В волчьей шкуре

Первым, кого она видит при пробуждении, Джейкоб. Он сидит совсем близко к её кровати на стуле, уронив открытую книгу на колени, с закрытыми глазами. Какое-то время у Касс уходит на то, чтобы прийти к осознанию произошедшего. Вместе с воспоминаниями возвращается и ноющая боль в плече, которую она до этого предпочитала не замечать. Поморщившись, Ривер аккуратно прикасается здоровой рукой к перебинтованной ране, заодно оглядывая комнату, в которой оказалась. Совершенно незнакомые места. На первый взгляд выглядит, как обычная комната в доме, но из-за стянутых сюда кроватей и книжных стеллажей, на которых сейчас стоят флакончики лекарств, больше напоминает полевой госпиталь. Обведя взглядом пространство и не отыскав ничего интересного, она вновь поворачивается к мужчине, мгновенно натыкаясь на внимательный взгляд. — Привет, — тянет она больше с вопросительной интонацией, да ещё и коротко улыбается. Совсем уж растерянно. — Как ты? — Кто ты и что сделал с Джейкобом? — Смешно, — хмыкает он. Их разговор угасает. Касс растерянно прикусывает внутреннюю сторону щеки, с трудом отводя взгляд от пронзительных зелёных глаз. С Джейкобом всё сложно. Для неё он остаётся закрытой книгой, на которой висит ещё несколько надёжных замков. О чем с ним говорить? Как не спровоцировать? Она совершенно не понимает и, кажется, будто никогда не сможет понять. — Ты не ответила, — раздаётся хрипловатый голос. — А? — На вопрос. Ты не ответила. — Точно, — кивает она, спохватившись. — Слабость и рука болит, но жить буду. Поможешь сесть? Джейкоб ничего не говорит, но послушно откладывает книгу на прикроватную тумбу и поднимается. Каждое его действие резкое, но сдерживаемое. Он с несвойственной ему аккуратностью обхватывает её за плечи, приподнимает подушку и помогает принять сидячее положение. Касс сопит, непроизвольно хватаясь за крепкое плечо здоровой рукой, чтобы не сползти обратно, и поднимает голову вверх, оказывая нос к носу с мужчиной. Так они и застывают, смотря друг на друга, будто впервые видят. — Эти шрамы… война? Джейкоб помогает ей сесть удобнее, прежде чем самому опуститься обратно на стул. — Афганистан. Ирак, — говорит он односложно. — И не только. Она упрямо поджимает губы, утыкаясь взглядом в собственные руки, прежде чем тихо, но чётко поинтересоваться: — Расскажешь? — Нечего говорить. Ублюдские родители, после такие же опекуны и армия, как завершение всего ада. Тебе будет сложно понять, девочка, ты никогда не была в приюте или в центре содержания. Не знаешь, каково это, когда с тобой обращаются как с мусором. Вытирают ноги, глумятся и понимают, что ты не сможешь дать отпор. Что ты слаб. — Тяжёлое детство? — Скорее, существование в целом. Думала когда-нибудь о самоубийстве? О том, как невъебенно круто порезать себе вены или накинуть петлю на шею? Один шаг и всё. Тебя больше не волнуют презренные мирские заботы. Только покой и пустота. — Нет. Никогда. — Я тоже, но люди вокруг меня думали и делали. Встаёшь отлить, выходишь из палатки, а за углом лежит тело с мозгами наружу. Тело, с которым ты вчера вечером делил ужин и травил шутки, — Джейкоб говорит об этом удивительно спокойно, оттого становится намного ужаснее осознавать, что всё это правда. — Их сложно винить. Когда изо дня в день всё, что ты видишь, жестокость. На твоих руках кровь женщин и детей, а трупный запах настолько стойкий, что ты можешь хоть два часа драить кожу мылом, но всё равно будешь его чувствовать. Многие ломаются. Касс молчит, но, кажется, что вестнику и не нужны слова. Он смотрит куда-то сквозь неё, будто заново проживает всё, о чем говорит. И в какой-то момент Ривер жалеет, что вообще завела этот разговор. Она украдкой поднимает взгляд, смотрит на его застывшее лицо, а после, поддавшись некому секундному порыву, накрывает его горячую сухую ладонь своей рукой. Сердце в груди начинает биться сильнее. Касс ожидает нечто… нечто, что обрубит это проявление жалости и поддержки на корню, но ничего подобного не происходит. Джейкоб лишь переворачивает ладонь тыльной стороной вверх, позволяя их пальцам переплестись. Удивление столь явственно, что она с трудом сдерживает его, не позволяя выплеснуться наружу. Кассандра медленно скользит взглядом по его крепким рукам, по зелёной ткани футболки к мощной шее. Ненадолго задерживает взгляд на подбородке, прежде чем взглянуть на губы. И в этот чертов момент. В самый, блять, глупый и неподходящий она испытывает жгучее желание поцеловать его. Что движет ей? Глупость? Отсутствие самосохранения? Она не знает. И, если честно, больше не хочет об этом думать. Хоуп перемывает ей мозги изо дня в день, одним своим существованием заставляя сомневаться во всём, что она считала правильным и уместным. Только Господь Бог знает, насколько сильно она заебалась от этих сомнений. Джейкоб склоняется к ней первым, собственнически обхватывая её шею пальцами, зарываясь в волосы. Целует требовательно, но без свойственной ему жестокости. И Касс растворяется в его уверенности, словно послушная собачка на невидимом поводке, которую хозяин манит к себе одним строгим взглядом. Она наклоняется к нему, подставляя шею и губы. Не перечит и не стремится лезть вперёд, послушно принимая скупую, но столь долгожданную ласку. И всё кажется таким правильным, что у неё от переизбытка чувств уши закладывает. Хочется раствориться в этом поцелуе без остатка, никогда больше не возвращаясь в реальный мир. Сейчас ей так хорошо. Спокойно. Безопасно. В голове бьётся назойливая мысль, которую она по глупости отгоняла от себя всё это время, а сейчас будто созрела до понимания истины. Джейкоб сильный и тёплый. Рядом с ним она в безопасности, достаточно быть послушной и мягкой. — Кхм, я помешал? Касс резко отстраняется, ощущая короткую вспышку боли в руке. На пороге комнаты стоит Джон. И не то, чтобы он выглядит как кто-то, кто способен сожалеть о своём нежданном появлении. — Даже если да, то это тебя как-то остановит? — интересуется Джейкоб, не позволяя Касс убрать ладонь, продолжая крепко сжимать её пальцы. — Нет, конечно, ты ведь меня знаешь, — усмехается Джон, после переводя глаза на застывшую Ривер. — Ну и заставила ты нас поволноваться, конечно. — Вас? Джон ничего не говорит, но этого и не нужно. В комнату входит Джозеф и Вера. Огромное пространство неожиданно сужается до её постели, вокруг которой собираются все. Кассандра невольно теряется в чужих голосах и обилие внимания. Вера щебечет о том, как сильно она переживала, периодически её прерывает Джон своими беззлобными, но неизменно колкими замечаниями. Джозеф в основном молчит, но от его мягкого и внимательного взгляда не скрывается ничего. И она невольно чувствует себя сущим ребёнком, когда Отец ненадолго останавливает своё внимание на их сцепленным с Джейкобом руках. — Выглядишь усталой, — грустно вздыхает Вера, протягивая к ней ладонь, трогая лоб, другой рукой прикасаясь к своему. — У тебя нет температуры? Доктор сказал, что может быть из-за стресса. — Нет, всё в порядке. — Вынужден признать, что твой поступок достоин восхищения, — хмыкает Джон. — Не каждый бы бросился под пулю, которая ему не предназначалась. — Я действовала инстинктивно. — Пусть так, — он пожимает плечами. — Но тот стрелок мертв. Не так ли, Джейкоб? Джейкоб пропускает обращение мимо ушей, будто и не слышит вовсе. Постепенно из-за обилия шума у неё начинает болеть голова. К тому времени разговоры немного угасают, но Касс всё равно продолжает чувствовать себя в центре. И это так странно. Помнится, в детстве у неё воспалился аппендицит. Она тогда провела в больнице не так много, но этого вполне хватило, чтобы ощутить одиночество в полной мере. За всё время её пару раз навестила только мать. Отец был занят на работе, либо был слишком уставшим, чтобы идти к ней. А с братом у неё были недостаточно тёплые отношения, чтобы так уж сильно переживать друг о друге. Иной раз Касс наблюдала за тем, как к другим пациентам приходят их родственники. Ощущать теплоту чужой семьи всегда было болезненно и странно, особенно когда есть осознание того, что с ней подобного никогда не будет. Она даже не могла предполагать, что люди, которых она считала психами, проявят к ней больше внимания и поддержки, нежели её родная семья. Чуть погодя в помещение входит незнакомая женщина. Она представляется Эммой и просит всех покинуть комнату, потому что ей нужно осмотреть пациента. Кассандра молча кивает ей в знак приветствия и разжимает руку, позволяя Джейкобу подняться. Какое-то время они проводят в молчании. Эмма работает быстро и чётко, разматывая бинты, осматривая и обрабатывая рану. Каждое её действие отдаётся профессионализмом. И настороженность понемногу отступает, позволяя Касс расслабиться и довериться доктору. — Тебе повезло, пуля прошла по касательной, практически ничего не задето, — наконец, говорит Эмма. — Недели через две нужно будет снять швы. До этого нужно обрабатывать рану каждый день, стараться не мочить и не перенапрягать руку. Справишься? — Да. — Отлично. На твоём теле я заметила несколько несерьёзных ушибов и ран. Я уже сказала Джозефу название мази, которая может ускорить заживление, так что можешь ею мазать и другие раны. — Хорошо. Спасибо. — Тебе нужно будет ещё несколько дней побыть под наблюдением, а там уже можешь катиться отсюда на все четыре стороны. Идёт? Касс кивает. Так и начинается её постельный режим. В основном она лежит в полном одиночестве, читая книгу, которую притащила Вера. Изредка молчание разбавляют приходы Эммы для очередного осмотра и Джейкоб. С последним они мало говорят, но много проводят время в тишине. Постепенно Касс привыкает к его незримому присутствию и даже перестаёт дёргаться, когда мужчина решает внезапно встать или сменить позу. Неспешно на место их тишины приходит негромкое чтение книги. Кассандра полулежит в постели, бродя по строчкам рассеянным взглядом, не особо выразительно читая вслух. Джейкоб сидит на стуле рядом, наклонившись чуть вперёд и прикрыв глаза. Иной раз кажется, что он спит, но она-то полностью уверена в том, что он внимает каждому её слову. И от этого невольно теплеет на душе. Единственное, что продолжает беспокоить — это необъяснимая слабость, приступы тошноты и периодическая боль внизу живота. Постепенно к этому прибавляется ещё и усиление чувствительности в области груди, которую она обнаруживает совершенно случайно. В тот момент Джейкоб склоняется над ней, требовательно раздвигая языком её губы, углубляя поцелуй. Его руки свободно проникают под широкую футболку, оглаживая впалый живот, прежде чем жадно обхватить грудь, стискивая соски меж пальцев. И Касс, не выдерживая напора, тихонько стонет ему в рот, пытаясь отстраниться. Получается скверно. Вестник не даёт ей ни единого шанса, пригвождая своим телом к постели, начиная активно массировать грудь, чем вызывает новый плаксивый стон. В конечном итоге, он не выдерживает, задирая её футболку вверх, позволяя прохладному воздуху окатить нежную кожу. Касс судорожно дышит, воспользовавшись секундой передышкой, прежде чем дёрнуться, ощутив горячий и влажный рот, обхвативший один из сосков. Покалывающее чувство боли смешивается с нарастающим возбуждением, концентрирующимся внизу живота. Джейкоб крепко сжимает её грудь, терзая опухшие и болезненно пульсирующие соски с таким рвением, словно младенец, пытающийся вобрать в себя молоко матери. Похоть нарастающей волной охватывает сознание, не позволяя болезненным импульсам помешать низменным желаниям. Тихонько хныкая, Касс выгибается, потираясь животом о мощное тело, инстинктивно раздвигая бёдра. — Пожалуйста, — тяжело дышит она, когда Джейкоб вбирает в рот другой сосок, оставляя на коже ощутимый укус. — Пожалуйста. Между ног влажно и всё пульсирует. Книга, лежащая на краю постели, с глухим звуком падает вниз, когда Джейкоб сдёргивает с неё штаны вместе с трусиками до самых щиколоток. Тело колотит. Она тяжело дышит, наблюдая из-под ресниц за тем, как вестник ненадолго выпрямляется, ослабляя широкий ремень и расстёгивая ширинку, чтобы вытащить стоящий член, сочащийся смазкой. Всё её нутро тянется к нему, требует и жаждет, изводясь от каждой секунды томительного промедления. Джейкоб спускается вниз, устраиваясь меж её ног, обхватывая худые бёдра ладонями, заставляя поднять их выше и развести сильнее. Его хриплое дыхание отдаётся в ушах сладкой музыкой. Каждое прикосновение застывает несмываемым отпечатком на коже, и, Боже, если это не чудо, то она отказывается верить во что-то ещё. И когда он, наконец, входит в неё, то всё кажется завершённым. Время обесценивается. Касс теряется в пространстве, хватаясь ладонями за его руки, игнорируя боль от раны. Размашистые толчки с каждым разом выбивают из неё всё новые и новые стоны. Ей хочется забыться. Хочется, чтобы это никогда не прекращалось. То, что она вначале принимала за новую бездну, оказывается ничем иным, как восхождением к другой вершине. И поэтому когда на следующее утро ей вновь становится плохо, а Эмма после недолгого разговора приносит тест на беременность, глубоко в душе Кассандра знает ответ. Знает, но отказывается в него верить, хотя никогда не была глупой девочкой и прекрасно осведомлена, что секс без средств защиты рано или поздно приводит к единому результату. Она почти не дрожит, когда видит две полоски. Лишь чувствует внезапную слабость во всём теле. Пятится назад, натыкается спиной на стену и безвольно сползает на пол, продолжая стискивать тест в руках, будто он мог быть просто ошибкой. Иллюзией. Но Касс достаточно умна, чтобы понять. Понять, что это то, что поможет ей больше не сомневаться.