Роза с мусорной кучи

За тот небольшой промежуток времени, что Меропа провела в доме Реддлов, погода успела испортиться – на солнце, ещё недавно ярко светившее, наползли тучи, зелёная трава приобрела сероватый оттенок, а откуда-то сверху донеслось недовольное ворчание, словно там, на небе, ворочался огромный разбуженный зверь. Впрочем, Меропа, раздираемая собственным зверем, яростно скребущимся в грудную клетку, почти не заметила перемены погоды. «Он меня не любит! Никогда не любил и никогда не полюбит!» – всхлипывала она, несясь по улице, спотыкаясь, наталкиваясь на прохожих – к счастью или к несчастью, их стало заметно меньше, – шарахаясь и несясь дальше под удивлённые возгласы и проклятия. «О Мерлин, какая же я была дура, что посмела надеяться!» – из её груди снова вырвался громкий всхлип. Мысли Меропы судорожно метались, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход, и разбивались о глухую стену отчаяния, не находя ничего. «Зелья больше не осталось, всё разлилось. Если я вернусь к Юноне, она наверняка будем следить за мной и не позволит мне сварить новое зелье. Если я останусь здесь... или пойду куда-нибудь ещё... Мне же совсем некуда идти!» На миг Меропе представилась совершенно безумная картина: вот она, купив ингредиентов на заработанные деньги, снова варит любовное зелье, изменив внешность или став невидимой, прокрадывается в дом Тома и подливает ему зелье в виски. Том выпивает и вспыхивает безумной страстью, он забывает всё, что было раньше, находит Меропу и увозит её на край света, подальше от Юноны, Сесилии, Морфина... «А потом, в один прекрасный день, действие зелья ослабнет, а ты не успеешь вовремя сварить новое», – прошептал безжалостный голос, очень похожий на голос Юноны Уэнтворт. «И как ты думаешь, обрадуется твой драгоценный Том, узнав, что его любимая – колдунья, приворожившая его с помощью зелья? Он устроит тебе такое, что случившееся сегодня покажется мелкой неприятностью». Меропа остановилась, тяжело дыша и держась за бок, и обнаружила, что находится на окраине Литтл-Хэнглтона, возле лачуги Мраксов. Обессиленная быстрым бегом, она прислонилась к стене, чтобы передохнуть, закрыла глаза, и в её сознании явственно возникла картина: вот Том, околдованный любовным зельем, протягивает руки, чтобы обнять её, прижимает её к стене, запускает пальцы в её тёмные волосы, распуская косу, наклоняется, чтобы поцеловать Меропу в губы... – Нет, – выдохнула она, с ужасом понимая, что не может думать о Томе Реддле без того, чтобы не вспоминать, как она хватал её за шею, кричал и встряхивал её, как тряпичную куклу, пытаясь вытрясти признание. – Я не люблю его, – прошептала Меропа, ощупывая шею и чувствуя боль, вызываемую тем, что она задела синяки, оставшиеся от пальцев Тома. – Я не люблю его... и, возможно, никогда не любила. Он причинил мне боль... Он такой же, как мои отец и брат. Я его ненавижу! Если бы кто-нибудь в этот момент оказался рядом и увидел Меропу, то, несомненно, подумал бы, что она сошла с ума – так резко она дёрнулась, отшатываясь от стены и вытаскивая из сумки волшебную палочку. Странные, пугающие мысли зазмеились в её мозгу. Убить Тома... Убить их всех, взорвать весь их проклятый роскошный дом! В конце концов, разве она не чистокровная волшебница? Разве в ней не течёт кровь Салазара Слизерина? «Но ты навредишь и Сесилии», – проговорил внутренний голос – сейчас он напоминал не то голос Юноны Уэнтворт, не то голос матери Меропы. «Она не сделала тебе ничего плохого, наоборот, она защитила тебя. И люди в деревне – разве они в чём-то виноваты?» «Я столько лет жила бок о бок с ними, мучимая отцом и братом, а они ничего не заметили. Никто даже не пробовал мне помочь», – возразила самой себе Меропа. «Надо мной смеялись, когда я выходила на рынок, на меня показывали пальцами, меня называли сумасшедшей...» «Оставь их, Меропа! Оставь их и уходи!» – голос почти кричал, и она тоже закричала, чтобы заглушить его. – Ненавижу! Она махнула палочкой – наискосок, сверху вниз, как Морфин, бывало, махал ножом, и из палочки вырвался пучок искр. Они упали на траву, немного померцали и погасли, и тут же, словно отвечая на ярость Меропы, сверкнула вспышка в небе. Давешнее ворчание стало громче, и почти сразу Меропа ощутила на лице влажные капли. Дождь пошёл быстро – сильный и холодный, размывающий землю, прибивающий траву, превращающий дорогу в непроходимую слякоть. Люди бежали в дома, стремясь укрыться, а Меропа стояла возле старой лачуги, принёсшей ей столько несчастий, и хохотала, не осознавая, как она в этот миг похожа на своего брата. – Ненавижу! Ненавижу, ненавижу! Вот вам всем! Вот! Всплески огня из волшебной палочки чередовались со вспышками молний и ударами грома. Меропа очень быстро промокла до нитки, её всю трясло, но она не осознавала этого, продолжая косить неровными ударами траву и ветви деревьев, прожигать дыры в живой изгороди, взвивать маленькие смерчи из земли. Несколько беспорядочных заклятий попало в окна лачуги, с таким трудом восстановленные ею месяц назад, и стёкла разлетелись вдребезги. Осколки брызнули на ноги Меропы, она ощутила болезненные уколы, но только ещё громче расхохоталась. – Инсендио! Живая изгородь вспыхнула, но тут же была потушена сильным дождём. Меропа подняла палочку, придумывая, чтобы ещё такого разрушить, но тут сквозь дождь и ветер до неё донёсся срывающийся голос: – Меропа, что вы делаете? Остановитесь! Это был голос Боба Огдена. Меропу как молнией ударило, и она застыла с поднятой рукой, не решаясь применить заклинание. Она сама не знала, что сдерживает её – страх ли перед Огденом, остатки ли благодарности, а может быть то, что он впервые назвал её не «мисс Мракс», а по имени. И ещё... Меропе на миг показалось, что она уловила слабый отголосок того самого запаха, которым веяло от любовного зелья – запаха не то одеколона, не то алкоголя. – Мистер Огден? – она опустила палочку и убрала с лица под шляпку влажные пряди, мешавшие видеть. – Меропа, прошу вас! – Он был весь мокрый, без очков, поэтому близоруко щурился, а капли дождя стекали по его щекам, поэтому казалось, что Огден плачет. – Что бы ни случилось, вы должны успокоиться. – Он с трудом переводил дыхание и говорил сбивчиво. – Юнона волнуется... – Как вы меня нашли? – только сейчас, когда огонь гнева Меропы стал утихать, она почувствовала, как ей холодно, и поёжилась от стекающих за шиворот ледяных струек. – Юнона... нашла ваше письмо и тут же... уфф... вызвала меня. Я догадался, что человек, которого вы любите, – Том Реддл, тот самый магл, которого заколдовал ваш брат... – Я его больше не люблю, – губы Меропы болезненно искривились. – Я догадался... И тут же отправился сюда, в Литтл-Хэнглтон... Как раз началась гроза, и я боялся, что не найду вас... Хорошо ещё, что появилась Серебринка и поползла вперёд, указывая мне путь. – Серебринка? – Меропа с изумлением заметила тонкую блестящую ленточку в траве. – О, а я-то о тебе совсем забыла... – она ощутила укол раскаяния и подхватила змею на руки. – Что бы ни произошло между вами и Томом Реддлом, Меропа, пожалуйста, вернитесь. Если бы вы знали, как беспокоится Юнона... – Я не могу вернуться, – у Меропы снова вырвался всхлип. – Она меня никогда не простит. Вы меня не простите! – Что за глупости! – воскликнул Огден, пытаясь придать лицу сердитое выражение. – Все мы люди, все мы делаем ошибки. – Но я сделала их слишком много! Юнона предупреждала меня, но я всё равно попыталась опоить Тома любовным зельем! – И у вас получилось? – Огден замер, настороженно глядя на неё. У Меропы перехватило дыхание, и она лишь помотала головой. – Он увидел, как я подливаю что-то в графин с виски, – выдавила она и закашлялась. – Он ударил вас? Стал душить? – Огден подошёл поближе, щурясь и вглядываясь в её шею. – У вас синяки... – Он бы убил меня, если бы не Сесилия, – Меропа изо всех сдерживала рыдания. – Сесилия? Это та девушка, которая тогда проезжала вместе с ним мимо вашего дома? – Она его невеста. Была невестой, – Меропа грустно усмехнулась. – Кажется, я расстроила их свадьбу. – Как бы то ни было, вы в ужасном состоянии и вымокли, – решительно сказал Огден, подходя чуть ближе. – Надо вернуться домой, где вы успокоитесь и всё мне расскажете. Меропу трясло крупной дрожью. Непослушными пальцами она спрятала палочку в сумку, погладила обвившуюся вокруг её шеи Серебринку и протянула руку Огдену. Дальше была уже знакомая, сдавливающая со всех сторон темнота трансгрессии, а после неё – ничего.

***

Стояние под холодным дождём не прошло для Меропы даром. Она подхватила жестокую простуду и свалилась в обморок, едва оказавшись на пороге дома мисс Уэнтворт. Дальнейшие события запомнились ей смутно – её куда-то переносили, на что-то укладывали, вливали в рот какое-то зелье, от которого из ушей сразу повалил дым. Юнона Уэнтворт, необыкновенно бледная и печальная, хлопотала вокруг Меропы, а та сорванным голосом, не переставая, просила прощения. Потом, через пару часов, а может, дней, когда ей стало чуть полегче и мир больше не плыл перед глазами, на краешек кровати присел Огден и извиняющимся тоном стал задавать вопросы о случившемся в Литтл-Хэнглтоне. Меропа рассказала ему всю правду, не утаивая ни собственных мыслей, ни бесхитростной уловки, с помощью которой она пробралась в дом Реддлов, ни внезапного бешенства Тома, ни сострадания Сесилии. – Это безумие! – Огден, как всегда, когда бывал в сильном волнении, то снимал, то надевал очки, протирал стёкла, вставал и шагал туда-сюда по комнате, а потом снова садился. Было видно, что он очень возмущён. Меропа приняла это на свой счёт и прошептала – говорить нормально она не могла из-за простуды, которую полностью не излечило даже зелье, названное Юноной Бодроперцовым: – Меня арестуют, да? За то, что я пыталась приворожить магла? – Арестуют? – Огден возмутился ещё больше. – Да как вам такое в голову пришло? Если бы вы совершили волшебство на его глазах, у вас бы могли возникнуть неприятности, но вы ведь не колдовали, верно? – Я даже не доставала палочку. – Думаю, что мистер Реддл счёл Меропу обыкновенной деревенской дурочкой, – мягко вмешалась Юнона. – Если ему и придёт в голову, что она пыталась его приворожить, он ни за что не поверит, что приворот может быть действенным. – А зелье? – прохрипела Меропа. – Я разлила зелье... им там всё пропахло... – Не думаю, что вы сварили настолько мощное зелье, что его пар может повлиять на человека, – заметила мисс Уэнтворт. – Скорее всего, эта девушка... Сесилия, верно? Так вот, она, должно быть, поскорее отворила окно, и запах зелья вышел вместе с запахом виски. – Том разбил ваш флакон, – прошептала Меропа. – Мне очень жаль. Когда я поправлюсь, я куплю вам новый... – О Мерлин, да у меня этих флаконов столько, что я им счёт потеряла! – всплеснула руками Юнона. – Из-за этого ли вам стоит переживать? Чудо, что вы вернулись в целости и сохранности! – Я не достойна, – Меропа всхлипнула. – Я столько натворила! Украла флакон, украла метлу, пыталась приворожить Тома... Отец был прав – я гадкая, отвратительная, мерзкая девчонка, я ничего не могу сделать как следует... – Ну-ну, хватит предаваться самоуничижению, – прервала её Юнона. – Вы и так уже достаточно наказаны за своё легкомыслие. – Нет, но Реддл-то, Реддл! – Огден снова поднялся и зашагал по комнате. – Мужчина, поднявший руку на беззащитную девушку, не имеет права называться мужчиной, будь он магл или волшебник! – Но я сама виновата, – простонала Меропа. – Я хотела его заколдовать, а он подумал, что отравить, – это ведь почти одно и то же! Любой бы на его месте поступил так же! – Ну уж нет! – неожиданно горячо отозвался Огден. – Я бы мог разозлиться, да, или испугаться, даже закричать... Но я не за что не стал бы разбивать сосуд, ведь в нём ценное вещественное доказательство! И я никогда бы, ни при каких условиях не поднял руку – или волшебную палочку – на женщину! – Но я заслужила, – Меропа испуганно вжалась в постель. – Чего мы все заслужили, так это хорошего отдыха, – Юнона приблизилась к Огдену. – Боб, никогда не думала, что я это скажу, но похоже, тебе придётся покинуть мой дом. Здесь ты только зря мотаешь себе нервы. Возвращайся домой, прими тёплую ванну, глотни Бодроперцового зелья, а то ты тоже выглядишь неважно... А вам, моя милая, – она обернулась к Меропе, – нужно поспать. Сон – лучшее лекарство. – Пожалуй, последую твоему совету, – проворчал Огден и покинул комнату. Меропа уловила на его лице выражение недовольства и печали и вновь испытала жгучее чувство вины. В последующие дни, выздоравливая, она вела себя тише воды ниже травы. Беспрекословно выполняла все советы Юноны насчёт лекарств, потихоньку хлопотала по дому, вытирала пыль, мыла посуду, заботилась о Серебринке, а в свободное время лежала на кровати, свернувшись клубком, и беззвучно, чтобы не привлечь внимания хозяйки, всхлипывала. Том Реддл по-прежнему являлся ей во снах – то пылким и страстным любовником, бросающим к её ногам букеты огненно-красных роз, то гигантским быком, стремящимся проткнуть её рогами. В самых страшных кошмарах он внезапно превращался в Морфина, прижимал Меропу к стене и хватал за горло. Меропа просыпалась с криком, долго сидела в темноте, растирая шею, и касалась пальцами прохладной чешуи Серебринки, чтобы успокоить себя. Они с Юноной почти не разговаривали – обе как будто условились не вспоминать о том злополучном дне. Мисс Уэнтворт перестала делиться историями из жизни – теперь всё её общение с Меропой свелось к обычным бытовым разговорам. Боб Огден стал навещать их чаще – Меропа объяснила это необходимостью приглядывать за ней, чтобы она не натворила что-нибудь ещё. Он тоже не вспоминал о произошедшем – только как-то раз заметил, что наведался в Литтл-Хэнглтон, и что вся деревушка гудит, обсуждая разрыв отношений между Томом Реддлом и Сесилией. Девушка уехала неизвестно куда, а Том стал больше пить и рассказывает всем, что его будто бы хотела отравить не то бродяжка, не то цыганка. В деревне ему не очень-то верят, но охотно обсуждают эту любовную драму по вечерам, собираясь за кружкой пива в трактире «Висельник». Как-то раз, в один из особенно ясных осенних дней, Юнона обратилась к Меропе с предложением, которое могло бы показаться ей странным, если бы она не успела изучить характер хозяйки дома. – Гляжу, вы, моя милая, совсем загрустили. На улице последние ясные деньки, так почему не прогуляться и не устроить пикник? – Пикник? – Меропа растерянно заморгала. – Но... ведь я не заслуживаю... – Перестаньте казнить себя, – нетерпеливо отозвалась Юнона. – Если бы мы все получали то, что заслуживаем, то я бы была королевой драконов. Шутка, – поспешно добавила она, заметив недоумение на лице Меропы. – Но насчёт пикника я серьёзно. Хотя, возможно, «пикник» – слишком громкое слово. Просто прогуляемся к океану, захватив с собой еду, а перекусим на берегу. Боб говорил, что в прошлый раз океан подействовал на вас... воодушевляюще. «И воодушевил меня на соблазнение Тома Реддла», – подумала Меропа, внутренне содрогнувшись. Но потом она вспомнила бело-серо-бежевый песок под ногами, несмолкающее шуршание волн, прохладный ветер, треплющий её косу, то необъяснимое чувство, которое охватило её в прошлый раз... «Океан помогает забыть, быть может, поможет и в этот раз?» – Я согласна, – прошелестела она. Юнона Уэнтворт не любила тянуть с выполнением планов. Уже через час обе волшебницы шагали по тропинке, ведущей через поле со сверчками и пикси, – Юнона в светло-зелёной мантии, почти сливающейся по цвету с высокой травой, Меропа в стареньком сером платье – нарядное красное, высохшее после дождя, висело в шкафу вместе с шляпкой и сумочкой – Меропа к нему не прикасалась. Мисс Уэнтворт держала в руках небольшую корзиночку, на которую, как она утверждала, было наложено заклятие Незримого Расширения. – Изнутри она больше, чем снаружи, – вещала она, шагая по траве, а потревоженные сверчки разлетались из-под ног и громко трещали. Меропа шла следом, вдыхая свежий воздух, подставляя лицо тёплым лучам солнца, и впервые за последнее время ощущая что-то, что можно было назвать надеждой. На берегу было так же прохладно, как и в прошлый раз. Меропа, помня необъяснимую силу, тянувшую её к воде, старалась не смотреть вдаль – вместо этого она бродила, склонив голову, по песку, чертила концом волшебной палочки замысловатые узоры, бросала в воду камушки и выпускала из палочки разноцветные искры – они шипели, касаясь воды, и гасли. Юнона, разворачивая плед и доставая из корзиночки съестные припасы, говорила что-то о морских змеях, гиппокампах и подводном народе, с которыми она встречалась в дальних путешествиях. Меропа слушала краем уха, глядя на бесконечное движение волн, а Серебринка, всем довольная, ползала у её ног. В полном молчании они подкрепились запасами Юноны – вкуснейшими сэндвичами с копчёной говядиной, пирогом, на этот раз вишнёвым, блинчиками с мёдом и яблочным соком. Когда трапеза была закончена, и Юнона с помощью волшебной палочки укладывала остатки обратно в корзинку, сзади донёсся громкий хлопок. Меропа испуганно вздрогнула, но тут же успокоилась, увидев спускающегося к ним Боба Огдена. – Боб! – радостно приветствовала его Юнона. – А мы тут выбрались на небольшой пикник. – Я вижу, – он тяжело дышал. – Я должен сообщить вам кое-какие новости... – Сначала поешь, – Юнона поднялась. – То, что было в моей корзинке, мы успешно уничтожили, но я сейчас принесу новую порцию, – с этими словами она забрала корзинку и трансгрессировала. – Может, так и лучше, – Огден задумчиво поглядел ей вслед и присел на плед рядом с поспешно отодвинувшейся Меропой. – Ей я скажу потом, а вам должен сейчас... Мисс Мракс, в те дни, когда вы были больны, прошло слушание по делу ваших отца и брата. Визенгамот постановил приговорить обоих к трём месяцам лишения свободы. – К трём? – выдохнула ошарашенная Меропа. – Но... почему так мало? – Потому что, к сожалению, в Министерстве Магии важные решения принимают не самые умные люди, – с раздражением ответил Огден. – Судьи решили, что нападение на магла во всеми забытой деревушке не имеет большого значения. Кроме того, в этот день проводилось ещё несколько слушаний, где судили куда более опасных преступников. Возможно, Морфин и Марволо на их фоне показались судьям просто мелкими сошками. – Но ведь они оказали сопротивление! – Меропа всплеснула руками. – Они напали на вас! Они вас ранили! – Так я и сказал, выступая на суде, но Визенгамот это не впечатлило. По-видимому, им надо дождаться смерти мракоборца, чтобы понять, что эти люди действительно опасны! – Но... как же... – Меропа сжалась в комок на краю пледа и испуганно огляделась. – Они выйдут из тюрьмы и придут за мной. Они найдут меня! – Успокойтесь, – Огден пододвинулся чуть ближе. – Они не смогут вас разыскать. Никто кроме меня и Юноны не знает, что я предложил вам помощь. Здесь, в доме Юноны, вы в безопасности. – Я не заслуживаю этого, – Меропа почувствовала, что начинает дрожать – не то от холода, не то от страха. – Я не могу ставить вас под удар – вас и Юнону. Я должна уйти, вернуться домой, и будь что будет. Я заслуживаю того, что со мной делали отец и Морфин – вы же сами видите, какая я гадкая... – Нет, – Огден затряс головой так, что очки съехали с его носа. – Не говорите так! Никто не заслуживает такого обращения! Да если бы вы были моей жен... моей... родственницей, сестрой или дочерью, я бы... я бы о вас заботился. – Вы и сейчас заботитесь, – выдохнула Меропа, широко раскрытыми глазами глядя на него. – Я благодарна вам за всё, что вы сделали, но я не понимаю... – она замерла и не закончила фразу, втягивая носом воздух. Снова этот запах, определённо запах одеколона, тот самый, который она учуяла, стоя над зельем. Постойте, это что же получается – любовное зелье пахнет для неё Бобом Огденом? – Да если бы я был помоложе... если бы не должность в Министерстве... – Огден, казалось, всё пытался собраться с духом и что-то сказать. Вот он уже набрал в грудь воздуха и раскрыл рот... но тут из ниоткуда с громким хлопком появилась Юнона Уэнтворт, вооружённая всё той же маленькой корзинкой. – А вот и я! – радостно объявила она, опускаясь на плед (Меропа и Огден тут же отодвинулись друг от друга). – Новая порция сэндвичей, блинчиков и... Что-то произошло? – она внимательно вгляделась в их лица. – Не очень приятные известия, – Огден поморщился, как человек, которого перебили в тот самый момент, когда он собирался сказать что-то очень важное. – Потом расскажу. Юнона открыла коробку, и вскоре запахи жареного хлеба, мёда и пирога с вишней окончательно перебили аромат одеколона, оставив Меропу в догадках, что же она на самом деле чувствовала тогда, у котла с зельем, – и что чувствует сейчас к Бобу Огдену.