Damren

      В маленькой квартирке в центре Лос-Анджелеса шум стоит невообразимый. Соседи по лестничной клетке в очередной раз стучат по стенам, пытаясь угомонить слишком громкую пару, чьи крики разносятся на весь дом. «Ты эгоист, Давид, думаешь только о себе»; «Это я думаю только о себе? А кто тут каждый раз устраивает истерику из ничего?»; «Меня посадят за совращение несовершеннолетних, я имею право истерить»; «Кричи об этом громче, вдруг не все соседи еще услышали»; «Иди нахуй, Давид»; «Прости, Камрен, это твоя прерогатива».       В доме наконец воцаряется столь долгожданная тишина, хоть соседи и понимают, что ненадолго. Эта парочка устраивает подобные концерты с регулярностью раз в месяц, а то и чаще.       – Это закончится плохо, если кто-то узнает, понимаешь? Будь ты старше хоть на год, тогда… – устало выдыхая, растирая виски холодными пальцами.       – Что-то пока ты подо мной стонешь, тебя не заботит мой возраст, – выплескивая яд, которым сочится каждое слово.       Хлесткий звук пощечины вспарывает воздух, отдаваясь болью в груди.       – Ты думаешь, мне вся эта ситуация нравится? Думаешь, меня это устраивает? – снова заводясь, повышая голос и тыкая пальцем в грудь парня. – Ни черта мне это не нравится. Ни постоянные ссоры, ни то, что все соседи уже в курсе, ни секс с тобой.       Давид прищуривается, потирая ушибленную щеку. Гнев вперемешку с возбуждением плещется в глубине зеленых глаз.       – То есть, – делая шаг вперед, – если я сейчас прижму тебя к стене или завалю на диван, или нагну прямо на кухонный стол и трахну, – еще шаг, – ты будешь просить, чтобы я перестал? – останавливаясь в нескольких сантиметрах от девушки. – Ни черта ты не сделаешь, потому что сама этого хочешь. Так что не пытайся врать, я слишком хорошо тебя знаю.       У Камрен зрачки расширяются, топя зеленую радужку то ли злостью, то ли возбуждением. Сжечь парня заживо кажется приятной перспективой. Но вместо этого она кидается вперед, заключая лицо напротив в клетку из пальцев, сцеловывая с губ стон. Они не раздеваются даже. Слишком торопятся, боясь потратить драгоценное время впустую. Ему хватает приспустить штаны. Ей – задрать домашнее платье. Он вжимает ее в стену с громким стуком, вызывая очередную ругань со стороны соседей. Целует глубоко, покусывая язык, рычит, стягивая с Камрен нижнее белье. Проникает внутрь, ловя губами вскрик.       Их секс всегда слишком быстрый, эмоциональный и болезненный. Боль не физическая, но душевная, рвется наружу, оставляя царапины на спине и синяки на бедрах. Давид не может выкинуть из головы то, что она не принадлежит ему. Он так отчаянно хочет отношений с ней, что даже спустя двадцать отказов, все еще пытается. Камрен не может перестать думать о том, что ему нет восемнадцати. И это скребется под ребрами плохим предчувствием. Они не должны встречаться, они не должны заниматься сексом после каждой гребаной ссоры. Мысль, что ее к черту посадят за то, что она делает, не дает спокойно жить. Да, ее определенно загребут копы, и прощай, актерская карьера.       – Ты слишком громко думаешь, Камрен – губами в шею, вызывая мурашки по коже.       – А ты слишком медленно двигаешься, – шепотом на ухо, зарываясь пальцами в темные кудри и оттягивая волосы. – Черт, можно немного быстрее?       – Как только согласишься со мной встречаться, – в самые губы, резко выходя из девушки и отстраняясь.       – Ну уж нет, мы это обсуждали, – отчаянно, хныкая от чувства опустошенности, ловя парня за футболку и притягивая к себе. – Раз уж начал, то будь добр закончить. И меня заставь закончить тоже.       Он в глаза ей смотрит, обводя большим пальцем линию челюсти. Нажимает на нижнюю губу, заставляя рот приоткрыть. Она ловит его палец зубами, втягивая, посасывая. У парня из горла стон вырывается непроизвольно. Взгляд затуманивается, покрываясь пеленой похоти. У Камрен веки прикрыты, пока она полностью погружает палец в рот, довольно мурлыкая. Это в пах отдается сладким импульсом, заставляя Давида заменить палец губами, впиваясь, прокусывая. Он рукой чертит траекторию вниз, по ее телу, забираясь под платье, сжимая ладонью ягодицу. Вводит член медленно, растягивая узкие стенки влагалища. Выстанывает что-то в щеку и срывается, двигаясь быстро, как только может. Камрен чувствует, будто задыхается. В разуме криком раздается: «остановись, пока не поздно». Никогда не признается вслух, что Давид прав. Что она сама этого хочет до дрожи в коленках.       – Будь моей, – на выдохе, – прошу тебя, будь моей.       У Камрен перед глазами марево алого цвета, когда она зажмуривается и закусывает руку, сдерживая крик. Проводит ногтями по шее парня, оставляя параллельные красные полосы. Утыкается мокрым лбом в плечо.       Слишком душно, воздуха не хватает, когда на особенно сильном толчке все внизу живота напрягается, разливаясь теплой волной, сводя судорогой ноги. Она не слышит, как срывается на крик, будто в ушах вакуум, не пропускающий какие-либо звуки.       Давид дышит хрипло, нежно оглаживая бедро девушки и прикрывая глаза от расслабленного удовольствия после накрывшего оргазма. Чувствует ее пальцы, медленно забирающиеся под нижний край футболки. Чувствует, как ногти проходятся по расслабленному животу, аккуратно оцарапывая. Она что-то шепчет в шею, сонно закрывая глаза. И это вызывает необычный прилив нежности, прокатывающийся по всему телу от макушки до пяток. Еще недавно он кричал и злился так, что задушить был готов.       Усмехается такой резкой, не характерной, перемене настроения. Но с Камрен у него не получается иначе.       Давид поднимает девушку на руки, слушая ее сонное бормотание и несет в спальню.       – Ты все равно согласишься, я не отступлюсь, – тихим шепотом в макушку, чтобы не разбудить.