Damren

      Шампанское горчит на самом кончике языка, приятно туманя сознание. Закрывая глаза, Камрен будто в другой мир переносится. Туда, где нет снующих вокруг людей, лицемерного смеха и масок вместо лиц. Она улыбается кончиками губ, отвечая на очередные комплименты, что липнут грязью к коже. Взглядом скользит по толпе, пытаясь найти знакомые лица. Лицо. Внутри все сразу закипает, стоит лишь увидеть знакомый вихрь темных кучеряшек. Такой расслабленный, смеется над чьей-то шуткой, запрокидывая голову назад. Девушку рядом обнимает, прижимая к себе ближе. Камрен хочется то ли удавиться самой, то ли удавить ее. Она не знает, что злит больше: то, что он с другой или то, что у нее волосы длинные. Брошенная как-то Давидом фраза: «Мне нравятся девушки с короткой стрижкой» ощущается лживым ударом в солнечное сплетение.       Камрен глаза закрывает, а под веками отпечатком из памяти его шея, по которой эта кукла ногтями ведет, целует родинки. Те, по которым она языком проводила, громкий выдох вызывая. Глаза распахиваются, когда она чувствует руку на своей талии. Пальцы опускаются ниже, оставляя жгучие отпечатки под кожей.       – Ты только что обнимался с той девушкой, я видела, – безразличным тоном, в очередном глотке шампанского топя душевную боль.       – Ага. И что? – равнодушно скользя взглядом по толпе.       – Серьезно? То есть для тебя это не значит ничего? – прищуриваясь, оглядывая с ног до головы, задерживаясь взглядом на одну долгую секунду на красивом профиле.       – Могу делать, что хочу, у меня же нет девушки, – оборачиваясь резко, впиваясь взглядом, разрывая на части изнутри.       – Хватит, – отворачиваясь, чтобы не было видно омута печали в глазах.       – Ты о чем? – беспечно, будто не понимая, о чем речь идет.       – Сам знаешь, – напряженно, скорее пытаясь закрыть столь щепетильную тему.       Молчание повисает, поглощая, и скрывая от чужих взглядов и слов. Каждый в своих мыслях безуспешно ищет выход.       – Я тебя не понимаю, – устало, потирая переносицу.       – Что именно ты понять не можешь? – обманчиво спокойно, пытаясь скрыть раздражение, обволакивающее тело.       – По поводу наших отношений, – несдержанно громко, якобы случайно.       – Тсс. Не надо так громко. Пожалуйста, – хватая за рукав, притягивая ближе.       Камрен зажмуривается, чувствуя терпкий аромат туалетной воды так близко. Воспоминания захватывают, просачиваясь сквозь неплотно прикрытые ставни в сознании. Она этот запах помнит слишком отчетливо. Съемки подходили к концу, ему исполнилось семнадцать. Они переспали тогда впервые, в спешке задев случайно подаренный Шоном флакон туалетной воды. Аромат от разбитой стекляшки распространился на всю комнату, забившись не только в ноздри, но и в память отчетливым растекающимся запахом удовольствия и запретности.       Голос Давида вырывает из приятных воспоминаний, возвращая в рвущуюся по швам реальность.       – Ладно. Если ты так боишься, что тебя посадят за совращение несовершеннолетних, тогда почему занимаешься со мной сексом? – наклоняясь, выдыхая шепотом горячим в самое ухо, мурашки вызывая.       – Это случайно, – откашливаясь, пытаясь вернуть самообладание.       – Ясно. Ты очень случайно каждый раз падаешь на мой член. Теперь все резко стало понятно, – отодвигаясь порывисто, выпивая остатки алкоголя из фужера Камрен.       – Не передергивай. Я не это имела ввиду, – извиняясь в своей манере, незаметно проводя пальцами по чужому запястью.       – А что ты имела ввиду? Почему мы не можем просто встречаться? Без секса. Просто гулять, смотреть вместе кино, целоваться. В этом нет ничего противозаконного, Камрен, пожалуйста. Мы бы справились, – выдыхая устало, заглядывая в самую ее суть.       Он смотрит забито, моляще, наклоняясь ближе. Не слишком низко, чтобы что-то заподозрили, но достаточно, чтобы разглядеть коктейль из отчаяния и тоски в его глазах. Девушка невольно пальцами от запястья спускается к ладони.       – А вот и ни черта. Мне физически плохо становится, если ты рядом, а я коснуться не могу. Нормально коснуться. Я не знаю, что это, почему и как, но знаю, что если бы мы сейчас находились в комнате одни, то говорить давно бы уже перестали, занявшись чем-нибудь более интересным. Меня ведет от тебя, ясно? Типичные симптомы: голова кружится, дыхание учащается, внизу все мокрое, хоть трусы выжимай. И нет, это не смешно. Потому что это ненормально – так зависеть от кого-то. И вот тебе простая истина. Отношения предполагают секс. И если мы будем официально встречаться, то для всех вокруг будет само собой разумеющимся, что мы этим занимаемся. Понимаешь? А так никто не в курсе, и все счастливы, – выворачивая душу наизнанку, раскрывая то, что таилось слишком долго.       Давид слушать нормально не может, пропуская половину. Потому что она так близко сейчас, пахнет потрясающе, дурманя рассудок. Он взгляда от ее губ оторвать не может, мысленно сцеловывая каждое слово, ловя ее дыхание такое необходимое сейчас. Потому что своего не осталось вовсе. Он улавливает последние слова чисто интуитивно. «Никто не в курсе, и все счастливы». Ему будто только что грудную клетку вскрыли, засунув туда это бессмысленное «счастливы».       – Нет, – выдыхает болезненно, зажмуриваясь.       – Что? – растерянно, забыв уже, о чем именно шла речь.       – Чего ты хочешь? – стальным взглядом в душу, исполосовывая.       – Чтобы ты отстал уже наконец, – ложью убеждая больше себя, чем его.       – Хорошо, я отстану, – решаясь наконец, давясь этим душащим чувством опустошенности.       – Серьезно? – недоверчиво, чувствуя растекающуюся пустоту внутри.       – Я больше не буду просить тебя быть моей девушкой или что-то подобное. Но это не значит, что я не хочу. Просто даю тебе свободу от моего присутствия. Надеюсь, ты проведешь это время с пользой, – губами касаясь щеки, но не целуя.       Камрен плавится, прикрывая глаза. Время слишком эфемерно. Ей не нужно физическое присутствие Давида, чтобы сходить с ума каждую секунду. Он даже и не догадывается, что все полностью наоборот. Он только скрывается за стеклянными дверьми выхода, а ее уже ломает так сильно, что хочется глотку себе самой разодрать. Ей больно, ей страшно, ей одиноко так, как никогда не было. И ужасное самое – она знает, что он чувствует все то же самое. Они одинаковые настолько, что каждый у другого по венам струится, дополняя. Влага в глазах зрению мешает, от чего двери выхода расплываются, превращаясь в мутное пятно.       Холодный ветер улицы отрезвляет, сдувая непрошенные слезы. До ломоты в пальцах хочется то ли закурить, то ли ударить кого-нибудь. Но сигареты кончились еще утром, и вокруг, как назло, никого. Только одинокая фигура на ступеньках, прожигающая ее взглядом. Камрен выдыхает устало, уступая и сдаваясь. Она делает первый шаг навстречу вниз, будто в отражении видя ответный шаг наверх. Ступенька за ступенькой, девушка не делает очередной шаг вниз, останавливаясь, глядя прямо перед собой в зеленые глаза.       – Прости, – срывается, проводя ладонью по его шее, заполняя пустоту внутри физическим контактом.       Он выдыхает отрывисто, чувствуя ее пальцы, впитывая необходимую близость, но продолжает молчать.       – Ты же не серьезно сказал, да? Ты ведь не уйдешь, – отчаянно, цепляясь пальцами за воротник, притягивая ближе.       Он молчит, как и прежде, не делая ничего. Просто смотрит устало и с толикой надежды. Камрен и не нужно, чтобы он отвечал. Выбор сделан давно, хоть она этого и не понимала сразу. Нельзя оторвать от себя человека, с которым сросся уже окончательно. У них легкие одни на двоих. Если перекрыть одному дыхание, то умрет и второй. Камрен тянется вперед, утыкаясь лбом в горячий лоб напротив, не убирая пальцев с воротника. Ей и думать долго не надо, прежде чем принять окончательное решение.       – Ты будешь со мной встречаться? Но только при условии, что, если меня посадят, тебе придется носить мне сладости в тюрьму, – растягивая губы в напряженной искусственной улыбке.       Маска, которую он увидит сразу, поймет, сотрет поцелуем. И он касается еле ощутимо, отвечая правдивее любых слов. Жмется губами, зажмуриваясь и улыбаясь. Такое бессмысленное «счастливы» меняет значение и расцветает в груди хрупкими, но долгоживущими цветами.