в сторону окна: зарождающийся закат готовится взять бразды правления небом в свои разноцветные объятия…       Любоваться красотой гибели дня можно было долго, но время созерцать ещё придёт, а пока… Рей встрепенулась и бросилась в живой квест, обыскивая все места, по каким давно уже прошлась. Прятать-то особо негде было — шкафчик в ванной, полупустые кухонные шкафы, одёжные, прикроватные тумбы… Так и не найдя ничего по всей квартире, даже в самых тёмных углах, Рей обернулась к Кайло и скрестила руки на груди. — В корзине с грязным бельём?       Он отрицательно покачал головой. — Дай подсказку, я же везде посмотрела. Сам видел.       Ей запоздало пришло в голову, что можно было обойтись и без ползания на карачках или лазанья на стул, чтобы найти искомое. Кайло, однако, разочаровал её, не думая давать всё и сразу, вместо этого топчась на любимой мозоли Рей. Несчастная пока не понимала на которую в этот раз из ряда ментальных болячек нацелился её ненаглядный. — Вспомни. — Что "вспомни"? — Рей склонила голову вбок, не испытывая даже извращённого удовольствия от такого неумелого и не смешного розыгрыша. — Я не видела где и когда ты прятал ключ, не говоря о том, что мы тут всё переделали с тех пор, — попытку Кайло она зачтёт, но лучше бы ему больше не соваться в подобный чёрноватый юмор — не его это.       Человек тяжко вздохнул, но так ничего и не ответил, молча ожидая пока на закатную бабочку не снизойдёт озарение, что же она упустила в своём поиске. Девушка вторила его бездействию. На секунду она закатила глаза, не собираясь по новой впустую нарезать круги, и уставилась в лицо, ждущее от неё чего-то не.ведомого. Она принялась устно гадать, надеясь если не на нормальный ответ, то хотя бы на его намёк в глазах. — Коробка с инструментами? Горшки с шеффлерами? Кадушки? Лоток Дарта? Окно? Крыша? Что?!       Рей стояла и смотрела на Кайло, раз.очарованного её не.догадливостью и недалёкостью. Скрещённые на груди руки расцепились, пока глаза внимательно осмотрели всё кругом в последний раз. От Рена сейчас ничего не добиться. Понимание или даже догадка о том, что именно он хочет получить от её поиска, кроме конечного итога, к Рей не приходило. Не найдёт ключ сейчас — выговорит Кайло за сомнительное развлечение, устроенное им средь алого вечера. Но раз он сам заговорил об этом, то не.имеет значения получит она свой ключ обратно собственноручно или он сам отдаст его.       Рей снова открыла высокий шифоньер и уставилась вниз. Сев на колени, она потянула к себе закрытую коробку с инструментами, ютившуюся внизу, намереваясь хорошенько перетрясти её. Руки бегло открыли её и уже потянулась за первым предметом внутри, когда девичий взгляд случайно зацепился за вещицу, оставшуюся в шкафу и почти сливающуюся с цветом светлого материала мебели…       До всех перестроек, до знакомства и жизни с Кайло ночная бабочка Скай хранила её под кроватью, по заселении в квартиру зашвырнув в самый тёмный угол и забыв о её существовании на очень долгое время. Последний раз она доставала её в миг, когда прощалась с единственно значимой, памятной — личной — вещью в своей жизни, надеясь через смерть от рук снайпера избавить себя от многолетних страданий…       Памятный, компактный, легкий сундучок с защелкой. Былое место хранения документов и чёрнодневной наличности, которые унесло отсюда божественным ветром много лет назад. И только тонкая, бес.полезная, стихоплётная тетрадь, лежащая сейчас внутри, пережила те события…

***

      У Рей спёрло дыхание; испуганные глаза бросились к паре спокойных, находящихся вблизи. Кайло склонился корпусом ближе к ней и облокотился о колени, сложив ладони в замок. Уткнувшись в них губами, он к ужасу вспомнившей кивнул. Глаза бабочки расширились и вернулись к тайнику. Руки почти не дрожа открыли его и вытащили на свет простую тетрадь с двуязычными потугами школьницы к творчеству. Дно тайника было пустым, а значит заветный ключ от свободы скрыт среди бумажных листов.       Прохладные пальцы аккуратно открыли первую страницу, и глаза тотчас признали ангельский почерк. Взгляд бабочки без труда пробрался через разношёрстную латиницу: английский и французский языки, оба Рей добросовестно учила с начальных классов. Не.вчитываясь в не.свои воспоминания рука с благоговением перелистывала страницы одну за другой…       Ключ показался Рей как закладка между исписанной страницей и пустой. Дьявольскую руку угораздило спрятать его именно на тех кривых набросках — последних в череде многих — какие были сделаны мечтательной восемнадцатилетней девочкой в аэропорту перед отлётом в Америку. Медленно, со скрипом и шарканьем сегодняшняя Рей доходила до мысли, что место закладки было выбрано не случайно. С возмущением, на какое она имела полное право, ночная бабочка обернулась к человеку, растоптавшему всю долгожданную сладость от новообретённой свободы. Рука с болью сжала ставший таким малозначимым в этот страшный миг ключ. — Ты читал? — тихий, тишайший, безмолвию-подобный голос.       Вопрос едва не столкнулся с оглушающе быстрым, бес.стыдным ответом, летящим по встречной. — Да.       Рей резко выдохнула, разомкнув губы. Лоб и брови судорожно сморщились, словно лицо старательно готовилось расплакаться, а слёзы-предатели не шли, не желая облегчить ношу и смягчить удар. Бабочка вглядывалась в лицо, полное дикого спокойствия, влажным взглядом прося его об искре раскаяния за глазами. Зажглась она или нет — Рей оказалась не в состоянии разобрать. Накатившая волна возмущения возросла до ангельских высот: — Это личное, — противный шок от гадкого сюрприза, устроенного Реном, забрал на себя желаемую громкость тона. Последнее, чего Рей ждала от Кайло или скорее чего она никак не ожидала — что он станет копаться в её личных вещах. Всего одной имевшийся у неё на всём белом свете личной вещи.       После ремонта номер один сундучок с тетрадью стараниями Кайло перекочевал с пола под старой кроватью на пол под новой. Где взял, туда и положил. Тогда у Рей и мысли не было, что сосед может влезть туда хотя бы из праздного любопытства, не говоря о глубоко-искренней заинтересованности. Теперь же, жизнь с ним протекала в заметно ином русле, нежели в те дни, отчего было только больнее понимать, что он заглянул в самый не.приглядный уголок её прошлой жизни. Укромный уголок. Единственно укромный… Пусть запрятанный в тёмном углу, редко вспоминаемый, но главное имеющийся, безмолвно и слепо оберегаемый, даже если оберегом служит нежелание и страх заглянуть в своё прошлое, полное живых красок и слов. — Это. Личное. — также сухо, с расстановкой и с нажимом Рей ещё раз высказала свою божественную боль, надеясь хоть как-то уколоть Рена хотя бы пониманием всего ужаса того, что он со.творил своим проступком. — Чьё именно личное? — Кайло впился в её лицо ответным прямым взглядом, не желая, не умея или не хотя принять на себя заслуженный тихий гнев. — Что? — пикнула Рей, вновь не поверив смыслу, собранному с алых губ. — Чьё именно личное? Кто это писал? — Рен встал с кровати и подошёл к сидящей на коленях девушке. — Что за бред? Я это писала! — огрызнулась она, на миг придав голосу желаемую силу.       Кайло опустился на пол рядом с ней; расставив согнутые колени, он снова облокотился о них, но замок из пальцев больше не собирал. — Кто Я? — настаивал он на имени автора старых, но не устаревших сегодня строк.       Губы, так и не сумев сказать угрожающее «Даже не начинай!», задрожали… вслед за ангельскими поджилками, вернее всех прочих почуявших куда дует ветер перемен. Заданное направление мало тревожило — страшило. Планируемый разговор о счастье и свободе выходил меньше всего похожим на самые размытые представления о том, как же всё сложится этим вечером.       На попятную пойти оказалось не так сложно. Выдумывать отговорки Рей не пришлось. Она заговорила чуть тише. — Ты же говорил, что знаешь меня, знаешь кто «я»… — обида в голосе была настоящей.       Тройственный вопрос казался ей до этого момента давно закрытым и исчерпавшим себя. Кайло знает неприглядную правду и всё равно имеет с ней дело, не отворачиваясь. Оправданий этому Рей давно не искала, довольная тем, что имеет и без них. Как именно и в какой момент он раскусил, просёк, прочувствовал, что именно с ней не так, она не представляла. Сейчас ей вспоминалось, как он однажды обратился к ней «Скай», продемонстрировав ей наглядно, на примере мимики, как она меняется плавно и незаметно для себя переключаясь от одного эго к другому. Заодно и открылась его осведомлённость в вопросе.       Что творилось с её лицом в этот момент, Рей боялась представить. Кого видит Кайло в это мгновение? На кого он смотрит? С кем он живёт? С кем по его представлениям он живёт? С кем по её предположениям он живёт?..       Она закачала головой, зная, что никакой жест не огородит её от устрашающих вопросов, которые вырастали в её под.сознании точно грибы после дождя — только их не было и в помине, и вот они полезли всем скопом. — Так что? — она продолжила гнуть свою линию. — Ты знал кто я до или после того, как ты прочёл это? — она взмахнула закрытой тетрадью перед бес.совестным носом.       Губы Кайло тянули с ответом, в то время, как глаза дали его моментально. Рен опустил взгляд в пол. — Как много ты прочитал? — Рей не знала зачем это спрашивает. Число прочитанных Реном страниц и четверостиший не имело никакого значения в масштабах катастрофы. Укромный уголок уже никогда не будет таким вновь, сколь мало или много он бы ни прочёл. Она говорила просто, чтобы заполнить ужас в голове иными звуками, кроме своего голоса. Даже его, Кайло, фантомный и украденный, звучал сейчас лучше, чем её родной, задающий своей хозяйке не.верные вопросы. — Всё. И это прекрасно, — добрые, светло-карие глаза смотрели так, словно искренность в них могла служить оправданием их владельцу. Или положительная оценка искупала собой его проступок в глазах собеседницы. — Ты знаешь французский? — ещё один едва ли полезный вопрос. — Средне. — Но ты понял о чём здесь, да? — Рей была ангельски уверена, что да, учитывая, что она никогда не использовала при стихосложении сложные структуры и фразы на неродном языке.       Рен снова кивнул, на раз выщипывая очередное перо на ангельской подсознательной шкурке. Этот ответ стал последним, так как генерировать мало.значимые вопросы голова Рей отказывалась. Терпеть боль и обиду стало невмоготу. Душа просила криков и скандалов, полагая, что так будет проще. На деле же к Рей никак не шли даже опустошающие, помогающие и утешающие слёзы. Баланса между этими состояниями внутри себя она не находила. Только беспомощность своего положения.       «Я думала, ты лучше, выше этого». Сказать это вслух она не решилась, обнаружив в этом бесполезность. Трата времени и сил на то, что уже не исправить. Взрыв прогремел, урон нанесён. И нет никаких стен, чтобы что-то как-то отстраивать. Проблема была внутренней, хоть и пришла извне. Память Рену не сотрёшь, а играться со своей, что с огнём баловаться…       Наполненная опустошённостью Рей встала с пола, держа в одной руке тетрадь, в другой ключ. В пекле безвозвратно утраченного, единственного в жизни интимного уголка, подобно фениксу переродилась мысль о долгожданной свободе. Связь последней со счастьем больше не прослеживалась, осталось только голое желание, инстинкт покинуть золотую клетку и улететь прочь. Ждала — дождалась, хотела — получила: теперь свобода в её руках. Вернулась она не самым приятным образом, открыв такой гнусный поступок со стороны Рена, но игра стоила свеч. «Ведь стоила?..» Сопутствующий ущерб был всего лишь сопутствующим, не существенным. «Так ведь?..»       Рей глубоко вздохнула и заметила, что Кайло в этот миг больше волнует как она распорядится тетрадью, нежели ключом. Он поднялся вслед за ней с пола и теперь говорил, как ни в чём не бывало, указывая рукой на раскрытое сокровенное, сжатое в мягкой ладони. — Закончи его. — Что?.. — Последний стих, про аэропорт и тоску, — пояснил Кайло.       Не думая, что может удивляться ещё сильнее, Рей вновь не зная, отчего идёт на поводу у обидчика, растеряно пролистала страницы и пробежала взглядом по не.стройным строчкам на бумаге. — Это только наброски. Худшее из того, что я писала. Смешение языков было дурацкой идеей. — Необычно и благозвучно, — не согласился Рен.       Поймав его воровской взгляд, словно он мог случайно или намерено прочесть написанное вверх ногами, Рей закрыла тетрадь и протянула её Кайло, прекрасно понимая, что он не примет её. — Тогда дописывай его сам!       Когда ожидаемое ею свершилось, девушка опустила протянутую руку. Переложив ключ в одну ладонь, держащую тетрадь, другой она с гневом и удовольствием, без зазрения совести залепила Рену дьявольски смачную пощёчину. Бабочка не знала что может сравниться в этом мире с тем особым, мрачным наслаждением, когда ты залепляешь мужчине хорошенькую оплеуху, особенно когда за дело. Это редко решало реальную проблему между людьми, но часто, по-особенному колко выражало невыразимую одними словами эмоцию.       Сейчас, однако, как будто этого жеста было мало, девушка повторила то, с чего пошла вся проблема. — Это. Личное.       «Было личным».       Хотелось добавить что-то нравоучительное, вроде «я бы на твоём месте так не поступила», но Рей была честна перед собой. Когда она ворошила комнату Кайло, то ожидала наткнуться среди вещей на какую-нибудь мелочь из прошлого, вроде маленького памятного фото или подаренного сувенира, но ничего так и не было обнаружено. А если бы было, смогла ли она удержать себя от того, чтобы взглянуть на отголосок прошлого, даже зная, что берёт в руки то, что всегда скрыто от всеобщего обозрения? Рей мотнула головой. Грань, за которой ровным строем стояли оправдания поступку Рена и дружелюбно махали ей рукой, оказалась опасно близка.       Удовлетворившись покрасневшей щекой Кайло, она вчиталась в монументально грустные, опечаленные глаза. Они были бы и рады попросить прощения, вот только ни о чём не сожалели, унесённые ветром поэзии юности и мечтаний…       Рей всего миг металась, порываясь отшвырнуть тетрадь куда подальше от себя или забрать её с собой. Решив в пользу последнего варианта, она подошла к кухонному столу и открыла сигаретный блок. Нутром чуя, что Кайло не остановит её руку, она забрала из него две пачки и подхватила лежащую рядом зажигалку. Взяв с вешалки у входа сумку и повесив её на плечо, бабочка порхнула к двери и обернулась, замерев на пороге.       Пощёчины в этот раз и правда было мало для достойного по силе обиды ответного удара. Рей обернулась на Кайло, неподвижно стоящего в центре комнаты. Не вдаваясь в тяжёлые думы насколько соразмерены друг другу причинённая ей Реном боль и та, что намеревалась причинить ему она, Рей заговорила, приправив слово холодным взглядом. — Я иду к нему. Только не говори, что ты хотя бы на миг полагал, что это кончится иначе…       От одних злых слов правды в них не.прибавится — всего лишь несколько хлёстких ударов, заслуженные провинившимся благо.творителем. В реальности бежать на закатный бульвар Рей не собиралась. Случись ночной бабочке, подобно мотыльку на пламя, взлететь навстречу к закату, она знала, что он станет для неё последним: рассвета она уже не увидит. Внутри себя, не.смотря на подлый удар от Кайло, она ощущала сейчас ровно то же, что и утром. Хотелось уйти прочь из дома и идти без заданных координат и направлений. Вопросом поиска работы она успеет заняться, а пока хотелось всего лишь глотнуть воздуха там внизу, на оживлённых и тихих улицах, а не на крыше дома. Но Кайло об этом мирном плане знать не обязательно…       Покрасневшая после удара щека удивительно быстро утратила цвет. Рей не.верила своим глазам: человек перед ней до подло-смешного легко купился на откровенную ложь. В этом было и желаемое удовлетворение и новая боль. «Разве я давала ему повод ждать от меня иного?» Новая досада подпитала собой уже нанесённую обиду, и бабочка продолжила свою не.маленькую месть за потерю последнего личного уголка. — Ты такой же, как он, — она говорила предельно спокойно и с твёрдым взглядом; как и в шутке есть доля правды, она же имелась и в некоторых сортах лжи. — С ним было точно также. Он запер меня и лепил то, что было ему угодно. Ни вздохнуть, ни убежать. Как и от тебя.       Рей понимала, что последнее плохо состыкуется с тем, что Кайло отдал ей ключ от свободы, но сказанного не воротишь. Она выдержала паузу перед новым ударом, подумывая стоит ли уже остановиться, и за это время невольно заподозрила себя в тройном самообмане. Всего лишь крупица сомнения нарушила её уверенность в том, что ноги понесут её прочь от дома в никуда. Шаг ради шага. Не ради чего-то или кого-то. По-началу… Но свобода наделяет выбором. Выбором, который Рей не рассчитывала делать, не думая о том, что он для неё возможен, ведь продолжительное время всё в её жизни выбирали для за неё. А теперь он у неё появился.       На плечи ложилось тяжкое осознание, что её ждёт не просто приятное времяпровождение в виде прогулки по городу в одиночестве, но и последнее, окончательное и осознанное решение. Выбор куда ей лучше прийти в итоге, к которому из двух мучителей и обидчиков вернуться. Без? богов и дьяволов. Только к тем людям, кем они были. И стоить последний вердикт её нервам при любом раскладе будет дорого…

***

      То, что началось с мстительного посыла уколоть и задеть обидчика словом, подвело Рей к пониманию чего может стоить ей и нанесённая Реном обида, и учинённая им же свобода. Дико, но это освобождение имеет все шансы оказаться сродни расправе. Скованная страхом выбирать, испуганная бабочка видела как на ладони все составляющие своего страха, но от одного видения он не отступал. Внутри него лежало отчаянное, безумное желание сделать всё правильно, и точно не было никакого желания ошибаться. Тем более, что это касается самого важного решения в жизни. С кем эту самую жизнь связать, так как сегодня все петли и оковы были окончательно сброшены. А в случае неверного выбора — кому эту жизнь отдать.       «Я ведь всего лишь уйду из дома и пройдусь». Обмануться не вышло. Остановка движения за время пути рано или поздно должна быть обозначена. Выбрана. Бабочка оказалась напугана одной только вероятностью воскрешения давно падших желаний. Всего лишь из-за наличия у неё теперь простой возможности делать шаги куда угодно. Самой. Без Кайло, держащего её за руку образно и буквально. Она ведь так хотела сбросить наконец эту руку, что без спросу отвела ей позицию ведомого. «А я когда-то хотела быть в своей жизни ведущей? Хотела же, правда?».       Ощущая как в мозгу пришли в движение подржавевшие механизмы, Рей поняла, что грядущий выбор будет от и до справедливым. Если она хочет жить в согласии с собой, то для честного вердикта необходимо участие всех трёх судей, отдающих свои голоса за и против. И в этот раз комбинация два к одному не сработает, чтобы чаши весов склонились к чему-то одному. Необходимо было согласие всех трёх «я». И Рен-искуситель это знал, обратившись сегодня напрямую к главному судье…       Рей смотрела в побледневшее лицо перед ней и видела, что, несмотря на весь ужас на нём, оставленный её словами, и реальную возможность воплощения сказанного в жизнь, Кайло не собирается останавливать её. Ни отводить больше руку от новой сигареты, ни забирать ключ от дома, ни замыкать её мир ни в одну из мыслимых и не мыслимых рамок. Больше не стреножит её, оставляя лежать рядышком с собою в тепле, сытости и сохранности. Он смотрел на неё в ответ, верный своему намерению отпустить… каким бы ни был её дальнейший путь. — Дьявол… — на выдохе прошептала Рей, и подняла голову к потолку, зная, что там нет для неё ответов. Их нет нигде, кроме как в ней самой. Они всегда там были. Пока некоторые из них не оказались изгнаны или нагло, насильно переписаны чужою рукою. «А ведь так хотелось дойти до них самой…»       Сарказм судьбы: если вкус свободы был сладок, то вседозволенность опьяняла. Ступая по исхоженной тропе без.ответов, бабочка вознамерилась докопаться до не.видимых сердцу мотивов Кайло. Небесному судье хотелось иметь на руках как можно больше хороших карт для последней решающей партии, раз уж всё привело её к этому. Нашёл и нарушил сокровенное — больно и не приятно; собрался с силами и отдал ключ — вдвойне не понятно. Значит… — Да что вообще всё это значит? — цокая по полу каблуками, Рей зашла с порога обратно в квартиру. Гулять по городу приятнее без камней бесконечности на душе, и раз сбросить всю скопившуюся горку ей не по силам, то уж парочкой эмоциональных булыжников она вполне может поделиться с Кайло. Раз уж решилась разделить с ним ложе, то чего ей стоит разделить на двоих головную боль троекратного размера? — Зачем отдал мне чёртов ключ? Это что, твой белый флаг? Сдаёшься? — высказано всё было без улыбки и с претензией. Гнев мог и служил не только как средство для нападения, но и как защитная реакция на боязнь одного из трёх судей поступиться здравым смыслом. — Нет, — Кайло моргнул, стоя перед ней с понурой головой.       Рей отчитывала его с таким видом, будто прекрасно знала все ответы на заданные ею вопросы. Оставалось узнать насколько её версия правды совпадает и отличается от его. — Тогда что это значит? — Доверие. — Чушь! — она ни секунды в этом не сомневалась. — Мы уже проходили это, и ничего путёвого из этого не.вышло. Доверяешь мне, что получив ключ, я правда не уйду к нему? — бабочка продолжала успешно играть на чужих нервах, строя комбинации уже вне полей вероятности. В отличии от игры на гитаре, в этой она была виртуозом. — Доверие нам обоим. Ты не уйдёшь, а я не стану держать. А если захочешь, я не остановлю.       Рей стушевалась, стараясь разглядеть что же важное она упустила сейчас во вполне понятных словах. Все смыслы читабельны и лежали на поверхности, но чувство неясности никуда не уходило. Продолжив разбираться во всём грязно гипотетически, бабочка незаметно для себя стала стирать рамки предположений и фактов… — Он убьёт меня, если я вернусь, — в этом она была уверена на сто процентов. В случае ошибочного выбора пункта назначения сутенёр изнасилует и придушит её голыми руками. За то, что посмела уйти и посмела вернуться. Да и избавиться от трупа для того, кто воротит большими деньгами, не проблема. — Не говори, что ты этого не понимаешь, — Рей медленно подошла ближе к Кайло и заглянула ему в глаза. — Даже зная это, ты позволишь мне уйти?       Задумчивые губы искренне силились ответить что-то, но время шло, а они только сжимались, разжимались, закусывались, кривились, но этот ритуал так и не призвал к ним нужные слова. Вопреки обыкновению ответ Рей нашла, вновь вернувшись к печальным глазам перед ней. «Лучше умереть свободным, чем жить в клетке». Возможно, эта мысль и не была той самой, что пытался исторгнуть из себя Рен, но ничего более похожего на его правду в зеркале души Рей не разглядела. А отражение было ничем не замутнённым. И раз уж Кайло никак не мог поделиться истинным откровением, то пришлось довериться своей находке.       Былая уверенность в том, что вся реновская эпопея затевалась им исключительно из-за сигарет, по его представлениям лишних в её жизни, подтаяла. «Что, если плен был не средством, а целью?» Курево становилось тогда сущей мелочью рядом с боязнью Рей первое время выйти на улицу из-за угрозы расправы и мести со стороны отповерженного. Мог ли и Рен бояться выпустить её одну, ведомый тем же страхом, что и она тогда? «Паникёр, который перегнул палку, прикрываясь мотивом оздоровления подпорченного органа? Или убивавший двух зайцев одновременно?» Так оно или нет, сейчас это не было вопросом будущестепенной важности. На чаше весов в здании суда лежали куда более тяжкие материи. — Он бросил меня на произвол судьбы, — Рей пожала плечом, сдаваясь перед огрызком совести, позволившим ей так думать. — В чём же разница между вами? Ты поступишь точно так же, если позволишь мне уйти сейчас.       Она не понимала, как Кайло не боится наделять её возможностью выбора, зная, что она имеет все шансы, чтобы распорядиться ей не.верно. Или он делает сейчас всё на их общий страх и риск? Взор обратился в сторону дьявольских представлений об исходе ситуации: каким он мог быть и какой Рен был готов принять для себя. — Это для нас обоих. — Прекрати говорить размыто, — Рей прикрыла глаза и дёрнула головой; загадок внутри неё и так хватало с избытком, чтобы выслушивать новые, приходящие извне. Пора было учиться Кайло говорить хотя бы некоторые вещи прямо, если он хочет, чтобы она его понимала. Если он хочет, чтобы она вернулась к нему. — Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила она прямо в лоб.       Рен вздохнул и пошёл на уступку, о какой его просили. — Дело не в твоём уходе. Не только в нём… — поправился он, стараясь изрекать мысли проще, чем обычно: — Я никогда не выбирал за тебя. Лишь ограничивал твой выбор, но не лишал его. — Да. Ограничивал его собою, — согласилась Рей, не испытывая ни малейшей радости от своих слов, но всё равно желая высказаться. — Как и он. Только ограниченный выбор предполагает более, чем одну границу. Но откуда вам, ханжам, знать об этом? Неужели ты решил, что мне понравится твоя игра соло? — У тебя всегда были две и более, — губы на миг поджались, и Рен продолжил возражать, уверено стоя на своей правде. — Выкурить всю пачку или не взять ни одной сигареты. Бороться или смириться с пленом. Быть одной или быть со мной.       Ангельский судья повесила крылья нос, признавая неожиданную правоту обидчика-ответчика. Кайло не звал её делить с ним постель, не навязывался сам; в один день, или вернее ночь, они просто пошли навстречу друг другу, прикрываясь тем, что идут на поводу у расстроенного домашнего животного. Пошли на поводу у своих желаний, решив больше не бояться их. И то желание и по сей день оставалось для них общим. «Разве я могу желать для себя иного?» — Пусть так, — Рей слабо кивнула, не стыдясь признать своё ошибочное суждение. — Это всё равно не объясняет происходящего сейчас.       Кайло сделал шаг навстречу, подойдя ближе, и взглянул в сторону от её лица. — Однажды ты просила меня об услуге…       Рей проследила за его взглядом, он падал на закрытый кейс с винтовкой, стоящий у двери. Она бы и без этого уточнения поняла о какой услуге идёт речь, учитывая, что она была единственной и по сей день. Единственная просьба, оставшаяся — к счастью? — безответной. — Я отказал тогда, — продолжил Кайло, вернув взгляд к её лицу, — не мог принять твой выбор… но постараюсь сделать это сейчас. Каким бы он ни был. Прошу, — он указал Рей за распахнутую настежь дверь позади неё; не выставляя из дома, но отправляя на поиски последнего ответа, который, не переступив порог, она не найдёт. — Это только твой выбор. Не мой и не его.       Рей поражённо углядела недоговорённое. «Надеюсь, я смогу жить с ним».       Она подняла заслезившиеся глаза к потолку, не в силах гневаться на очередную дьявольскую праведность. Кайло подбрасывает ей одно испытание за другим точно дрова в огонь. И, если раньше это была сухая солома, поддерживающая жалкий костерок существования, то теперь он зашвыривал целые поленья откровений, будто её душа была не жалким пламенем, а вечным огнём, которому всё под силу. Огонь, что помнит всё былое. Навсегда…       Для одного дня это было слишком много. Рей не знала чьими силами она сейчас стоит на ногах, когда душа давно, плавно осела на пол. Рен бес.совестно вторгнулся в её личное пространство, а теперь толкает к самому важному испытанию, вынуждая пройти его в тягостном одиночестве. И чем прикрывается — уважением её выбора? Что ей по его мнению достанет чувства собственного не.запятнанного достоинства, чтобы он был правильным?       Рей видела, утирая с щёк долгожданные горячие слёзы, отчего-то не дарующие в этот раз желанного облегчения, что Кайло ратует за её возвращение к нему. И всё же он не мог — да и пытался ли вообще? — скрыть свой страх. Страх за неё и — в кои-то веки! — за себя без неё. В его глазах не было слёз, но Рей видела: он смотрит в ответ точно также, как она сама себя чувствовала уже продолжительное время — с боязнью заглянуть в будущее. Вот только она боялась заглянуть в своё каким бы оно ни было, а он лишь в то, где он обрёк себя на жизнь с последствиями чужого «плохого» выбора, к которому он приложил руку.       «Если ему так больно уже сейчас, пока я здесь, рядом, то что же будет потом?..» Всего несколько часов назад она страстно желала знать что же скрыто под лохматой, чёрной шевелюрой, а теперь, получив куда больше, чем когда-либо надеялась узнать, она прочувствовала через одни взгляд и мимику всего малую часть веса чужой боли, но и от той стало плохо. Тот же страх и опасения, что сковывали её саму сейчас. Возможности и шансы пугали его точно также, и куда сильнее настоящих желаний, личных и общих. Ведь признать чьё-то право выбора ещё не значит признать сам выбор.       Тоскующие о прошлом и беспомощно остерегающиеся будущего глаза вызывали в Рей желание подойти ближе и… Для начала поцеловать усталые веки, потом, возможно, обнять, прижавшись к груди, а после ещё как-то утешить. Сказать что-то простое или глупое, вроде «Помнишь, как мы проспали сегодня до обеда? Светило солнце, нам было тепло и приятно и ты спросил счастлива ли я? Думал ли ты тогда и о своём счастье тоже?» Эти слова и жесты ничего собой не обещали бы, не забирали боль на себя, а сообщали, что «я чувствую то же, что и ты, мне также страшно ошибаться и принимать верные решения». — Не смотри на меня так, — Кайло прочел её намерения в отношении него и, словно отговаривая от задуманных поступков, отошёл на пару шагов дальше, бесконтактно отодвигая её от себя. — Я приму любой исход, каким бы он ни был. — Ты не можешь… — губы и плечи Рей задрожали; слёзы становились всё горячее и горше, а тяжесть в голове и на сердце никак ими не смывалась. — Не можешь вот так отпустить меня. Я в это не верю. После всего…       Задрожавшие следом ноги больше не держали судейскую коллегию. Напряжённое тело размякло, и Рей ухнула на стул возле круглого кухонного стола. Солёная вода из глаз без толку пыталась омыть душевные раны…       Сидевший где-то рядом на полу трёхцветка жалобно, словно вторя общей боли хозяев, протяжно мяукнул, присоединяясь ко всем видам плача: внутреннему, внешнему и создавая до кучи самой высокой тональности кошачий. Рей воспользовалась звуковой паузой, чтобы вытереть слёзы. Хотелось, чтобы рядом был бы кто-то — возможно, родители или друзья — кто сказал бы ей, что все страхи надуманные и напускные. Хотя… Утешилась бы голосом или обманчивой фразой — возможно. Но далеко не факт, что поверила бы такому.       Страшные воспоминания были не первой свежести, но всё ещё ярки… Вот она берёт в руку окровавленный нож и не знает в чью из противоборствующих рук его вложить; вот колет себе брюхо, не в силах одолеть себя при меньших потерях; вот летит на Сансет, желая, чтобы лишь один её — но который? — страх подтвердился; вот бьёт несчастную девушку за навязанную ей роль, параллельно жалея о каждом ударе… — Тебе не нужны мои оковы, чтобы остаться.       Рей сморгнула слёзы, читая смелые слова на бледных губах. Всего за миг до речи она заметила, что Кайло опустился перед ней на колени. Его руки порывались взять её, но так и не стали. — Этого не знаем ни ты, ни я. И у меня нет желания проверять так это или нет. Свобода ценой последней ошибки мне не нужна. Я хочу жить…       Выбрав меньшее из зол, Рей тихо протянула Кайло свой ключ, вернувшийся к ней слишком дорогой ценой, и цена этому возвращению оказалась вовсе не ушедшее время. — Забери его.       Кайло покачал головой, не соглашаясь. — Забери! — Рей повысила голос. Бессильно злясь, сильнее — умоляя.       Рен снова отказал, вызвав этим у Рей тихий всхлип. На секунду она представила чем может кончиться этот спор и насколько будет оправдана и нужна такая нервозатратная концовка. Громкие крики. Новые слёзы. Может быть драка. Истерика. Бросок ключа в стену или окно… Реакция Кайло не была в этом случае значимой. Смирится или выставит. Он был прав по самой что ни на есть сути дела. Он и правда может смириться с её настойчивым отказом к поиску, но смирится ли она? Скажет ли ему спасибо, если он даст слабину? Что скажет она сама себе по прошествии времени? Рей не хотела жить с этим страхом внутри, но ещё больше она не хотела… — Я не хочу, чтобы всё обернулось катастрофой. — Как и я. — Тогда забери. Прошу. — Нет.       Рей прикрыла глаза, съедая слёзную соль в уголках искривлённых губ. Отдышавшись несколько мгновений, усилием воли она заставила себя подняться на ноги. Кайло встал вслед за ней.       «Дьявол! Почему он всегда прав? Вечный знаток того, что лучше для меня…» — Я ни в чём не уверена в этой жизни. Особенно в себе, — Рей опустила взгляд к тетради в своих руках. Пусть из-за низкого поступка Кайло доверие к нему было подорвано, но всё же… — Я никогда ничего тебе не обещала, — она заглянула в открытое лицо, зная, что ничем не.сотрёт с него многоликую печаль. — И сейчас не могу обещать, что вернусь… Но клянусь, я хочу этого больше всего на свете! — ночная бабочка привстала на носочки и поцеловала тоску во плоти, надеясь — веря? — что делает это не в последний раз.       Отстранившись и не глядя в поцелованное лицо, Рей отвернулась и пошла на выход. Шаг. Другой. Порог. Коридор. Перила. Шеффлеры. Поворот. Ступени. Сетка. Дверь. Ключ. Замок. Цепь. Звон. Тихий скрип…       Рей потянула этажную дверь на себя, чтобы выйти, но звук торопливых шагов за спиной вынудил её развернуться, и очень кстати. Сила удара была такая, что Рей не усомнилась: до того, как Кайло впился в её губы живым поцелуем, расчёты скорости сближения и силы притяжения были его последней мыслью. Зацелованная и не думала жаловаться. Холодные металлические ромбы впивались через тонкую ткань футболки в кожу спины, пока губы людей без слов общались друг с другом, точно первый и последний раз. Спеша и спотыкаясь, попадая точно в цель и мимо, желая и вкушая… Налетевший на Рей вихрь был насквозь пропитан дурно-сладким отчаянием.       И всегда немая просьба, давно, долгие-долгие дни, недели и месяцы живущая на целующих без устали устах, оказалась в этот раз обнажена, высказана и оформлена… — Возвращайся.       Всё, что успела увидеть Рей, в затяжном прыжке с губ напротив к глазам — последние нещадно блестели. Открыв ей главное — желание, второе — боль и страх, оказалось тут же припрятано. Так же быстро, как он сбежал по ступеням вниз, Рен отвернулся и пошёл прочь. Сжульничал? Или воспользовался козырем, не имевшимся у его соперника? Тем, что он рядом.       Рей вышла за дверь и вернула замок на место. Не похоже, чтобы Кайло приберегал это слово на чёрный день в качестве туза в рукаве, даже, если думал об этом еженощно. Бабочка смотрела вверх на неподвижную спину, застывшую белой глыбой, едва тело ступило на пол этажа. Человек не оборачивался, но…       Рей задрожала, казалось, ещё до всех волн мурашек, скатившихся с неё одна за другой. Могучая, широкая, сильная — обессиленная — спина дрожала. Не от холода, слёз или боли — разве что всё это было внутри человека — от того, что Рен закрыл глаза руками и стоял, отвернувшись, и беззвучно крича в пустоту. «Не в пустоту». Эта беззвучная мощь и сотрясала всё тело всегда спокойного, всегда уверенного, всегда знающего что он делает человека…

***

      Рей вспоминала с каким чувством проснулась этим утром. Умиротворение. Она нашла для себя покой в момент, когда смогла улучшить чью-то жизнь. Тем ли занимался и одинокий снайпер, работа которого была в обратном? «В этом весь Рен». Делающий какой-то затяжной, затянувшийся правильный поступок. В этом его правда — так надо и всё, так правильно. Изменил ли он себе тем, что отпустил или наоборот открыл доселе невиданные глубины совести? Сходил ли он сейчас с ума, представляя всё, что с ней может сделать тот, другой, если она вернётся к нему?..       «Ты его видела. Да. Если я не вернусь он иссохнет там, как мумия, не в силах поднять себя с кровати и открыть дверь! Эгоистка! Он просыпался по утрам и вставал с кровати задолго до вашего знакомства! И с каким чувством он это делал? Хороший вопрос! Нет, плохой. Он сам сказал, что всё перетерпит, так что думай о себе, а не о нём. Ты ему ничего не должна. Как и он мне!»       Она слепа, но позволяет увидеть слепого. Она глуха, но позволяет услышать немого. Она чиста, но позволяет касаться… Рей повела плечом, и смахнула чумазых мурашек вниз к предплечьям. Прохладно. Под кожей.       Девушка сидела в парке на скамье. Рядом лежала сумка, стихоплётная тетрадка, а в руке покоилась зажжённая сигарета. Раскуривали её одни огонь и ветер, Рей к ней и губами не притронулась, хотя до фильтра оставалось всего ничего. Глаза смотрели вникуда, а перед мысленным взором стоял и не желал выветриваться образ кричащего, беспомощного человека. Как долго он так кричал? Срывать связки ввиду немоты он вряд ли мог, да и что могли принести ему эта тишина с голым незвуком? Было ли это достаточным для него, чтобы излить то, что оглушало изнутри? Найти облегчение? Или подобно слезам Рей, отказавшими в этот вечер выполнять положенную им функцию, мощь крика так и не смогла сгладить ни один из острых, режущих углов внутри сердца человека?..       Рей прикрыла глаза, качнув головой, и бросила прогоревшую до фильтра сигарету на землю. Руки потянулись к закрытой тетради и переложили её со скамьи на колени. Подобно тому, как Кайло открыл тайник, вбирая в себя то знание, что не следовало, Рей казалось, что и она стала не.вольным свидетелем того, что не принадлежало чьему-либо взгляду ни в какой форме. Белая спина, расставленные в стороны согнутые локти и дрожь, идущая из недр души… «Теперь мы квиты». Удовлетворения в этой мысли не было ни на йоту.       Руки открыли тонкую тетрадь и пальцы стали перелистывать одну страницу за другой. Горящие после иссохших слёз глаза перечитывали иногда вдумчиво, иногда поверхностно. Стихи были и ровные, и со сбивающимся ритмом, попадающие точно в размер или отступающие от общей нормы. Какие-то французские слова Рей пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить, а некоторые сочинения на родном языке уже и вовсе забылись: когда, при какой ситуации и в какой промежуток времени это писалось. Но последнее сочинение…       «Закончи его. Последний стих, про аэропорт и тоску…»       …она помнила хорошо. И перевод, и значение, и ситуацию, и предысторию. Aéroport, аérogare Аэропорт, аэровокзал, Mais pour tout l'or m'en aller Жаль, но мне надо уезжать. C'est le blues, l'coup d'cafard Это — блюз, это — тоска, Le check out assuré Пройден контроль.       Это было единственно цельным четверостишием на этой странице. Вокруг него кружили правки и добавочные слова для лучшей рифмы, или фразы-заметки на будущее, для оформленного, цельного произведения. Слова о том, как она умирала от скуки и апатии у себя на родине и отчаянно искала выхода. Рей силилась узнать себя в этих строках. Силилась вспомнить ту мечтательницу, что писала их. Насколько далеко она теперь находится от той не глупой, в меру послушной, разумной, тоскующей девочки? Тоскующей о себе будущей, и нашедшей в этой тоске мотивацию к действию. Верящую в то, что всё в её жизни будет всенепременно лучше настоящего. Так ли далека она сейчас от себя былой, имеющей одну большую цель в жизни — найти свою любовь и счастье? Где сейчас была та девочка, что писала предвестие этого счастья и где сейчас были те цели, идеалы и мечтания, казавшиеся когда-то такими далёкими, но по-родному близкими?       Глаза потянулись в сторону заката. Солнца между домами видно не было, только краски неба. Сансет. Сегодня он был голубо-оранжевым. Не слишком ярким, меньше красных тонов при переходе к тёмно-синему небу. Редкие белые облака разбавляют цвета пушистой рябью и убегающими по ней солнечными лучами. От обиды и досады обо всём и вся хотелось обозвать пейзаж холодным или равнодушным, но язык не поворачивался. Даже в самые прохладные и жестокие дни в этом городе Рей поднимала глаза к небу и видела в нём больше тепла, чем встречала его в людях, проходящих через, но всё равно мимо её жизни.       Краски рождали собой прекрасную иллюзию. Красота была настоящей и неподдельной. Её тепло, увы, вымышленным и надуманным, но от этого не менее реальным. Таким ли оно казалось девочке-подростку, влюблённой в это же небо на картине, висящей на стене в детской? Сколь много боли принесла ей жизнь под этим небом за все минувшие годы, а возненавидеть всегда живую, настоящую, свободную природу Рей так и не сумела. Калифорния всего лишь штат. Лос-Анджелес всего лишь город. Небо только лишь небо. Оно не было единственным в мире, под каким произрастали жестокость и насилие, какую бы форму они не имели. Но именно эти закаты часто утешали Рей и разделяли сутки на до и после. Так и сейчас, один из сотен и тысяч закатов Города Ангелов готовился дать ей то, что она в этот момент искала. Но сегодня это не было утешением. Сегодня ей нужна была правда. Такая же живая, настоящая и освобождающая, как само небо… Скай.       Последнее чувство полноценной уверенности в себе и в том, что она делает, Рей испытывала при отлёте за океан. Никогда за всю её жизнь она не была настолько уверена в своём будущем, как тогда. Не в плане будущей профессии и рода деятельности, для этого и был дан ей ещё год после школы, чтобы увидеть мир и выбрать своё дело в нём. Но она обладала абсолютной уверенностью, что на земле Калифорнии найдёт своё счастье. Не большое или маленькое, но личное, ни с чьим не сравнимое, только по-своему лелеемое. Так ли оно случилось? Могло ли на сегодняшний день оно считаться сбывшимся? Была ли ещё жива сама мечта, или пала под огнями бульвара Сансет, исполненная в покорёженном, деформированном, у.богом виде?       Все удавки и ошейники сброшены, но в то же время до сих пор ощущались Рей. Удавка номер один и была тем незримым утраченным ею. Осталась только фантомная боль словно после ампутации конечности. Не любовь, но эхо того, что было ею когда-то, всё ещё нависало над душой мрачной тучей. Развенчанное чувство стало безымянным, а имя его творца не.желанным и уху, и сердцу.       До рассвета ещё далеко. Ночь длинна и полна ужасов. Время шло, и ужасов грядущей Рей видеть и испытывать на себе по-прежнему не желала. Прохладный воздух остужал редкие горячие слёзы, лёгким ветром исполняя их обязанности — успокаивая. И мысли, и страхи. В ночи не было ничего, чего бы Рей не испытывала прежде. Страх темноты, одиночества, тишины, бесконечности, отрешённости. Теперь и последний страх бежал, умирая в дороге, подгоняемый закатным небом к новому светлому дню. За звёздами в синеве придёт рассвет. «И я хочу его увидеть. Встретить. Не один. И не одна».       Желания ошибиться как не было так и нет. «Но могло бы быть, — ангельский шёпот и раскаяние: — Должно ведь быть! Правда должно? О, боже!..»       Время около девяти, и ещё несколько месяцев назад бабочка как раз бы выходила из дома, чтобы за час или меньше долететь до работы. До точки еженощной распродажи, не знающей отбоя от случайных, постоянных, не.благодарных клиентов. Был бы товар…       Рей порылась в своей сумочке. Бумажник пуст, но в потайном кармашке обнаружилась сотня баксов. На такси хватит с избытком. Глаза обратились за осуждающим советом к закату. Он темнел минута за минутой, сдаваясь в объятия ступающей по земле ночи. «Сдаваясь или отдаваясь? Капитуляция из беспомощности или решение из желания? Каков был не.ведомый закон жизни природы?»       Рей открыла заплаканные глаза шире, окунаясь в не.позабытый кошмар наяву… Трое судей смотрели на своё прошлое, точно на разматываемую перед носом киноплёнку, во все глаза. Закатное небо заполнялось чувствами, запахами и образами: хотя бы раз в жизни, пусть через боль и слёзы, но для всех трёх существ общими…       Одна, безмолвие, душно, полумрак, грязь. Вечер, душ, перекус, волосы, ногти, помада, тушь, тени, лифчик, стринги, юбка, сумочка, сотовый, наличка. Закат, бульвар, шлюхи, сутенёр, кличка. Ночь, клиент, второй, третий, бессчётный, гадкий, грубый, хамский, поддатый, властный. Мотель, шесть утра, забвение, сигарета, побег. Звонок, скандал, смирение, дорога, отель, номер, дверь, ключ, тишина, голод, жажда, сонливость, усталость. Окрылённость, измождение, самоотдача, поклонение, уклонение, наклон, прогиб, изгиб, надлом, шире, громче, тише, сильнее, спина, кожа, липко, тело, туша, душа, удушение, сознание, осознание, забытьё, голос. Одежда, такси, лестница, кровать, тишина.       Трое судей разом выдохнули и сразу втянули прохладный вечерний воздух поглубже в лёгкие. День сурка в падшем, распадающимся ангельском мире был ощутимо отличным от того, что имела ночная бабочка в последнее время… Судьи повторно вгляделись в многоцветное небо, прося ещё разок смотреть и видеть одно и то же. Всем «я».       Он, кот, тепло, утро. Окно, солнце, душ, завтрак. Крыша, воздух, свет, зелень, поливка, уборка, ремонт. День, обед, «мяу!», Он. Поцелуй, один, второй, ответный, повторный, шутливый, игривый, чувственный, сладкий, заигрывающий. Установка, починка, покраска, сборка, руки, сила, грация, цвет, запах, мебель, гитара. Вечер, дождливо, уютно, полусонно, ванна, волосы, окно, закат, звезда, вторая, третья, бессчётная, темнеет. Ночь, рядом, вместе, близко, тесно, просторно, спокойно, жарко, устало, нужно, желанно, приятно, охотно, ласково, крепко, смело, осторожно, долго, мало. Тишь, дыхание, сон, сновидения…       «Ты счастлива?.. Возвращайся».

***

      Погибший страх оставил за собой не.лёгкий шок на женских плечах. До.верие переросло в укрепляющуюся веру, принёсшую с собой широкую, чуть истеричную улыбку на уста мужчины.       Не.высказанное облегчение «Как ты посмел меня отпустить?!» — что лицу поцелуи.       Не.высказанное ответное «Как ты посмела меня оставить?!» — что сердцу объятия.       Двое людей стояли обнявшись посреди рукотворного райского сада на поднебесном этаже. Безмолвно громогласная мольба в их сердцах предавалась от одного к другому заклинательным набатом: «Не отпускай меня! Не отпускай! Не отпускай…»       За окном доживал своё закат. Во всём доме стояла тишина... И только разбуженный общей радостью кот, торжествующе оповещал соседей снизу о единении всех и вся в его небольшой, но дружной семье…