MY CHEMICAL INCEPTION

Этот немного неловкий, жадный поцелуй длился, казалось, целую вечность — но Джерард готов был отдать что угодно, лишь бы он и не заканчивался никогда. После долгих недель сомнений и мучительных терзаний всё, наконец, встало на свои места. Этот поцелуй словно был волшебным ключом, переломным моментом в его такой запутанной жизни. Теперь, когда его Фрэнк был с ним, все его страхи рассы́пались в пыль, а любые проблемы начинали казаться ничтожными. Теперь он преодолеет что угодно, теперь… — Джи, — Фрэнк внезапно отстранился, разорвав поцелуй. Его ладонь легла на грудь Джерарда, создавая между ними барьер. — Подожди. Джерард, практически поваливший Фрэнка на спину, приподнялся, едва дыша от переполняющих его эмоций. Всё ещё не решаясь окончательно поверить, что это действительно происходит, он бегал взглядом по его лицу, разглядывая знакомые, родные черты. Он так долго ждал, когда сможет оказаться к нему настолько близко, и сейчас, всё ещё ощущая его дыхание на своём лице, он готов был взорваться от переполняющего его тепла и приятной дрожи. — Что-то не так? — улыбаясь, он снова потянулся к губам Фрэнка, но тот выпрямил руку, увеличивая расстояние между ними. — Джи, послушай, — как-то растерянно проговорил он, — прежде чем ты наговорил лишнего или сделал… мы сделали… Я должен сказать, что я ценю тебя как друга, но… понимаешь, — он замялся, поджав губы на секунду, пытаясь подобрать подходящие слова, — я, ну, не по этим делам. — Что? — Джерард выпрямился и, прищурившись, уставился на Фрэнка. — Мне не нравятся парни, — взволнованно уточнил Айеро, покачав головой. Джерард с таким удивлением вытаращился на Фрэнка, будто тот только что признался, что каждое утро вместо кофе пьет кровь девственниц. — Т-ты уверен? — наконец, растерянно выдавил Уэй. — Только что в этом убедился, — Фрэнк тоже сел и немного отодвинулся. — В смысле, — он тут же спохватился, явно боясь создать ещё больше недопонимания, — ничего личного, просто… это не моё, понимаешь? — Но ты ответил мне, — слабо проговорил Джерард, словно надеясь в чём-то его убедить. — Я растерялся! — Фрэнк рассеянно провёл рукой по лбу, вытирая тыльной стороной бусинки пота. — Черт. Прости. Я не ожидал. Джерарда, казалось, парализовало. Тело вдруг стало таким тяжелым, словно кто-то невидимый по-садистски залил его свинцом. — Ты не ожидал, — затравленно повторил он онемевшими губами. Кровь отлила от его лица, делая Джерарда мертвецки бледным. Сердце рухнуло куда-то вниз, и казалось, кто-то снова убавил все звуки на минимум… — Прости, — повторил Фрэнк, дотронувшись до плеча Джерарда. Этот жест был таким дружеским и неуместным после столь откровенного поцелуя, что его рука казалась камнем, придавливающим Джерарда к земле. В один миг родные кофейные глаза стали такими чужими. Они будто потемнели и теперь выражали что-то между испугом и неловкостью. Они определенно не хотели попадать в такую ситуацию и сейчас мечтали поскорее забыть об этом, как о страшном сне. Стены вокруг начали опасно сжиматься, и сердце оборвалось. Почему здесь так тихо и светло? Господи. Лучше бы он остался лежать в коме с воткнутой в вену иглой, продолжая растворяться в небытие и неведении, чем дышал бы этим сжатым сырым воздухом, будучи вынужденным держать себя в руках, когда хочется, блять, лежать в коме в коме в коме! — Джи, — Фрэнк таки убрал руку с его плеча. — Тебе было не просто в последние дни. Это всё от усталости. — Нет, Фрэнк, — ответил Джерард, хотя и не хотел. Лучше было бы молчать. В принципе неплохая идея молчать всю оставшуюся жизнь. Вернуться к себе в подвал, плюхнуться под одеяло прямо в одежде и молчать молчать молчать. — Это не усталость, Фрэнк, — хмыкнул он, засунув дрожащую пятерню в волосы. — Но ты можешь не переживать — этого никогда не повторится. — Мы можем поговорить об этом, — неуверенно предложил Фрэнк, а Джерард заметил, как тот ещё немного отодвинулся — так, чтобы больше не касаться его ноги коленом. — Ни к чему, — он попытался улыбнуться. Серьезно? Он мог сколько угодно делать вид, что ничего не случилось, но это было совершенно бесполезным занятием, потому что его выдавал цвет лица, дрожащие руки, изменившийся голос и мысли мысли мысли о том, что произошла катастрофа. Они повисли неоновой вывеской прямо над головой Фрэнка, и то потухали, то разгорались с новой силой, напоминая о том, что он натворил. Это был конец. Джерард резко поднялся с дивана, поправил рубашку, решительно схватил сигареты со стола, похлопал по карманам в поисках зажигалки и только тогда вспомнил, что она у Фрэнка. Развернувшись, он сделал шаг обратно и, протянув ладонь, дважды сомкнул пальцы. Простая фраза «верни зажигалку» застряла где-то в горле, зацепившись острыми шипами за пересохшие стенки. Фрэнк вытащил зажигалку из кармана, попутно выронив дурацкие таблетки. — Сядь, — вздохнув, свободной рукой он потянул Джерарда за запястье, и тот опять рухнул на диван. — Тебе нужно поесть. — Не хочу, — буркнул Уэй, снова намереваясь встать, но Фрэнк чиркнул зажигалкой у него перед лицом, и Джерард подставил сигарету под пламя. Вообще-то, Джон не одобрял курения в студии, но это был исключительный случай. Такой случай, когда Джерарду уже было всё равно, а Фрэнк боялся отпускать его одного куда бы то ни было. Джерард затянулся и откинулся на спинку дивана. Ему так хотелось избавиться от этого удушающего присутствия Фрэнка, так хотелось, чтобы тот перестал давить на него своими незаданными вопросами и попытками всё сгладить. Фрэнк прикурил следом, нервно нахмурившись. Ещё утром всё в его жизни было так понятно, и самой большой его проблемой была реакция отца на татуировку, а сейчас существование их группы находилось под угрозой. Джерард прикрыл глаза, думая, что лучшим выходом будет уехать куда-нибудь подальше. Сейчас он докурит, затем вернётся домой, соберёт вещи и свои ничтожные накопления, а потом свалит в другой штат. Он всегда может устроиться работать в какой-нибудь книжный магазин, а в свободное время рисовать комиксы. И больше никакой чёртовой музыки. — Джи, всё хорошо? — Всё, может, и было бы хорошо, если бы ты перестал об этом спрашивать, — огрызнулся он. Рука Фрэнка замерла в воздухе, так и не добравшись до рта, и казалось, было слышно даже, как обиженно зашелестела зажатая между пальцев сигарета, съев ещё один круг белоснежной бумаги. Джерард повернул голову в сторону Фрэнка, не понимая, почему он вообще всё ещё сидит здесь, когда самое время пойти и выстрелить выстрелить выстрелить себе в голову. Потому что закрыться или уехать ему точно не поможет. Вдруг в комнату влетел Майки — так неожиданно, что оба вздрогнули, разорвав, наконец, этот тяжелый зрительный контакт. Он явно хотел что-то сказать, но лишь нахмурился и замер, увидев, как те напряженно курят прямо посреди студии. — Супчику? — брякнул первое, что пришло в голову, Фрэнк, поднимая с пола контейнер. — Он ещё не поел? — спросил Майки, указывая на бледного Джерарда. — Нет, — ответил Уэй старший, туша сигарету о пустую банку из-под колы. — Аппетита нет. — Какого хрена, Джерард? — Майки развёл руки в стороны, подходя ближе. — Ты хочешь, чтобы мы с Фрэнком насильно влили это тебе в рот? Глубоко вздохнув, Джерард поднялся и, проигнорировав две пары озадаченных и обеспокоенных глаз, покинул помещение. — Да, Майки, конечно, Майки, пошёл ты нахуй, Майки! — услышал он за спиной голос брата прежде, чем за ним захлопнулась дверь. Он брел по улице, заливаемый нарастающим дождем. Волосы облепили лицо и глаза так, что он сам едва понимал, как ещё видит, куда идёт. Ноги передвигались на автомате, простые механические движения, без смысла и цели. Цели не было и у него в душе, словно всё угасло и обратилось в пепел. Даже когда Фрэнк встречался с Джамией, в Джерарде хотя бы теплилась надежда. Но как он мог так ошибаться? Как? Гребаный Джерси с его дождем будто вбивал гвозди в крышку его гроба, пронзая пронзая пронзая ледяными каплями его грудь, спину и голову. Но так ему и надо, думал Джерард, так и надо. Потому что он никчемный неудачник, почему-то решивший, что он сможет стать тем самым «великим Джерардом Уэем». Черта с два! Он зло пнул попавшуюся под насквозь промокший ботинок банку и нырнул под козырёк ближайшего магазина, чтобы выкурить очередную смертоносную сигарету, зная, что она не принесёт облегчения. Воспоминания, черт черт черт, слайдами всплывали в закипающем мозгу. Вот она, их первая встреча в клубе, что выбила землю из-под ног Джерарда, когда он узнал знакомый силуэт на сцене. Фрэнк был таким знакомым и чужим одновременно, и каких усилий ему тогда стоило подойти к этому реальному нереальному человеку. Удивление и насмешка во взгляде, расслабленная поза, легкие жесты, придвинутый бокал, как знак расположения. Если бы можно было уже тогда взять его за запястье, заглянуть в эти искрящиеся глаза и спросить, стоит ли надеяться хоть на что-то? Сейчас, когда всё стало ясно, как Божий день, Джерард, прокручивая в голове события прошлых месяцев, так отчетливо осознавал, что Фрэнк всегда относился к нему лишь как к другу, абсолютно не давая ему никакого повода поступать так, как он поступил. Даже когда он появился на пороге дома Уэев — это не было поводом. Что бы он там себе ни напридумывал. И там, на Хадсоне, он обнимал Джерарда только из чувства страха за его жизнь и от растерянности. «Я растерялся. Прости» Ночное проникновение в его комнату тоже было лишь очередной безумной выходкой эксцентричного Айеро, не более. Просто ребячество и стремление сблизиться и стать хорошими друзьями. Фрэнк никогда никогда никогда не чувствовал к нему ничего и он никогда никогда никогда не будет принадлежать ему. — Блять! — Джерард выругался, чувствуя наступающую пульсирующую боль в висках. Пальцы плохо слушались, пока он пытался закурить намокшую сигарету. Зажигалка рассы́палась в кулаке и её мелкие запчасти разлетелись в разные стороны. Джерард в сердцах кинул сигарету в лужу под ногами и стиснул виски руками. — Ну доконай же меня! — закричал он. — Ну, давай! — он вышел под дождь, который и не собирался жалеть его, лупя острыми наконечниками по ничтожному человечку внизу. — Что ещё? Что ты хочешь, блять?! Наверное, кому-нибудь из окна своего дома, тому, кто находился в тепле, грея ладони об обжигающую кружку, было смешно наблюдать эту картину. Но только не ему, чувствовшему отчаяние, пустоту и в то же время разрастающуюся бурю в груди. Что мне делать? Сбежать? Просто исчезнуть, будто меня и не было? И показать тем самым Айеро, какой я гребаный трус, да ещё и идиот в придачу. Или вернуться и сделать вид, что головная боль и усталость сделали меня таким впечатлительным, посмеяться с ним вместе над тем, что было, и больше никогда не вспоминать? — Черт! Проехавшая мимо машина окатила и так мокрого насквозь Джерарда с ног до головы. Кажется, водитель его даже не заметил — впрочем, тот и не удивился. Откинув мокрые волосы назад и обняв себя руками, он двинулся обратно к студии, скорее просто потому, что действительно замёрз, а не потому, что принял какое-то решение.

***

Он вошёл в студию, пытаясь ни на ком не акцентировать внимание. Просто зашёл, стянул рубашку через голову и стал рыться в сумке, которая с утра так и лежала на полу у дивана. Там была запасная футболка, на случай, если будет жарко: жарко не было, но она определенно выручила намокшего парня. Прежде, чем надеть её на себя, он краем глаза заметил всех членов команды, столпившихся в каморке звукозаписи. Сейчас они все повернулись в его сторону и настороженно смотрели, явно не зная, что ещё ожидать сегодня от их фронтмена. — Я в порядке! — подал голос Джерард, дрожа от холода. — Вы ведь об этом все думаете? — Какого черта ты там делал в такой дождь? — недоуменно спросил Рэй, вместе с остальными выходя в общую комнату. — Прочищал мозги, — ответил Джерард, осторожно скользнув взглядом по замершему с гитарой в руке Фрэнку. — Надень мою толстовку! — предложил Фрэнк, наблюдая, как с мокрых чёрных прядей ручьями льётся вода, вмиг уничтожая уютную сухую футболку. — Мне и так хорошо, — Джерард кисло улыбнулся, избегая прямого взгляда. — Не дури! — прошептал Фрэнк, отложив гитару и направляясь прямо к нему. Он поднял со стула свою тёплую кофту, подошел к Джерарду и накинул её ему на плечи. Всё нутро Уэя кричало: «Нет, не подходи! Только не ты!», но тело предательски приятно затрепетало — то ли от окутавшей его теплоты, то ли от того, как Фрэнк случайно скользнул пальцами по его плечу. Он определенно действовал из добрых побуждений, вроде «чувак, всё нормально, между нами по-прежнему всё хорошо!», и не понимал, что лишь усугубляет ситуацию своей заботой. — Нам надо продолжать работу, Джерард, — сказал Алекс, махнув Джону, чтобы тот продолжил с Мэттом, после чего строго уставился на Уэя, опершись плечом о дверной косяк. — Времени в обрез, как ты понимаешь. — Я понимаю, — ответил тот, просовывая руки в мягкую, так по-садистки пахнущую Фрэнком чёрную толстовку. — Я готов. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Майки, буквально сканируя его своим тяжёлым взглядом. — Не надо со мной носиться, как с маленьким, ладно? — Джерард выставил перед собой ладонь, как бы отгораживаясь от новых вопросов. — И да, я поем, — добавил он, чтобы отсечь дальнейшие рассуждения о его недавнем обмороке и тому подобное. Возможно, это был только повод, чтобы отойти на достаточное расстояние от Фрэнка, который так и маячил рядом. Чтобы не утыкаться взглядом в его чернеющего на белой коже скорпиона, так до боли напоминающего о том, как ещё недавно он касался пальцами его тонких лапок, бережно поглаживал слегка опухшую, ещё не зажившую кожу. Наспех открыв контейнер и чуть не разлив половину содержимого на не самый чистый стол, он достал одноразовую ложку и сделал несколько торопливых глотков живительной жидкости. Он не чувствовал вкуса. Не чувствовал из-за идиотских мыслей, из-за всё ещё направленных в его сторону навязчивых взглядов и черт, из-за вновь нарастающей боли в висках. Господи, прошу, или освободи, или уже покончи с этим! Из разговоров Джерард понял, что парни не теряли времени зря и продолжали записывать свои партии. Но, как бы ни старался Рэй, записывать альбом без участия Джерарда не представлялось возможным, и он, через силу проглотив ещё несколько ложек, сбросил с ног уже бесполезную обувь, больше похожую на видавшие виды башмаки столетнего бомжа, и прошлепал босиком в комнату для записи. Честно говоря, сам у себя он вызывал только жалость, стоило лишь представить себя со стороны: грязного, уничтоженного, выбитого из колеи, в одежде человека, который ему отказал. Войдя в отделенную ото всех толстым стеклом комнатку, Джерард горько хмыкнул про себя, осознавая всю иронию выбранной ими на сегодня песни. Что ж, он был готов выставить на всеобщее обозрение свою душу, выплюнуть свои кишки, давясь словами, написанными когда-то своей же рукой под неведомым вдохновением. Он готов был сделать это сейчас, как никогда лучше уже не сможет, потому что это был самый лучший день для выплеска истинных эмоций. Все с тревогой смотрели на него, пока он натягивал на голову огромные наушники и поправлял микрофон. Стеклянная поверхность напротив бесстрастно отражала его бледное лицо и темнеющие от замершей в них грусти глаза. Разве могли эти глаза когда-то улыбаться, искриться счастьем, жмуриться от смеха или восторженно гореть? Ещё недавно, когда Фрэнк влез в его дом с самодельным колом — тогда его глаза точно улыбались, искренне сияли светом, были наполнены жизнью и предвкушением чего-то особенного. Гитара в наушниках заставила оторваться от своего отражения и сосредоточиться на музыке. Твоя рука в моей, в твоём ледяном блюзе, А потом я бы предложил отправиться по шоссе С полным багажником боеприпасов. Я бы окончил свою жизнь с тобой под градом пуль.¹ Он пропел эти строки, глядя куда-то в пол, не желая отвлекаться ни на кого и ни на что — только он и его финальный реквием по разрушенным надеждам. Странно было об этом мечтать, но всё же, они могли бы быть надежной опорой друг для друга. Не только любовниками, но и самыми настоящими друзьями, живущими одной целью, одними интересами. Могли бы как создать целую музыкальную вселенную, так и бросить всё к чертям, отправившись вдвоём по пустынному шоссе куда глаза глядят. Если бы он только дал ему доказать, как много Фрэнк значит для него. Я пытаюсь Показать тебе, как много ты для меня значишь. И после всего, через что мы заставили друг друга пройти… Он был для Джерарда тем вдохновением, которое многие творческие люди ищут годами. Он был фантазией, словно по мановению волшебной палочки воплотившейся в жизнь и ставшей его реальностью. Его. Реальной. Катастрофой. Я бы поехал с тобой до самого конца. Пара винных магазинов — и бак снова полон. Кажется, мне ничего не остается, Кроме как проявить себя — и мы продолжим бежать. Каждый день видеть его, выступать вместе и непринужденно общаться, зная, каков он, помня вкус его губ, и не имея больше возможности прикоснуться к ним — вот что ждало его в ближайшие миллион лет, пока память не изменит ему, и чувства не угаснут. На этот раз, серьезно, Я покажу тебе, как много ты для меня значишь, Как снег, падающий с пустынного неба, До самого конца… Проклятый Фрэнк Айеро, что сделал его таким слабым, безвольным и ничтожным. Джерарду было противно от самого себя. Противно осознавать, что он зависим, что он не может скрыть своих эмоций, и вскоре это станет понятно всем. Хорошее начало для группы, ничего не скажешь. Я пытаюсь, Я пытаюсь На этой эмоциональной ноте, когда душа готова была вырваться наружу вместе с предательскими слезами, он поднял голову и встретился взглядом с Фрэнком. Его собственный голос, сорвавшийся на крик, пробил его до мурашек, и тело бросило в жар от эмоций. Показать тебе, как много ты для меня значишь. Наверное, это был пик. Тот самый эмоциональный пик, когда человек уже не может владеть своим телом и не понимает, где он находится. Он смотрел на Фрэнка, чувствуя солоноватый привкус на своих губах, и видел сквозь него, как самолёт врезается в здание, и небоскрёб рушится, поднимая вверх столб пыли. И он был в этом самолете, он закрывал в ужасе глаза, разрывая глотку от бесполезной молитвы. Дни проходят, наступают ночи, Голова взорвалась новой вспышкой, как от удара. Если бы он смог сам разбиться тогда. И не чувствовать. Не чувствовать. Не чувствовать. Исчезая во тьме. В небытие. Растворяясь. Без воспоминаний. Без мыслей. Лучше бы он умер в том теракте. Лучше бы он сам. И мы становимся холодней. Фрэнк не улыбался — и это было на него не похоже. Между его бровей залегла легкая складка от не менее тяжелых мыслей. Каких? Только ему одному было известно. Что у него больше нет друга, которого он совсем недавно приобрёл, или что ему жаль, что по непонятным причинам выбор Джерарда пал на него? Пока всё не закончилось, пока всё не заполнилось кровью, Я серьезно, пока всё не кончилось… Я пытаюсь показать тебе, как много ты для меня значишь. Но в этот раз мы покажем им, Покажем, чего мы сто́им, Как снег, падающий с пустынного неба, Пока всё не закончилось… С обрывом музыки оборвались все лишние мысли, и он больше на автомате, чем вдумчиво, допел последние строки после проигрыша. Безразличие и желание поскорей уйти отсюда. Напиться и уснуть. Закрыться и не видеть. Не знать. Плевать на альбом, на группу, на чёртового Фрэнка, на Джерси в целом. Ему слишком плохо, чтобы любить сейчас хоть частичку из вышеперечисленного. Боль боль боль снова затмила всё. Закончив, он перевёл взгляд на Джона — как и остальные, тот немного растерянно смотрел на Джерарда, впечатленный прозвучавшей песней. Он поднял два больших пальца вверх, и Джерард, вновь опустив взгляд, вышел и, по-прежнему не обращая ни на кого внимания, молча двинулся прямиком в каморку за общей гостиной, где хранились все их вещи. Сигареты сейчас только усугубят его состояние, но это была единственная мысль, пульсирующая в его восполненном мозгу, которая могла стать причиной выйти на воздух, пусть и под дождь. Чертов Джерси. Возможно, в Лос-Анджелесе у людей так не раскалывается голова, как здесь — хотя бы потому, что там нет такой дерьмовой погоды. Где-то в кейсе с его рисовальными принадлежностями, который он принес сюда ещё в первый день, в надежде, что сможет иногда отвлекаться, была ещё одна спасительная пачка. Она точно там должна быть, вспоминал Джерард, роясь среди своих карандашей и кистей, то и дело натыкаясь на что-то острое нетерпеливыми пальцами. Очередная вспышка боли заставила его осесть на пол. На секунду перед глазами все потемнело, как если бы в помещении выключили свет. Вот здесь я и умру. Измученный, босой, замёрзший, сломленный неудачник. Пальцы, блуждающие уже, казалось, по инерции, нащупали что-то прямоугольное и подняли на свет маленькую коробочку. Джерард с удивлением узнал упаковку из-под Тик-Так с одной единственной пластиночкой внутри — странный подарок, давно забытый среди вещей, от не менее странного человека. Он поднёс свою находку ближе к глазам, чтобы рассмотреть миниатюрный путь к своему спасению, обезболивающее от всех его бед.

Как свинцовый дождь, Что будет пробивать наши фантомы Всегда, всегда. Как чучела, Что разжигают это пламя, Которым мы горим Навечно.

***

— Звучит, конечно, круто, но как ты собираешься это потом играть? — вздохнул Джон, скептически уставившись на Рэя. Когда дело касалось музыки, Торо просто фонтанировал идеями. Он мог написать для одной песни несколько десятков гитарный партий, половину которых нужно было играть одновременно. Всё это вместе могло звучать действительно хорошо, но Алекс и Джон, давно тесно связанные с музыкальным бизнесом, прекрасно осознавали, что люди будут не особо-то рады, если на выступлениях они не услышат и половины того, что было на пластинке. Чуть ли не с каждой новой песней им приходилось напоминать об этом Рэю и убеждать его в необходимости хоть от чего-то отказаться. Пожалуй, это была главная, и, в общем-то, единственная проблема, с которой они сталкивались в работе с ним. Рэй нахмурился, заглядывая в свой блокнот, исписанный какими-то только ему одному понятными заметками и схемами. — Мы же обсуждали, не стоит перегружать трек, — покачал головой сидевший напротив Алекс, — тем более, если… — Да знаю я, знаю, — отмахнулся Рэй, что-то вычеркивая в своих записях, после чего отбросил блокнот и вновь взялся за гитару. — Тогда в первом куплете одну я уберу, а вот эту, — он наиграл коротенькую мелодию, чтобы ребята, уже слышавшие его наработки ранее, поняли, что он имеет в виду, — отдам Фрэнку. — Да, можно так, — улыбнулся Джон, радуясь, что, не смотря на упертость и ревностное отношение к собственной музыке, с каждым днём работать с Рэем было всё проще. Майки, все это время наблюдавший за обсуждением, стоя прямо в дверном проеме, понимающе кивнул и развернулся в сторону общей комнаты: — Фрэнк, можешь подойти? Тот не отреагировал. Можно было подумать, что он был увлечен беседой с Мэттом, но, на самом деле, едва ли это было так. Он механически улыбался, совершенно не слушая болтовню друга, и периодически интуитивно вставлял дежурные «Ммм», «Охуеть!», и всё в таком духе. Тревожное предчувствие повисло обжигающей свинцовой паутиной в его груди и давило вниз, постепенно спускаясь к животу. Его мутило от ощущения приближения чего-то темного и необратимого для них всех. И всему виной был он сам. Ещё пару часов назад он надеялся, что Джерард это не всерьез, возможно даже в шутку, но когда тот вернулся такой несчастный, промокший и растерянный, Фрэнк понял, что сломал его. На такие вещи не решаются просто так, особенно замкнутые люди, подобные Джерарду. Значит, он испытывает к нему действительно сильные чувства. Песня, которой он едва не расколол стекло между ними на мелкие осколки, тому доказательство. — Фрэнк? — еще раз позвал его Майки, а Мэтт ткнул его локтем в бок — и только тогда Айеро встрепенулся, вынырнув из своих мрачных мыслей. — Иди сюда, нужно кое-что обсудить. — Ладно, вы пока сами справитесь, — усмехнулся Алекс, поднимаясь с кресла и потягиваясь. — А я пойду с Джерардом поговорю. Где он, кстати? — Он вышел с пачкой сигарет минут пятнадцать назад, — отозвался Фрэнк, который следил за его передвижениями весь вечер. Коротко кивнув, Алекс двинулся в сторону двери. Мэтт, оставшийся в одиночестве, решил к нему присоединиться, поэтому направился следом, на ходу натягивая на голову капюшон. Стоило Алексу выйти за дверь и подняться по ступенькам, как он стал свидетелем ужасающей картины: Джерард как-то ломано подбрел к его машине и навалился ладонями на капот. Тяжело дыша, он завис над ним на пару мгновений, а потом взвыл, как раненый волк и, к великому ужасу хозяина машины, обрушил свою несчастную голову прямо на её блестящую поверхность. — Хватит! — кричал он под звуки взбесившейся сигнализации. — ДЖЕРАРД! Алекс, до этого на несколько секунд оцепеневший, рванул с места и бросился в его сторону. Тот же, совершенно не обращая ни на что внимания, снова приложился лбом о капот, потом снова и снова — пока Алекс вместе с подоспевшим Мэттом не оттащили Уэя от несчастного автомобиля. — Помоги мне! — взмолился Джерард, вцепившись в рукав его толстовки. — Она… — он ловил ртом воздух, с силой сжимая глаза, — раскалывается. Где-то сзади послышался топот: на шум из подвала выбежали все остальные. — Неотложку! Быстро! — крикнул Алекс, осторожно усаживая Джерарда на бордюр, но при этом не ослабляя хватки, боясь, что тот сделает с собой что-то ещё. К счастью — а может, как раз, к сожалению — его опасения были напрасны. Потому что Джерард уже не смог бы, у него не осталось сил совершенно ни на что. Это был самый, черт возьми, худший день в его жизни. У него, наверное, был самый худший день в истории всего человечества. Все его страдания из-за безнадежно разбитого сердца затмились болью физической. Адской болью, которая после недолгого затишья вернулась с новой силой. Казалось, в этот раз его череп реально треснет. Казалось, он просто горит заживо. Он не слышал, о чём говорили окружающие его обеспокоенные голоса. Не видел ничего, кроме маячащих перед глазами расплывающихся пятен. Он на автомате глотал воду, когда кто-то запихнул ему в рот какие-то таблетки. Он не понимал, в какой момент перед ним появились мигающие красно-синие огни. Его подняли и потащили куда-то, где было тише и пахло лекарствами. Голоса, голоса, голоса — всё, что пробивалось в его сознание сквозь пелену боли. Едва ли она ослабевала, но вскоре что-то её заволокло — темный туман, просачивающийся в его голову. Чья-то холодная дрожащая ладонь держала его за руку — и это было последнее, что он осознал прежде, чем раствориться во мраке.