Я хочу быть с тобой...

Вонзилось в голову следующее воспоминание. Это событие заставило трепетать обоих его участников, как они ни пытались это скрыть. Такое с ними обоими случалось впервые. Но они тогда не знали, что всего лишь через неделю, жалкую неделю, один из них покинет другого, оставив его с неизлечимыми и болезненными ранами на душе. Это был ласковый и тихий день, совершенно обычный в такой отдалённой части Америки летом. Пусть солнце и поглаживало горожан светлыми лучами, пусть весело щебетали птички, пусть поддувал нежный ветерок, пусть день и был самым приятным и солнечным, но жители городка давно привыкли к такому лету и уже не радовались, это стало для них обыденностью. Но всегда в дыме безразличности найдётся лучик счастья, который воспринимает такие обычные для других дни как праздник, который день ото дня становится счастливее. Такие люди встречаются очень редко, но в городке Реверс Фолз такой был. Вернее, такая. Ничем не приметная девушка шестнадцати лет, юная и весёлая хиппи, живущая с родителями на окраине города в цветастом фургоне и очень довольная такой жизнью — Пасифика Элизабет Нортвест. Хоть ей и было всего шестнадцать, она смотрела на мир как десятилетний ребёнок и была этим очень довольна. Она всегда верила, что любовь спасёт мир, что всё плохое всегда кончается и наступает светлая полоса. Жители Реверс Фолз могли сколько угодно убеждать её, что лес, окружающий город, это тёмное двуличное существо, но она им никогда бы не поверила. Однажды она уже создала для себя мнение о мире и ни за что бы его не поменяла. Для неё всё имело хоть что-то хорошее, даже если она этого и не видела с первого взгляда, даже если это «что-то» само этого не видело. Хоть Пасифика и не видела ровным счётом ничего светлого, когда смотрела, например, на близнецов Глифул, но она верила, что и они не абсолютное зло. И она оказалась наполовину права. Злом является тот, кто может без доли сожаления причинить боль другому. А не является тот, кому больно от чужой боли. Как могла подумать Нортвест, что лес, чьи листья так ярко переливались на солнце, легко поддаваясь ласковому ветерку, который так и манил, может оказаться чем-то злым тем более, в такой волшебный день? Предупредив родителей, что идёт гулять, девушка пошла из фургона прямо к лесу. Она чувствовала на себе чей-то взгляд, но быстро смахнула с себя неприятную пыль паранойи. Весело улыбаясь каждому встречному, она шла к лесу, не слыша за собой чьи-то скрытые магией шаги. Гуляла она долго. Было несравненно приятно наслаждаться ласковым и нежным ветерком, солнышком, умеренно, но невыносимо мило пробивающимся сквось зелёные-презелёные листья. Когда крона деревьев начала становиться густее, не пропуская лучи, и темнее, когда ветер постепенно стал холодеть и пронизывать до костей, она до последнего сохраняла оптимизм и не верила, что что-то может случиться, пока наконец не признала, что заблудилась. Но Пасифика была бы не Пасифика если бы даже сейчас не продолжала верить в лучшее. Прийдя на поляну, девушка осмотрелась и попыталась найти тропинку, с которой пришла. Поняв, что не может вспомнить даже этого, и что каждая ведущая сюда дорожка кажется знакомой, но при этом они даже не одинаковые… Нортвест продолжала улыбаться, хоть губы её и дёргались, пытаясь искривиться в гримасе страха, а в глазах уже читался этот самый страх. Она силилась судорожно сообразить, что может предпринять. Вдруг она вздрогнула, заслышав тяжёлые шаги, от которых подрагивала земля под ногами. Отчасти поэтому, отчасти от полностью захватившего страха, у Пасифики подкосились ноги. Она сама не заметила, как всё же отпустила глупую улыбку с лица. Среди деревьев показался гигантский силуэт с рогами. Под его шагами рушились громадные сосны, в страхе разлетались перед ним птицы, разбегались животные. Когда мимо Нортвест пробежал испуганный олень, она даже не обратила внимания на часть удивительной дикой природы. Наконец, силуэт выступил на поляну, закончив без толку пугать лес. Это оказался огромный минотавр, татуированный и накаченный, на любого наводящий ужас. Страх Пасифики усилился, когда он уставился прямо на неё. Сковала тело неведомая смирительная рубашка. Язык будто бы исчез, горло пересохло. При этом на бедную девушку изнутри катилась волна дикого ужаса. — Что ты здесь забыла? — Грубо спросил монстр. Пасифика попыталась сглотнуть, но получилось лишь закашляться. Вернее, даже этого не получилось. Кашель задержался в горле, заставляя Нортвест задыхаться. Что-ж, её по-любому ждёт смерть — либо, никем не узнанной, от рук страшного чудища, либо глупо и смешно — от страха перед этим самым чудищем. — Я спросил, что ты здесь забыла?! — Громче и страшнее повторил минотавр. От его крика вновь разлетелись птицы, а язык внезапно вернулся к девушке, вероятно, от шоковой терапии. — Я… — Хрипло и еле-слышно произнесла она и прокашлялась, отчего голос зазвучал немного громче, но вовсе не уверенней, теперь слышна была мелкая дрожь в нём. — Я просто гуляла… — Здесь владения мужикотавров! — Взревел, видимо, представитель данного вида. — Здесь нельзя «просто гулять», глупая девчонка! — П-простите, я не знала… — Чуть не плача, пропищала Пасифика. — Это ничего не значит! Каждая реплика монстра давалась девушке со всё большим психологическим трудом. Если бы она не предполагала, что лишние её телодвижения лишь разозлят мужикотавра ещё больше, она бы давно упала на колени и потеряла сознание. Один только ужас позволял ей всё ещё держаться; на нём она тогда существовала; он вытеснил из её существа все прочие эмоции, вместе с воспоминаниями и мнением. — Оставь её в покое. — Вдруг раздался где-то сзади знакомый холодный голос. Из тени вышел Ламаник Глифул собственной персоной. Как всегда, он безупречно выглядел, что удивительно в такой глуши. Он смотрелся как какая-то вырезка из другого мира в этот дикий лес. Тем не менее, это его нисколько не смущало. Как обычно, взгляд его был холоден и колюч, а движения уверены. — Оставь её в покое. — Так же твёрдо повторил Диппер. — Она вообще о вашем существовании не знала. И уж тем более о том, что вы не любите чужаков. Мужикотавр ухмыльнулся. От этого выражения лица сердце Пасифики ушло в пятки, утащив с собой, на время, удивление, с чего это Глифул ей помогает. — С каких пор ты кого-то защищаешь? — Прогремел монстр. — Это не твоё дело, — холодно ответил Диппер. — Но оно станет твоей проблемой, если кому-то расскажешь. При этих словах амулет на шее Ламаника блеснул, то ли от магии, то ли от игр солнца. Чудище переменилось в лице. — Лучше убирайся по-хорошему. — Продолжил шатен. — Пока я не разозлился. Сотряслась земля и разбежались живые существа — это монстр пошёл обратно в лес. К Пасифике постепенно стали возвращаться какие-то другие части её существа, кроме страха. Постепенно она вновь стала той Пасификой Элизабет Нортвест, какой была. К этому моменту земля уже лишь слегка подрагивала, откликаясь на далёкие шаги мужикотавра. — Опасно гулять одной в лесу, Нортвест. Тебе это неоднократно говорили. — Сказал Ламаник. От неожиданности, блондинка вздрогнула. — Как ты вообще тут оказался? — Стряхивая остатки страха спросила она, чуть нахмурившись. Глифул легонько ухмыльнулся. — Я следил за тобой. — Невозмутимо произнёс он. Пасифику захлестнула волна не столько возмущения, сколько удивления. — Зачем? — Спросила она. — Глупые вопросы задаёшь, — фыркнул Глифул, смотря куда-то в пустоту. — Как тебя можно оставить наедине с лесом. Точно в какую-нибудь передрягу попадёшь. — А тебе какое дело? — Почти беззлобно спросила Нортвест, чуть склонив голову на бок. — Такое же, какое тебе до того, как я тут оказался. Девушка задумалась. А правда, какое ей до этого дело? Она вообще стала наблюдать за собой более положительные и частые мысли о Глифуле. Пока это не пугало, а лишь обдавало лёгким холодком осознания странности сего, но только пока. — Хорошая благодарность, Нортвест. Я вообще-то жизнь тебе спас. Парень по-прежнему смотрел в пустоту, но именно тогда Пасифике впервые показалось, что его вечное равнодушие — лишь маска, и он в тот момент скрывал обиду, всё-таки немного оттеняющую его маску, но на деле куда более глубокую и жгучую. — Извини, — смущённо выдохнула девушка. — Спасибо. — То-то же, — он наконец поднял на неё взгляд и улыбнулся, почти искренне. Его улыбка всегда была либо до тошноты фальшивой, причём, он даже не пытался скрыть эту фальшь, либо гаденькой ухмылкой. Он никогда не улыбался по-настоящему. Но именно сейчас он попытался это сделать и у него, с первой попытки, почти получилось. Солнце, пробившееся сквозь листву, украсило эту улыбку ещё больше. Нортвест бы стыдилась того, что под этим взглядом замерла, затаила дыхание и готова была всё отдать, чтобы видеть эту улыбку вечно, если б не могла поклясться, что и Диппер замер и, возможно, даже залюбовался её собственным… Впервые им было комфортно молчать. Впервые им было комфортно друг с другом. И впервые у обоих зародилось в глубине их существ что-то огромное, тёплое и могущественное, что-то, что не поддаётся описанию. Если он всегда играл, притворяясь, что это существует в его душе, то она никогда не притворялась, она честно говорила, что его нет… — Я тебя провожу. — Разорвал идиллию Диппер, выровняв губы, но продолжая улыбаться глазами. Она просто кивнула, пытаясь не упустить в голове образ его улыбки и до конца сохранить в памяти. Обратно они шли молча. Нортвест отстранённо поняла, что дорога не такая уж и сложная, но в центре её сознания всё ещё витал столь необычный для вечно холодного шатена образ искренней улыбки. Она смогла лишь почувствовать сожаление, когда он остановился, и девушка осознала, что они уже на опушке. Ламаник положил руку Пасифике на плечо, заставив её вздрогнуть. Он собирался попрощаться, но неожиданно для себя, утонул в лазури её глаз. Парень невольно улыбнулся уголками губ, заставив сердце блондинки трепетать. — Не ходи больше в лес одна, — рассеянно и тихо сказал он, явно думая о другом. — Там опасно. Обещаешь? — О-обещаю… — заикнувшись, выдохнула она. — Хорошо. — Взгляд парня вновь стал холодным. Он убрал руку с её плеча и пошёл к городу, напоследок бросив через плечо: — Отсюда сама дойдёшь. Пасифика ещё долгое время осталась стоять и пытаться не упустить два силуэта улыбки Ламаника Глифула…