Десятый Круг

      В небе гремит гром. С востока неотвратимым валом тянутся темно-фиолетовые тучи, скрывающие вечернее солнце. Под ними словно совсем нет света, наступила глубокая ночь, и уже видно, как вдалеке серой пеленой валится вода. Марко зря не послушал Томо, когда уходил, зря не решился оставить все на следующий день. Даже если бы было поздно. Его не особо волнует сама гроза, ливень, который уже совсем скоро обрушится на него.       Его волнует, что он не сможет взлететь, что вода повредит Круги Пленения, которыми, пожалуй, исчерчена вся крыша этого небольшого дома совсем недалеко от «Десятого Круга». Марко знал, что без согласия всех троих, засевших в иссохшем теле, у него не будет сил, чтобы удержать их в одном круге, не говоря уже о целом свитке заклинания, что он должен будет произнести, чтобы раздробить тело на осколки, чтобы увидеть, куда нужно бить, чтобы ранить каждого. Когда-то давно, полагаясь на удачу, он сковал Маркаса браслетом церквователей, но тогда ему просто повезло, и в этот раз Маркас не допустит таких оплошностей. — Кажется, остановилась, — Марко заметил, что ветер подул в другую сторону, и небесное цунами замерло, и вскоре начало медленно удаляться. Но что-то в затылке упрямо ныло о том, что оно еще вернется. — И ты вздумал творить все это на крыше моего дома? — Реджи выскочил из-за коморки, что скрывала спуск с крыши, — скажи мне, ты совсем сдурел? — Ноа бросился обнимать его, прижался и сжал в объятиях, что было сил, — я так скучал. — Это просто совпадение, — Марко почесал затылок, — и я скучал. — Ты собрался кого-то призывать? — Ноа отпустил его, присел на корточки и оглядел все, нарисованное на крыше, — мне не знакомы эти заклинания. — Когда-то Триумвират Магов Старого Света хотел казнить меня за них. Эту магию они считали настолько темной, что отреклись от нее еще в четырнадцатом веке, — пояснил Марко, — эти глупцы, являясь первотворцами, и правда, считали, что вторая душа в одном теле — дар свыше. — Стой, то есть это… Нет! Нет-нет-нет, не говори, что ты собрался привести этого, на всю башку больного, сюда! Он же все здесь разнесет! Распылит всех нас, к чертовой матери, на мелкие атомы! — Посмотри, вон там, по краю, — Марко указал ему на край крыши, — Круг Ослабления. У него здесь не будет силы, которой он способен был бы это сделать. За ним — Круг Обращения — все раны, что нанесены в этом кругу, вернутся к тому, кто их нанес. Дальше… — Скажи мне, ты убьешь его? — Реджи перебил его, — наверное, он первый человек за долгое время, которого я боюсь. Боюсь, но даже уйти не могу, ведь этот черт уже пригрозил мне исполнением моих "самых сокровенных желаний". Он всех нас загонит в ад. — Том не хочет этого. Боюсь, если я сделаю это, то он и сам не проживет долго, — Марко нужно было кому-то это рассказать, — из его разума надо вырвать душу Дженса. Вот он-то точно способен всех нас похоронить. — Какого черта в его тараканьем гнезде забыл Дженс? Он ведь… — Ноа с размаху ударил кулаком по кирпичной стене, — ублюдок! Как он посмел! Убил, а теперь еще и над душой издевается? Если бы мог, не думая разорвал бы на столько кусочков, что все души повыскакивали! — Он сделал из него фамильяра. Как со мной всегда был Аластар, — Марко уже рефлекторно огладил руку из тени и дымки на своем плече, склонив голову, — он привязал к себе Дженса. Только вот Аластар был рад остаться со мной, а Дженс хотел свободы. А его загнали в оковы. — И он стал Демоном Жажды. Я слышал об этих демонах. Бабушка рассказывала, что всеотец Дионис был простым человеком, разумом которого правил такой рогатый. Я все думал, что это сказки, что и богов-то в Греции как таковых не существовало, — хрустнув костяшками пальцев, Ноа зашипел. Будь он кем угодно, а боль у всех одинаковая.       Марко не ответил ему, только продолжил дочерчивать внутренние круги, бормоча заклинания себе под нос. Из носа пошла кровь, сам он уже давно начал шататься, и перерыв на разговор с Ноа ему немного помог, но сил в нем уже совсем нет. Реджи, вжимаясь в свитер от холодного ветра, подошел к нему, положил руку на плечо, беззаботно пользуясь его рефлексом. «Бери, тебе нужнее», — раздраженно бросил он, но Марко услышал в его словах столько тепла, сколько, пожалуй, не слышал уже давно.       Tuum venae — alis meis. Sanguis tuus — Misticus meus. Conveniunt. Volo. Sitis.*       Ноа резко пошатнулся, взгляд словно стал стеклянным. Он сейчас выглядел так, будто осознал, что ранен, причем ранен серьезно. Адреналин еще скрывает за своей завесой всю боль, что уже живет в нем, но он уже понимает живым еще разумом, что ему конец. Через прижатую ладонью Марко руку словно утекает кровь, вместе со всеми силами, что были в нем.       Обессиленный, он осел по стене на пол, отшатнувшись назад от Марко, который даже носом не повел, беспрекословно продолжая вырисовывать руны на полу. Прошел еще час, и все это время Реджи будто находился на краю обморока. Он боялся даже двинуться, все яснее понимая, что еще шаг, и сознание с телом разойдутся в разные стороны. Он наблюдал за Марко тяжелым взглядом, а потом и вовсе обмяк, когда тот закончил, и, закинув полуобморочное тельце на плечо, спустился с крыши. Он донес его до квартиры, где сидел Эш, закинул на кровать, чудом найденную в этом нефигурном хаосе, и вышел на кухню, приветствованный недобрым вампирьим взглядом. — Я так понимаю, он решил поиграть в мецената? — Эш смотрел на него тяжелым взглядом исподлобья, — ты же не Маркас, чтобы выпивать при нужде людей целыми, без остатка? — Я немного перестарался, прости. Знаешь, это как… — Марко с придыханием пытался объясниться, — будто моришь себя жаждой долгие месяцы, а потом дорываешься до крови. Трудно остановиться. — Что ты вообще там делал? — осознав, что чувства Марко отчасти родственны ему, Эш слегка грохнул кулаком по столу, — и для чего тебе собственных сил не хватило? — Это не так важно для вас, но… я знаю, ты слышишь мое сердце, и его ритм: я не лгу. Я случайно выбрал этот дом. Если можешь, увези его отсюда, я не уверен, что смогу сдержать монстра. — Мы оба работаем ночью, не беспокойся, — Эш махнул рукой, — Маркас, конечно, жестокий, но ты не думаешь, что он не заслуживает смерти? Я не говорю, что он хороший и распрекрасный, нет. Просто он и не монстр. — Я могу убить его даже просто из мести, — Марко помрачнел, — он превратил дело моей жизни в чертов притон! Он забрал у меня всю мою жизнь, он… — Заменил Тома, да? — Эш задрал подбородок, — того злобного мальчика-шпица? Не зря Реджи говорил, что ты будешь держаться за него. А ты-то нужен ему? Тебе идет седьмая сотня, а ведешь себя, будто и второй десяток не подошел. — Я хотя бы не вру любимым людям о том, кто я есть, Эш, — фыркнул Марко и отошел к окну, закурил сигарету. — О чем он говорит? — Ноа шаткой походкой дошел до кухни. Вид у него был такой, будто он не спал несколько дней. — О, он не просто вампир, Реджи. Он Лин… — Закрой рот! — Эш бросился на него, но был остановлен раздавленным о шею окурком и солнечным светом, отраженным в стекле окна, — хватит, это все бредни полоумных друидов! Я простой вампир! — Эш, твою мать, — зашипел на него Реджи, оттаскивая от света, — плевать я хотел, кто ты! Мне было просто интересно, не более. Не стоило ради секунды стыда бросаться в жаровню! — Ноа поймал флакон с мазью, что Марко кинул ему. — Линхам-хии. Погибель любви своей, — мрачно ответил ему Эш, — ирландцы называли так вампиров, которые женились на своих жертвах и выпивали их медленно, не торопясь. Убивая. В Лимерике, где я родился, был один друид, который окрестил меня этим, потому что думал, что я высосал всю кровь из родителей и сестры, будучи ребенком. Старый идиот. — И это правда, тем не менее, — Марко обернулся на него и достал монету из кармана кошелька, кинул тому. — И что ты мне хотел этим доказать? — он посмотрел на руку, в которой лежала монета, но ничего не понял. — А ты переверни, — Эш подкинул монету в воздухе, и, когда та упала другой, красной, стороной на руку, кожа зашипела и запузырилась. Матерясь, он отбросил монету, — тебя не тронула серебряная сторона монеты, но обожгла медная. Меди, вообще, мало кто боится. — Если суждено сдохнуть — сдохну, — Ноа пожал плечами, — тебе ли корить нас за абьюзивные отношения? — Это точно, — Марко не было смысла отпираться, — пожалуй, все отношения заставляли меня страдать. Виной, скукой, злобой. Кроме одних, — Марко на секунду задумался, а потом отвернулся к окну. Ни к чему им знать о Косте. — О, кто бы мог подумать, старый ловелас нашел новую жертву, — Эш усмехнулся, поднимаясь с пола. Лицо, хоть и скоро заживет, снова было обожжено, совсем как в тот раз, — видимо, он далеко, раз за тобой пришлось высылать Джесси. — Далеко. Настолько, чтобы загребущие руки некоторых монстров до него не достали. — И Аластар не против него? — с удивлением спросил Реджи, усаживаясь на коленях Эша, — помнится, он бесновался от одного только вида Тома. — У меня не было ничего с Томом, — отрезал Марко, — и не может быть. Он ненавидит меня! Ненавидит, и отнюдь не Маркас стал тому причиной! — Он взрастил в нем эту ненависть. Неужели ты не видел? — Эш смотрел на него, как на дурака. — Сначала, еще тогда, когда он сидел под окнами, он вгонял его в болото, потом он оторвал от Тома эту его мелкую собачонку, за которой Джесси таскается теперь. Ты всерьез думаешь, что этот рыжий олух смог бы сотворить непреложный обет, если бы Маркас не рассказал ему, пока спал Том? — у Реджи взгляд был точно таким же. — Помню, как Джесси распинался от счастья, болтая с Дженсом, пока я сидел рядом. Ему, видите ли, кто-то прислал кулон почтой без адресата, — они наперебой рассказывали историю, которая вдруг становилась до пугающего ясной. — Потом он сгущал краски, заставлял Тома любить Дженса слишком ярко, чтобы потом, когда тот умрет, у него не было другой жизни, — Реджи коснулся руки Эша на столе, — неужели ты всего этого не видел? — И теперь, когда Дженса нет… Том отказался от своего тела сам. Вот же хитрый сукин сын! — зло оскалившись, Марко ударил по столу, — а я еще думал оставить его жить! — И ты допустил ош-ш-шибку, непростительную, — шипение раздалось словно отовсюду сразу, Эш отключился, а из-за его спины, из дыма, черного, пахнущего гнилью, неторопясь вышел Маркас, — не думай, козленок, что когда-то однажды я вырубил твоего ненаглядного просто так, чтобы не мешал. Мои глаза и уши, жаль, что с ними пришлось попрощаться. Была у меня, знаешь, слабость — порно от первого лица. М-м-м, — он будто смаковал каждое свое слово. Интересно, что же ты такое делал, старичок? — спросил он Марко, но тот бросился на него, и стая ворон, в которую они превратились, с шумом и грохотом вылетела в окно. — Ты попался, гад, — с трудом сказал Марко, откатившийся от Маркаса уже на крыше, — я вложил в это все свои силы. — Недостаточно, старичок, — он все так же шипел, улыбаясь, но слепо шел в самый центр еще не свершенной магии. В руке его скачут искры, — думаю, сегодня ты умрешь не один раз. Мы убьем тебя, остановим твое сердце с десяток раз, заставим воскресать снова и снова, — он залился таким хохотом, что даже упал на колени, касаясь центра начертанного полигона. Круг Истязания.       Effectum enhancero cruciatum.*       Все круги, один за другим, вспыхнули разными цветами, всплывая в воздухе. Они, словно скованные неведомым механизмом, вращались, приводя в движение другие круги, выше и ниже, меньше и больше. Весь полигон, начерченный Марко, теперь походил на часовой механизм, сердцем которого стал Маркас, теперь повисший в воздухе в абсолютном бессилии. Он не прекращал смеяться — Демон Жажды сводит его с ума, все ярче видна его власть, сила, с которой он цепляется за это тело и этот разум. Он не видит вокруг себя ничего.       Со вспышками молний, круги связываются меж собой цепями магии оков, замирают, а затем раскручиваются вновь, стягивая призрачными звеньями тело в центре магического вихря. Плевать, пускай все видят, пускай это станет явным. Но Том будет свободен. Боль от окутывающих тело цепей заставляет Маркаса подавиться собственным смехом. Он вдруг осознал, что уже пленен. Его глаза заливает ярость — он зол на все, что заставило его оказаться здесь. Он пытается вырваться, но цепи лишь слегка скрипят — Круг Ослабления делает свое дело. Он шепчет свои имя, пытаясь свести Марко с ума, но тот закрыт барьером Круга Отражения, а рассудок меркнет у него самого — Круг Обращения возвращает удар. Боль от попыток вывернуться возвращается в троекратном размере — Круг Истязания подчиняется Марко. — Тебя казнят, старик! — кричит он, осознавая свою слабость, — только за эти Круги ты просидишь не одну сотню лет в кандалах безмолвной башни! — он боится, но страх перекрывает гнев. — Зато ты будешь мертв, — Марко поднимается с пола и шаткой походкой направляется к нему, — expergefacti, circulus divisionis*, — он махнул рукой вверх, а вокруг Маркаса, будто подброшенная монета, раскрутился еще один круг. Скоро его очертания исчезли, а в своем вращении он образовал полную сферу. Сферу, в которой все три души, засевшие в связанном теле, будто отодрало от самого тела, — Я вырежу их из твоего тела, Том. — Мы сожрем тебя! Мы устроим здесь кровавую бойню! Ничто не удержит нас! — душа Демона Жажды бросилась вперед, но жалко заскулила — попытка пройти сквозь Круг Разделения отсекла ей правую кисть, которая тут же выросла снова. Вот оно, место, к которому привязана его душа. — Я уничтожу тебя, когда твои силы кончатся! Уничтожу, слышишь! — Маркас схватился за тело, но его руки прошли сквозь него. Он коснулся сферы, и взвыл от боли. На его животе будто отпечаталось тавро в виде незавершенной перевернутой звезды. Последняя диагональ — вот его слабость. — Марко, я прошу тебя, он должен жить, — Том плакал, обнимая со спины Маркаса, воющего от боли, — должен, чтобы смысл жизни имел я. Я должен исправить то, что он натворил! — он коснулся сферы, но Марко не увидел его слабого места. С ним что-то не так.       «Я должен отсечь всех троих от тела, чтобы продолжить, но…» — О’Хара озадаченно ходил вокруг, искал ответы, уже не обращая внимания на вспышки света вокруг. Он должен найти слабость Тома. — Что ты скрываешь? — он спросил у Тома, но вопрос не был адресован ему. Скорее, он спросил это у самого себя. — Ожог. Ожог на бедре, — Демон сжался, все еще порываясь вырваться, но Марко заметил осознанность в человечьей его морде. Дженс еще там! — Дай! Дай нам попробовать тебя на вкус! — Демон снова вернулся.       Марко пригляделся к ногам Тома, и заметил кровоточащую ранку на внутренней стороне бедра. Дженс помог ему, даже умирая. Он собрался с силами, откупорил один из повязанных на поясе флаконов и осушил его за несколько глотков. В нем будто загорелись новые силы, и, глубоко вдохнув, он начал: Et omnes moneo me parere tibi. Sanguis Domini maledicite dabo tibi. Observa omnis fortitudo mea culpa. Instrumentum mortis, ut cane Canticum tulpa.*       Как только Марко закончил первую литанию, в его руках, будто сотканный из тени, холода и горя, с черным, переливающимся клинком, появился кинжал. Тот самый, что он однажды уже призывал, в ярости и бездумии, уже тогда готовый вырезать Маркаса из тела Тома. Клинок пуст, в нем нет той силы, что способна умертвлять духов, но один только вид его заставляет старшие души метаться в ужасе. О’Хара оглядел клинок, поймал в нем отражение последних лучей солнца, зная: этот кинжал впитывает все, что его окружает. Свет солнца поможет ему. Si corpus mutilum, Si enim sanguis parere. Si exhausti custodiam, Flamma aeterna manet. Et amplexum omnis illusor lucem, Tibi manere in sempiternum; Et usque si non passionem tuam terminus.*       Лезвие клинка будто исчезло. Оно стало настолько темным, что пожирало весь свет вокруг себя, его окутал черный дым, точно такой, которым пользуется Маркас, чтобы соткать себе портал. Лезвие вбирает в себя все, что окружает его, силы всего и вся. Круг Ослабления замедляется и оседает на землю, но Марко повторяет заклинание, снова поднимает кольцо магии в воздух. Жертвуя своими силами. Шатко, будто его ноги прилипают к земле, он двигается вперед, к сфере, что окружила духов. Он знает, куда надо бить. — Не подходи, мразь! Ты убьешь его! Как ты можешь так рисковать?! — шипит в ужасе Маркас, наблюдая, как сфера, разделяющая их, медленно перестает вращаться. — Если я не сделаю этого, ты, и твое цепное чудовище убьете его. У него просто нет выбора, — Круг Разделения растворился в воздухе, и где-то далеко послышались ритмы ритуальных барабанов. Духи Кругов Пленения помогают ему, — У меня нет выбора. In antiquis deos vires volo tuam Fetus de hoc mundi vita privare, Etiam non ante oculos vestros In flamma nigra fuligo infricatur.       Клинок обрел новую форму. Оплетенный у эфеса двумя изумрудными змеями, он больше напоминал короткую шпагу — на четырехгранном лезвии снова плясали лучи солнца, оно было тонким и раскачивалось даже от ветра, созданного движением Кругов. Все это хитросплетение заклинаний походило сейчас на куб метатрона, центром сплетения которого стал Том, и все, что сейчас внутри него. Это сейчас главное. Abscindens animum corporis tollendum exercituum statiin ad negandam. Et nunc — nihil est, tu iam — per evacuabitur. Sicut enim vas sine vinum, sine licia figure. Liberi et inanis.       Договорив, он порезал собственную ладонь, напаивая кровью клинок. Опустошил еще один флакон, и, помедлив, принялся резать одежду Тома. Он найдет все места, которые дадут свободу парню.       Звезда на животе. Перед его глазами будто и сейчас стоит силуэт этой звезды. Он должен вырезать ее, чтобы отсечь душу Маркаса от тела. Том чувствует, он кричит от боли, когда тонкое острие клинка вспарывает кожу. Марко уверен, что это Том. В его глазах слезы, из уголков рта струйками сбегает кровь. Он должен это вытерпеть. Самое страшное еще впереди. — Не смей! Нет! Нет-нет-нет! — Маркас в ужасе. Он чует, что конец его жизни уже близко. Он кричит, отбирая у Белла тело, он дергается, но звезда уже закончена. Последняя линия, и душа Маркаса уже не с ним. — Ты не отрежешь нам руку! Ты не сможешь! Ты слаб! Слабый человек! — это уже Демон Жажды, все еще цепляющийся за этот разум. Он не понимает, что нужно лишь замкнуть кольцо пореза вокруг запястья. Он уже не в теле, он рядом с Маркасом, бросается на него. Если бы они были способны друг другу навредить. — Прости, Том, я должен отсечь и тебя, иначе не получится. Я верну твою душу, обещаю, — шептал Марко, рассекая штанину джинсов. — Спаси Маркаса. Я хочу этого… он должен жить! — Том плачет. Черные капли падают с его подбородка, растворяясь в воздухе, — пожалуйста, не будь эгоистом, каким был всегда. — Не могу. Он угрожает этому миру, — скрипя зубами, прошептал Марко, делая укол по ожогу. Том свободен.       Все круги, парящие в воздухе, словно в один момент обрели вес. Один за другим они падали на место начертания, создавая стены света. Клетки для свободных духов. Они способны на какое-то время сдержать их, но время это неумолимо движется к концу, и свет колец, одного за другим, слабеет. На краю крыши, на небольшой горелке, тихо шипит котелок с варевом, которое, как зелья злых ведьм в мультфильмах, испускают зеленый дым. Тело должно быть подготовлено к возвращению души.       По мановению руки котелок поднимается в воздух и подлетает к Марко. Он не подготовил все, что хотел, потому отрывает в ярости рукав от своей рубашки, и кидает в котел, поднимая уже магией. Варево все еще кипит, собранное из сотни различных ядов, оно от одного касания к коже Тома заставляет тело того выгнуться в нечеловеческом вопле. Он кричит, извивается и плачет снова, не открывая глаз. Его не сложно держать, но Марко вдруг понимает, что каждая секунда, в которой он причиняет боль, отзывается болью куда большей в его старом сердце. Том просто не заслужил всего этого. Он был маленьким человеком, который искал спокойствия, который не хотел ничего из того, во что вогнала его жизнь. Его ломало каждое событие его жизни, а теперь ломает Марко.       Том хватается руками за его бока, и Марко чувствует, как плавится его одежда, как прилипает к коже. Он заслужил это. Заслужил ту боль, которой отзывается его черный ритуал. Заслужил это каждой раной, каждым ожогом, расползшимся по телу Тома от касаний этого зелья. Жгучими пальцами он скребет то месиво, в которое превратил бока старого мага, уже задохнувшись своими криками. Он чувствует, как тело борется, как оно страдает от того, что делает его плавким и податливым. Он не хотел всего этого. Не хочет и сейчас. Кричит, и в его криках вряд ли можно различить слова, но Марко слышит, как кричит душа Тома, связанная Кругами. Она просит спасти Маркаса, а не его самого, просит отдать всю любовь, что предназначалась Тому, в другие руки. Марко никогда еще не видел, чтобы кто-то мог так безоглядно любить другого человека. Так, как когда-то любил он сам.       В конце концов, испещрённое сетью ран и ожогов, кровоточащее, тело обмякает, падая на землю без признаков жизни. Марко всегда знал, что душа человека не в его сердце, как принято считать сопливыми романтиками, и не в голове, как говорят мечтательные прагматики. Душа согревает человека, когда вокруг него холод, душа спасает от яда, которым способен отравить мир. Душа человека в его печени, старые друиды всегда считали так, и как же чертовски они были правы. Острием клинка он рассекает его кожу, выписывая на ней руны. Вязь, в которой каждая руна дает свое, особое значение.       Руна Хагалаз — разрушение прошлого, того, на что пришлось пойти и через какой хаос перешагнуть, чтобы оказаться здесь и сейчас. Эта руна вбирает в себя энергию того горя, в котором тонул эти долгие месяцы Том, той черной реки, что стала его пленом. Она заберет с собой все, что раздирало душу на части. Все, чем болело тело, сопротивляясь ритуалу освобождения.       Руна Райдо — руна пути. Того пути, что еще предстоит пройти, того, в котором Том взрастит в себе силы, чтобы принять важность собственной, не чужой, жизни. Руна, что укажет будущее, свободное от забвения и неволия того, кто никогда не насытится, того, кто жаждет власти более жизни. Руна пути без расколотого надвое разума.       Руна Кано — воплощение того, каким станет человек, свободный от морока и злобы, что окружают одержимого разумом первотворца. Воплощение спокойствия, размеренности и тишины, того, чего подселенец лишает хозяина своего тела, того, к чему тянется каждый, освобожденный от оков.       Руна Гебо — создание единства. Знак, призванный соединить в одно тело и душу, рассеченные ритуалом. Знак, который дает глоток жизни холодному искалеченному телу, который снова вселяет в него тепло настоящей жизни. Согревает, как огонь домашнего очага.       Руна Вуньо — руна-оберег. Она даст телу защиту от всего зла, что уже чувствует запах брошенной плоти. Она спасет неокрепшую еще душу от всего зла, что сокрыто в мире. От всего, что сейчас окружает его.       Руна Наутиз — руна воли друида-творца, пожелание и поддержка тому, кто в эту секунду отчаянно нуждается в ней. Сила, которой делится маг, чтобы помочь свободной теперь душе обрести мир с самой собой, заполнить ту пустоту, которой раньше была жадная душа первотворца. Марко должен был вырезать ее, он верил, что она поможет Тому простить его, смириться и осознать, чтоМарко принял единственно-верное решение.       Руна Йер — завершение. Финальная точка, завершение мучений и начало спокойной, счастливой и долгой жизни. Руна, поддерживающая решимость и волю того, кто творит ритуал. Того, кто почти закончил борьбу. — Ты должен жить! — слышит Марко, прежде чем сделать последний надрез. — Он повторит это снова, мальчик. Его ничто не остановит, пойми, — раздается в ответ. Том все же уступает свое место. — Мы вернемся вместе. Я и ты. И я больше не позволю ему править нами, — Белл как никогда уверен, — я полюбил тебя, Маркас. Ты — моя сила, ты моя уверенность, которой не хватало всю жизнь, останься со мной, я прошу…       Марко видел, как оба силуэта над ними расплылись в одном облаке тумана. Он не хотел больше этого слышать, не хотел, чтобы Маркас остался в живых. Том станет лучше, станет сильным и уверенным. Но своими силами. Последний надрез перечеркнул все руны, как и должно. Anima fateri. Corporis ligant. Ritus perfecto. Annuntians nativitatis. Sanguis. Iuramenti. Solucionis.*       С этими словами все будто исчезло. Расплылись в воздухе остатки магии Кругов, утих ветер, вся природа будто замерла. Марко больше не нужно ничего делать — дух Демона жажды все еще витает здесь, еще уловим запах плоти и гари, но больше ничего. Он был еще слаб, с ним не пришлось бороться, отвоевывать право сильного. Все кончилось. Больше ничего в этом проклятом городе не сможет помешать его спокойной жизни. Стеной обрушивается дождь, возвещая начало той самой грозы, о которой его возвещал Иктоми. В небе гремит гром, сверкнула оглушающим светом молния. Он слышит, что не один здесь. Все же, Томо был прав. — Здравствуй, Леандрос, — с трудом поднимаясь на ноги, произнес он, — или, может быть, мне называть тебя твоим настоящим именем? — Леандрос Сантаниас — мое единственное имя, еретик, — бросил из тьмы Астриарх. Рядом с ним еще пять теней, таких же, как и он. На ветру гремит и скрежещет металл. — Влад, мой названный сын.       Во тьме глаза сверкнули яростью.

***

Сноска: Tuum venae — alis meis. Sanguis tuus — Misticus meus. Conveniunt. Volo. Sitis.* — Твои вены – мои крылья. Твоя кровь – моя магия. Согласие. Желание. Жажда. (лат.) Effectum enhancero cruciatum.* — Усиление боли (лат.) Expergefacti, Circulus Divisionis.* — Пробудись, Круг Разделения. (лат.) Et omnes moneo me parere tibi. Sanguis Domini maledicite dabo tibi. Observa omnis fortitudo mea culpa. Instrumentum mortis, ut cane Canticum tulpa.* — Со всей осторожностью тебя подчиню. Кровью проклятых тебя напою. Древние Боги, примите вину мою. Орудие смерти для темного дела творю. (лат.) Si corpus mutilum, Si enim sanguis parere. Si exhausti custodiam, Flamma aeterna manet. Et amplexum omnis illusor lucem, Tibi manere in sempiternum; Et usque si non passionem tuam terminus.* — Хоть тело твое искалечено, Хоть кровь истекает твоя. Хоть часы твои были исчерпаны, Пламень вечности ждет тебя. В объятьях смрадного света, Останешься ты навеки, Даже если мучения твои не окончатся. (лат.) In antiquis deos vires volo tuam Fetus de hoc mundi vita privare, Etiam non ante oculos vestros In flamma nigra fuligo infricatur. — Древние Боги, силы вашей прошу Отродия мира сего жизни лишу, Да предстанут пред взором Вашим, В пламени черного саже. (лат.) Abscindens animum corporis tollendum exercituum statiin ad negandam. Et nunc — nihil est, tu iam — per evacuabitur. Sicut enim vas sine vinum, sine licia figure. Liberi et inanis. — Отсекаю душу от тела, освобождаю хозяев, отрицаю захватчиков. Теперь ты — ничто, теперь ты – пустота. Сосуд без вина, ма без нитей. Свободен и пуст. (лат.) Anima fateri. Corporis ligant. Ritus perfecto. Annuntians nativitatis. Sanguis. Iuramenti. Solucionis. — Душу впускаю. С телом связываю. Ритуал завершаю. Рождение возвещаю. Кровь. Клятва. Плата. (лат.)