Двенадцать стульев...в Зойкиной квартире

Время шло. Отношения как будто налаживались, и Ипполит Матвеевич, уже пообвыкшийся, привычным движением снимал со стены картину с обнажённой нимфой, и вешал на освободившееся место портрет Карла Маркса. В Зойкиной квартире регулярно проходили вечеринки и кабаре, и компаньоны, смешавшись с огромной толпой беженцев от советской власти, отплясывали с девочками фокстроты и с непередаваемой весёлостью вопили "Эх раз, ещё раз". И в один момент заметили, что совершенно перестали комбинировать и думать о богатстве, упрятанном в гамбсовском стуле хитроумной тёщей, не нужно было богатство, ведь вино, женщины и карты у них были, были даже ключи от квартиры, где деньги лежат, был тот утопичный Париж, о котором с грустью думал лишённый денег и достоинства (в лице денег) Ипполит Матвеевич, и всё было хорошо! Компаньоны кормились у Зойки, Остап устроился барменом, а Ипполит Матвеевич - бухгалтером и скучно ворочал бумажки с дебетами и кредитами. Но, когда уставшее от восхождения солнце плюхалось за Воробьёвы горы, квартира чудесным образом трансформировалась в VIP-лаунж зону с дешёвым удовольствием, добрыми мулатами и одуряющими травами. - Киса, позвольте, я отлучусь, - орал Остап в ухо пьяному Воробьянинову. Пьяный и счастливый Воробьянинов кивал, погружаясь в чистую опиумную нирвану, пил шампанское и залихватски подхватывал Лизаньку, визжащую от восторга наглости Кисы, и закручивался в бесконечном, как колесо Сансары, фокстроте. Он молодел. А Остап тем временем с негодованием и тоской размышлял: - Вот тебе и счастье, вот тебе и романтика, вот тебе и Рио-де-Жанейро. И это богатая жизнь? Даже печально как-то. И кто я после этого?.. Он вынул из кармана серого в яблоках костюма "Евгения Онегина", и, смеясь, перечитывал его, думая, что вот он - второй Онегин, и что счастья для него не существует. Точно так же думал некогда старый отшельник Пер Гюнт, тургеневский Н, Амундсен, подходящий к Полюсу в блестящем цеппелине " Норге". Внизу был колотый лёд, холод, пустота. Искать больше нечего. В зале он встретил Воробьянинова. Он смеялся, покачиваясь, плакал, хватал Остапа за плечо и что-то бессвязно лепетал. - Где вы так накидались!? - сердился Остап. - В Китае... Там, в Китае, превосходная травка... - Киса, вы сволочь и предатель! - шипел Остап. - Какой там пердатель!.. Я, хи-хи, всего-то не более чем Воробьянинов... - Киса, здесь вы погибнете, Киса, нам надо валить, Киса, за себя не отвечаете, хоть обо мне подумайте, я без вас не уйду... - Ося, я остаюсь! - торжественно рычал немного проветрившийся Воробьянинов. - Мне здесь хорошо, а богатства мы всё равно не найдём. Я счастлив! - Ну и шут с вами, - кинул разгорячённый Остап. Он не видел толпы.