Десятый Круг

— Черт тебя дери, — Крис испугался, когда не увидел Йована на привычном месте. Тот сидел на полу, ошалело разглядывая комнату, — мог бы и предупредить, что очнулся. Есть будешь? — Какого черта я тут забыл? Где Виконт? — «в этом они с Томом схожи. Непонимание вызывает в них не интерес, а ярость», — подумал Крис, замерев на месте — в руке серба зажата ручка, а сам он, как взведенная пружина, готов сорваться с места. Этой ручкой он может и убить, в этом Крис не сомневался. — Ты не помнишь? — осторожно спросил Крис, — Том предупреждал, но скоро все вернется. — Я в плену? — спросил он, и Крис фыркнул. Формулировка вопроса его удивила. — По крайней мере, пока твоя буйная память не уляжется на свое место. Кто бы мог подумать, что через такое даже Том с первого раза не продерется! — Крис расслабился и махнул рукой, — Так ты будешь ужинать? Я собирался заказывать пиццу. — Нет, — угрюмо бросил серб и вернулся на свою кровать, — если вы хотите от меня хоть что-то узнать, то можете даже не пытаться. — Вот еще! — со смехом отмахнулся Крис, — Приходи, если захочешь, я все же закажу и на тебя пару коробок.       День кончился. За ним второй. Йован выходил из комнаты только по самым большим нуждам, и не произносил ни слова, кроме редкой эпизодической ругани. Крис натыкался на его взгляд, что становился все более осмысленным и, в то же время, озлобленным, диким, в какой-то мере. Эту проблему нужно было решать. — Не принимают тебя обратно? — в голову Криса, вошедшего в комнату Йована, чуть не прилетел мобильник, и судьба его была более чем печальна — стена оказалась прочнее. Серб в ответ на его вопрос только промычал, — Что бы ты там от них не услышал, переставай морить себя голодом, — проговорил он командным тоном, и заметил острие ножа, торчащее из-под его подушки. «А мне пришлось хлеб руками ломать!» — с возмущением подумал он, — от тебя мертвого никому лучше не станет. — Раз протокол «Тета» введен в исполнение, станет, — бросил он в своей характерной манере. Он был похож на обиженного ребенка. — Если ты вспомнил про этот свой «протокол», значит, вспомнил и про обстоятельства, ему предшествующие. Этот приказ был оправдан? — он зло промычал, — Правильно, что нет. Жить, или умирать человеку — решает только сам человек. И ты последний идиот, если вверил это решение кому-то еще. Тем более, такому заносчивому засранцу, как этот твой Виконт. — Не смей оскорблять моего Виконта, ты, шавка! — он вскочил, и захватил с собой нож, и теперь готов был броситься на Криса. — Он приказал тебе умереть, причем неоправданно, а ты защищаешь его? Том никогда не поступит так со мной, я уверен в этом. Ну, так что, кто из нас шавка, а кто — верный солдат?       Йован понимал, что Крис прав, но ярость застила глаза, и он бросился вперед, замахнувшись лезвием, которое Крис выбил из его руки, ловко увернувшись. Серб вылетел в коридор, а Крис, ногой закатив упавший нож под кровать, пошел следом. Спустя мгновение последовал новый выпад, и он окончился тем, что Крис оказался припечатан к стене, лицом к лицу с озверевшим сербом, жаждущим крови. «Хваленая грифонова рассудительность», — подумал он, и легким движением высвободился из захвата. План его был прост с самого начала: он озвучил то, о чем думал сам Йован, взбесил его, а теперь даст ему немного отделать самого себя, и тот успокоится, а в процессе, может быть, даже обдумает все высказанное и оставшееся от этой мысли. — Безвольный, — он отклонял один удар за другим, — безголовый, — Йован все закипал, — марионетка, — удар, пришедшийся в живот, все же достиг своей цели, но силы не хватило, чтобы вызвать ответ, — грубая глупая сила, — вот, этот удар уже похож на настоящую ярость, — хозяйская подстилка, — он оттолкнул Йована от себя с такой силой, что тот, потеряв равновесие, прошатался до противоположной стены.       Цель достигнута, и серб с яростным криком, растеряв человеческий облик в прыжке, летит навстречу Крису, роняет на пол и начинает бить без раздумий и тактики. Движения его потеряли присущую еще за мгновение до этого им резкость и выверенность, и теперь были беспорядочными, размашистыми и, в какой-то степени, нелепыми. Его обыденный стиль — блицкриг, молниеносный, гиперрезультативный, но, однако, не рассчитанный на столь стойких противников. В ярости, еще более распаляемой безрезультатностью своих действий, он становился все более растерянным, а лицо его, до того отражавшее неистовую злобу, теперь становилось скорее болезненным, истеричным и жалким. Крис с легкостью уворачивался от ударов по голове, а со временем и в этом отпала нужда — Йован понял его план и перестал пытаться даже попасть по нему, он уже не целился, и от его ярости теперь страдал ламинат пола. Силы его на исходе. — Иди сюда, — Крис обхватил его по лопаткам и рывком уложил на себя обессиленное тело, — полегчало? — Ты просто меня обманул, — проскрипел он, — немного легче. — Я куплю тебе бойцовскую грушу, — усмехнулся Крис, перевернувшись и поднимаясь на ноги, — как относишься к пицце с ананасами? — Никак, — ответил серб, и Крис уловил в его словах смущение. — Значит, я запихаю ее тебе в глотку силой, — тот же только наслаждался неловкостью ситуации, — хватит дохнуть с голоду, вороненок, — грифон даже вздрогнул от такого прозвища. — Кто ты такой, раз считаешь, что можешь вот так со мной обращаться? — в нем внезапно воспылала гордость, — я больше не твой пленник, и меня никто здесь не держит! — А куда ты пойдешь? В Америке у тебя есть только мы, а в Европу, я так понял, тебе путь заказан, — Крис вальяжным шагом прошел на кухню, и Йован, удивительно, последовал за ним, — На счет того, кто я такой… ты слышал про «Алую Декаду», в этом я не сомневаюсь. И слышал про ее устранителей. — Йован кивнул, а Крис продолжил, — так вот, мое полное имя — Кристоф Кристофсен, но тогда меня звали… — Фафнир, — серб начал медленно отходить к выходу из кухни. Эта новость ни на шутку его испугала. — Не бойся меня! — Крис и не думал, что настолько напугает его, — Теперь я верен только Тому, и больше не занимаюсь тем, за что меня боялись. Я даже подумывал сдаться и сознаться в своих преступлениях, но Том убедил, что от меня живого пользы куда больше. — Так ты и есть та ручная химера, о которой говорил этот мальчик… — осознание того, что он все это время находился, практически, в клетке со львом и змеиной яме одновременно окончательно изничтожило его самообладание. — Я покажу.       Крис принял свой истинный облик, привычной для него манерой клацнув челюстями, когда опускался на четыре лапы, и этого звука оказалось достаточно, чтобы стойкий в обыденном серб отшатнулся до стены и сполз по ней, прикрываясь мощными крыльями. Его самообладания хватило лишь, чтобы понять, что он уже не успеет сбежать. Не сможет скрыться, а уродливый лик ужаса принять с непроницаемым лицом он бы не смог. Кристоф мягкими шагами, чтобы скрежетом когтей по полу еще больше не напугать Йована, подошел к нему, и коснулся остова крыла, что жестко дернулось в ответ, как бы стараясь стряхнуть лапу зверя с себя. Стараясь случайно не ранить его, Крис выгнул когти, и отвел перья в сторону, протиснув сквозь завесу длинную морду. За щитом крыльев испуганный серб закрывал лицо руками, рвано вздрагивая от каждого движения вне его щита. Крис осторожно огладил крыло, и то рефлекторно ослабло, но Йован все еще не осмеливался взглянуть своему страху в лицо. — Я не наврежу тебе, не бойся, — в истинной форме голос его всегда был каким-то клокочуще-шипящим, что ему, отнюдь, не помогло, но когда он все так же осторожно огладил загривок, на котором проступили мягкие белые перья, Йован все же отвел руки. В глазах его был самый искренний ужас, который Крис когда-либо видел, — я могу пообещать тебе это, если хочешь. — Твои родители клятвопреступники! Они не… — бормотания Йована захлебнулись в его страхе. — Хоть они и ублюдки, — Крис вернул себе человеческий вид, — я не могу винить их в том, что они полюбили друг друга, и, уж тем более, в том, что дали мне жизнь, — огладив крыло, чтобы то дало ему высвободиться, он поднялся на ноги и протянул руку. Йован, все еще дрожа, поднялся, схватившись за нее. — Эта клятва ужасно древняя — Совет Старейшин собрал предводителей всех известных им родов, и с каждого взял обещание, что никто в здравом уме и под страхом смерти не родит химеру, — голосом отсутствующим, пустым, проговорил Йован. — Но почему? — Крис так и не понял истоков этой ненависти. — Сила — сама суть страха, но если она смешана с безумием… мне всегда говорили, что химеры всех видов — кровожадные маньяки, Не думал, что это не правило. — Ты же знаешь, я был маньяком, и тот кто мной правил, был этим очень доволен. Том поставил мои мозги на место, и это — большее, чем кто-либо когда-либо делал для меня. Теперь я обычный человек, и буду рад, если ты будешь воспринимать меня таким. Я спущусь за пиццей, — телефон в его кармане звякнул, напоминая, что курьер уже на месте, — пойму, если тебя здесь уже не будет, но я бы не хотел ужинать в одиночестве.

***

Месяц спустя

— Как ты вообще собрался тащить его сюда? — для них обоих этот холодильник вовсе не был непосильной ношей, да что уж там, если б не габариты, каждый из них справился бы и самостоятельно. Но условностями материального мира, увы, пренебречь нельзя, — он же огромный. — Я просто хотел холодильник, — Крис кивнул на приближающуюся тамбурную дверь, — остальное меня особо не волновало. — Зачем ты живешь в этом гадюшнике? — недоумевал Йован, — Неужели Том не платит тебе достаточно, чтобы съехать оттуда? — Платит хорошо, но съезжать я не хочу. Тут тихо, спокойно, недорого, легко доехать до любой точки, где я могу понадобиться. Словом, все как надо, — подвел он итог, пропихивая железную громаду в раскрытую дверь. Лампочка за ней, как назло, с мерзким щелчком, перегорела. — Я почти закончил перевод своих денег в американские банки. Как получу все нажитое, найду нам квартиру где-нибудь на Нижнем Манхэттене, — Йован открыл дверь квартиры, и, к горю Криса, осознал, что громада в нее не помещается, — давай, попробуем боком. — Ты найдешь квартиру для себя, Йован, — все же, с некоторой грустью проговорил Крис, и новость, что боком холодильник все же влез в двери, его не порадовала. Масштаб не тот, — я не хочу переезжать.       За этот месяц Крис привык к нему. Привык бегать с ним по утрам, привык приезжать на обед в дом, где он будет не один. Привык по вечерам смотреть футбол и спорить о том, кто же лучше играет. Привык пить немецкое пиво, которое, на удивление, пьянило даже нелюдей, и теперь, похоже, всему этому пришел конец. Они с Йованом подружились, и Крис был как никогда близок к цели, поставленной Томом, но теперь все это обрушилось к самому началу. Он съедет, и что останется от их общения? Наверное, ничего. Крис не любил проигрывать, но куда больше он не любил терять друзей. Тех немногих, что обрел за целую жизнь. — То есть как? — серб совсем не понял его ответа, — Ты не поедешь со мной? — Ты вообще представляешь, каково это, выезжать по утрам из Нижнего Манхэттена? — бросил Крис, прилаживая к нише в стене холодильник, — Я часто вожу Эрику в школу, и кроме меня это делать некому — у Тома и Ону много работы, а там все слишком… не для простых людей. Я останусь в гадюшнике, если так угодно, но буду жить, как удобно мне и всем, кто мне дорог. — Тебя задело? — с искренним непониманием спросил Йован, — Я не хотел, честно, просто это место… — Угнетает? — Крис видел изо дня в день, как неуютно он себя чувствует в этих стенах, но предложить ничего лучше не мог, — Мне временами кажется, что до сих пор воспринимаешь наш дом, как тюрьму. — Наш? — это тоже стало для него откровением. — Разве не оба мы здесь живем? Мне комфортно с тобой, я не хочу, чтобы ты уходил, но если тебе самому так угодно — держать не стану, — холодильник заработал, и Крис принялся расставлять продукты внутри него. Он был настолько поглощен делом, что и не заметил, с какой смесью удивления и интереса серб смотрит на него. — Семья Тома много значит для тебя, раз ты готов жертвовать своим… — Да как ты не поймешь! — прогремел Крис. Редко он полностью выпрямлял спину, и еще реже злился, но в моменты, когда две этих редкости сходятся, выглядит он пугающе, даже будучи человеком, — Мне нравится тут жить! Это вы, грифоны, привычные к утесам да вершинам мира, а такие, как я, живут в норах! Сам же говорил, что химеры — выродки! Здесь мне и место! — Я не имел ничего подобного в виду, Крис, — Йован подошел ближе, на расстояние вытянутой руки, но большего позволить себе не смог. А заглянуть в глаза, в которых уже отражалась он-химера, не дала разница в росте — в такой позиции Крис оказался чуть ли не на две головы выше, — я никогда не считал, что ты чего-то недостоин, и, уж тем более, что тебе место в какой-то там «норе». — А то ты считаешь это место чем-то другим. Не обманывай хотя бы себя, — Крис хлопнул дверью нового холодильника, отчего все внутри него болезненно задребезжало, — я поехал за Эрикой, — объявил он и поспешил скрыться. Йован за ним не пошел.       «Определенно, надо побыть порознь», — решил он, и упал на диван перед телевизором. Он отвлечется, по крайней мере, попытается, а Крис остынет. «Такой огромный, мужик до мозга костей, а ведет себя как… даже Виконтесса так себя не вела», — пробурчал он, и на глаза ему попался бой кого-то там из ММА, в котором он не смыслил абсолютно ничего. Но зрелище того, как два человека превращают друг друга в кровавую кашу, странно успокаивало. Он следил за их движениями, подмечал какие-то неточности, грубые ошибки, которые, в итоге, и привели этого странного гонористого ирландца к поражению. «И поделом ему», — подумал Крис, открывая уже четвертую бутылку пива. Все это время он не столько наблюдал за боем, сколько концентрировал мысли на чем-то отвлеченном. Его этому учили: тело страдает, разум сохранен, они не связаны, одно не следует за другим, — пытки, которым их учили противиться, причиняют боль телу в надежде, что оно потянет за собой и разум. Но выучка позволяла отвлекаться на мелочи, наблюдать за ними, забывая обо всем остальном. Йован до сих пор помнит, как считал волоски в бороде своего учителя, когда тот избивал его, как проговаривал мысленно песни из глубокого детства, которыми его укачивала мать, когда на лицо его лили воду. Этот метод не раз спасал его. Спас и теперь.       От размышлений о прошлом его отвлек телефонный звонок, и от одной только комбинации цифр дрогнули его поджилки. Старый телефон не уцелел, но номера остались в его памяти. Драган Станович, глава отряда «Ультима», личной охраны Виконта, всегда вызывал у него иррациональный страх, даже отдаленно не похожий на благоговейное уважение, коим должен был быть. Все «Псы Крайны», служащие у Виконта, были громадами, внушающими ужас одним своим присутствием любому, кто их заметит. Драган же, не смотря на все, через что прошел, остался невысоким, хрупким парнем, сохранившим даже в возрасте мальчишеские черты. Но это была всего лишь оболочка, внутри которой сидел настоящий демон. Убивает без сомнения и сожаления, в тактике и стратегии без проблем обойдет целый корпус Янычаров и саму Хитрость, а уж сила и выучка… и при всем этом он никогда не терял своего человеческого облика — среди армий Сципиона ходила легенда, что он полубог, и потому человеческий облик — единственный, что он может принять. Конечно, если не Янус приложился к его рождению. — Миркович, — довольно протянул Драган, когда Йован все же принял звонок, — ты еще жив? Удивительно. — Что тебе нужно, Драган? — Йован не хотел продолжать разговор. Все уже итак ясно. — Виконт снова готов принять тебя, Пес, — голос его был мягким, словно дрожащим, но Йована этим не обмануть, — через три часа из аэропорта Кеннеди вылетает твой самолет. — Дай ему трубку, — он знал, что «Ультима-один» никогда не будет разбрасываться подобными утверждениями, не знай он, что в данный момент Виконт уверен в своем приказе, — Виконт? — он услышал по ту сторону линии дыхание, к каждому мигу которого привык за всю жизнь. — Какого приказа ты ждешь, Миркович? «Ультима-один», — это всегда было его чертой. Он никогда не называл солдат их именами, если не был в ярости. А значит, ничего хорошего за океаном Йована не ждет, — ясно передал мои требования. У тебя нет ни права, ни времени обсуждать мой приказ. — Я больше не служу вам, Виконт, — с уважением, все еще присущим ему, ответил Йован, — вы предали меня и мое доверие вам, — услышав отдаленный зарождающийся вопль, он сорвался на вдохе, продолжив фразу, — и, прежде чем вы отправите Становича за моей головой, прошу, послушайте: я знаю о ваших делах столько, что узнай хоть о проценте этого Интерпол, охота за вами не кончится никогда. Я обязуюсь хранить ваши тайны, но лишь только я почую, что мне угрожает кто-то из ваших людей, мир узнает все до последнего факта. — Ты не имеешь никакого права так разговаривать со мной, сербский щенок! — Сципион вскипел, давясь собственной яростью. — Я уважал вас, и уважаю до сих пор, даже не смотря на то, как вы обошлись со мной. Но теперь я свободен от вас, и эта информация уйдет со мной в могилу, если вы умерите свой пыл и не станете мешать моей новой спокойной жизни. Я предлагаю вам выход, удобный и возможный для нас обоих. Что делать с этим — решать вам. Но решать придется здесь и сейчас, — Йован знал, что Виконт — стратег, и он бы нашел, как выкрутиться, будь у него время. Именно поэтому он прижал его к стене, требуя ответа. — Ты… ты… Я даю тебе свободу, Миркович, но учти: если в мир просочится хоть одно твое слово, я лично приду за твоей головой, и никто из твоей новой шайки меня не остановит, — проскрипел он, и Йован задумался, а не поломаются ли у старика зубы? — Вы знаете цену моего обещания, Виконт. Надеюсь, жизнь больше не сведет нас, — ответил серб и отключил звонок.       Еще почти час он сидел, расфокусированными чувствами впитывая ту свободу, что только что обрел. Теперь он защищен от того, что могло бы ждать его впереди. Теперь он по-настоящему свободен, и никто уже не посмеет покуситься на его жизнь. Теперь его ждет новый рассвет. Рассвет в норе химеры.       И сейчас Йован, наконец, проникся чувствами Криса. Здесь было по-настоящему уютно, тепло и легко. Здесь его дом. Их дом, и теперь он точно ничего не хочет менять, не хочет чего-то лучшего, ведь в этих стенах останется его память — первый свободный день за почти пятьдесят лет жизни в оковах собственных обещаний. Внутри он все тот же, но старые его порядки словно обрели новые крылья. — Знаешь, зря я это все, — с порога начал Крис, входя в квартиру, — тут, и правда, не очень, так что… — Мы останемся тут. Тут прекрасно, — совершенно искренне ответил ему серб, вышедший встретить пришедшего с огромными пакетами продуктов Криса, — Чем будем ужинать? — Что случилось с тобой? — Криса возмутила такая перемена. Он практически пошел на сделку с собственной совестью, и теперь она стала не нужна? Конечно, это облегчение, но принять его сразу он оказался не в силах. — «Пес Крайны» получил вольную, — с вековой усталостью в голосе ответил ему Йован, — теперь я, и правда, свободен. Свободен, — он все не мог насытиться этим словом. Понять его вкус. — Так это же круто! Не зря я эту клятую пахлаву купил! — Йован обомлел, услышав это. Счастливые воспоминания из далекого детства вернулись слишком быстро, — Все руки об нее измазал! — Я не знаю как, но…       Йован подошел ближе, и дрожащей рукой коснулся его лица. Он смотрел в глаза, старался из последних сил, потому что сейчас это изматывало куда больше, чем тысячи часов тренировок, чем десятки лет изматывающей службы. Смотреть в глаза, видеть в них непонимание, шок и что-то еще, бледное и незначительное, разгорающееся с каждой секундой все ярче. Наверное, эта надежда, и теперь она придала сил.       Он резко подался вперед и поцеловал его, жестко и неумело, толкая вперед каждым своим движением, и оторопь, которая объяла Криса, этому только способствовала. Йован вряд ли думал об этом хоть секунду до этого момента, и вот они — оба, наверное, в равной степени, шокированные его поведением, стоят, не понимая, что делать дальше. Как реагировать на то, что произошло. Какой шаг сделать, когда уже чувствуется, что струна, по которой они сделали несколько неумелых везучих шагов, трещит, истончаясь. — Ты чего, Йован? — наконец, Крис подал голос. В данный момент он не видел другого решения, кроме как свести все это в шутку. Превратить это в пустяк, — Из-за пахлавы, что ли? Так я тебе каждый день тогда что-нибудь из твоих национальных штучек покупать буду! — Ты когда-нибудь… не важно, забудь, — он никогда не чувствовал себя более разочарованным, чем сейчас. Секунда, и все вдруг потеряло свою значимость. Он оказался уничтожен. Он добровольно ступил на минное поле, и первый же его шаг угодил на мину. Его захлестнула резкая жажда одиночества. Чувство, доселе жившее с ним почти каждый день, и будто оставшееся за океаном. Теперь же оно здесь, и уже сжимает в удушливых объятиях его горло. — Ну, Птенчик, скажи, — серб попытался уйти, но Крис обошел его, и перегородил вход в комнату, — не прячься. Не после того, что сделал сейчас. — Не знаю. Я захотел — я сделал. Больше не хочу, спасибо, — отпечатал он тем особым тоном, по которому Крис приучился понимать — для горделивого грифона этот разговор уже окончен. — А если я хочу? — он скрестил руки на груди и вздернул брови, наблюдая, как удивление в нем превращается в одухотворение, — Чисто гипотетически, конечно. — Тогда, чисто гипотетически, ты можешь позвонить Тому, а я на пару часов заткну уши. Договорились? — Йован хохотнул и улыбнулся ему, протискиваясь в комнату. Крис и не задумывался о том, чтобы загородить проход, потому особых сложностей это не вызвало. — Если захочешь еще раз поговорить о гипотетических ситуациях, приходи. Поговорим, — Крис был не из тех людей, что делают первые шаги по собственной воле, а Йован не тот, кто поддастся и отступит. Два гордых одиночества разошлись по собственным комнатам.

***

2 месяца спустя

— О, а вот, и ты! — Йован вернулся из банка, донельзя утомленный процедурными проволочками. Крис же счастливо проживал свой редкий выходной, когда материнские чувства Ону воспылали особенно ярко, и дочь она решила забрать из школы сама. Потому он и решил, наконец, притащить с чердака огромную бойцовскую грушу, которая уже полтора месяца как пылилась там, рискуя быть украденной все больше и больше, — Я же обещал, вот, принимай работу! — в углу, на солидном отдалении от стен и хрупких предметов, он подвесил ее к потолку.       Йован подошел ближе, ощупал ее и ударил раз со всей силы. Та поддалась, но оттолкнулась совсем недалеко, глухо ухнув в ответ. Неведомо отчего, она закачалась из стороны в сторону, и теперь серб, постаравшись попасть по ней еще раз, промахнулся, и полетел к стене, а заехавшая мягким шлепком по спине груша только придала ускорения. Он развернулся и еще раз ударил, и в этот раз попал. И теперь она резко качнулась в его сторону, чем застала врасплох. Он отшатнулся назад, а она снова ухнула и принялась выписывать небольшие круги. — Это Том решил поучиться магии оммёдо. Помнишь, у входа в парк было старое полусгнившее дерево? Теперь его дух здесь, и он любит подраться, — Крис подошел и осторожно погладил грушу, отчего та, ухнув в третий раз, успокоилась и повисла спокойно, — чего еще надо? — он посмотрел на ошалевшего от такой неожиданности Йована и широко ему улыбнулся. — И ты это для меня притащил? — спросил серб, глядя на радостного не в меру Криса. — А для кого еще? Ходить в зал по соседству со мной ты не хочешь, а одних пробежек тебе мало, я же вижу. Вот, будет тебе противник, всегда готовый к драке, а там, глядишь, Том поупражняется и придумает тебе чего позаковыристей.       И вот, все снова закончилось тем, что Йован прижимает Криса к стене, настойчиво целуя. Они до сих пор не поняли, что это значит, и для них обоих это больше похоже на ужимки слепых котят, которые чувствуют только родное самому себе тепло. Крис уже думал, что так, непривычно для себя самого, Йован проявляет благодарность. Эта мысль отсеклась сама собой, ведь в их обыденной жизни существовала тысяча и одна мелочь, за которую Йован был благодарен Крису, но, тем не менее, подобных выпадов не свершает. Может, это было какое-то злое непонимание жизни, которое лишает Йована контроля над самим собой, но, даже если учесть, что ему именно столько лет, на какой возраст он выглядит, то неужели он за свою жизнь не привык получать подарки, проявления доброты со стороны тех, кто его окружает? «Его действительность не могла быть настолько жестокой», — подумал Крис, и в этот момент Йован снова собрался сбежать от собственных чувств. — В этот раз ты не сбежишь, Птенчик, — он схватил его за руку и дернул на себя, — думаешь, пяти секунд мне было достаточно? — он хотел что-то еще возразить, но Крис заткнул его, прижав его губы своими. Ему нравилось неловкость серба, то, как вспыхнуло его лицо, возмущение в раскрытых глазах, но отсутствие хоть каких-то потуг на освобождение, — Тебе нравится? — когда и Крису было достаточно, он отпустил его, но тот и не думал отходить. — Ново для меня, — смущенно бросил он, — забудь, — он снова закрылся. — Нет, не забуду! — это его «забудь», и правда, значило, что о произошедшем стоит забыть, и сам он будет очень и очень этим доволен, но Криса теперь это не устраивало. Не для этого он уговаривал Тома заколдовывать эту чертову грушу! — Сколько еще ты будешь от меня прятаться? Знаешь, это ненормально, будучи друзьями, вот так целоваться, когда захочется! — Я запомню, спасибо, — он кивнул, и двинулся в свою комнату, и Крис слоновьими шагами пошел за ним, — что тебе еще, черт возьми, надо?! — он остановился в дверях и резко развернулся, глядя на Криса с дикой злобой. Вот, то, чего он и добивался. — Чтобы ты рассказал, зачем делаешь это, — Крис взял его руку в свои, и тот сразу потерялся. Злобу не так-то просто изображать, когда ее на самом деле нет, — просто ответь честно, и я от тебя отстану.       Он лишь закатил глаза и прошел в комнату, резким рывком освободив свою руку. Сел на кровать, упер руки в колени и принялся чесать склоненную голову. «Слова так быстрее не выйдут», — про себя подумал Крис, но все же решил, что сейчас не момент для шуток. С каждой секундой он выглядел все более жалко. Предложения отчаянно отказывались складываться, чем приводили Йована, до того не испытывавшего сложностей с говорением, в бешенство. Но сам серб понимал, что винить в этом некого, потому еще больше закипал. — Ты не пытайся подобрать слова повыгоднее, — предложил Крис, сев на стул напротив, — просто говори, как думаешь. Обещаю, все это останется между нами, — обещания — Святой Грааль характера грифонов, и оба они это понимали. И Крис этим бессовестно пользовался. — Я никогда не целовался. Я трахался только когда это предполагало задание. Я никогда никого не любил. Меня никто никогда не любил, — затараторил он, и Крис видел, насколько легче ему становится от каждого слова. Но Криса каждая фраза ужасала все больше и больше, — Я не знаю, что делать, и иногда меня… переполняют какие-то странные чувства, я теряю контроль, и тогда… да. Прости, я просто псих, — он покачал головой, и упал на подушку, всеми силами стараясь сдержать слезы, как в тот раз, когда Крис открылся ему, — эта ваша «новая жизнь» выпотрошила мои мозги. — Птенчик, — теперь уже голова Криса отказывалась переваривать обрушившуюся на нее лавину, — так ты что же, любишь меня? — Я не знаю, — выжжено бросил он, и тут самоконтроля стало недостаточно. Слеза скатилась из-под опущенного века на подушку, — это значит «любить»? — Подвинься, — Крис подошел к кровати, и когда тот сдвинулся к стене, упал на край, — ты хочешь, чтобы я ушел? Подумай, я не тороплю. — Нет, — ему, и правда, было нужно время, чтобы подумать, — не хочу. — А что ты хочешь? — спросил он, и Йован прижался ближе. Возможно, он жестокий солдат в обычной жизни, но здесь, где есть только они двое, он — ребенок, которого не любили. Щенок, у которого никогда не было матери, — что ты чувствуешь? — Тепло. Спокойствие. Твое сердце, — сказав это, он прижался к Крису еще крепче, и между ними теперь вряд ли поместился бы и лист бумаги. — Пока ты хочешь чувствовать это, ты любишь меня, — по-своему объяснил он, — а я чувствую, что хочу быть рядом, что хочу, чтобы тебе было легко жить, как ты сказал, «новой жизнью». Тебе достаточно этого? — Крис чувствовал, что снова идет по натянутой струне. Что одно неверное слово оборвет ее. Но пока тишина благоволила. — Подумай, хочешь ли ты этого. Грифоны моногамны, — с грустью заметил он, — я буду верен тебе, но и у тебя не будет другого выхода. Что, если… — Я откажу, Птенчик, — Крис поцеловал его в затылок, — я верен Тому, да, но с этой секунды моя верность ему никогда не перейдет этой черты. Это не проблема, не для нас с тобой. — Ты, и правда, пойдешь на это? Я веду себя, как истеричный подросток, а ты… — Ты не представляешь, насколько красив, когда не прячешься за своими масками, — прервал его Крис и поцеловал в угол челюсти. Йован развернулся к нему, ожидая объяснений, но Крис заткнул его очередным поцелуем.

***

3 месяца спустя

      «Дом Кота и Мыши», к удивлению всех, стал любимым местом Тома. Он отделял ему куда больше внимания, чем остальным своим творениям. Крис видел, насколько тяжело было Тому попрощаться со своим парнем, и это, наверное, стало некой компенсацией, призрачной надеждой, что когда-нибудь они встретятся здесь снова. Но теперь периодически встречаются здесь только они. — Что ты скажешь? — Том словно постарел на несколько лет за прошедшие два месяца. Он снова начал худеть, совсем перестал спать, и, кажется, есть. Разве что, он пил кофе галлонами, и Рик с Ону очень озаботились его здоровьем, перестав снабжать, не боясь никаких казней в ответ на это. Возможно, поэтому, признав поражение, он сбежал из «Десятого Круга», — Ты затянул, Крис. — Я уже почти дожал его, — Крис сел напротив, но в этот момент Том, словно избегая его, поднялся с места и пошел к выходу. Сел на скамейку за углом и закурил, загнувшись в позе мыслителя, — не жди, что он выдаст хоть что-то из того, что знает. Он пообещал Сципиону это. Так он купил свободу. — Мне это не нужно, — прошипел он, и Крис сначала подумал, что это Маркас, но тут заметил, что дышит он как Том. Белл совсем выдохся, — мне нужен солдат, который пойдет со мной спасать Марко, когда будет нужно. То, что хранится в его голове, пусть оставит для себя. — Том, но… — Мы уже это обсудили, — он оборвал Криса на полуслове, — ты останешься здесь. Точка. Эрика и Ону могут попасть под удар. Снова. — Что ты имеешь ввиду?! — Крис побелел от одной только мысли, что кто-то мог угрожать семье Тома, — Не может быть! — Пока ты опахивал своего пернатого дружка, недобитки из твоей лохматой братии вдруг решили, что им самое время отомстить. Мне пришлось переломать им ноги и оставить на пороге полицейского участка, — у Тома уже не было сил для открытой ярости. Она сквозила в каждом слове, проговоренном полушепотом, — ты пропал из виду, и поэтому они решили, что их больше ничего не сдерживает. — Черт, прости, я не должен был, я снова буду… — Крис упал перед ним на колени, но тот только потрепал его волосы и ласково улыбнулся, когда тот непонимающе поднял глаза. — Я не обвинял тебя, Крис, — он поцеловал его в затылок, когда тот, выдыхая, уронил голову на его колено, — но я не могу оставлять их в опасности. Тебе нужно остаться с ними. — Но, если он умрет там? — Крис, и правда, боялся за Йована. У них только-только все начало налаживаться, он перестал закрываться, и теперь всему этому придет конец? — Том, я боюсь за него. — Любовь опять все испортила, — проскрипел Маркас, — Крис, как ты мог в это угодить? Тебе секса было мало? — А тебе, Маркас? Если бы не ты, этой проблемы бы не было! — Крис поднялся на ноги, — Я тоже люблю Эрику и Ону, но это не мешает мне понимать, что будь ты хоть на каплю осторожнее, мы бы не угодили в эту яму! — Крис, как ты можешь? — Том, наверное, и сам понимал, что это правда, поэтому в его словах не было злобы, — Ведь Эрика — лучшее, что произошло со всеми нами за эти годы. — Я не говорил, что жалею о ее появлении, но, Том, ведь ты же боишься за них? Почему я не могу бояться за Йована? Ты же сам говорил, что этот Люмьер — чудовище, он может, как минимум, ему навредить. Я люблю Йована, — он, наконец, отважился это сказать, — и поэтому я боюсь за него. Боюсь, что все может пойти не по плану, и… — ему физически больно от мысли о том, что Йовану может угрожать опасность. — Ону и Эрика беззащитны, Крис, поэтому я боюсь за них. А Йован — обученный солдат, при этом обученный очень хорошо. Он сможет сделать то, чего я от него жду. Если же нет, то я смогу защитить и его. Все же, он становится частью нашей семьи. — Я вырежу всех до одного остатков «Алой Декады», обещаю. И тогда я смогу отправиться с вами, — мрачно бросил Крис, — никому на этом свете я не дам забрать его у меня, — во внешности его мелькнули черты химеры, и это максимально красноречиво давало понять — он намерен сделать это. — Если ты умрешь, защитить его будет некому. Его, и нашу семью. Будь осторожен, — бросил ему в спину Том, — мы тоже не хотим потерять друга, Крис.       «Друга», — отдалось в его сознании.

***

Несколькими днями позже

      Ему стоило невиданных трудов забраться на один из небоскребов, и вызвать их всех. Это старая традиция «Алой Декады», и раньше это был призыв на бойню, знаменующий, скорее, то, что начинается охота, ночь клыков и когтей. Со временем этот знак стал созывать банду на совет, а потом, и вовсе, потерял свою значимость — всемирная паутина была куда выгоднее, проще и доступнее. Тем не менее, никто не забывал об обычае воя вожака. Крис — самое высшее звено из оставшихся в живых, и он имеет на это полное право.       В Нью-Йорке у них была своя точка сбора. Склады в Ньюарк-Элизабет, арендованные на несколько десятков лет вперед, теперь были опечатаны УБН, а значит, никто не посмеет сунуться туда без риска нарушить закон. Конечно, кроме тех, кому плевать на этот самый закон. Крис влез туда через вытяжные окна на крыше, заботливо оставив проход открытым — даже самый ничтожный дилер из их сети догадается, что этот знак оставлен не случайно. Он сел на широкой балке под самой крышей, в темном углу, и принялся дожидаться тех, кто остался верен традициям. Они обязаны прийти на вой вожака, даже если этот вожак предал их.       Оборотни, один за другим, словно слепые щенки, тянулись к точке сбора. Когда третий десяток лохматых голов поселился под этой крышей, так и не заметив собравшего их здесь Криса, он все же решил представиться. Начать кровавую баню. — Твари, — прошипел он, приземлившись на одного из них. Хруст позвоночника заполнил все пространство, вытесняя тишину, — я — ваш глава, единственный, кто остался у дел из всей «Декады», и вы смеете нападать на мою семью? — он осмотрел ошеломленных смертью собрата волков, и, подойдя к еще одному, свернул ему шею невесомым движением, — Кто из вас посмел отдать такой приказ? КТО?! — Я посмел, — из тени сборища вышел высокий, худой как смерть, мужчина, абсолютно спокойный и ничуть не испуганный свершениями Криса, — ты, и правда, думал, что меня могут закрыть в какой-то там тюрьме? — Ардрём, — прорычал он, на ходу расталкивая скопившихся оборотней, что все еще не понимали, что происходит, — надо было догадаться. Ничтожная шавка. Напасть на женщину и ребенка! — Они — семья человека, разрушившего наш Клан, — Ардрём и не думал попадаться в руки устранителя, — отомстить им — священное право любого, находящегося здесь, — ответил он откуда-то из тьмы. — Они — моя семья, Ардрём, — прорычал Крис, с места бросаясь в толпу, но цель снова ушла из цепких лап, — я защищаю их, и за них я оторву голову любому, кто посмеет броситься!       Он заметил, как в лунном свете сверкнуло лезвие ножа, которыми пользовался Ардрём. Он никогда не отличался особой силой, но недостаток ее он с лихвой компенсировал ловкостью и приложением десятка отравленных ножей, метко пущенных прямо в тело жертвы. Лезвие пролетело мимо него, и угодило в одного из волков, не понимающих происходящего во тьме. Тот упал на землю, и, попытавшись подняться, заскулил и опал обратно. Паралич — яд того, кто и не думал касаться своих жертв.       На губах проступил вкус крови. Крис не почувствовал боли — слишком слабое касание — нож рассек скулу и даже не отклонился. Он еще не знал, с кем борется. Яд в его крови, но он был слишком глуп, не учитывая, кем является Крис. Он не простой волк, и простые яды не подействуют на него. Озираясь по сторонам, видя, как движутся во мраке волчьи головы, он схватил старую полусожженную бочку, оставленную тут скопищем бездомных, и вытащил на центр зала. Туда была вылита схваченная со стеллажа канистра керосина. Щелчок по краю жестяного бака, и вспыхнул огонь. И теперь он ясно видел среди обычных черных морд молочно-белую, почти лысую голову. Болезненно худой, он, даже пригибаясь на четырех лапах, казался выше всех остальных. «Будто на дыбе тянули», — подумал Крис, и, когда круг жаждущих уплотнился, он заметил Ардрёма, замеревшего у самой земли, и готового к прыжку.       — Ты не знал, чью кровь собрался пролить, монстр, — прорычал он, и обратился. Скулеж прокатился по морю волчьих морд, а Крис, присев на пол в спокойной позе, поднял лапы и ударил правой по груди, — Slaget! * — они оба норвежцы, и оба они понимали, что ни один, рожденный и воспитанный в их традициях, не сможет проигнорировать этот призыв. Призыв к бою. Попытка юнца оспорить право вождя. Право вождя отстоять свои регалии.       Он и не думал выйти в круг, но рычащий шепот прокатился по рядам, и, спустя несколько минут, в которых Крис с блаженным видом озирался по сторонам, рев там, где засел Ардрём, начал нарастать, и он, шипя, с рыком, бросился в круг, с легкостью в прыжке преодолев их рост. И теперь-то они поняли, насколько страшно выглядит «Четвертая голова Алой Декады», — на двух лапах он был почти девять футов в высоту, худой, словно скелет, на который натянули кожу, с короткой белой шерстью, клоками выпавшей, и бледными, пустыми, как и его кожа, глазами. Вырождение волчьей породы, умудрившее подняться на вершину всего их мира. — Знаешь, как влияют яды на химер, Ардрём? — спросил он, недвижимо наблюдая за полукругом, в который тот пустился, выбирая момент для прыжка, — Не знаешь. Какое упущение, — горько цокнул он, и пригнулся к земле, наблюдая как в толпе перед ним приземляется уродливое тело, — теперь сама моя кровь — твоя яд, выродок. Тронь меня, пролей ее, и тогда умрешь сам, — Еще один озлобленный прыжок не достиг цели, но перепонки меж плеча и предплечья рассекло пролетевшими сквозь них лезвиями. Они не мешали Крису, лишь придавали еще больше ужаса его виду, но теперь он хотя бы мог полноценно разогнуть руку, чему был даже благодарен.       За время, что он не пытался привносить лоск в свою уродливую внешность, его рога, ветвистые, наподобие оленьих, но кривые и беспорядочно закручивающиеся, начали отрастать, и вот, когда разозленный не на шутку Ардрём с ревом снова бросился на него, они сделали свое дело — Крис поднялся на лапы, когда тот летел на него, и выставил рога ему навстречу. Тот почти не пострадал, единственное, что случилось с ним — вывих плеча, запутавшегося в беспорядке наростов. Он упал на пол и откатился к ногам окруживших его волков, стараясь подняться и не тронуть рдеющую лапу. — Кто еще из вас, ублюдков моего стола, вздумал подчиняться ему?! — взревел Крис, поднявшись во весь свой рост и расправив такие же перепонки, протянувшиеся от плеча к телу, слабо оперившиеся истрепанными перьями, — Slaget! — он снова ударил себя по груди, и из толпы вышли еще девятеро волков, озлобленных и готовых к бою. Но совсем ему не равных.       Все они бросились вперед, в дикой жажде крови, но ни один коготь не коснулся его тела, что оказалось куда дальше, чем юнцы могли ожидать. Он отпрыгнул назад, и, не замерев ни на секунду, полоснул по горлу упавшего перед ним в глупом замахе оборотня. Второй, что отважился на новую атаку, все же дотянулся до него, но глаза его наполнились ужасом, когда удар, словно слабый ветер, встретивший огромную стену, разбился о спину нагнувшегося к первой жертве Криса. Тот резко подался вперед и проткнул его своими рогами насквозь. Прошитое тело отлетело в сторону, а еще двое, бегущих на него монстров, огромных, рычащих, брызжущих слюной, оказались столкнуты головами с такой силой, что треск костей нагнал на остальных оторопь. Трое попытались сбежать, но круг плотно сомкнулся, не упустив слабовольных. Крис за один прыжок добрался до них, и, с ревом подняв одного из них над своей головой, приземлил его тело на другого. Шея того предательски хрустнула, и он принял человеческий вид, простившись с жизнью. Сердце второго, что послужил молотом, обрушившимся на голову своего собрата, теперь добивало последний удар в когтях Криса, и тот, поняв, что и оно больше не живет, бросил его на бездыханное тело. Третий беглец, упавший в центр круга, отторгнутый надзирающими, снова постарался сбежать, но Крис схватил его за шею и сунул мордой в огонь, и только тот, скуля в агонии, отпрянул от пламени, вгрызся в его шею, превратив ее в кровавое месиво. Последний, понимая, что у него нет никаких шансов, отчаянно бросился вперед, и голова его оказалась сжата в когтях, глаза выколоты, кожа прорезана. И только он успел взвыть, как Крис резким движением свернул ему шею. Бой закончен. — А ты, что же? — с издевкой проговорил он, глядя, на одного из вышедших в круг, который сейчас пытался вправить вывихнутое плечо Ардрёма, — Так ты его личная дырка… что же, мы сделаем с тобой что-то особенное, — Slaget! — повторил он. Волк, исполненный ярости, хрустнул плечом своего любовника, и, оставив того восстановиться, начал осторожно подбираться к Крису. «Он хитрее остальных. Нахватался от Ардрёма», — подумал Крис и вернул себе человеческий облик. Ему больше нечего бояться. Рывок, и Крис, легко увернувшись от него, прокусил губу и плюнул в лицо волка своей кровью. Тот уже думал снова броситься на проявившего подобное презрение врага, но тут силы оставили его — яд попал в глаза. Теперь у него нет ни единого шанса.       Заметив это, Ардрём, восстановившийся в своих силах, рванулся вперед, но Крис ожидал этого — он пригнулся к земле, снова пропуская белого волка над головой. И тут он понял, что хитростью Ардрём превзошел его даже сейчас. Задние лапы монстра сомкнулись на его шее и потянули за собой. Он извернулся на передних, и, перемахнув тело через голову, протянул по широкой дуге Криса, со страшным грохотом впечатав его тело в бетон пола. Удар был страшным, и на единое мгновение Крис даже лишился сознания. Но он уже знал, что победил. И Ардрём уже понял это, так как, стараясь подняться после своего пируэта, резко взвизгнул — лапа его была распорота широкими ранами. Он отравлен своим собственным ядом.       Крис поднялся, ощущая, что, минимум, четверть костей его тела сломана. Регенерация химеры спасет его от этого. Только вот для этого надо снова стать ею, превозмочь боль обращения. Своды потолка снова наполнил треск костей, и Крис, вздрагивая раз за разом и крича от боли, словно заклинившая марионетка, дергался из стороны в сторону, чувствуя, как встают на место и зарастают поломанные кости. Как снова обрастают разорванными нитями перебитые мышцы, как затягивается уродливыми рубцами кожа. Ему больно, но он терпел и большее, слишком много стоит на кону. — Ты, и правда, чуть не убил меня, — прошипел Крис, подходя спокойным, даже вальяжным, шагом к Ардрёму, что все еще старался подняться, неловко подламывая несуразно длинные лапы, — но ты не ровня мне, Ардрём, и было глупо даже подумать, что ты сможешь тягаться со мной. А теперь, скажи мне: ты любишь его? — он ткнул когтем живот обессиленного волка, лежавшего рядом. Под когтем выступила кровь. — Д-да, — ответил он, в глубине души надеясь, что это спасет волка от смерти. Но тут же он понял, насколько ошибался. Что добился только большего зла для него, — убей его быстро, прошу. — Как же милосерден ты стал, — Крис облизнул кривые клыки, — когда дело дошло до твоих любимых. Моих ты бы не пожалел. Оттащить его, — приказал он, и несколько волков из ближнего круга схватили Ардрёма и потащили к другой стороне арены, — сначала мы позабавимся с ним, а когда он сдохнет под всеми ними, придет твоя очередь умирать. Кто из вас, волков, хочет трахнуть суку этого монстра?!       Следующие несколько часов целая толпа волков насиловала парализованное тело, и когда последний из них кончил, отойдя в сторону, Крис спрыгнул с потолочной балки, откуда открывался прекрасный вид на представление. Подстилка Ардрёма уже еле дышала, задыхаясь в собственной рвоте, моче и сперме всех прошедших через него волков, истекала кровью и уже даже не пыталась двинуться, хоть яд уже давно перестал действовать. Ардрёма же пришлось отравить еще раз, чтобы он не вызвал проблем своими бессильными потугами на спасение любимого. «Довольно тебе страдать. Надеюсь, когда мы встретимся в угодьях Харимара, ты не будешь держать на меня зла», — проговорил Крис и вспорол ему горло. Тот лишь беззлобно кивнул в ответ, когда взгляды их встретились. — После всего, что было между нами, ты, — прохрипел Ардрём, не поднимая головы, что больше не держали его тюремщики — Крис приказал держать его так, чтобы каждый момент он лицезрел. — Нет, ты, Ардрём, — оборвал его Крис, — ты знал, на что я способен. И ты знал, что будет, если ты пойдешь против меня. Ты сам подписал себе и ему смертный приговор. Только Вечный Гон не примет тебя, после всего, что было между нами, я не могу позволить этого. — ответил он, и вгрызся в его шею. Голова, оставшаяся в зубах, с выверенным махом морды угодила в огонь, — Так будет с каждым, кто посмеет хотя бы посмотреть в сторону моей семьи! — возвестил он, — Разбегайтесь по своим норам, и молитесь, чтобы Фафнир не пришел за вами!       Толпа послушалась — толпа слабоумна и легковерна. Он смотрел, как они разбегаются, он сохранял спокойствие из последних сил. Что бы он ни говорил, а прошлые чувства все еще сжимали его сердце. Он увидел Ардрёма, он упал на колени перед обезглавленным телом и завыл, не понимая, зачем он сделал все это. Кристоф пошел против самого себя, осквернил тело любимого, хоть и в прошлом, человека, отказал ему даже в том, чтобы упокоиться в смерти. «Я чудовище», — шептал он, не находя самому себе другого определения. Все эти годы он только и делал, что искоренял в себе жестокость, что затянула вездесущими корнями всю его душу. Он боялся касаться Эрики, каждое слово, касание в адрес Тома или Эрики давались с огромным усилием… и теперь все это вернулось заново. То, что он вытравливал из себя тысячи часов, снова здесь. Снова смотрит из тьмы, ожидая момента, чтобы снова захватить его разум. Его самый сильный кошмар — он сам, тонущий в крови собственных жертв. И вот он, воплощение ужаса, смотрит на себя через отражение луны в луже крови. — Ты молодец, — Крис и не сомневался, что Том найдет его. И теперь он коснулся его плеча, и они, став птицами, полетели прочь, вдаль от сжирающего целиком страха, которым наполнились эти своды. — Я любил его, Том, — над какой-то крыше, откуда открывался вид на Ист-Ривер, туманную и холодную, он отбился от крыла Белла и рухнул вниз. Тот подхватил его, уже оказавшись на крыше, и осторожно уложил, — любил, и теперь Харимар не получит его душу. Влезь в мою голову снова, и найди ответ, зачем? Зачем я это сделал? — Снова? Крис, ты о чем? — он сел рядом с ним, и Крис уронил голову на его колени. — Если б Марко знал хоть что-нибудь о химерах, он рассказал бы тебе, что ни одно заклятие не продержится на них дольше, чем Змееносец взойдет на небосвод. Не прошло и года, а я вспомнил все до последней секунды, — выдохнул Крис, — пожалуйста, я прошу тебя, помоги мне понять. — И почему ты не сбежал от нас, Крис? Ведь Падре… — Ты дал мне новую, лучшую жизнь. Ты любил меня, как друга, ты пустил меня в семью, ты, черт возьми, дал мне в руки свою месячную дочь. Ты, правда, думаешь, что после того, как ты настолько доверился мне, я смог бы уйти? Я люблю вас всех, Том, вы дали мне родиться заново. — В этом твой ответ, волчонок, — он огладил его голову, нашептанным заклинанием освежая татуировки, слабо скрытые наросшими волосами, — ты защищал то, что дает тебе жить — свою семью. Семью, которая всегда примет тебя любым, до Змееносца или после. — Но ведь он тоже был для меня семьей? — Крис совершенно потерялся в своей жизни. Все только-только стало проясняться, и теперь снова стянулось в Гордиев узел. — Или спасением от жестокой реальности? Ты полюбил бы его, не будь ты под пятой Падре? Я не прошу тебя отвечать, малыш, — он ласково коснулся его щеки. Теперь, когда между ними исчезла былая близость, он стал воспринимать Криса, скорее, как младшего брата, или даже сына, — ведь сам себе ты уже ответил. — Йован не поймет меня. Он все еще пугается по ночам, когда слышит голос химеры. Чертов лунатизм! — в сердцах он ударил по крыше, и услышал, как внизу, под ними, задребезжала чья-то люстра, — Как мне рассказать это? — Я покажу ему, не бойся. Он сможет принять. Он должен, — Том поднялся, и, даже не задумавшись, поднял его легким движением пальцев.       Их квартира наполнена запахами вкусного ужина, какими-то неясными, приглушенными домашними звуками, в которых угадываются напевы скрипучего голоса Йована и рваный слог сербского языка. У него все как нельзя лучше, он и не подозревает, что ждет его впереди. Крис на ходу сбросил всю свою одежду и упал на кровать, отвернулся к стене и закрыл глаза. Том понял — его не стоит больше беспокоить, по крайней мере, не ему. Не сейчас, не в этот раз.       Он замер, наблюдая, как серб, измазанный мукой и, черт знает, чем еще, приплясывает, помешивая приготовленную им пасту на медленном огне. Он так счастлив, видимо, от мысли, что Крис скоро вернется домой, и их ждет спокойный ужин, хороший вечер и теплая ночь. Эти мысли даже не нужно было читать, они витали в воздухе этой кухни. — Том? — Йован вздрогнул, и чуть не опрокинул сотейник, а затем его реакцию разделил и сам Белл, задумавшийся о простоте и счастье их жизни, — Крис не вернется на ночь? — О, нет, — он собрался с мыслями и подошел ближе. Йован же недоверчиво сделал шаг назад, — дай мне руку, пожалуйста, — он протянул ему свою ладонь, но тот только подозрительно покосился на него. — Что ты собрался делать? — казалось, еще секунда, и он опрокинет кипящую пасту прямо ему на голову, и прирежет, пока тот трепыхается. — Мне нужно кое-что тебе показать, — Белл не придал себе убедительности, потому как никакой реакции не последовало, — это связано с Крисом. По крайней мере, с последними днями его жизни. Что ты так на меня смотришь?! Он спит в вашей комнате! — Йован уже собрался пробежаться до комнаты и проверить, но Том поймал его, и, дернув на себя, обхватил его затылок, — Pontem.       Белл передал ему все, что вытянул из головы Криса, пока освежал его татуировки. Каждое слово, каждое чувство, каждая мысль, каждая секунда того, что произошло за этот вечер. Йован обомлел, но затем собрался, сглотнул от испуга, и принялся, собирая взорвавшееся сознание, размешивать чуть ли не сбежавшее блюдо. Том сидел и смотрел, как Йован потихоньку возвращается к себе, и, в конце концов, минуло полчаса напряженного молчания, и серб обернулся, взглянул в глаза Тома и отключил газ. — Он поступил правильно. Его непросто понять, но он не видел другого выхода. С другой стороны, был ли он? — спросил Йован, ничуть не более мрачный, чем раньше, — У тебя хорошая дочь, Том, и Крис ее любит, как свою. Я бы тоже поступил так же, если бы моей Сенке грозила орда безумных оборотней. — У тебя есть… — Сестра, да, — продолжил Йован, — только вот у «Пса Крайны» не может быть семьи. Их убили, а меня забрали. Но что мешает мне рассуждать о том, как бы я поступил? — Память о предках? — заметил Том. Ему показалось бы оскорблением, если бы хоть кто-то решил подумать, что смог бы защитить Дженса лучше самого Тома. — Я не знал их. Меня забрали младенцем, а о них я узнал, когда на выпуске из «Псарни» мне отдали мое личное дело. Не знал, но будь у меня выбор… — Если хочешь, я могу забрать Криса домой, дать тебе время свыкнуться с увиденным, — пожал плечами Том. Ссориться он уж точно не хотел. — Ты был в моей голове, видел все, что я делал, и теперь считаешь, что я испугаюсь кучки перебитых волков? — черты наемника сейчас проступили в нем куда более четко, чем до этого. Он не боится смерти, как принесенной кем-то другим, так и самим собой, — я уверен, что он уже услышал и осознал, что бояться ему нечего. — Ты не слышишь? Он же храпит, как самолетный ротор! — рассмеялся Том, — Он не услышит, даже взорвись бомба над его головой! Я рад, что ты принимаешь его со всеми его грехами. На этом я откланяюсь, до скорой встречи, Йован, — он пожал ему руку, и растворился в дверном проеме. — Павлин, — фыркнул себе под нос Йован и пошел разбираться с палачом своей собственной головы.       Йован еще долго сидел рядом с Крисом, наблюдал за тем, как тот, кристально спокойный, спит, совершенно не двигаясь. Моментами ему казалось, что тот перестает дышать, но все это — излишняя паранойя, иррациональный страх, который теперь только набирает высоту. Йовану плевать, что он сделал, как он обошелся с теми, кто угрожал семье — важно, как сам Крис принял это, и почему сейчас он не нашел другого покоя, кроме сна. Крис уже старается принять, что лишился всего, но почему он так смело решился отсечь себя от своей жизни? Неужели в его прошлом не было чего-то подобного? Неужели раньше он не боялся потерять все? Или теперь… — Йован?! — Крис чуть ли не подпрыгнул на месте. Глаза его наполнились виной. И страхом. — Если ты сейчас не поднимешь свой сонный зад, и не поужинаешь со мной, я проделаю все, что ты сделал сегодня, с тобой самим, — Крису не нужна спокойная нежность, серб решил именно так. Ему нужна встряска, — давай, поднимайся, я разогрею пасту. — Но ты… — Рот свой будешь открывать, когда сядешь за стол. А сейчас, иди умойся и помой руки, — он перебил воплощение вины и пошел разогревать подостывший ужин. Крис все мялся в дверях, не находя повода сказать еще хоть что-то, — ну, ты как не в своем доме! — Почему ты еще здесь? Ведь это… — Меня оскорбляет, что ты считаешь меня настолько сентиментальным, — бросил Йован, даже не обернувшись, — если я так веду себя с тобой, то это еще не значит, что это распространяется на кого-то еще. Я не чувствительная фиалка, я, черт тебя дери, «Пес Крайны»! Я убивал в том возрасте, когда ты еще в песочнице играл! — тарелка с пастой со звоном грохнулась на стол перед Крисом, — Запомни, Волчонок, — он увидел это в воспоминаниях Тома, и был несказанно рад отомстить ему за это его «Птенчик», — я люблю тебя вне зависимости от того, что ты делаешь. И того, что ты говоришь или хочешь сказать. Усвоил? — он поставил громогласную точку, и когда Крис подавленно кивнул, он подошел к нему и кончиками пальцев провел по выбритому боку головы, — Все, вопрос исчерпан, — он поцеловал его в макушку и пошел накладывать ужин для себя.       Крис же, видимо, совсем не посчитал этот вопрос решенным. Он оставался все таким же подавленным, опустошенным. Не чувствовал запаха, вкуса — просто пережевывал еду, односложно отвечал на вопросы Йована о дне минувшем, а потом, когда почувствовал, что места для остатка в его желудке больше нет, отправился бегать. Ему и самому нужно время, чтобы подумать над этим.

***

Неделю спустя

— Крис, поднимайся! — Йован утихомирил духа в бойцовской груше и обернулся, увидев, как Крис развалился на полу у входной двери. Он улыбался, но дышал так, словно пробежал марафон. Словно? — Сколько?! — серб взял его за руку, и часы пискнули, отмеряя конец тренировки, — Восемнадцать километров за час?! Ты псих, знаешь? — Я просто задумался, — заметил Крис, — а опомнился уже у парадной двери, — ноги совсем отказывались его держать. — Ты все еще переживаешь? Ведь я же сказал тебе, все нормально, — Йован поднял его на руки и понес в ванную. Загнанные мышцы хорошо расслабляются в горячей воде. — Не поможешь майку снять? — он попытался сам, сев на край ванной, но руки тоже отказывались нормально работать. Видимо — восемнадцать километров — только половина пути, а где-то он остановился еще и руки потренировать. Учитывая, что сам Йован еще спал, когда Крис ушел, об этом стоит только догадываться. — Это длится уже неделю, Крис. Ты просто убьешь себя так, — он выбросил в корзину для белья всю его одежду, и Крис, резко выдыхая, опустился в набравшуюся ванну.       Как бы они не были близки, сам Крис чувствовал, что должен соблюдать хоть какие-то границы, хоть и настолько ощутимо сдвинувшиеся. Он не трогал Йована, когда тот этого не хотел, он не делал хоть каких-то шагов на сближение, потому как чувствовал — для того и это уже огромный прорыв. Прорыв, с которым он еще не успел свыкнуться. Каждый раз, когда они засыпают вместе, Йовану нужен час, чтобы осознать то, что с ним происходит. Каждый вечер он лежит рядом, настороженный, напряженный, и только когда осознает, что ничего плохого не происходит, расслабляется, прижимается ближе и засыпает. Для Криса это совсем не проблема. Но проблема для Йована — он неловок, и ничего не может с этим поделать, хоть и хочет. Человека можно забрать из Крайны, а Крайну из человека — никогда. «Адаптированный афоризм, но насколько же точный», — эта мысль все чаще появляется в голове Криса. Он соблюдает границы, не хочет снова вогнать серба в ступор и непонимание, и именно поэтому он сейчас решил, что горячая ванна не повредит и его трусам. — Йован, я не переживаю, — они смотрели друг другу в глаза, и Крис сдался первым, — просто я не хочу терять форму, и все. Ты ведь знаешь, что для таких, как мы, эти восемнадцать километров — ничто. Расслабься. А лучше, присоединяйся, — он устроился пониже и хлопнул ладонью по своей груди, приглашая. Ванны, и правда, хватало для них двоих. Йован резко дрогнул, когда, одетый настолько же, насколько и Крис, коснулся воды. — До этого ты не думал об этом, и все равно оставался в форме, — пробурчал серб. Крис сложил руки на его прессе, ужасно напряженном от касаний, и прикусил мочку уха, сдерживая нахлынувшее возбуждение. Оно сейчас совсем ни к чему, — это не дает мне покоя. — Ты хочешь знать, о чем я думаю? — спросил Крис, и губы его касались уха Йована, отчего тот рвано дрожал. — Хочу, — сказал он на вдохе, — всегда хотел. — Когда-нибудь Том должен будет отправиться спасать Марко, и кто из нас должен будет пойти с ним, чтобы защищать его, а кто-то должен будет остаться и защищать семью. Это не дает мне расслабиться, — когда-то Крис должен был сделать этот шаг — проверить, согласится ли Йован на такой план. — Но неужели он сам не справится? Он Триумвират одной левой уделал! — Йовану не понравилась эта новость, но отрицать свое участие в ней он не стал, — от чего его нужно защищать? — Ты можешь быть кем угодно, но если ты попадешься в ловушку, созданную специально для тебя, то и у всесильного не останется и шанса. А мы… и гуси когда-то спасли Рим, — он пожал плечами, — кто-то из нас будет рисковать своей жизнью. Я боюсь этого. — Мы с тобой — обученные убийцы, нам не привыкать, но… я не пущу тебя одного туда. Исайя способна на все, что угодно, а этот Люмьер, — Йован задохнулся от собственной глупости, — мы следили за ним несколько лет, мы на молекулы разобрали десяток его жертв, но так и не смогли понять, что он такое. И я уже не говорю о ее «дочерях». — Йован, кто-то должен защищать нашу семью, — они уперлись в стену. Серб еще не привязан к Ону и Эрике, он не беспокоится за них, только за Криса, и ради него он уже готов сделать все, что потребуется. — «Нашу»? — Йован все же поймал Криса на его же крючок. — Мы освободили тебя, мы дали тебе крышу над головой и новую, спокойную жизнь. Неужели, ты не считаешь нас всех своей семьей? — игра дошла до эндшпиля. Времени для маневров больше не осталось. Либо Йован поддастся и примет это, либо Крис потерпит сокрушительное поражение. Слабость его сценария была лишь в том, что все было завязано на одном моменте, самой слабой точке выстроенного щита. И вопрос теперь только в том, видит ли эту точку сам Йован. — У меня никогда не было семьи, и я не знаю, что это значит, — признался он, — со стороны… я всю жизнь лицезрел семью Сципиона, но я был вне ее, сторонним наблюдателем. Я не понимал, как она устроена, что держит ее вместе. А вы? Как широка ваша семья? — Том — маг, Ону — кумо, Эрика — «Заметенный след», — начал длинное перечисление Крис, а Йован с интересом прислушался, — Я — химера, ты — грифон, Рик, брат Тома, посвященный человек, — серб возмущенно вздохнул, но Крис крепче прижал его к себе, — дослушай, а потом задавай вопросы, — его жена, Эсмеральда, оборотень, как и двое из трех ее детей, у нее еще двое братьев, таких же оборотней, как и она, Теодоро и Хавьер. Друг тома, Джек — котолак, — еще один вздох, только в этот раз, удивленный, прокатился по груди Йована, — его муж, Джесси — ключник. Официанты «Десятого Круга», что были с нами с самого начала, Реджи и Ив, инкуб и суккуб. Эш, парень Реджи, вампир, Эллисон, ключница «За гранью». И Марко, старый маг, но про него ты все знаешь и без меня. У нас большая семья, разношерстная, но, тем не менее, крепкая. Все мы, без сомнения, сможем опереться друг на друга, если так будет нужно. Спрашивай, что хотел, я слушаю. — Вы посвятили простого человека? — вопрос, что казался возмущенным сначала, теперь отражал, наверное, только непонимание, — это же один из главных Заветов Триумвирата? — Все вокруг Рика принадлежат подлунному миру. Мы не смогли бы скрывать это всю жизнь, — ответил Крис, — Он имел право знать. Но еще и стоит помнить — королевство Триумвирата ограничено Старым Светом, а мы к нему не имеем никакого отношения. Воистину, Америка — страна возможностей, — он улыбнулся и поцеловал его в висок. — Котолаки? Они ведь вымерли? — Мы тоже так думали. Да и, согласись, обратиться впервые, когда второй десяток идет к закату, это странно. Но это, тем не менее, правда. — Ваша «семья», — голос его так и сквозил скепсисом, — такая большая, и вы все равно боитесь, что не сможете защититься? — Они не обучены убивать, они… — Шантарам, — заключил Йован, чем удивил Криса, — Что? Почти десять лет я проработал в Пакистане. Немного выучил язык. Скажи мне, они все, и правда, считают меня членом своей семьи? — меж слов промелькнула неясная надежда. — Большинство из них не знает о тебе, но, поверь, никто не отвернется от тебя, когда узнает. Ты слишком очарователен, чтобы не заглядеться, — несколько поцелуев остались на шее. — Скажи Тому, что я готов дать обещание верности, — устало выдохнул Йован, и Крис задохнулся от удивления, — я с самого начала понял, для чего тебе все эти игры, Крис. Может быть, я глуп в том, что касается любви, но уж точно не в политике. — Это не игры, — смущенно проговорил Крис, и Йован вырвался из его рук, поднимаясь из остывающей воды, — ни слова лжи в этом доме не было. Клянусь тебе. — То есть… ты и правда… — Йован успел повязать полотенце на бедрах, скинуть с себя мокрые трусы и сделать шаг к выходу, но теперь замер, глядя на Криса, — не верю… — Ты не веришь, что я могу любить тебя? — Крис поднялся следом за ним. Мокрыми ногами по кафелю ступать было невероятно сложно, потому как любой неловкий жест мог испортить момент, — Йован, ты бываешь таким идиотом! — Самое время кидаться оскорблениями, — пробурчал он себе под нос, — я по началу, и правда, думал, что твои чувства настоящие, но потом догадался, к чему ты ведешь. В этих отношениях, — он удивился своим же словам, — мне было так хорошо, что я решил не разрывать их. Я-то люблю тебя, а вот ты преследуешь только интересы Тома, — теперь он выглядел совсем изничтоженным. Словно принял тот факт, что болезнь, сидящая внутри него, его же и убьет. — Какой же ты придурок, — Крис широким шагом приблизился к нему, и неловкость сыграла ему на руку.       Поскользнувшись на кафеле, он попятился вперед, протолкав до самой стены и Йована. Он целовал его с такой страстью, которой не было ни разу, пожалуй, в его жизни. Ни с Падре, ни с Ардрёмом, ни с Томом. Йован снова замер, и только когда Крис заглянул в его глаза, он вернулся в их реальность. «Хватит уже стесняться», — подумал он, и скинул с себя трусы, зацепив и полотенце Йована. Он напирал, жался к нему всем своим телом настолько сильно, что прижатый к стене и поддерживаемый его руками, Йован застрял над полом, а потом и вовсе обвил его бока ногами. Теперь они могли идти в спальню.       Крис упал на спину, и Йован вовремя перегруппировался так, что теперь сидел на его животе, по-кошачьи изгибая спину. Он целовал его с такой же страстью, терся своим членом о его живот, сжимал в своих ладонях локоть и запястье руки Криса, что тот закинул за голову. Но стоило тому коснуться его члена, как непонимание заполонило его глаза, а потом взгляд и вовсе стал холодным, а движения — механическими и пустыми. Вот он, вроде как, все тот же Йован, но теперь он действует на автомате, и не вернется, пока «угроза» не минует. Этого Крис допускать не хотел. — У тебя не было секса с мужчиной, — понял Крис, и Йован очнулся, — не бойся, я сделаю все сам, только не закрывайся от меня, — Крис перемахнул его на спину, а сам повис над ним, и, только убедившись, что тот все еще с ним, сам сел на него сверху. — Нет, не было, — коротко ответил он, — ты точно этого хочешь? — неуверенно спросил он. — А не видно? — ухмыльнулся он, плюнул в ладонь и растер слюну на стояке Йована, что упирался ему меж ягодиц. И у Криса член был в полной готовности, — только не закрывайся, — попросил он, и опустился на столько, на сколько хватило терпения, — поиздевалась над тобой судьба: родиться с таким достоинством, и воспользоваться им единожды за жизнь, — замерев, он выдохнул и заглянул в глаза Йована. Его там уже не было, — Эй! — окрикнул он, и Йован пришел в сознание, и тут же задохнулся экстазом, что принесло окружающее член давление, — дай мне руку, — он пригнулся чуть ниже, насадился чуть глубже, и сжал ладонь Йована в своей. Так он сможет чувствовать, если Йован начнет отключаться снова, — расскажи, ты когда-нибудь хотел кого-нибудь? — Когда-то давн-о-о, — Крис начал плавно покачиваться на его члене, глядя ему в глаза, и эти движения слили фразу, что он собирался сказать, в один утробный стон наслаждения, — у нас была красивая медсестра, и я, — его фразы, словно короткие очереди, проскакивали между стонами, которые он оказался не в силах сдерживать, — я специально травмировался, чтобы попадать к ней в госпиталь, и… черт, как же, — он не мог сдержаться. Крис даже предположить боялся, сколько лет он прожил без секса. И теперь он чувствовал, что стоит двинуться хотя бы раз, и он кончит. А этот сеанс терапии еще рано заканчивать. — Продолжай, — он замер, давая тому возможность отдышаться, хоть чуть-чуть прийти в себя, — что было дальше? — Я чуть не начал дрочить однажды ночью, когда она сидела на посту рядом со мной, но надзорный заметил это, и я получил десять ударов плетью, — ответил он, и Крис наклонился вперед, чтобы поцеловать его. — Больше такого с тобой не случится, — отвел он, и осторожно поцеловал его — сложно двигаться, фиксируя таз, — нет ничего плохого в желании. Ты же хочешь меня сейчас? — он ошалело закивал, и тут-то Крис понял, что зря остановился. Его хватит еще ни на один раунд, — хорошо, Птенчик, — он улыбнулся, и в этот раз сел на него до самого конца, уже чувствуя дрожь тела под собой. Ему не надо много. — Очень хорошо, — только и выдавил он из себя. Мозги совсем отказывались работать, — я так люблю тебя, ты бы знал, — устало бросил он, когда Крис упал на бок слева от него. — Кто из нас пробежал марафон, м? — улыбнулся Крис, наклонив его голову к себе, — я не дам тебе отдыхать. Теперь ты сверху. — Что? То есть… — Йован, и правда, не понимал, чего от него хотят. Без сомнения, сейчас ради Криса он был готов на все, но это «все» ему нужно понять. — Обычная миссионерская поза, Птенчик, — сказал он, и, когда заметил, что тот так и не понял требований к себе, вздохнул и перевернулся, повис над ним, — вот так. Понял? — Тот кивнул, и тогда Крис вернулся на свое место, и теперь Йован завис над ним.       Крис раздвинул ноги пошире, уложил их на бедра Йована. Сперма того уже начала вытекать из Криса, и это только раззадоривало его. Он хотел еще. А Йован замер в неуверенности — теперь, когда вся инициатива в его руках, не испортит ли он все своей неловкостью? Он осторожно приставил снова окрепший стояк к ягодицам Криса и осторожным движением вошел. Взгляд его сразу потерялся от наслаждения и возбуждения, и Крис побоялся, что тот снова может отключиться. Он сжал его щеки в ладонях и направил взгляд на себя, заглянул в глаза. — Давай, сделай, как тебе хочется. — сказал он, и застонал, когда Йован вошел целиком. Все же, он великоват для него, — Все хорошо, — ответил он на беспокойство в глазах серба, — давай, не стесняйся. — В тот раз, когда мне приказали, — он понял уловку Криса сразу, и теперь пробует воспользоваться ею сам, — переспать с женщиной, я старался изо всех сил, я хотел научиться, я хотел понять, но… — он замедлился, чувствуя подкатывающую волну, — я не хотел ее. Я хочу тебя. Я не хочу отключаться, когда я с тобой. Я люблю тебя. Люблю тебя, Крис, люблю, — его голос, обычный и только подернутый смущением, теперь превратился в возбужденный бессвязный шепот, — еще в первый день, Том угрожал, что «оставит меня на твое усмотрение» и, когда я увидел тебя, я… — он не договорил. Зажмурил глаза, уронил голову на грудь Криса и сделал еще несколько рваных толчков. Второй раунд завершен, — захотел, чтобы так все и было, — словно стыдясь себя, признал он. — В том, чтобы желать чего-то, нет ничего постыдного, — Крис поднял голову и чмокнул его в макушку, — я тоже люблю тебя, Йован, и никакие планы Тома этого не изменят. Какой раз тебе понравился больше? — Первый, — он, тем не менее, стесняться себя не перестал, — сейчас я мог все испортить, а тогда ты… — Мог облажаться не меньше твоего, — улыбнулся он, и погладил его спину. Йован слез с него, и Крис обнаружил, что успел кончить за то время, что был сосредоточен на Йоване. Эта терапия помогла им обоим, — даже не припомню за собой такого, — он довольно хмыкнул, — ну, чтобы умудрялся кончить без рук, — пояснил он для Йована. Полежи немного, мы все равно изгваздались. Отдохни, и начнем третий круг. — Ты хочешь еще? — с щенячьим восторгом серб вздернул голову. — Ты хочешь еще, — ответил ему Крис, — а я хочу тебя всегда.       Крис приподнялся на локтях, уже понимая, что теперь ему придется отмываться под холодным душем, чтобы смыть с заросшего живота пятна спермы. Это все потом. Это все неважно. С Йованом и в метели голым ему будет тепло. К тому же, он измазался не меньше.

***

Несколько недель спустя

— Мы все подготовим, — преспокойно заверил Теодоро, и отстранил от уха телефон — недовольство Тома слышал даже Крис, стоящий рядом, — Мы соберем стаю, на всякий случай, чтобы… нет, Том, они не будут устраивать оргии, и не нападут на твоих женщин, — впервые за целый день он увидел хотя бы тень эмоций на лице молодого волка. Полуулыбку, еле заметную, но, все же, существующую, — три, два, один, — отсчитал он, и… — Какого черта ты творишь! — Том вихрем ворвался в холл, — Что ты вздумал делать! Крис, как ты вообще до этого додумался?! — возмущению его не было предела. — Эрике будет полезно повидаться с Риком и его семьей, — парировал Крис, — а здесь безопасно, как нигде больше. — И десяток оборотней в окрестных лесах этому только поспособствует, — добавил Тео. — Ну, у тебя-то есть мозги, Тео! — взмолился Том, — Как я унесу их за столько километров, когда будет нужно? — Об этом не беспокойся — Хавьер заберет их, когда будет нужно. Не бойся, он не создаст проблем. В конце-то концов, Том, неужели ты не доверяешь нам? — он освоил удивление. Это уже прогресс. — Я не хотел загружать вас своими проблемами, Тео, — Том все же капитулировал, — признаю, Крис, план хороший, только мне оттого не менее страшно. Как твои дела? — Том протянул Тео ладонь, и тот, не сомневаясь, вложил в нее свою.       Время от времени Том появлялся здесь, помогал Тео сбросить усталость, неуемно капающую на мозг. Перебродившие эмоции, отравляющие сознание, уходят, и Тео может продолжать жить, а Том отдыхает от мира под идолом Дженса. Их кладбище, очищенное от скорби морозным ветром, всегда казалось Тому местом, где живет умиротворение. Покой, которого, порой, так не хватает в городе. Но сегодня ему не до того, все же, этот вечер он обещал Гейбу, и обещание это он обязан выполнить. — Спасибо, — выдохнул Тео, — спасибо, брат. — Не за что, Тео. Идем? — подозвал он Криса, и тот сделал уверенный шаг вперед. Дорога обратно стала ощутимо короче. — Ты закатил истерику на пустом месте, Том, — Крису совсем не нравилось, во что превращается его друг в последние месяцы, — согласись, план хорош. Что еще тебя не устраивает? — То, что ты и не подумал для начала оговорить все со мной! — чуть ли не прорычал Том. На звук его голоса из комнаты лениво вышел Йован, — Мы говорим о моей семье! — О нашей, Том, — Крис подошел ближе и раскинул руки. Том просто повалился в его объятия, — я не меньше твоего боюсь за Ону и Джинн. Но больше того я боюсь за Йована и за тебя. Я не могу отпустить вас в логово зверя одних. — Будь доволен собой, ты спас всех и вся, — съязвил он, но выпутаться из объятий и не подумал. — Я знаю, что ты устал от всего этого, Том, — он похлопал его по плечу. — Оставайся, поужинай с нами, — предложил Йован, неловко вклиниваясь в разговор, — на удивление, немецкое пиво пьянит и нас. Отпусти все это хотя бы на один вечер. — Я обещал его Гейбу, простите меня, — Том собрался с силами и встал на ноги, — он уже ждет меня. Хорошего вечера, парни, — он поправил на себе пиджак, и уже хотел исчезнуть. — Постой! — Йован остановил его, когда черта уже была очерчена, — Все должно было быть куда официознее, но лучше не тянуть с этим. — он приосанился, расправил крылья и приложил руку к сердцу, — Я, Йован Миркович, клянусь тебе, Томас Финеас Белл, и твоей семье в верности, покуда ты сам не вернешь мне мою клятву, или до тех пор, пока она не будет разбита, — проговорил он. Из договора со Сципионом он вынес одно — если он верен своей клятве, то это еще совсем не обязывает остальных держаться этого убеждения. — Добро пожаловать в семью, Йован. Мы будем рады тебе всегда, — устало ответил он, и расплылся в облаке черного тумана.       «Шах и мат», — прозвучала оглушающая мысль в голове Криса. Он добился того, к чему шел с самого начала. Добился, и теперь понял, что на кону этой партии стояло куда больше, чем еще одна горячая голова. Он нашел свое собственное счастье.

***

День настал

— Идем в поместье, — скомандовал Маркас. Небольшая деревня окружала их тьмой и давящей тишиной. Цикады не стрекочут, ночные птицы попрятались под кронами вековых деревьев. Здесь словно нет ничего. Эта деревня выглядит пустой декорацией, — осторожно, мы не знаем, что нас ждет. — Я насчитал шесть ударов по шпилю, — отрапортовал Йован, обходя брошенный посреди улицы автомобиль, — дочери Исайи всегда держатся вместе. Значит, сама Исайя еще не здесь. — Они — молнии? — в яростном недоумении бросил Том, оборачиваясь на Йована, — Как? — Никто не знает, — ответил он, и махнул рукой Крису, что шел впереди, разведывая обстановку пустых улиц, — знаем лишь, что любой молнии в этих краях нужно бояться — здесь род де Рейе владеет даже ими. — Чертовщина похлеще нашей, — Том коснулся Йована и хотел перенести их к Крису, махнувшему им, подзывая к себе, но ничего не вышло, — да твою же мать! — громко выругался он, и с соседней крыши с оглушительным в этой тишине вскриком вспорхнула ворона, — Чувствую руку Сципиона! Кто научил его этой проклятой запретительной магии?!       Марко знал об этом. Знал, как Сципион закрывает от ключников свои территории, знал, что в самом сердце этого купола стоит тотем, на котором держится вся эта аура, сжирающая силу магов и совершенно непробиваемая для ключников. Он знал обо всем этом, но и подумать не мог, что именно поэтому их забросило на добрый километр от самого поместья. Он посчитал это своей неточностью. Теперь же, чувствуя, как ослаб, он понял, что дело вовсе не в нем. — Он владел ей изначально, Том, — пояснил Йован, — он создал ее. Стой, — он выставил руку поперек пути Тома, убавил в голосе и пригнулся в тень от соседней стены, — смотри, на крыше колокольни, — Крис обернулся на них, и серб махнул рукой в сторону обозначившейся во тьме старой башни.       На крыше, словно балансируя на острие иглы, сидело нечто огромное. Издалека оно было похоже на мохнатый шар, но, спустя мгновение, оно поднялось на две лапы, задрав передние к небу, прогнулось в спине. В полумраке очертились рога, ершистая объемная грива, и хвост, сгибающийся в жало на конце. Йован раскрыл рот, сползая по стене. Он окончательно все осознал. — Он… ебаная мантикора, — выругался серб, стирая выступивший на лбу пот, — какие же мы были идиоты! — Почему? — Том заглянул в его мертвенно-бледное лицо, ожидая ответа. — Мантикоры — единственный род химер, вырвавших у Совета право на существование. Их было настолько мало, что уже веку к четырнадцатому они должны были просто выродиться. Мы считали, что их не существует… во что мы вляпались? — он пребывал чуть ли не в панике. — Соберись! — прошипел Крис, подобравшийся к ним. Когда нужно, он умеет быть жестким. Эти слова, словно отрезвляющая пощечина. — Замолкните оба, и постарайтесь не дышать! — вдруг бросил Том. Тень на колокольне исчезла.       «Deerrare. Absconde. Dissolve. Аmissa», — слова, идущие по кругу, окутали их еле заметным плащом. Том прикрыл глаза, коснувшись их голов, и сосредоточился на заклинании. «Мы можем без труда вывернуть этого монстра наизнанку, так какого черта мы прячемся?» — спросил Маркас, недоумевая, что же тут вообще происходит, и думал продолжить свои инсинуации, как вдруг, просто замолк, захлебнувшись своими словами. В нос ударила волна едкого мускуса, а земля за его спиной заскрипела под когтями. Люмьер идет по их следу, и он уже нашел их, но магия не даст ему заполучить свою добычу. — Мышка попала в мышеловку, — голос, вырывающийся из зубастой слюнявой пасти, плоской, но ужасающе кривой, пробивался, словно бы через ржавый металл. Словно бы его голосовые связки — два старых листа стали, трущиеся ржавыми наростами друг о друга, — мышку схватили за хвост, — периферийным зрением Том уже заметил нависшую над ним тварь, и теперь усиленно старался унять разогнавшееся от страха сердце. Но больше его заботил Йован, что, того и гляди, завопит от того, что персональный его страх прямо сейчас в метре от него, готовый убивать, ищет свою цель, — где ты, мышка? — Беги, Том, — только подумал Крис, и Йован с Беллом уставились на него, — мы удержим его от тебя. — Соберись, Йован, — прогремела в его сознании мысль Белла, — вы сильнее него, вы справитесь. — Я не дам ему тебе навредить, — ответил на испуг серба Крис, — мы справимся. — Мы справимся, — легко кивнул Йован, — у тебя своя цель, Том, у нас — своя.       Крис осторожно перегруппировался. Люмьер будто чувствовал, что здесь его цель, потому просто уселся на землю и принялся озираться по сторонам. Он посмотрел на Йована, тот тоже был готов к прыжку. Они кивнули друг другу, затем — Тому, и, когда их общий счет дошел до трех, Том отпустил руки, и взлетел орлом в небо. Не видя преград, с диким ревом они бросились вперед, но на звериной морде только проступила зловещая ухмылка. Он встал на дыбы, и со всем своим весом приземлил лапы, прибив сразу их обоих в пыль проселочной дороги. Бой закончился, даже не начавшись. — Мыши, — он наклонил морду к прижатому когтями на шее Йовану, — нет… крысы, — из пасти его высунулся один язык, за ним второй и третий. Они, все как один, раздвоенные по концам, облизали лицо серба, и тот, как ни старался, не смог увернуться, — где-то здесь… еще двое, — он резко поднял морду и принюхался, — кого вы привели с собой, крысы?! — взревел он. — Мы одни, — прохрипел Крис, которому Люмьер чуть ли не раздавил грудную клетку своим весом. — Врешь, — проскрипел он, — успею поиграться, — Люмьер облизнулся, и уже наклонился к его горлу, но тут Крис почувствовал, что что-то кольнуло его бок, глянул на Йована. Тот уверенно кивнул ему, и Крис вслепую схватил керамбит, брошенный ему Йованом. — Никогда не сомневайся в словах собрата, мразь, — прошипел ему Крис, и вместе с Йованом они резанули заточенными клинками по сухожилиям лап.       Мантикора взревела, поднялась на передние лапы и отшатнулась назад. Она чувствовала себя уверенно и на дух лапах, и теперь, зализывая раны, принялась прыгать по крышам, стремясь скрыться. Крис, обратившись в прыжке, рванул за ним, а Йован взлетел в небо. Мантикора перепрыгивала с крыши на крышу, не уступая в скорости даже бегущему галопом Крису, но тот, с каждым шагом оказывался все ближе и ближе. «Не сбежишь, отродье», — злобно проклокотал он, и в резком прыжке ухватился за хвост, выламывая из сочленения сустава жало. Люмьер, подпрыгнув на месте, выкрутил сальто, и теперь хвост его представлял из себя пращу, которая, натянутая прыжком хозяина, отшвырнула Криса как снаряд на несколько крыш вперед, но Йован поймал его на лету, опустил на старую черепичную кровлю, и в несколько замахов набрал такую чудовищную скорость, что просто снес Люмьера и начал поднимать того над землей, схватив за загривок. — Летающие крысы, — прошипел он, и схватил того за маховые перья, на лету складывая крылья. Они начали терять высоту, и теперь, Йован выглядел тараном на пути к земле. И сверху на него давило несколько сот килограмм животной ярости, — сожру! Не останется и кишок! — Приди в себя, Люмьер! — Йован все же вывернулся из его захвата, и теперь, разогнав дополнительными махами крыльев, впечатал его в землю, — тебе не одержать верх! — Да что ты говоришь, крыса! — Он только улыбнулся, одной рукой сгреб его лапы в охапку и отшвырнул в стену дома, протаранив ее. Йована завалило кирпичами, и Крис спрыгнул с крыши, перегородив мантикоре путь, — Люмьера здесь нет, — она облизнулась всеми тремя языками и рывком бросилась вперед. Крис же на лету схватил его, и провернув огромное тело вокруг себя, отбросил назад, Когда тот упал на спину, и принялся трепыхаться, поднимаясь на ноги, Крис набросился сверху и вгрызся в его шею, возвещая свою победу. — Никто не притронется к нему! — прорычал он, наблюдая, как плещется ужас в глазах мантикоры. — Как бы ни так, — прохрипела она, и взмахом лапы отправила Криса к ногам Йована, что поднялся из груды камня. Раны на ее теле затягивались с ужасающей скоростью, — вам не убить меня, крысы! Не было случая, чтобы тигра задрали бестолковые косули! — шатаясь из стороны в сторону, она поднялась на лапы — все они тоже затянулись. Вправился поломанный хвост. Они пришли к тому, с чего начали, — еще крысы! Я чувствую еще! Еда! Еда-еда-еда! — зачастила она и бросилась в новый прыжок.       Йован, окончательно разозленный бесплодностью своих усилий, резко рванул вверх, подхватив задними лапами Криса и подбросив его на полуобвалившуюся крышу. На лету бросившись вниз, он подхватил за рога бросившегося к ним зверя, и, петляя в уворотах от молниеносно мечущегося хвоста, снова понес его в небо. Мантикора едко смеялась, суча лапами, и выцеливая худое грифонье тело жалом. Она понимала, что они не смогут навредить ей. Она ждала следующего их шага, чтобы снова посмеяться, показать, что они лишь пыль под ее неуязвимыми лапами. «Ничто в этом свете не способно меня убить!» — рассмеялась она, и в ответ на это серб подбросил ее в воздух, и, ударив кулаками по ребрам твари, ушел в глубокое пике.       Мантикора сожрала Люмьера внутри себя, здесь есть только она, и поэтому Йовану некого жалеть. «Время «Псу Крайны» снова проснуться», — подумал он, и оторвав от своего плеча вцепившиеся в него когти, оторвался от стремительно летящей к земле мантикоры. Она думала уже засмеяться, но тут смех ее задохнулся в оглушающем вопле. Она летела не к земле, но, в высокомерии своем, даже не заметила этого.       Тело, с хрустом костей и скрежетом металла, приземлилось прямо на шпиль колокольни. Оно успело набрать такую скорость, что остановилось, лишь прижатое к стрельчатым оборкам ската крыши. Колышки забора прошили тело насквозь в десятке точек, выворачивая наружу все тело мантикоры: осколки костей, шмотки мяса, куски легких. И на одном из них, продетое, словно бабочка на игле, все еще билось ее сердце. Вниз полилась кровь, литры, десятки литров темно-красной, ближе к черному, жидкости упало на землю, потекло по стенам колокольни, разъедая старые своды. Мантикора вопила, сходила с ума от боли, но все еще оставалась жива. Она цеплялась за то, что никогда не боялась потерять, и от чего теперь была так далеко. — В этот раз я не дам тебе провернуть этот фокус! — закричал Йован, и, резко рванув вниз, сорвал со стального прута ее сердце. — В этот раз ты сдохнешь окончательно, — прошипел подобравшийся под струями едкой крови Крис и ухватился за ее голову. Мерзкий треск наполнил все окружающее пространство, и тело твари, все еще живое, полетело вниз. Приземлившись, Крис отбросил разделанную тушу в лужу ее собственной крови. Там она, отравленная своим собственным ядом, не сможет исцелиться.       Они победили. Крис вернулся в человеческий вид, и, все еще загнанно дыша, оперся о ближайшую стену, что смог найти. Йован подлетел к нему, и, встав на человеческие ноги, шаткой походкой подошел ближе и обнял его руками и крыльями. — Мы победили, Птенчик, — устало проговорил Крис, поцеловав его в макушку, — мы живы. Ни от одного решения в жизни я не был так счастлив, как от того, что решил идти с тобой. — Возможно, я убил последнюю мантикору на этом свете, — печально ответил ему Йован, — Триумвират придет за моей головой. — Я никому ее не отдам, — улыбнулся Крис, и, в следующую секунду, повалил Йована на землю. Над их головами, взорвав старый цемент стены, просвистела пуля.       Пока Йован приходил в себя, Крис успел заметить блик прицела снайперской винтовки. Он палил из самого поместья, куда ушел Том, а до него был чуть ли не километр. Подняв на ноги Йована, он кивнул ему и, на ходу обернувшись химерой, побежал к позиции снайпера. Он слышал запах этого пороха, очищенного с особой кропотливостью. Он найдет стрелка где угодно, и тому не сносить головы. — Ты знаешь законы не хуже меня, Миркович, — Йован редко слышал его таким серьезным. Драган всегда относился к окружающей его действительности с издевкой. И имел на это полное право — после ада, через который они с Йованом прошли, все казалось каким-то фантасмагоричным, нереально идеальным, — прервавший род повинен смерти. — Всего лишь отговорка, — плюнул под ноги Йован, — вы с этим «Черным Янычаром» только и ждали момента, чтобы убить меня. Сципион боится за свои секреты, не так ли? — Янычар? — Драган вернул себе свою уверенную усмешку, — Я не сомневался в твоих способностях, Альфа-четыре. Ну, раз ты знаешь, кто со мной, то ты понимаешь, что ждет твоего любовничка. Быть распыленным на атомы вспышкой магии, что может быть хуже? Только то, что я сделаю с тобой, крыса, прежде чем отправлю к праотцам! — ответил он сам себе, и бросился на Йована. Тот просто увернулся и сделал уверенный шаг в сторону. — Я никогда не усомнюсь в уме и силе Криса. И с тобой я драться не стану — бросайся на меня сколько тебе заблагорассудится, ты и дотронуться не сможешь. А когда сможешь, жизнь твоя закончится. Я убил чертову мантикору, и, поверь, найти в твоем теле кость, в которой сидит твоя гнилая душонка, и вырвать ее, мне труда не составит.       Драган опешил. Со страхом, а затем, и с интересом, он уставился на Йована, который в спокойном ожидании, маховыми перьями отклоняя летящие в его сторону пули, смотрел в пустоту. Он не собирался подойти ближе, пока не поймет, что о нем известно, и как велика опасность. Сейчас он хищник, расчетливый и мстительный. Жажда крови преобладает, давит на воспаленный мозг, но он старается обуздать ее, ведь понимает, что это чувство может стать последним в его жизни. — Инвольт. Пустая кукла. Как же мне жаль тебя, — бросил Йован. Том видел его в памяти Йована, он рассказал тому о его сути. Амулет, вплавленный магией в мертвое тело, питает его, а голова его наполнена тем, что творец-шаман вложил в нее, — я всегда думал, чего тебе не достает? В тебе не было жизни, ни малейшей капли, и теперь я четко понял это. Ее не было, потому что ты никогда не жил. — Что тебе знать об этом, слабак? Я достиг всего, даже будучи «пустой куклой», а ты так и остался подстилкой, только лишь сменил хозяина, — ухмыльнулся он, но ухмылка вышла слабой, ненастоящей. Он не мог больше делать хорошую мину при плохой игре. — Ты вернешься к Сципиону, и расскажешь, что появился здесь, Станович, — проскрежетал Йован пересохшим горлом, — и предупредишь, что еще хотя бы один такой выпад, хоть и своевольный, с чьей бы то ни было стороны, и я выполню свое обещание. В этом праведном огне сгорите вы все, — пускай, вы и нелюди, но с тем, что обрушится на вас, не сравнится и десяток таких, как эта тварь. — Сука, — проскрипел Драган. Он уже понимал, что не имеет другого выхода, кроме обозначенного его врагом, — Сафир, мы уходим, — скомандовал он, щелкнув кнопкой на рации. — Сафир не слышит тебя, куколка, — Крис смеялся, — его голова не на месте. Три, два, один, — сосчитал он, и в метре от ног инвольта упала голова со следами зубов на шее, — не беспокойся, я не пострадал от его волшебной петарды, он и слова сказать не успел, — ухмыльнулся он, но слова эти адресованы были, скорее, Йовану, который громко выдохнул, услышав эти слова, — лови подарочек! — весело добавил он, и плечо Драгана разорвала просвистевшая меж перьев крыла серба пуля. — Мрази, — прижимая рану, из которой не пролилось и капли крови, прошипел он, и прыгнул в одну из подворотен, хоть и знал, что никто не будет его преследовать.       «Мы победили», — единственная мысль, оставшаяся в голове Йована, беззаботно бредущего к особняку. Он проговаривал эти слова раз за разом, как безмозглый зомби. Больше им не грозит абсолютно ничего. Ни разразившаяся гроза, ни обрушившийся ливень. Они оба остались живы, и эта мысль — единственное, что все еще не дает ему упасть в обморок от утомления.       В окне одного из домов на окраине деревни он заметил испуганно промелькнувшую тень. Здесь не было никого, эти деревни — дома для прислуги, которая сейчас, видимо, разбежалась по темным углам как можно дальше отсюда, дабы не попасть под Армагеддон, устроенный их госпожой. Так кто же это мог быть? — Эй, есть кто живой? — максимально доброжелательным тоном спросил Йован, и в дальней комнате что-то зашуршало, — Я не причиню тебе вреда, кто бы ты ни был. Выходи! — Вы… вы убили его? — испуганный хрупкий паренек выглянул из-за двери, но затем снова исчез, — здешние призраки сказали, что оно сожрет меня, как только найдет, я не очень понимаю французский, но… — Так ты не местный? — оборвал его скороговорку Йован, осторожно подходя ближе, — Ты слышишь призраков? — Да, я… — он звучал так, будто усиленно пытался подобрать слово, — медиум, — он все же выудил из глубин памяти это слово, и в нем отчетливо прозвенел русский акцент. — Так ты русский! — Йован, даже обрадованный этой новостью, подошел ближе и протянул ему руку. По-русски говорить он умел хорошо, все же, родственный его родному язык, — Как ты сюда попал, парень? — Мы с Марком путешествовали и… эта женщина, и… это слишком сложно, — выдохнул он устало, и Йован уже сложил два и два. — Ладно, пойдем со мной, Том поможет тебе вернуться в безопасное место, — Йован слегка приобнял его за плечо, как бы приободряя, но отрезая пути к бегству, — держись, взлетаем! — пошутил он, и подхватил его в подмышках. Полет выдался красивым, но пугающим, особенно, для того, кто никогда не занимался ничем подобным.       Центральный двор поместья, до того украшенный огромным фонтаном, теперь представлял собой кострище, в центре которого, плавясь в поддерживаемом Томом пламени, горел резной столб из черного блестящего камня. То тут, то там были разбросаны тела каких-то наемников, на крыше восточного крыла, любуясь зрелищем, сидел, свесив ноги, Крис. В руках его была винтовка, отбрасывающая блики костра. Вся эта ситуация наполняла воздух вокруг скорее спокойствием и безмятежностью, чем тревогой и страхом. Том горел от нетерпения, но, тем не менее, не двигался с места, выжигая испещренные заклинаниями грани таинственного монолита. Йован не стал отрывать его от дела, а вспорхнул вместе с пареньком на крышу к Крису, который, только они успели сесть, беззаботно вскинул винтовку и припечатал к земле еще одного наемника, явившегося на вечеринку. — Это кого ты к нам принес? — Йован уже видел это лицо и слышал этот голос. Когда Крис устает, в спокойствии он становится до страшного нежным, — Парень, ну и выбрал ты местечко для уик-энда! — Ты Том, да? — голос его дрожал, то ли от страха, то ли от холода, потому Йован прижал парня между них с Крисом поплотнее и прикрыл их всех крылом. — Нет, парень, меня зовут Кристоф, проще — Крис. А это, — он кивнул вниз, и снова вскинул винтовку. Автомат в руках наемника, словно детская игрушка, разлетелся на осколки, а пролетевшая сквозь него пуля ввинтилась в бронежилет и припечатала еще одного наемника к земле, — Том. Хочешь пострелять? — он предложил парню оружие, но тот посмотрел на него испуганными глазами. — Ты же говорил, что Том поможет мне? — обратился он к Йовану. — Подожди пару минут, — заверил его серб, а звучание русского языка ошеломило Криса, — сейчас он закончит, и все решится.       Вопрос с тотемом, и правда, не занял больше двух минут. Когда Том прекратил изображать из себя огнедышащего дракона, Йован спустил паренька вниз, и вернулся к Крису, уселся на пригретое место. Внизу говорили тихо, а Йован и Крис, и вовсе, не собирались их слушать. Они наслаждались своей победой, тем, что каждое движение, вплоть до дыхания, отдается тянущей болью в мышцах. Они оба не находили слов, чтобы обозначить, насколько счастливы от того, что жизни их не оборвались этим днем. Что никто больше не сможет забрать их у них самих. — Я бы поцеловал тебя, — Йован уронил голову на плечо Криса, — но быстрее упаду в обморок. — Я люблю тебя и без поцелуев, Птенчик, — спокойно ответил Крис, приведя в негодность очередного наемника.       Паренек попытался сбежать, но, скорее, от Маркаса, и тот, подняв его магией над землей, безвольным телом потащил следом за собой в проем, открывшийся, когда огромные створки дверей с не менее циклопическим грохотом упали на пол холла поместья. Оттуда послышался грохот, крики, и голос Марко, от воспоминаний о котором в жилах Криса заледенела кровь. Он слышал его два или три раза в жизни, и ни один такой случай не сулил ничего хорошего. Не сулит и теперь. Тем не менее, им ничего не грозило. Они все пытались отдышаться, выгнать из своей крови нахлынувший адреналин, и получилось у них только когда Том, появившись рядом, перенес их домой. Угроза миновала. — Дальше я сам, — Том похлопал их по плечам, — вы справились. Мы справились. — Все мы живы сейчас. Береги себя и в будущем, Том, — только и успел пожелать Йован, как Том растворился в тумане. Занавес. — Ну что, Птенчик? Мне кажется, я готов проспать часов двадцать. Ты со мной? — спросил Крис, совсем не ожидая ответа, он итак знал его. — Рядом с тобой я готов проспать и вечность, — ответил ему Йован, увлекая того в ванную, — мы живы. Не могу поверить. — Я обещал, что никому не дам тебя в обиду, помнишь? — улыбнулся ему Крис.       И обещание свое он исполнил.