Californie

      Завёрнутая в кокон из тонкого мягкого одеяла, точно гусеница, которая рано или поздно должна будет стать новорождённой бабочкой, Рей лежала на кровати и дрожала от холода. В ушах стоял неясный шум, напоминающий шум дождя за окном, но тёплый свежий воздух не мог дать ответ, так ли оно на самом деле, так как вся мнимая или настоящая свежесть напрочь перекрывалась запахами мужского одеколона и дорогих сигарет, витающими в помещении.       Чужие руки; это ощущение-воспоминание было единственным, что сквозь дымку в голове Рей помнила о происходящем с ней в последние часы. Чужие руки принесли её в это место, чужие руки раздели её догола, чужие руки погрузили её безвольное тело в ванну и бережно омыли его; и одному богу известно, было ли это похоже на купание младенца или омовение покойницы. — Чужое… Чужое… — сквозь пелену в разуме бормотала она, ворочаясь в тяжёлой, противной, рассеивающейся полудрёме. Шёпот срывался с её губ словно молитва, нацеленная сохранить внутри души одну единственную правду. Чужие руки; было жизненно важно держать это в голове, не забывать об этом ни на секунду, пусть и цена этому была высока — на берег сознания невольно выплывал встречный вопрос: если рядом кто-то чужой, то где же её, Рей, родной человек? И к своему ужасу она помнила где. Он был без лишнего внимания со стороны сотрудников больницы задушен плотной подушкой, накрепко прижатой ко рту и носу и перекрывшей воздух. Запросто. В несколько коротких мгновений.       Рей зажмурилась и хлюпнула носом, щекой потершись о наволочку, насквозь пропитанную слезами. «Он ушёл без боли, господи, пожалуйста, прошу, пусть он ушёл без боли…» Эта немая просьба-убеждение уберегала её от развития мысли за рамки терпимого уровня непринятия. Тем временем эффект от неизвестного препарата, впрыснутого в её организм, шёл на спад, что не сулило ничего хорошего, ведь всё, что она могла бы обозначить этим словом, «хорошее», унёс с собой Он. И Рей со всей тягой в сторону неизбежного надеялась, что убийца проводит её к Нему как можно скорее, ведь на долгое пребывание в объятиях Хакса рассчитывать не приходилось.       Она пошевелилась и вытащила из кокона правую руку, вялым, медленным жестом утирая слёзы с щёк. Чужак рядом. Рей слышала и его по-кошачьи тихие шаги на мягком полу, и его мерное дыхание. Недавно он вставал с места чтобы открыть окно, и в этот момент Рей осознала, что холод, от которого она мелко дрожит под одеялом, на самом деле внутри неё, так как в помещении было тепло, а то и жарко. Прищурившись, она видела только расплывчатое пятно, уловив, что Хакс был раздет по пояс, разгуливая по просторной комнате в одних чёрных джинсах.       Когда объёмное пятно перед ней стало более чётким, Рей крепко зажмурилась, не желая, чтобы этот новый мир вокруг неё собирался в единую живую картину, но её желания в расчёт отныне никто не брал. Фокус почти вернулся, и человек рядом приблизился к ней, заговорив ласковым, заботливым тоном: — Не торопись. У тебя, наверное, и голова сейчас болит.       Рей приоткрыла слезящиеся глаза, и какая-то её часть беззвучно хмыкнула, когда другая только всхлипнула в ответ на общую мысль: что осталось неизменным, так это то, что пытка как и в прежние времена началась для Рей с внимания этого мужчины. Серые глаза, полные светлой грусти, смотрели так, словно хозяин недвижимости бросал взор на своё жилище после долгого отпуска, в своём нетерпеливом желании поскорее войти в него. За его спиной Рей боковым зрением выхватила просторнейшие, приличные апартаменты, но ощущение в груди осталось неизменным: им двоим было неизбывно тесно в одном пространстве, каких бы масштабов и какой бы паршивости оно ни было. Казалось, даже объём воздуха был предназначен только одному из них. — Ну здравствуй, любовь моя.       Рей ощутила на своей щеке покалывание от поглаживания крупной, болезненно сухой рукою. Кожа пальцев Хакса была куда более шершавой, нежели она помнила, словно он долго и самозабвенно занимался ручной работой совсем иного толка, нежели пересчёт выручки и ласкание женских тел. — Давай, просыпайся, Рей.       Несмотря на всю мягкость и плавность речи, Рей терпела звук его голоса, как терпят операцию без наркоза — с беззвучным криком и тщетной мольбою о скорейшей потере сознания. Сознания, что со стыдом и горестным сожалением воскрешало в памяти времена, когда этот голос казался ни много ни мало песней. Сознания, ищущего как путник в пустыне источник воды, родной тишины Его голоса. Голоса, которого не было, нет и которого уже никогда не будет ни видно на губах, ни слышно в сердце. Спина Рей при воспоминании о последнем миге в стенах больницы до боли заныла; казалось, будто хребет внутри кто-то взял и не сломал, но вывернул в противоестественное положение, что теперь невозможно свободно вобрать воздух в грудь; невозможно было даже подумать о свободе любого рода. Разве что попрощаться с ней, вкусив Его имя на губах. — Кайло… — выдохнула Рей и следом едва не задохнулась. Мнимая забота и нежность испарились как всегда в один миг. Хакс со всего маху закрыл ей рот, грубо прижав его ладонью с такой силой, что её голова оказалась вдавлена в подушку, а то и в матрас. — Правило первое, Ангел, — произнёс он нараспев с хищной улыбкой на губах. — Табу на имена чужаков. Как те двое, помнишь?..       Хакс продолжал что-то говорить, но в голове у Рей билось эхом «чужак, чужое, чужие…» После стольких лет общей истории, это слово было, возможно, не самым честным для описания их отношений, но самым нужным и сокровенным, и Рей почти жалела, что Хакс об этом даже близко не догадывается. — …Мамы и папы у девочки Рей давно нет, зато для моей Скай я всегда буду рядом. — Рей ощутила мокрый язык на коже шеи и, если бы не общая заторможенность, то непременно вздрогнула бы. — Рядом… Чего уже не скажешь о твоём дьяволе, м? Я ведь от него избавился, мой Ангел. Ты же помнишь?       Рей согласно кивнула, подыграв, и стоило осклабившемуся Хаксу убрать ладонь от её рта, как Рей собралась с силами и плюнула ему в лицо. Зажмурилась она после этого даже быстрее, чем Хакс замахнулся рукою для пощёчины. Впрочем, в последний миг он остановился, чем удивил её. — Какой дешёвый трюк, — он стёр плевок с лица и вытер об лицо изворачивающийся Рей. Когда он почти убрал руку, она попыталась его укусить и поплатилась за это тем, что Хакс крепче сжал свою ладонь, сместив её так, что её ноздри закрылись его ямкой между большим и указательным пальцем. — Дьяволу тоже не хватало воздуха, Ангел. Хочешь знать, что он чувствовал, как это было? — Хакс вдавливал голову Рей в подушку, приговаривая псевдоласковым, хищническим тоном: — Он тоже задыхался, я это чувствовал. Или ты думала, что он ушёл мирно, без боли? О, нет, солнце моё, это вряд ли…       «Ушёл без боли». До этого момента эта мысль, эта надежда была последним спасением Рей, единственным оставшимся ей утешением и она не спешила спускать Хаксу с рук такую жестокую кражу. Она принялась бить по натянутым мышцам голой руки, не в силах отвести взгляда от серых, удушающе грозных глаз над собой. Хорошо, что хоть этого зрелища Кайло не видел за подушкой.       Гневно рыкнув, Хакс резко убрал руку, оставив Рей хрипеть и откашливаться. Когда дыхание худо-бедно восстановилось, она приняла сидячее положение, только сейчас поняв, что под одеялом она совершенно голая. И Хакс тоже про это помнил, когда одним грубым жестом сдёрнул всё одеяло на пол, и только гнилостно усмехнулся, глядя на Рей, скрестившую ноги и закрывшую руками грудь. — Ради бога! Не смеши меня!       Это тело уже давно ему не принадлежало, но сейчас не хотелось отдавать на растерзание его вечно жадного взгляда и крупицы своей кожи или волос. Ему не следует касаться её даже глазами, потому что самый мимолётный взгляд резал по сердцу точно острый лист бумаги — пронзительное и скверное ощущение. — Неужели мы начнём буквально настолько с самого начала?       Рей только хмуро, с болью на лице смотрела на него, нисколько не заинтересованная его планами на неё. Однако, Хакс буквально жаждал контакта с ней, пусть пока и не сексуального характера. Он убрал отросшую рыжую чёлку с глаз и опустился на корточки, положив локти на изножье кровати, оглядывая застывшую в одной позе Рей с интересом механика, что пока не понимал, в каком месте у когда-то прекрасно работающего авто скрыта досадная неисправность. — Не очень-то ты по нему горюешь, а? — задумчиво произнёс он, глядя на тонкие следы от слёз на лице Рей, явно рассчитывая на полноценную истерику. А тем, что имелось по факту, упиваться у него, увы, не выходило. — Я думал, ты мне войну здесь устроишь. — Считаешь, мне есть за что воевать? — прокашляла Рей, думая о Хане и Лее, которым придётся хоронить сына дважды. За жизнь Кайло она бы и правда пошла войной на Хакса, не останавливаясь, пока не выцарапает ему глаза, но теперь любые потуги казались тщетными. А её, Рей, жизнь была отвоёвана уже давно. То, что происходит сейчас, находилось для неё где-то за гранью. За гранью жизни с Кайло, где пока не ясно, было ли вообще хоть что-то, за что стоит бороться. — Так значит, ты так и не научилась любить свою жизнь? — прищурился Хакс, улыбаясь на одну щеку. — Впрочем, это же Рен, так что с кем поведёшься, да?       Что-то в его словах задело Рей, и её пристальный взгляд глаза в глаза уже перестал казаться стоящей идеей, и она отвернулась. — Может быть и правда он не стоит особых слёз, — продолжил рассуждать Хакс. — В конце концов, что в нём особенного, да? Много кто на его месте помог бы тебе. Только вот знаешь, в чём соль? — Хакс поднялся на ноги и присел на край кровати. Рей, чувствуя, как её дрожь от внутреннего холода усиливается, нехотя вернула взгляд к лицу рядом. — Ни один нормальный человек, узнавший кому — ночной бабочке на секундочку! — он помог, ни за что в здравом уме не назвал бы свою помощь любовью. — Ты ничего о нём не знаешь! — рыкнула Рей, вызвав своим запалом новую гнилую ухмылку на бледном лице. — Ой ли? Только не говори, будто ты думала, что наши с ним одинаковые шрамы — плод твоего воображения?       Рей опустила взгляд к давно изученным вдоль и поперёк созвездиям травм на торсе Хакса, задумавшись, не является ли эта фраза всего лишь дешёвым способом заставить её смотреть на него. Впервые увидев те же ножевые и следы от ожогов на теле Рена ровно на тех же местах, что и у первого, Рей и правда испытала шок, не особо доверяя своим глазам. Но теперь было сложно закрыть эти самые глаза на бесспорно очевидное; Рей была почти уверена, что её догадка, когда-то давно промелькнувшая у неё в голове, была если не верна, то точно близка к реальности: к обоим «полотнам» явно приложил руку один и тот же «художник». — Даже, если вы служили вместе, ты всё равно его не знаешь, — стояла на своём Рей, пусть даже полушёпотом. Ей виделось крайне важным отстоять эту правду: что бы ни приключилось с ними обоими сто лет назад, друзьями те переделки их явно не сделали, да и о товарищах и врагах речь судя по всему тоже не шла. — Ошибаешься, Рей…       Хакс смотрел на неё настолько завороженным взглядом, что Рей могла бы поклясться, что он видит в ней некую ценность, которую он не посмеет не то, что уничтожить, а даже коснуться рукою. При этом она понимала, что все эти разговоры о прошлом, о Кайло — это не более чем очередная искусная пытка, наверняка нацеленная на накопительный эффект: чем больше слов и фраз, тем сложнее открещиваться от новой реальности, где любое слово о Рене медленно, но верно перетекало в разряд воспоминаний. Вот только, если Хаксу эта перемена явно доставляла удовольствие, в какой-то мере, судя по его вновь мирному взгляду, даже успокаивала, то для Рей любая информация о Кайло ощущалась сродни осквернению могилы. И всё же, что-то в облике Хакса не давало полной уверенности в мотиве вербального издевательства: улыбка на лице отражала, скорее, большее знание, больший опыт, о котором Рей ничего не знает, но не обязательно измывательства. — Мы с Реном были с разных подразделений, не знали имён друг друга, зато угодили с ним в одну и ту же яму, и где, как не в таких условиях, лучше всего раскрывается человек, — Хакс встал с кровати и отошёл к столику, на котором лежала пачка сигарет с зажигалкой. Закурив, он остался рядом, в кресле, смотря на Рей, точно профессор-философ на студентку, которая пока не понимает сути рассказываемой им истории. Казалось, Хакс тоже упёрся в то, что знает нечто важное, определяющее Рена как человека, что показало бы Рей, что его суждения о нём не только не пусты, но и имеют под собой крепкую основу. — Шрамы — это наша скромная цена за молчание в плену врага. Правда, как ты знаешь, Рен получил на один «шрам» больше, чем я… — Хакс горько поджал губы, словно жалел о чём-то.       Рей догадалась, о чём он, но в диалог вступать не желала. — Да, голос, — кивнул Хакс. — Гортань. Желудок. Чёрт его знает, какие ещё потроха спалила та дрянь, что влили ему в горло, — пожал он плечом, опуская взгляд с лица Рей куда-то ей в ноги. — Первые трое до него… — Хакс передёрнул плечами, тут же замаскировав этот жест под разминание мышц. — Рен только чудом выжил. — Он поднялся на ноги и прошёлся по комнате, пряча от Рей лицо. — Надо быть конченым психом, чтобы после того, как на твоих глазах трое людей умирали, минута за минутой извиваясь в предсмертных судорогах, безропотно принять ту же судьбу.       Рей смотрела, как Хакс закурил, смакуя каждую затяжку, мечтая только о том, чтобы он подавился ей, хотя бы закашлялся. — Зачем ты рассказываешь мне это? — почти простонала она, против воли представляя всё, что тот ей рассказывал. — Чтобы я узнала, что ты ещё годы назад был конченой тварью?       Хакс обернулся к ней с оскорблённым видом. — Это за желание жить ты меня так называешь? — Жить — ценой сдачи врагу информации о своих? — Информация, — презрительно фыркнул Хакс. — Те данные и гроша ломанного не стоили, — рыкнул он, указывая на Рей дымящейся сигаретой. — Твой Кайло не меньший ублюдок, чем я, если уж на то пошло. Его самоубийственное смирение перед лицом мучительной смерти привело только к ещё худшему сценарию, по сравнению с которым мой поступок меркнет. Уверен, он и сам тогда думал, что лучше бы он, как и остальные, подох.       Хакс встал с места и подошёл к изголовью кровати, указывая в Рей сигаретой, словно отчитывал её за некий проступок. — Знаешь, чем занимался твой герой после того, как худо-бедно восстановился после «зелья»? Он отстреливал полковников и генералов своей же армии, и ради чего? Ему дали выбор: либо погибает группа пленных гражданских, арабов, помогавших американской армии, либо он делает для тех уродов то, на что у них не было ни средств, ни умений. Недостатка в пленных у них не было, так что гражданских приводили к нему в клетку по одному и убивали как скот… до тех пор, пока он не сломался и не сказал «да», вроде бы из-за какой-то убитой девчонки, — презрительно скривился Хакс. — Так что вот, что мы имеем, Рей. Это я — тот, кто знает, какого зверя ты ненадолго приручила. Твой Кайло ни одного чёртового раза не герой и никогда им не был. Его служба в полиции — это не более чем бестолковое замаливание грехов, а по существу… — Хакс приблизился к Рей, вновь присев на край кровати и заглядывая в её полные непролитых слёз глаза. — По сути, он такой же предатель как и я, вот только я из той мясорубки вышел при наименьших потерях, а его война пережевала и выплюнула остатки обратно на гражданку, вот и вся разница между нами.       Рей, не утирая стекающих по щекам слёз, криво улыбнулась, удивив Хакса. — Наименьшие потери, — фыркнула она. — Твоя империя, которую ты выстроил на Сансете, — это тоже из разряда «наименьших потерь» для тебя? — Ты о чём? — Ты и правда счастлив тем, что имеешь?       Хакс только усмехнулся. — А что, разве по мне не скажешь? Да, Рей, веришь ты или нет, но в отличие от вас с Реном, я живу по-настоящему счастливой жизнью. По крайней мере, так оно было до того, как вы с ним не пустили стайку копов по моему следу. — Выходит, Сансет — это твой потолок? — у Рей в голове не укладывалось, что такая жизнь даже для такого отпетого ублюдка как Хакс может быть пределом мечтаний, но тот всего лишь повёл плечом, признав: — Всё лучше, чем драить полы в захудалой кафешке или изо дня в день начищать пистолеты, время от времени простреливая людям головы. — Всё относительно, — парировала Рей. — О, ну конечно, солнце, — осклабился Хакс. — Ты же нашла свой «райский» уголок, да, упав в объятия этого монстра? — Я и не надеюсь, что ты себя слышишь, но… Ты хоть понимаешь, что только что описал меня и себя? — прищурилась Рей, а Хакс заливисто расхохотался. — Ох, Ангел… Ты так и не поняла, зачем я рассказал тебе про армейские «подвиги» Рена? Я не издеваюсь над тобой, любовь моя, я всего лишь хочу познакомить тебя поближе с тем, кого ты встретила два года назад, выбрав себе в любовники-спасители. Рен — не герой своей страны, не доблестный офицер полиции, и уж точно он не добрый самаритянин, просто так помогший даме в беде. Это монстр, попытавшийся утолить свои кошмары за счёт поглощения кошмаров твоих — в этом суть и его, и ваших отношений. Рен ещё десять лет назад был тем, кто выбирает наихудшие из возможных варианты, вот и с тобой он в этом смысле «не пролетел».       Рей не согласно качала головой, разве что уши себе не закрывая руками. Она не должна была всего этого слышать, ни о прошлом Кайло, ни вообще о чём бы то ни было, связанным с ним. Отвернуть её от Кайло у Хакса не выйдет, но он будто на это и не рассчитывал, опорочить память — но Рей была не в том состоянии, чтобы занимать сейчас голову моральными дилеммами. И выходит, что всё, чего смог добиться Хакс, это дать ей взгляд со стороны — но и в этом она не нуждалась и не могла найти ни утешения, ни горя — только новую живительную боль, напоминающую о том, что она, Рей, осталась, и ей волей-неволей придётся что-то делать со своей жизнью. А распоряжаться тем, что у тебя вот-вот вновь заберут, распоряжаться последними крупицами свободы, к которой за время жизни с Кайло она слишком привыкла, было страшно, но иного выхода не оставалось. — Он видел, кто я, ещё в тот день, — прошептала она тоном, словно это были её последние слова Хаксу. Даже больше — словно дальше этого разговора, этой ночи, этих минут её жизнь и вовсе не продлится. — Какой ещё день? — не понял Хакс, но сам невольно, отразив Рей, понизил голос. — Ваша первая встреча, в дверях моей квартиры. После твоего внеочередного пыточного марафона. Было раннее утро, я едва дышала, лёжа на кровати, — взгляд Рей рассеялся, она смотрела сквозь лицо Хакса, видя перед мысленным взором лицо человека, стоящего в дверях с гитарным кейсом в руке; по её щекам струились тонкие мокрые линии. — Дверь была открыта нараспашку. Рен поднимался к себе, остановился, посмотрел на меня… и прошёл мимо. — Хочешь сказать, что он должен был рвануть и спасти тебя «из лап чудовища» уже тогда? — фыркнул Хакс. — Нет, — Рей слабо улыбнулась, вновь удивив смотрящего на неё. — Он не мог не пройти мимо не потому что увидел шлюху, затраханную до изнеможения сутенёром, а потому что я была той, кто «прошла мимо». Задолго до встречи с ним. Я была той, кто забила на себя. Он только отразил этот факт. Наверное потому я и запомнила тот день. Не из-за того, что он узнал тогда правду обо мне. Я — узнала её о себе.       Хакс нахмурился, потирая правую ладонь. Рей заметила этот жест, полагая, что ей предстоит встретиться со смачной пощёчиной, но взгляд Хакса её поразил. Он смотрел на неё почти что с уважением или как минимум гордостью, словно она открыла ему через свои слова нечто о себе, о чём он даже не подозревал и… судя по недоброй тоске в серых глаза почти завидовал ей, что она обладает чем-то, что видится недоступным для обладания ему. — Что ты видишь во мне, Рей? — спросил он столь же тихо, словно мнение Рей вдруг стало для него по-настоящему важным и весомым. — Спрашиваешь жестокую правду, чтобы ты наконец мог ударить меня «за дело»? — она всё ещё поглядывала на расчёсанную правую ладонь, покоящуюся на его колене. — Клянусь твоей жизнью, что не подниму на тебя руки, что бы ты ни сказала. Ответь, Рей, — попросил Хакс, вытравив из своего взгляда призрак лёгкой усмешки и, что было ещё страшнее, искреннего человеческого интереса.       По-прежнему глядя на его ладонь, о тяжести которой она знала не понаслышке, Рей пошла ва-банк. — Всё, что я вижу в тебе, так это безмерный страх пустоты, страх, что однажды вся эта эпопея с бульваром Сансет для тебя закончится, а ты так и не поймёшь толком, с чего вообще её начал и к чему надеешься прийти. Думал, что можно «починить» человека, посредством излома целостного; верил, что разрушая, созидаешь, что низвергая душу, вместе с тем воздвигаешь нечто. И со мной ты воздвиг… — Рей согласна кивнула головой, но следом качнула подбородком в стороны… — собственный пьедестал, на котором ты так и не смог удержаться, — выплюнула она. — Разве? — хмыкнул Хакс, будто бы и вовсе не оскорбившись, но глаза его горели злым, горестным огнём. — Можем проверить это прямо сейчас, как тебе такая идейка, Скай? — Хакс встал одним коленом на кровать, другой ногой оставаясь на полу, и схватил Рей за скулы. — Посмотри мне в глаза, Скай, я знаю, что ты ещё здесь, ну же! Иди ко мне, Скай, — позвал он.       Рей боролась одновременно и с ним, и с собой, убегая взглядом прочь, и поняла даже больше по глазам Хакса, чем по собственным ощущениям, что он своего добился, вызволив «на волю» свою любимицу, достучавшись до «нужной двери» в сознании Рей. Её взгляд вмиг стал столь же обозлённым, что и у него. — Знаешь, что самое смешное, Арми? — Просвети, любовь моя, — Хакс повёл кончиком носа по щеке Рей, а та даже не вздрогнула, настолько гнев бушевал в ней. — Как ни крути, но в конце концов это ты приполз ко мне, а не я пришла и постучалась в твою дверь, — Рей ощутила руку уже не на скулах, а на своей шее, засипев: — Ты делал всё, из кожи вон лез, только чтобы привязать меня к себе. А чего добился? — Если я и привязался к тебе, Скай, то это отношения не более чем хозяина и щенка, которого жалко топить, — он впился с поцелуем Рей в губы, и к её досаде вовремя разорвал его, иначе бы она точно прокусила мягкую ткань. — К слову о животных… — Хакс столь же резко, что и напал, слез с неё и вытащил из кармана джинсов сотовый.       Гнев в глазах Рей пошёл на спад, пока она вытирала рукою губы, отплёвываясь, и следила за тем, как Хакс кому-то звонит. Когда ему ответили, он приказал: «Принеси эту тварь», отчего сердце Рей забилось чаще. — Да, вечер первый выдался насыщенным, ничего не скажешь! — прошёлся Хакс по комнате с блуждающей на губах улыбкой. — С Рей у нас не заладилась беседа. Скай противится даже лёгкому поцелую. Проверим, сможет ли Ангел порадовать меня своей мольбою? — Не трогай его! — попросила Рей, с новой порцией слёз в глазах, уже понимая, какую «тварь» должен принести безликий некто. И предчувствие её не обмануло. В дверь постучали и передали пушистый трёхцветный комок на руки Хаксу, вернее, тот грубым жестом взял этот вякающий комок за шкирку. — Прошу, не трогай его, — протянула Рей дрожащим голосом, глядя как Хакс пытается усмирить вырывающегося из его хватки Дарта. — А я ведь велел тебе избавиться от него, Ангел, когда была возможность, но ты меня не послушал.       Хакс размашистым жестом, пока кот не исцарапал ему все руки, швырнул его на кровать. Рей поймать его не сумела, однако, Дарт сам успешно приземлился и прильнул к ней, привстав на задние лапы. Рей была бы рада и просто погладить его, но защита Дарту сейчас явно нужнее простых ласк, так что она закрыла его как могла в своих объятиях. Хакс только садистски улыбался, глядя на её дрожь и тревогу за любимого зверя, казавшегося сейчас каким-то особенно маленьким и беззащитным. — Ты подаришь мне поцелуй? — попросил он, приблизившись. — Настоящий поцелуй. Взамен твой маленький пятнистый демон будет жить. — Хакс подсел на кровати вплотную к Рей и потянулся рукою к коту, чтобы погладить. Тот обернулся и зашипел на него, и Хакс остановился при этом глядя на Рей так, что не оставалось сомнений, что в случае её отказа, он запросто свернёт коту шею. Он приблизился к её лицу, и Рей выдержала, не отстранившись.       Хакс брал из этого поцелуя всё, что хотел, углубляя его, то наращивая, то сбавляя интенсивность…       «Чужое, Рей… Чужие руки. Чужие губы. Чужой язык», — нашёптывала она себе в мыслях, пока руки вцепились в шёрстку Дарта. И в миг, когда он издал недовольное «мяу», сердце Рей пропустило удар. Это было предательство. Предательство их семейного трио, где человек, целовать которого в компании трёхцветки можно было преспокойно и с истинным упоением, выглядел как единственно правильный и желанный.       Хакс отстранился, с любопытством глядя Рей в глаза. — Видишь? Это было не так уж и сложно. Я же говорил, мы всё с тобой восстановим, — он ласково провёл пальцем по губе Рей, и та только силой воли удержалась от того, чтобы не защемить тот зубами. — Однако, есть одна маленькая проблемка… — Хакс огорошил тем, что в два счёта вырвал у неё из рук Дарта, и держа за шкирку отошёл прочь. — Не надо, прошу! — Рей спустила с кровати ноги, готовая рвануть вперёд в любой миг. — Прости, Ангел, но я хочу добиться твоего возвращения своими средствами и сделать это без посторонней помощи. — Нет! Нет! — Рей встала на ноги, выставив руки вперёд, словно старалась успокоить не выглядевшего разъярённым Хакса, но было поздно. Тот ровным шагом отошёл к распахнутому окну и преспокойным жестом швырнул в темноту ночи извивающегося в его хватке Дарта. — Нет!!! — взвизгнула Рей и подбежала к окну. Обнаружив за ним балкон, он ступила на пару шагов ближе, и едва не перевалилась за перила, в которые вцепилась руками. К горлу подступила тошнота. Квартира, в которой они находились, располагалась на по меньшей мере шестом этаже дома, и в темени, стоящей вокруг, было не разглядеть ничего, кроме голубой водной глади бассейна внизу. Куда упал Дарт было неясно, то ли где-то внизу на асфальте, то ли в траве на площадке, рядом с бассейном, то ли… И тут Рей увидела — небольшое тёмное пятно, маленькое неподвижное тельце на парковке чуть дальше газона… — Полагаю на этом всё, теперь мы точно остались вдвоём, — услышала Рей за спиной и ощутила на себе захват из рук, одна из которых потянулась и накрыла голую грудь, а другая скользила вниз, к промежности. — Дарт!.. — пискнула плачущая навзрыд Рей, но одна из рук резко освободила её грудь и пережала горло, что она только зашипела, не в силах издать ни звука. — Вот уж правда, повторение — мать учения. Табу на имена чужаков, мой Ангел. Помни об этом, когда в следующий раз решишь осквернять воздух именем дьявола или вашего с ним маленького отродья.       «Имя дьявола… ваше с ним отродье».       Скай боролась со слезами и с руками на своём теле; на теле — как она открывала для себя в этот миг, — никогда по-настоящему не принадлежавшему мужчине, стоящему сзади…       Горящий ангел стоял у длинных перил, готовый умереть — и он точно знал, что дьявол пойдёт на это, — за любовь к своему Богу…       Рей стояла на холодном полу, глядя в темноту ночи на их с Кайло единственного — теперь, как и его отец, навсегда спящего — малыша…       Рей вцепилась в руку своего дьявола, прохрипев так, чтобы он точно услышал: — Люблю… Дарт… и Кайло.       Дьявол коротко хохотнул и утянул своего падшего ангела прочь от живительного воздуха ночи обратно в тёмную пещеру комнаты, наполненную сигаретным дымом, горьким одеколоном и слезами…