Десятый Круг

      Музыка играет негромко, но Том отчего-то чувствует — ненадолго. Каким-то образом, открыв дверь в кухню, он оказался на длинной бетонной лестнице с блестящими сталью перилами, прикрученными прямо к стенам из обшарпанного кирпича. Такой же, точно такой кирпич укрывает стены подворотни, где обычно Марко оставляет свою машину, где черный вход, которым вряд ли кто-то пользуется.       Потолок слишком низко, ржавые стальные листы, от неведомо откуда взявшегося сквозняка, выгибаются и звонко гремят, будто с другой стороны кто-то скребет когтями по ним. Когда-нибудь Белл смирится со всем тем, что ему еще предстоит увидеть, но не сегодня. Каждая ступенька кажется невыносимо высокой, настолько, что подергивает упасть вперед, но он вовремя опоминается, хватаясь за перила. Все ниже и ниже, и вот до потолка уже почти три его роста, а сам он у ткнулся в тяжелую красную дверь, плотную, но открывающуюся на японский манер. С трудом и скрипом сдвинув ее в сторону, он был одновременно ослеплен, оглушен и ошеломлен: со всех сторон на него посыпались вспышки яркого неонового света, шум музыки и оголтелой толпы, недовольно бушующей под огромными сводами потолков. У самого потолка, расчерчивая пространство, протянулись, скрещиваясь, толстые стальные балки перекрытий, на которых подвешены десятки, а то и сотни софитов, качающихся в беспорядке. «Высота четырехэтажного дома, не меньше», — подумал Том, пытаясь разглядеть мелькающие под потолком лампы.       Стены все из того же острозубого кирпича, исписаны граффити сверху донизу, по краям в беспорядке разбросаны прожекторы, редко высвечивающие кресла и дверные проемы, ведущие на балкон с одной стороны, у которой стоит Том. Само помещение просто огромно, пробираясь к светлому участку, где, кажется, и находится барная стойка, Том успел потеряться в толпе, уже не мог разглядеть той двери, откуда пришел. Люди не образовывали плотной массы, меж ними можно было пройти, спокойно, не расталкивая в разные стороны, но отдельные расступались сами — память о шрамах Эша еще очень и очень свежа. Боятся, что подобное произойдет и с ними, даже учитывая то, что здесь нет ни одного окна, боятся, потому что негласный вожак не смог и пальцем пошевелить, чтобы высвободиться.       Но Беллу, кажется, вообще нет дела до их мнений, впервые он думает только о том, что ждет в конце, как он проведет эту ночь, а не о том, что подумают окружающие. Не эти люди. Да и не люди вовсе. Почему-то только сейчас Том осознал, кто его окружает, и оттого по спине пробежали противные мурашки, испарина на лбу собралась маленькими каплями, но парень не хотел показывать так внезапно подступившего волнения, ведь он такая же нежить, как и все здесь.       Дженс даже глазом не повел, продолжая разливать какую-то розовую бурду по стопкам. Все эти барменские замашки, будто он этому учился, долго и упорно — Том уже уяснил для себя, что де Фрайс тяжело отказывается от старого и еще тяжелее усваивает что-то новое. Хотя, нельзя было исключать и того, что это все еще первое, крепко укоренившееся впечатление, не дающее здраво судить. Возможно, все еще влюбленность в того, послушного и кроткого, которого искореняет с таким усердием. Белл удивляется сам себе, своей глупости и непоследовательности, но тает, когда слышит спокойные, сказанные буквально между делом, слова. — Водка с рассветником. Вставляет даже «булыжникам». Проходи за стойку, фартук и кепка в шкафу у прохода, — его, кажется, не возмутит и упавший потолок. — Я только ее и умею разливать. В моем баре контингент большего не требовал, — Том потупил взгляд, завязывая фартук за спиной, — а тебе идут кепки. — Отбиваешь клиентуру, — Дженс мельком глянул на двух отошедших от стойки девушек, — и хорошо, строят глазки с самого прихода. — Вот уж, конечно, не ожидал, что придется охранять твой хвост от всяких… ладно, отойди, там «Голубую лагуну» просят.       Дженс не стал возражать, просто оставил бутылку, почти пустую, легонько подопнув ящик с точно такими же стекляшками. Не стал дожидаться реакции, просто отошел, пропуская Тома к рабочему месту. Парень не стал изгаляться с бутылками, но работал быстрее, эффективнее. Возможно, не получит чаевых и восторженных взглядов, но сделает все быстро и четко. К тому моменту, как Дженс закончил пару каких-то сложных коктейлей, Том уже, легко выдохнув, отошел от стойки, опираясь на стену за спиной. Музыка набирала обороты, становилась громче и быстрее, и в какой-то момент, вторя разрезавшему воздух ужасающему смешку, толпа взвыла, приветствуя триумфатора — Самайн открывает этот рейв.       Музыка, обрывистая, то и дело пробираемая неестественными, скрипящими звуками, отзывалась в глубине сознания все яснее, работа текла с этим же ритмом, тело само качалось в такт оглушающим битам. Том ничего не мог с этим поделать, только оглядывался иногда на Дженса, сдерживающегося непонятно как. Только ноги, отбивающие по ламинату ритм очередного трека, выдают, что и он не в силах оттолкнуть это до конца. Затычки в ушах, которые Том тоже заметил с трудом, сдают свои позиции, сдаваясь рваным битам, грому басов, бьющему, кажется, из-за каждого кирпичика этих стен. Толпа содрогается очередным криком, когда начинается изломанный, переделанный под собственный стиль, но такой известный трек, уже какую неделю рвущий топы и здесь, и за океанами. ДиДжей, чье лицо скрыто маской Тыкводжека, но ужасающего, подсвеченного неоновыми линиями, поднимает на толпу глаза — он в метре над ними, но, все равно, люди замирают, заметив, что герой их ночи не обделил их вниманием.       «Танцуйте, Луна еще высоко», — спокойно произносит он, заменяя гром музыки своим холодным низким голосом, разнесенным аппаратурой по залу, а спустя секунду новая песня, на каком-то непонятном, до ужаса искаженном языке, заливает танцпол, и толпа, ликуя вниманию кумира, завывает и присвистывает, поднимая руки на одну лишь расслышанную фразу: «Hands up!». — Как он вообще попал сюда? Что Марко такого сделал и кому душу продал, чтобы Самайна сюда завлечь? — спросил Том в передышке между стопками. — Как и все, кто вообще пришел сюда. Марко помог в нужный момент, и теперь он чувствует себя в жизненном долгу. Наивно, но правда, — горелка пролетела над десятком шотов с текилой, и полутьма стойки слегка расступилась, озаренная слабым синим пламенем, — ну, слабо? — де Фрайс обратился к высокому жилистому парню в яркой, будто светящейся, белой футболке, — выпьешь сразу — можешь не платить.       Парень не ответил — только сразу, резко задув огонь на всех стопках, принялся опустошать одну за другой. Том еле различал его движения поначалу, но уже на пятой он замедлился, а в человеческом лице проступило нечто совсем не человеческое. Тупая кошачья морда, пестрящая черными пятнами на бледно-рыжей шерсти, кошачьи зрачки и загнанное дыхание, проходящее через свистящие хрипы. Нехотя платить, он зашипел, глотая шестую стопку, седьмая ушла следом. Восьмая, проглоченная сквозь скрежет когтей, зубов и клекот, доносящийся непонятно откуда, принесла немало проблем, а девятая, словно бы выстрелом, свалила парня наповал. Кому-то придется раскошелиться. — Нагваль. Как я, только ягуар. И на дух не переносит полынь, — спокойно заметил де Фрайс, протирая столешницу — тот успел опрокинуть последнюю стопку, падая со стула, — но гордые они все до ужаса. — Кровь древних шаманов, наследие вечности, кхе-кхе. Б-52, Жу-Жу, — Реджи умеет вмешиваться в разговор, — за счет… — Эша, — оборвал его Дженс, — я тебя больше не пою за счет заведения. Прошлого раза хватило. — Всего-то десятка… — Разбитых бутылок, — Волчок снова его перебил, — а убирал все кто? — Кто-кто, — недовольно забурчал Ноа, — я тоже помогал! — Ага, не мешал, так вернее, — Дженс легко хмыкнул, подбрасывая в воздух бутылку виски — Б-52, — настойчиво грубо процедил Реджи, ударив по стойке ладонью с пятеркой долларов.       Между ними троими, в громе музыки, в темноте и в толпе, меж слившихся в волнах движения тел, повисла тишина, уродливая, лживая, натянутая до невозможности, готовая взорваться. Реджи упрямо сверлил взглядом Тома, составляющего столбик из ликеров, Дженс все так же мешал коктейли, со скоростью спринта выставляя их на стойку, а сам Том лишь искоса поглядывал на де Фрайса, пытаясь понять, что же такое случилось, что эти двое не хотят даже слова мирного друг другу сказать.       Дженс разбивает молчание, четко и громко спрашивает: «повторить?». Холодное сдержанное согласие отзывается за спиной Ноа, как-то резко взбудораживая его. Оживает, светлеет, начинает улыбаться, хватается за руку, обвившую его талию. — Пойдем под потолок, — шепчет перегарным душком, прямо у уха, а Том замечает, как на лбу проступают рога. Реджи теряет контроль, — Хочешь? Только без футболки…       Истинная форма Реджи не заставила себя ждать. Морда вытянулась, завились рога. Словно под гипнозом, улыбаясь блаженно, одурманенно, он начал стаскивать с себя футболку, не церемонясь с рогами. Рвется, но сейчас ему совсем не до того. Сейчас им правит дикое, необузданное желание. Плевать он хотел, что толпа людей, нет, совершенно нет дела, что слово «шлюха» выбрито на груди. Ради своего Эша он пойдет куда угодно и на что угодно. — Как низко ты готов опуститься, чтобы заполучить его? — с искренней злобой Дженс плюнул себе под ноги, смотря на одурманенного счастьем Ноа, — посмотри на себя, козел. — Не тебе меня в пресмыкательстве обвинять, шавка, — тот развернулся, притянутый за руку Эшем, и скоро его было уже не найти.       Дженса расстроило это. Второй раз Том видит его настолько злым, и уже во второй раз ему настолько же страшно. Но не за себя — за него. Белл видел еще тогда, в душе, что де Фрайсу катастрофически тяжело видеть, как кто-то не оправдывает его ожиданий, пусть и скромных, совсем ничтожных. Со смехом он мог попрекать друга в том, что тот ползает на брюхе в ногах того, кто и пальца его не стоит, без труда он мог высмеивать эти деструктивные отношения. Но это выше его сил. — Думаю, мы можем скрыться на пару минут, — Том взял Дженса за руку, даже несмотря на то, что тот попытался ее одернуть, — пойдем. — Надо работать, — сухо ответил тот, все порываясь освободить свою руку. — Ты уже обслужил всех, кто еще в состоянии платить, — Белл уже настойчивее потянул Дженса. Замечая, что на одну из стоек с шестами, пестрящими среди толпы, выталкивают так и не вернувшего свой вид Реджи. Поддался.       Сразу за дверью в подсобку Том прижал Дженса к стене. «Это его выбор», — шепнул уже в самые губы, не позволяя ответить. Прижался всем телом, жарко целуя, сбивая кепку с головы, взъерошивая волосы. Его нужно отвлечь, его нужно вернуть в мир, светлый, пестрящий огнями софитов, музыкой и безмятежным весельем, которым полнится зал за дверью. Дженс не сопротивляется, но и не делает каких-то движений навстречу. Сложно оттаять, сложно принять, что у каждого здесь свои мотивы, свои желания, и у каждого есть что-то, ради чего он готов на все. Том целует настойчиво, гладит языком его десны, касается языка, требуя ответа. Но де Фрайс разбит, просто растоптан. — Шавка. Это не простая его шутка, Том, он правда думает так, — грусть в голосе. Боль разбитых чувств. — Завтра он поймет, что сделал, не принимай это правдой. Ты волк, красивый, статный, сильный. Самый сильный из всех, кого я видел, — Том слегка огладил его шею — зона, заставляющая его реагировать. Всегда. — Тяжело видеть его таким. Он ведь знает себе цену… знал. — Он просто влюбился, глухо и без памяти. Прости его, скоро он поймет, на что идет. — Его просто лишили того, без чего он не может жить. До тебя… когда было не в терпеж я… помогал ему справиться с этим. Но теперь помощи ждать не от кого, — сложно признаваться, ведь неизвестно, как Том отреагирует на это, — инкубу нужен секс. Это смысл его жизни.       Паззлы в голове парня неожиданно сложились. Вот почему Ноа так боялся его потерять, вот почему так осел при одной только незначительной угрозе. Это вгоняет в ступор, это заставляет задуматься — такую «дружбу» в своей голове держит рогатый, такую «помощь» он требует от тех, кто рядом. Это сложно принять, еще тяжелее — осознать, но все это не касается его, все это было до него, потому Том просто проглотил все это, отпустил. — Да скажи же ты хоть что-то! Мне страшно, Том. Терять… — Ты никого не потерял. Это ничего не значит, вообще ничего.       Дженс резко обнял его, прижал к себе еще сильнее. Поднял над землей, выпрямившись, уткнулся в плечо, тихонько зарычал, а Том, обвив его ноги своими, почувствовал, как щекочет его щеку отрастающая шерсть. Де Фрайс потерял контроль. Том шепчет тихо «самый лучший», поглаживая закрытый мягкой шерстью загривок, легко целует в висок, развернувшись на пол-оборота.       Музыка становится громче, спокойнее, чище. Медленная, совсем не клубная, мелодия, волнует воздух, и будто вторя словам песни, по спине пробегается холод, спокойный, какой пробирает каждый раз, когда песня по сердцу повторяет любимые аккорды, когда слышишь слова, способные забраться в душу.       «Спасибо, спасибо…», — не прекращая рычит Дженс неестественным голосом, начиная кружить Тома в еле ощущаемом ритме. Вальс для двух ног и двух тел. В нем столько тепла, сдержанного и аккуратного, что Белл тает, не в силах сопротивляться ему, он не просит очнуться, не просит вернуться — прошло не многим больше пяти минут. Все подождут, пока так нужно. Все поймут их, а если и не поймут, то никто не спросит их мнения. Их мир рассыпался с одним громким ударом ботинка о дверь. — Ну все, теперь я точно уволен, — Дженса не особо волнует этот факт, — угадай, кто делает нашу работу. — Ладно, давай возвращаться, — спрыгивая на собственные опоры, заключил Том, — вот и она, вторая зубочистка. Не забудь кепку.       Марко, живо переговариваясь с кем-то из стоящих у стойки, мешает коктейли. Стоит признать — в этом деле и он умелец, и тут он даст фору, кажется, даже Дженсу. Новый трек снова любим толпой, снова ликование, крики, подпевание заглушенным словам. Господин О’Хара даже не думает соблюдать униформу, он просто делает то, что должны делать Белл и де Фрайс. Он не делает замечаний, когда они встают по разные стороны от него и принимаются за дело, усиленно стараясь не смотреть друг на друга, отрабатывают заказы скопившейся толпы. Их уже неприлично много, треки сменяют друг друга, а время утекает очень незаметно. — Тебе — вот, — Марко протянул Тому обломок зубочистки, — а тебе бы мешком по голове надавать! Так сложно было проследить за этим олухом, хоть как-то ему… — марко заикнулся на последних словах, и сделал он это достаточно заметно. — Понял, да, что спороть собирался? Молодец, — максимально озлобленно произнес Том, а в глазах Дженса ясно читалось «он все знает». — У него своя голова на плечах, вот пусть она ему и помогает, — уже не так горько. Отпустил, послушался. — Эш увел его куда-то, как он там сказал… «под потолок»? Снова чудеса планировки? — спросил Том, с громом выставляя стопки на стол. Резко меняющиеся ритмы и биты все так же раскачивают его тело, и он уже перестал сопротивляться. — Не понравится тебе, — отозвался Дженс из-за плеча Марко, — ох, не понравится. — Душонка слишком нежная еще, — добавил мужчина, меняя бутылки в руках, но стоило Тому только рыкнуть, как О’Хара изменил решение, — справишься тут? — короткий кивок от Дженса.       Марко молча двинулся от бара сквозь толпу, будто ее и нет вовсе. Петлял меж спинами, лихо закручивал одиноко стоящих девушек, вталкивая их в плотную толпу, но сам не танцевал — ни одна мышца не поддавалась неясному заклятию этой музыки. Он ничего не говорил, а ладони его, обычно расслабленные, крепко сжаты в кулаки, он злится, что вынужден открывать то, что открывать не хотел. По крайней мере, сегодня. «Кажется, отвыкаю от нормального проявления эмоций», — заключил Том. «Тупой, как пень», — злобно отозвались задворки сознания голосом их владельца, ясным, не скопированным с самого Тома. — Почему ты хотел спрятать это? — нагнав, наконец, Марко, спросил Том. В музыке теряется даже его собственный голос, потому Марко не ответил, даже не отреагировал на этот вопрос.       Сквозь толпу он провел парня к небольшой раздвижной двери, которая скрывала за собой новую лестницу, делающую резкий поворот примерно через десяток ступеней, больших и скрипучих. Яркий свет розовых ламп укладывает на лесенки густые тени от перил. Вообще, лестница очень походила на те, которые украшают вестибюли различных теплых уютных и жутко дорогих домов, и потому совершенно не вписывалась в интерьер из обшарпанных стен и неоновых ламп. У того, кто создавал все это творение, в голове явно бардак. — Потому что только-только исправил твое мнение о себе. Ну, не жили богато… — стоило Беллу только буркнуть слово «опять», как он перебил, — да-да, опять мои русские поговорки. — И что ж я такого могу увидеть, что может мне так крепко не понравиться? — увидишь, — снова та же фраза.       За еще одной дверью скрывался тот самый балкон, который Том заметил, только войдя в это… помещение. Только сейчас парень осознал, что так и не понял, где находится. Клуб, простой подвал, параллельная вселенная… что ж это такое? Во всяком случае — вид красивый. С балкона, уставленного столиками, у которых танцует поболе дорого одетый народ, открывается вид на весь танцпол, на все, что происходит внизу: вот Дженс разобрался с очередной волной жаждущих и схватился за телефон; вот все с тем же фонариком на поясе, меж людей проскакивает Ив — компания из еще четырех девушек радостно встречает ее, обнимая и поднимая над землей — сегодня у всех здесь хороший вечер. «А я вижу тебя)», — Том отправил Дженсу короткое сообщение, от которого тот встрепенулся и начал выискивать Тома среди людей на балконе. «И я тебя. Ты, это… не злись на Марко особо. Люблю», — коротко ответил он, снова принимаясь за работу, а Том покраснел еще больше сущего. Одно слово, а довело до такого. — Осторожно, лестница скользкая, а с такой музыкой и вниз полететь недолго, — предупредил Марко, быстро взбираясь по винтовой лестнице где-то в глубине балкона, в темном углу, не освещенном светом софитов. — А как ты игнорируешь ее? — Том еле успел за ним, все так же ощущая, что ноги слушаются его не до конца. — Одиссеев воск, — Марко пальцем постучал по уху, оно действительно закупорено, — единожды я уже повелся на такие чары, с меня хватит. Вот что могут творить с толпой гены дриад и сирен, сплетенные в одно. — Так он тоже? — Удивился, хватаясь за перила — как только Ноа пролез здесь? — Самайн? Он даже не живет… в буквальном понимании. Инвольт, кукла. Настоящего Самайна действительно никто и никогда не видел. Ну, почти никто. Эй, осторожно, тут порог.       Глазам Тома открылся широкий коридор, подсвеченный холодным синим светом. Слепящей яркости, он бьет по глазам, заставляет жмуриться, прикрываться руками, но Марко не особо возмущает и это. Он спокойно идет слегка впереди, мягко осаживая, мол, осторожно, не запнись. Белл не заметил, будучи ослепленным, сидящих вдоль стен людей, улыбающихся так же довольно и разморено, как и Реджи, одурманенный шепотом Эша. Низкие потолки давят, заставляют смотреть вниз, тем более, что здесь, как оказалось, и пол-то не очень крепкий: опустив голову, в прощелке между плинтусом стены и черным паласом Том заметил блики софитов и движущихся, словно мошки, людей внизу. Стекло. — Еще не понял? — О’Хара подошел к одному из сидящих, зацепил его подбородок, а потом, щелкнул пальцами, подняв руку, — Эллисон, тут пару тел пора вывести. — Чертовы обдолбыши! Как я это не люблю! — Девушка, изнеможённо-худая в этом свете, с неразличимо-темными глазами и черными волосами, появилась словно из ниоткуда, — куда в этот раз? — Под мост через Ист-ривер, продрогнут, выспятся и больше не придут сюда, — спокойно отметил Марко. — Это я точно обеспечу!       В один момент она испарилась точно так же, как и пришла. С ней исчезли трое из подпирающих стены. Их соседи, словно костяшки домино, посыпались друг на друга, но в лицах их не изменялось совершенно ничего — безмятежное счастье тянет улыбки вверх, туманит взгляды, поднимает брови. — Она ключница. Точно такая же, как и Джесси, вы же знакомы? — Марко обернулся на Тома впервые за все то время, что они здесь. Лицо его, а точнее левая половина, почернело, исказилось блестящей белизной костей в неясной улыбке еще живой половины, — только вот намного слабее. — А кто эти… овощи? Я даже не знаю, как их называть? — Том снова возмутился своему неведенью. — Ожидающие. И млеющие от запаха. А мы с тобой просто не заражены этим. Ну, так что, ты хочешь понять, что тут происходит? Думаю, никто не смутится, если мы займем кресла зрителей.       Марко открыл перед Томом дверь. Свет выключен, в комнате повисла странная тишина, перебиваемая лишь двумя ритмами сбитого дыхания. Мужчина довел Тома до кресла, сам сел недалеко. Щелчок разбил напряженное молчание. Зажегся приглушенный свет. — Я буду брать деньги за подобное присутствие! — Продолжай, нас здесь нет. Вся выручка за сегодня — твоя.       Девушка, оседлавшая ничего не понимающего парня, снова вернулась в человеческий вид, начала резко качаться волнами вперед, разрезая воздух громкими стонами. Переходила на более низкие тона, вскидывала голову, но в ее лице, гладком, красивом, соблазнительном, не было ни капли наслаждения, обычного, каким упивается каждый в сексе. Она пошло подмигивала Беллу, сжимая руки парня под собой на своей груди, резко накидывалась на своего клиента, рыча, кусаясь, отчего тот, видимо кайфовал еще больше. Белл хотел соскочить с места и выйти вон, но Марко осадил его, задержав плечо рукой, возвращая на место. «Пришел — сиди до конца», — коротко шикнул мужчина, наблюдая за тем, что делает девушка. Вскоре парня под ней мелко затрясло, а она именно в этот момент поцеловала его, жадно, страстно, буквально упиваясь им. Парень обмяк, уже не виделось ни одной напряженной мышцы в его теле. «Всего тебя, без капли и остатка беру», — прошептала она, поднимаясь. Шикарную фигуру укрыл шелковый халат, в кармашек которого полетела солидная стопка долларов с прикроватной тумбочки. — Вытрезвишь его сам, или Эллисон вызывать? — Спросила она, проходя мимо кресел. Одного взгляда было достаточно, чтобы девушка так же, как и Марко пару минут назад, щелкнула пальцами, а этот парень, так и не очухавшийся до конца, исчез под разорвавший воздух дикий смех. — Еще раз увижу подобные штучки — отправишься вслед за Ланой, поняла? — спокойно заявил Марко, но в глазах девушки вспыхнул животный страх, — все твои чары сниму, и каждому в персональном порядке расскажу, сколько денег ты вытянула из них. — Да, босс, — все так же игриво, мастерски скрывая свой страх, сказала она, выходя из комнаты, — на сегодня я все. — Ты. Привел меня. В чертов бордель! — Белл просто вспыхнул злобой, поднимаясь с места. Кресло, оттолкнутое с такой, кажется, малой силой, разлетелось на детали и оставило трещину в стене, воздух начал стремительно накаляться. — Это ты просил привести тебя сюда, — Марко даже не думал вставать с места, — я говорил, что ничем хорошим это не кончится. — Мерзкая тварь! Скот, зачем я вообще связался с тобой?! — Том плюнул под ноги, собираясь уходить. — Много ты понимаешь, щенок, — в спину ему бросил Марко, — каждая из них здесь по своей воле, и вольна уходить тогда, когда ей вздумается. «Бей! Бей, пока силен! Он не отпарирует! Не сможет, он слабак, беспомощный отголосок былого величия!» — Я тебе не щенок, никому больше я не позволю так к себе относиться! — Том, захлестнутый яростью, Вздернул его за отвороты кардигана. Запахло жженым хлопком. — Я не пытался тебя задеть, Том, — Марко прижал к себе горящего глазами и руками Тома, обнял, — я помогаю им. Стараюсь помочь. Tranquillitas te*, — Марко почувствовал сильный укол. В сердце и собственное достоинство. Сил не хватило. — Но так же нельзя. Люди страдают, не могут отказаться от этого. А ты… ты опять колдуешь? — Том снова пробила злоба, а пресс Марко — раскалившийся кулак. На коже, покрасневшей от жара, проступили волдыри — рубашка попросту расплавилась, — Когда, скажи мне, когда ты поймешь, что со мной нельзя так играть? — уже почти кричал он, но Марко все еще был спокоен. — Я беспокоюсь не о тебе, а о том, что ты можешь сжечь. Пойми же, наконец, что эмоции нужно держать в узде, а не то кто-то поплатится за них здоровьем или жизнью, Как я. Или он, — и оба они, в прочем, поняли, о ком идет речь. — Его это никогда не коснется… у меня получалось сдерживаться, я смогу, но он — не ты. Тебя… — Том поперхнулся. К горлу подступил ком от одной только не озвученной мысли. — Это не ты сказал, не переживай. Я понимаю, — из кармана кардигана Марко выудил небольшую баночку, смазал ожоги, — мазь из слюны оборотня и барсучьего жира. Звучит отвратительно, однако хорошо помогает при подобных… эксцессах. — Я хочу научиться делать хоть что-то. Это слишком сильно давит, я хочу знать больше, делать больше, но пока в руках только бестолковый огонь. Бестолковый, непослушный и опасный, — Том посмотрел на свои руки, еще слегка дымящиеся в прохладном воздухе комнаты, — Научи меня хоть чему-то, пожалуйста, Марко. — Это не мое дело, Том. Он, — О’Хара легко коснулся его виска, — знает все, нужно лишь только заставить его все тебе рассказать. Или он скажет сам, если захочет, конечно. Не делай вид, будто его нет в твоей жизни. Он есть, и будет всегда, — Мужчина закончил с особенной горечью, будто весь его мир, все беды и поражения были вложены в эти слова. — А как ты… — Я не пример для подражания, прости. В свое время я был слишком слаб, чтобы сделать шаг навстречу. И за это поплатился очень высокой ценой. Не стоит больше об этом, — Марко громко вдохнул, опершись о стену, — ну, не подведи. Retrogratio.       Одежда блестит, будто шизанутый пиромант пару минут назад не приплавил ее к коже. Как новая, даже отглаженная и очищенная. Марко мягко одергивает полы рубашки, засучивает рукава. Пара движений — отросшие немного волосы уложены этаким художественным беспорядком. Борода, подпаленная и разворошенная Томом, снова блестит четкими налакированными границами. Вот так истрепанное чучело за две минуты превратилось в светского франта. — Нам обоим пора наверх. Время к утру, мне — домой, а тебе нужно встречать гостей, — не принимая оправданий, проговорил Марко. — А… — Попрощаешься потом. — Не смей! — Том успел только заикнуться, а перед его глазами уже зарождающийся рассвет в окнах кофейни. Щелчок перебил все звуки — Марко снова вызвал Эллисон, — забирать меня… вот же гадина! — Прежде чем проклинать все на свете, выйди на улицу, не просто так тебя вышвырнули, — отметила Эллисон, все так же сидя на стойке с бокалом в руке, — о тебе же заботятся.       Белл не стал отвечать, просто выскочил за дверь, впопыхах озираясь по сторонам. У стены, меж двух панорамных окон, сидит Джек в своей любимой зеленой толстовке и его, Тома, джинсах. Смотрит на восходящее солнце, перебирает в руках спутанные наушники. Устал. Очень сильно устал и страшно печален.       Он не говорит ни слова, просто вскакивает и обнимает со всей силой, с которой только может обнять. Том чувствует, что Джой улыбается, мягко, мимолетно — сейчас он просто счастлив видеть Тома, хоть и прошла лишь пара дней. Он жмется, явно и нескрываемо, пытается стать еще ближе в каждую секунду. Том рад этому, в этот момент ничего не омрачает, не извращает стремлений его друга. Только друга, ни каплей больше. — У меня сел телефон, а я должен был написать. Там было закрыто, и я… — лопочет, пытаясь заглушить давящее молчание. — Знаешь, я был бы очень рад сейчас съесть чего-нибудь домашнего… — что бы ни случилось с Джеком, Том знает, чем отвести все напасти. — Пойдем домой! Я соображу чего-нибудь вкусного за час, и тогда будет тебе обед! — Джой вспыхнул ребяческим счастьем, — или ужин… завтрак! — Ты иди вперед, я закончу тут пару дел, и тоже приду, ладно? — Белл старался быть максимально мягким, хотя к горлу подкатывала злоба.       За углом мелькнула рыжая макушка. Все это время он стоял рядом и упрямо наблюдал за ними. Все сложилось слишком легко, и привело к одному выводу — в состоянии Джека виноват он. Глаза горят злым огнем, но лицо спокойно, абсолютно. Держит эмоции в узде, по крайней мере, те, которые может сдержать. Но глаза-таки горят, а руки жмутся в кулаки. — Что ты сделал ему в этот раз? — Том, не церемонясь, вытащил его под фонарь, — не молчи, Джесси, иначе попрощаешься со своей одежкой. И это самое малое, что я могу тебе пообещать. — Не суйся, дурень, это наше с ним личное дело, — все так же спокоен, но воздух уже разбавлен запахом горящего акрила, — и держись от него подальше. — А то что? — Белл впервые чувствовал себя сильной стороной конфликта, способным решить силой. И это неимоверно воодушевляло. — Рискуешь проснуться за полярным кругом, — своими ладонями он тряхнул руку Тома, высвобождаясь из захвата, — и это самое малое, что я могу поообещать. «Сила в медальоне. Хватай, пока можешь, и втаптывай в грязь», — шепот из-за спины. Из холодной тени. — Какой смелый… а без своей игрушки ты тоже можешь угрожать чем-то подобным? — одним выверенным движением Том сорвал медальон с шеи Джесси, а в след за безделицей и сам парень посыпался на землю, — ну что, за полярный круг? Или, может быть, подальше? — Отдай, гад… — на безобидное обзывательство ардант зашипел, будто ударенный током, а сознание Тома резко прояснилось. — Сейчас ты пойдешь туда вместе со мной. И если я увижу, услышу или почую хоть что-то, чем ты можешь обидеть Джека, ты вылетишь из окна. Без медальона, — Том протянул руку, мысленно молясь, чтобы Джесси не обожгло, — все ясно? — Он не будет меня слушать. Говорит, что ему нет места среди моего прошлого. Так что-либо ломай его сейчас, либо отдавай. И я вернусь домой. — Я не спрашивал, хочешь ты идти туда или нет. Я сказал, что ты пойдешь, — холодно заявил Том, чувствуя, как ардант за спиной улыбается.       Флайерс не ответил. Поднялся, все еще дрожа в коленях, несмелыми шагами двинутся вслед за Томом. Загнанное, тяжелое, злобное дыхание ощущается Беллом как бальзам для души, и он улыбается одними уголками рта, даже не осознавая этого. На демонстративно вытянутой в сторону руке висит медальон с выгравированным именем, чуть поблескивая в свете фонарей.       «Когда ты превратился в такого ублюдка?» — Джесси злобно выплевывает вопросы ему в спину, но Том не хочет слышать. Словно по щелчку отключился слух, зрение, обоняние, — все, кроме чувства равновесия. Белл остается в желанном неведении, данном, наконец, выпущенным на волю чудовищем. Минуты покоя, беспроблемного существования, пускай и полученного столь великой ценой.       Черное солнце его жизни, новой, еще не принятой до конца, ардант не боится делать того, что не примет Том, когда вернется. Знает, что рано или поздно вновь получит свободу, силу, до которой не мог дорваться. Чудовище без души и тела, обретшее хотя бы что-то, будет цепляться за него до последнего момента, до последней капли, дозволенной кем-то свыше. Он сильнее, он умнее, он быстрее. Он лучше Тома во всем. Но он слаб только лишь тем, что одержим своей властью и озабочен лишь тем, что может ее потерять. Наркоман. Власть делает его лучшей версией себя самого, но без нее он лишь слабая тень, способная шипеть из тени и сводить с ума. — Я не могу идти! Отдай мне мой медальон! — Кричит Джесси, падая на асфальт. В очередной раз, — Отдай… тварь.       Том увидел, теперь уже точно разглядел, что творил, и на что был готов пойти, чтобы достичь своей цели. До сохранения мины не было дела, Белл вмиг добежал до парня, помог ему подняться, застегнул цепочку на шее, пока тот старался удерживать равновесие. «Флайерс должен понять, что твой друг не игрушка в его руках. Мы сделали все правильно, — твердит тень за спиной, и Белл согласен. До последних слов, — Джек только наш». — Надеюсь, ты понял, что лучше не вредить мне, — а в сумерках слышится «нам», — У меня тоже есть когти. — Псих. Не ходи за мной, я помирюсь с Джеком сам, без твоей помощи. Иначе сожжешь что-нибудь, — едко ответил рыжеволосый, громко вдыхая.       Джесси скрылся в соседнем дворе. Вошедший за угол вслед за ним, Том увидел лишь как закрывается дверь подъезда, и яркий свет, вырывающийся из щелей.       Здесь вообще живут люди как таковые?