Мой ласковый и злобный Хайнц

Каждый день в течении следующей недели я звонил в больницу, чтобы узнать о здоровье Хайнца. Мои мысли занимал только он, тревога и беспокойство не покидали меня. Я мало ел, плохо спал, старался гулять по городу как можно дольше, чтобы не разговаривать с семьей - непременно начнут задавать лишние вопросы. Впрочем, они и так начали что-то подозревать. Только истинную причину им не узнать. Однажды я не выдержал и все-таки приехал в больницу. Улучил момент и проник в палату. На кровати лежал мужчина, отдаленно похожий на Хайнца: землистая кожа, почти чёрные мешки под глазами, весь в проводах от приборов, капельницах... Я беспомощно опустился на колени возле кровати, взял его за руку и начал что-то говорить. Тогда все было как в тумане, мало что помню... Разве что охрану больницы, которая вышвырнула меня не только из палаты, но и из здания. Я даже не сопротивлялся. Не помню, как дошёл до дома. Тенью прошёл в свою комнату и рухнул на кровать. Не было сил даже для слез. Просто лежал, уставившись в потолок стеклянными глазами. Дверь приоткрылась, и в комнату осторожно вошли мальчишки. Я продолжал делать вид, будто не замечаю их. Но уже отметил боковым зрением их встревоженный вид. Они прикрыли дверь и тихо присели на край кровати. - Перри, - нарушил гнетущую тишину голос Финеса. Я по-прежнему не реагировал. Поняв, что от меня слов не дождёшься, они все же решили продолжить. - Мы не знаем, что случилось, но видим - дело плохо. Нам тревожно за тебя. Послушай, пусть мы с Фербом всего лишь дети, однако... - он запнулся и посмотрел на брата, ища поддержки. Всегда молчаливый британец взял слово. - Однако не можем допустить, чтобы наш друг вот так лежал и пожирал себя изнутри, - продолжил он за брата. - Можешь ничего не рассказывать, это не имеет значения. Только, так ты ничего не добьёшься. Двоим не может быть плохо одновременно, кто-то должен оставаться сильным, чтобы отдавать эту самую силу другому, нуждающемуся. - и он посмотрел на фотографию Хайнца, которую я поставил на тумбочку совсем недавно. Флетчер был старше и сообразительней брата. Нет, Финес вовсе не был глупым, просто наивным мальчишкой, который не замечал или не хотел замечать некоторые вещи, тонкие грани. Он бесхитростно смотрел на мир, видя в нем только светлое, без оттенков. Ферб был другим, он словно умудрённый опытом, переживший очень многое в своей жизни, гораздо серьезнее относился ко всему, без пресловутых «розовых очков». Мне было стыдно и неудобно говорить с ребятами на такую тему, они всего лишь дети, а я для них здоровый дядька, который совершенно растерялся в этой жизни. Но успокоил себя мыслью, что они просто хотят поддержать меня, совершенно не догадываясь о корнях моей депрессии. Я тяжело вздохнул и сел на кровати, обняв колени. - Твой друг, обязательно поправится, если и ты не будешь впадать в уныние. Посмотри на себя? Когда в последний раз ты нормально ел? Спал? Мы слышим, как ты ночами ходишь по комнате, а потом уходишь из дома и возвращаешься под утро. Это неправильно, Перри. - продолжил Ферб. Кажется, они не догадываются. У меня отлегло на душе хотя бы в этом плане. - Подумай об этом, - закончил за брата Финес. - Нам больно видеть твои страдания. Они поднялись и ушли так же тихо, как вошли. А я снова рухнул в постель и прикрыл глаза. Ребята были совершенно правы. Хайнцу бы не понравилось, увидь он меня в таком состоянии. Помимо аутотренингов, из депрессии меня вывел телефонный звонок. Из больницы. Сообщили, что Хайнцу уже лучше и я могу навестить его. Предупредили, чтобы я ничего не приносил, у него сейчас строгая диета. Я был готов на все. Окрылённый, я помчался в клинику как можно быстрее, будто бы боялся, что врачи передумают и не захотят меня впускать. Хайнцу было действительно лучше, лицо приобрело нормальный цвет, глаза задорно блестели, его перевели в обычную одноместную палату. Когда я вошёл, он с аппетитом что-то поедал. Так много раз представлял нашу встречу, а теперь стою столбом, пялюсь на него с благоговением, как кретин, и не могу вымолвить ни слова. А у него из рук чуть тарелка не выпала, когда он заметил меня на пороге. Глаза расширились, щеки смущенно порозовели. Какой же он милый... - Привет, - пробормотал я, будто с набитым ртом. - О, Перри... - он подскочил на постели. - У меня все-таки получиться! Я не поверить своим глазам!! Получиться!! - Я тоже рад тебя видеть, - с улыбкой произнёс я. - Как ты себя чувствуешь? - взяв стул, присел рядом. Почему-то не нашёл в себе смелости броситься и обнять его. - О, все отлично! - бодро ответил он. Было видно, что хочет сказать больше, чем эти дежурные фразы, но тоже не решается. Я посмотрел в окно. Сегодня выпал снег, ухоженная территория больницы напоминала сказку. Мне в голову пришла идея. Ничего не говоря, я выскочил из палаты и стал искать лечащего врача Хайнца. Тот отыскался в ординаторской. Долго уговаривать не пришлось, мне выдали кресло-каталку и тёплое одеяло. Врач полагал, что его пациент не до конца восстановился и прогулка может дастся с трудом. Поклявшись, что буду крайне осторожен, я снова влетел в палату. Хайнц смотрел на меня, как на сумасшедшего. - Ты тут лежишь уже долго, пора выбираться! Свежий воздух полезен для здоровья, - тараторил я, стаскивая его с кровати. - Куда ты меня вести? - растерянно и смущённо от таких моих действий, спросил он. - Гулять! - объявил я, усаживая его в кресло и укутывая в одеяло. -Но, но...мне нельзя... - неуверенно произнёс он. - Хайнц, я обо всем договорился! Пошли, я не хочу, чтобы ты кис в этой палате, как какой-нибудь трехдневный суп! Честно говоря, я думал, что он сгорит: его щеки полыхали ярче маков, глаза искрились и улыбка...самая чудесная. Я медленно катил его по аллее. В этот момент казалось, что мы и впрямь находимся в сказке. Все вокруг белым-бело. С неба медленно спускались разные снежинки. Деревья стояли рядами, словно укутанные в белые шубки. Их ветви склонялись под тяжестью снега и получалась очень красивая арка над головой. Тишина, и только слышен скрип снега под ногами. Молчали и мы, любуясь природой. Наша прогулка длилась не более двадцати минут. Заметив, как Хайнц поёжился в кресле и поплотнее завернулся в одеяло, я повернул обратно. Не хватало, чтобы он сейчас простудился. Мы вернулись в палату. Фуффи был такой счастливый... Словно ребёнок. Неужели его никто никогда так не баловал? Я был готов это исправить. Исправить всю его незадавшуюся жизнь, залечить все раны, стереть обиды, сделать все, чтобы эта улыбка никогда не исчезала. - Ты ещё придти ко мне? - с надеждой спросил он. - Конечно! - горячо пообещал я. - Знать, доктор сказал, что меня скоро выписать... - отведя взгляд, произнёс Хайнц. Будто это могло меня остановить. - Здорово! - По-прежнему улыбаясь, ответил ему. - Но...моя квартира... - он вдруг погрустнел. Ему было очень неловко об этом говорить. Он не просил, не намекал ни на что. Я понял о чем он. - Не переживай по этому поводу, - ободряюще сказал я. - Поверь мне и доверься. Он удивлённо смотрел мне в глаза. Но я не мог ему рассказать, пусть будет сюрприз. - Так когда тебя выписывают? - Доктор сказать, что через три дня - Отлично. Значит, я приеду за тобой через три дня, - я подмигнул ему. - Почему? - Почему что? - Почему ты... заботишься обо мне? - он был не уверен в правильности подобранного слова. - Потому что я должен. - глядя ему в глаза, ответил я. И, пока он не выудил из меня больше, покинул палату, оставив Хайнца думать все, что угодно. Все было почти готово для возвращения Фуфелшмерца в родные пенаты. Пользуясь служебным положением, я выбил у Монограмма ремонт квартиры Хайнца. Лучше не знать, чего это стоило. Майор никак не мог понять, зачем мне это нужно, однако, исполнил в лучшем виде. Через три дня я подъехал к больнице. Хайнц как раз получал выписку, когда его глаза увидели мою машину. Сияющий, он выплыл ко мне, хотел было обнять, но осекся и просто пожал руку в знак приветствия. Но сел рядом, на переднее сидение, с видом, с которым жена обычно садиться в машину мужа. Я только довольно хмыкнул, глядя на него. Тоже мне, конспиратор... Мы подъехали к его дому. Я вышел из машины вслед за ним. Заметил его напряжение, но лишь загадочно улыбнулся и потащил за собой. Далее картина маслом: широко распахнутые глаза, открытый рот и невозможность произнести ни слова. Я едва не рассмеялся, глядя на него. - Но... Но!... - только и сумел произнести мой учёный. - Хайнц, послушай, заходи, не стой на сквозняке, ты ещё слаб, - я заботливо завёл его домой. Он все ещё не мог поверить своему счастью. - Считай это моим подарком за спасение с того света, - тихо сказал я, улыбаясь. В его глазах появились слезы. Мой бывший враг был растроган донельзя. - Перри, - прошептал он. - Спасибо... Я подошёл к нему и обнял. Такой хрупкий, ранимый, он прижался всем телом, уткнулся носом мне в шею. Мои успокаивающие поглаживания возымели результат. В какой-то момент я не удержался и поцеловал его куда-то в макушку, отчего он прижался ко мне ещё крепче. Время словно остановилось для нас двоих. Тишина, я чувствую биение его сердца, обнимаю его тело, такое родное, близкое, которое совсем не хочется отпускать. На всем свете остались только мы. Он немного оторвался от меня и я посмотрел в его васильковые глаза, которые мне все рассказали. - Ты в порядке, солнце? - прошептал я, проводя большим пальцем по его щеке. - Да, - так же тихо ответил он. - Я думать, что больше не увижу тебя... - погрустнел Хайнц. - Я бы не смочь пережить это. - Я рядом, и буду рядом всегда. - прошептал, глядя ему в глаза. Его руки обвили моё тело, сокращая расстояние между нами. Терпеть больше не было сил. Я невесомо коснулся его, чуть солоноватых от слез, губ. Он подался вперёд, обнимая меня ещё крепче и прося продолжения. Теперь уже я целовал его со всей страстью, вкладывая в поцелуй все, что невозможно передать словами. Его тонкие пальцы играли с моими волосами, принося немыслимое удовольствие, так трепетно, нежно... Я боялся сдаться и пропасть, когда его губы заскользили ниже. - Я тебя безумно люблю, - одними губами, дрожа в его нежных руках, признался я. - И я любить тебя, Перри... - прошептал он. Последняя преграда «рухнула» и полетела на пол спальни.