Раздражающий фактор

— Привет, — весело сказал Марк на следующее утро, спустившись в гостиную. Кен Догерти, поглощенный чтением утренней газеты, помахал товарищу в ответ. — Как подготовка к турниру, сколько лунок проходишь? — продолжил Марк, садясь в соседнее кресло, и на этот раз Кен отложил газету. — Тайгера Вудза из меня, боюсь, не выйдет, — пожал он плечами. — Но за любительский жестяной кубок я поборюсь. — Вижу боевое настроение, рад за тебя, — кивнул Марк. — Хочешь покататься на лодке по озеру? — Что, прости? — переспросил Кен спустя секунду. — Ну, здесь в парке озеро есть, — валлиец неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Ты же сам вчера видел, разве нет? — Не успел. Хотя, Стивен рассказывал и про озеро, и про беседку. Это где лебедь всех запугал? — Ну мы же с тобой два взрослых мужика, не какой-то птице нас пугать, — заверил его Марк. — Лебедь — не страус. Правда, хорошее озеро. Большое. И там лодки есть, чтобы по этому озеру кататься. Знаешь, кувшинки всюду, стрекозы, чистый воздух, очень здорово. Можно на островке высадиться и пивка выпить или в шахматы сыграть. — Марк, — осторожно спросил Кен, — ты знаешь, эвфемизмом чего считается игра в шахматы? — Бог с тобой, Кен, — прочувствованно ответил ему Уильямс. — Я даже не знаю, что такое эвфемизм. Кен прыснул и покачал головой. — Ладно, — сдался Марк. — Мне нужно с тобой поговорить, и вопрос очень серьезный. Поэтому, хотелось бы подальше отсюда, а то у стен есть уши, знаешь ли. — Он многозначительно закатил глаза. — Чувствую, что я об этом еще пожалею, — сказал Кен. — Значит, хорошее озеро? — Отличное. — Тогда ты и сядешь на весла. В утреннем парке было прохладно и свежо. Легкий ветерок шевелил волосы обоих мужчин и искал способ забраться под одежду — тогда короткие волоски на коже вставали дыбом. Водная гладь озера подернулась рябью, небольшая волна плеснула о берег. Уильямс нашел привязанную у дерева лодку, отвязал и подтянул к мосткам. Первым занял своё место Кен, потом сел Марк и, как было обещано, взялся за весла. Несколькими энергичными гребками он вывел лодку вперед и направил к середине озера. Лодка послушно скользила по воде. Из-за облаков выглянуло солнце, пустив по воде россыпь бликов и ласково погладив Марка по спине теплом. Кен с удовольствием подставил солнечным лучам лицо. Подобный идиллический пейзаж вполне мог бы запечатлеть на своей картине кто-нибудь из классиков, особенно если бы на месте Кена была прелестная юная девица, кокетливо играющая кружевным зонтиком, а на месте Марка — романтический джентльмен с горящим взором. Но вряд ли бы у живописцев хватило смелости изобразить парочку в лодке во всем блеске их реализма джинсов, футболок и рубашек-поло. — Ладно, рассказывай, что у тебя на уме, — сказал Кен. — Что случилось? — Если вкратце, я хочу, чтобы ты помог мне ограбить дом Стивена. — Что? — Спокойно! — быстро сказал Уильямс. — Я не собираюсь покушаться на деньги или ценности. Я хочу украсть «Короля Снукера». Кен смерил коллегу подозрительным взглядом. — Зачем он тебе? — Мне он не сдался, — честно ответил Марк. — Это нужно Стивену. Помнишь, как мы играли на выставочном матче? Ты же заметил, что у него разладилась техника? — Помню, конечно. С ударами в среднюю лузу у него совсем беда была, а это первейший признак. — А Терри Гриффитс подозревает, что на него воздействует какой-то раздражающий фактор. Он тебе рассказывал? — Нет, мне — не говорил. Но Терри — лучший из тренеров, профессионал, и если он это сказал, у него наверняка были основания так считать. — Терри прав, — уверенно сказал Уильямс. — Этот раздражающий фактор висит в доме на стене столовой. Вообще, именно ты навел меня на мысль, когда вчера сказал, что эта картина обладает каким-то потусторонним воздействием. — Я пытался выразиться вежливо. — Нужно убрать эту бездарную мазню из дома Стивена, и ему сразу же станет лучше. — Если честно, — задумчиво пробормотал Кен, — когда я вчера чистил зубы перед сном, то заметил, что безымянные пальцы у меня начали подергиваться. Это началось после приезда в дом Стивена, точнее — после ужина. — Ты ведь тоже на неё смотрел, бедняга! — посочувствовал товарищу Уильямс. — Причем она прямо перед тобой висела, значит, и для тебя это раздражающий фактор. Вот поэтому и нужно избавиться от него как можно скорее, иначе снукер начнет страдать и у тебя! Я-то и не такое видал, а у тебя художественный вкус, по тебе оно бьет сильнее. На минуту Кен погрузился в молчание. — Хорошо, — сказал он чуть позже. — Допустим, ты прав, и на Стивена так действует эта картина. Но зачем её красть? Просто расскажем ему о наших подозрениях, он сам её уберет. В конце концов, это его дом и его вещи, мы не имеем права ими распоряжаться. — Кен, — задушевно произнес Марк, наклоняясь к нему, — ты любишь нашего Стивена? Тот закашлялся, и Марк похлопал его по спине. — Разумеется, я отношусь к Стивену Хендри с глубочайшим уважением, — выдавил из себя Кен. — Вот именно! Разве мы можем остаться в стороне, когда ему так нужна помощь? Кен, мы обязаны выкрасть эту картину, ради Стивена и ради снукера! — Потом он вздохнул и кисло добавил: — Сам он от неё не избавится, ты уж мне поверь. Это подарок Дойлов, он не хочет их обижать. Так и будет сидеть, смотреть на неё и страдать, а потом страдать у стола, и мы будем страдать, судьи будут страдать, зрители будут страдать, телевизионщики будут… — Спасибо, Марк, я понял. — Мы же не звери, чтобы так мучить всех. Кен снова погрузился в раздумья. Марк опустил весла и позволил лодке дрейфовать. Солнце опять спряталось, небо начали затягивать облака. Мимо лодки прошмыгнула стайка уток — самка и четверо утят, а потом из-за островка выплыл крупный белый лебедь. — О, старый знакомый, — машинально отметил Уильямс. Кен обернулся и тоже увидел лебедя. — Красавец, — улыбнулся он. — Неужели это он здесь всех терроризировал? — Потом он снова повернулся к Марку: — Так, давай теперь вернемся к нашим лебедям. Ты убедил меня, что нужно помочь Стивену избавиться от картины. А ты мне настолько доверяешь, что зовешь на ограбление? — После того, как ты не выдал меня прошлой ночью, полагаю, что могу тебе доверять. Считаешь, я не прав? — Сдаюсь, — Кен шутливо поднял руки. — Сам не верю в это, но… Я с тобой. Если что, сядем вместе в одну камеру. — Думаю, до этого не дойдет, — заверил Уильямс. — Мы просто снимем картину и спрячем её на некоторое время. Пусть все поверят в ограбление и смирятся с отсутствием этого… кхе… художественного произведения на старом месте. Дойлы погорюют, конечно, держу пари, что Хендри тоже продемонстрирует высокое мастерство выражения скорби на лице, и мы его в этом поддержим. Рядом с лодкой, буквально в нескольких дюймах от уха Кена, материализовался лебедь и громко зашипел. Кен инстинктивно отшатнулся, лодка опасно закачалась, и Марк вцепился в товарища, пытаясь одновременно выровнять лодку. Несколько пугающих секунд они балансировали на грани падения в воду, прежде чем удалось восстановить равновесие. Лебедь демонстративно оплыл лодку, кося глазом на нарушителей своих владений, и замер неподалеку изящным силуэтом, словно картинка с росписи на драгоценном фарфоре. — Опять у него территориальный инстинкт разыгрался, — буркнул Уильямс. — В прошлый раз он кидался на всех в округе. Как увидит рядом с озером — сразу объявляет войну. — И, наверное, не утруждает себя официальными нотами протеста? — Кен пошарил на дне лодки, нашел багор и продемонстрировал его птице. — Ты что? — Марк сделал страшные глаза. — Все лебеди Великобритании принадлежат короне! — К счастью, я не гражданин Великобритании, — зловеще ухмыльнулся ирландец. — Так это еще хуже — будет международный скандал! — Ты только что совратил меня на преступный путь, Марк Уильямс, и я уже чувствую в себе непреодолимое желание начать творить беззакония. Лебедь, судя по его виду, не слишком переживал из-за грозящего ему багром Кена, но приблизиться больше не пытался: помимо территориального инстинкта он обладал еще парочкой, среди которых, возможно, имелся и инстинкт самосохранения. — Валим отсюда, — предложил Марк и налег на весла. Кен сидел напротив него и лицом к лебедю, по-прежнему держа багор наготове. Лодка удалялась от островка, силуэт лебедя уменьшался, а потом злобная птица и вовсе развернулась к ним хвостом и уплыла, скрывшись за островком. О том, что лебедь умеет летать, они вспомнили слишком поздно, поскольку до сих пор он атаковал их с земли или с воды. Поэтому, когда тень здоровенных крыльев накрыла лодку, и лебедь пронесся над самыми их головами, как истребитель на бреющем полете, Кен только успел взмахнуть багром — и на этот раз удержать равновесие им не удалось. Оба снукериста с громким плюхом оказались в холодной воде. Им повезло в том, что под ногами оказалось пусть илистое, но все же довольно крепкое и надежное дно, и они почти достигли берега, где глубина была Марку едва по грудь. Он поймал лодку за конец веревки и потащил к берегу, громко ругаясь, Кен брел рядом. Выбравшись, мокрые до нитки игроки, посмотрели друг на друга и только тяжко вздохнули. — Если что, скажем, что репетировали сцену купания из «Гордости и предубеждения», — предложил Кен, выливая воду из туфель. Уильямс выжал футболку, встряхнул её, подержал на вытянутых руках перед собой и накинул на ближайший куст. Следом за ней отправились джинсы, которые валлиец тоже отжал, как мог. — Ну, я, понятное дело — мистер Дарси, — сказал он, оставшись в одних трусах. — А ты? Элизабет? — Сам ты Элизабет. Это я — мистер Дарси, — ядовито ответил Кен. Он снял рубашку, выкрутил её и опять надел. — Всё равно не высохнет, не та погода. Пошли обратно в дом, там переоденемся. Марк посмотрел на свои джинсы с ненавистью: натягивать мокрую липкую ткань на бедра было очень противно. Футболку он просто накинул на плечи и первым пошлепал по тропинке, ведущей к замку. В доме их встретил Стивен Хендри, оценил внешний вид и изобразил фирменное каменное выражение лица. — Я вижу, что ты ржешь, — сказал Марк. — Вовсе нет! — лицемерно возразил Хендри. — Мог бы посочувствовать хоть для приличия, — продолжил Уильямс. — Я вам обоим сочувствую, а тебе — просто от всей души! — заверил Стивен. — И даже немного восхищаюсь, мне бы не хватило смелости сейчас купаться. Мокрую одежду киньте в корзину на кухне, потом постирают. Переодевшись в сухое в своей комнате, Кен сел на кровать и принялся собирать в сумку свои клюшки для гольфа. Через минуту в двери постучали. — Открыто, — бросил ирландец, внимательно рассматривая одну из клюшек-«гибридов». Как известно, у настоящего профессионала от гольфа в сумке может быть больше десятка клюшек, каждая для своего типа поля и своего удара, но Кен понимал, что не настолько искушен в этом виде спорта, и кичиться клюшками в его случае было бы просто глупо. В конце концов, даже самый лучший снукерный стол и самый дорогой снукерный кий не сделает из тебя хорошего снукериста — он, выигравший чемпионат мира старым и даже немного кривоватым кием, купленным за два фунта еще в детстве, прекрасно это знал. Поэтому он ограничился стандартным набором клюшек и собирался на турнире в первую очередь получать удовольствие от игры. Дверь открылась, и вошел Марк Уильямс с подносом. На подносе стояли чайник и две кружки, а на лице валлийца была написана суровая готовность услужить. — А теперь ты сцену из какого романа репетируешь? — с опаской спросил Кен. — Теперь я переживаю, что мы после купания в холодной воде можем схватить простуду, — отрезал Уильямс. — А нам нельзя болеть сегодня, у нас на вечер назначены важные дела. Пей, — он пристроил поднос на письменном столе и протянул коллеге чашку на блюдце. Догерти принял чашку из его рук, подержал в ладонях и пригубил. — Ты сколько бренди влил в этот чай? — поинтересовался он через секунду. — Надеюсь, достаточно для профилактики. Кен допил и поставил чашку на стол. — А я надеюсь, что меня не дисквалифицируют за допинг, — вздохнул он. — Ты уже собрал клюшки? — Я не буду играть на этом турнире, — сказал Уильямс, присаживаясь в кресло у стола. — Это с какой стати? — округлил глаза Догерти. — Ты же обожаешь гольф, разве ты не собирался тоже поучаствовать? — Я же вчера рассказывал, что меня выперли из клуба? Ну так не просто исключили из членов, а еще и навесили запрет играть на турнирах на три месяца. Я в черном списке, приятель, — он хохотнул. — Но большую часть срока я уже отбыл, осталось три недели. И участвовать я буду, только в другой роли: хоть я и не могу играть сам, но в запрете ничего не сказано насчет кэдди. В общем, я буду твоим кэдди на этом турнире. — Я тебе очень благодарен,— сказал ирландец. — Хотя, признаться, ожидал, что ты предложишь свои услуги Стивену, как его лучший друг. — Обычно я бы так и поступил, — кивнул Уильямс. — Но сегодня нам с тобой нужно узнать друг друга ближе. К счастью, на этот раз Кен уже ничего не пил и не поперхнулся. — Знаешь, Марк, — сказал он после секундного молчания, — за сегодняшнее утро ты меня уже третий раз поражаешь своими формулировками. Я начинаю задумываться, что же именно ты говорил в своём старом гольф-клубе, что так шокировал директоров. А с другой стороны, поразмыслив, я уже не уверен, хочу ли это знать. Возможно, это будет слишком страшно для простого смертного. — Так, Догерти, — Марк пересел на кровать рядом с Кеном и приобнял его за плечи, — дело серьезное. Мы с тобой, конечно, друг друга знаем как облупленных уже много лет, но вместе, в смысле, в паре — никогда не играли. Чтобы у нас всё получилось с такой, как бы это выразиться, деликатной задачей, мы должны сначала сработаться и почувствовать друг друга, — Кен сделал слабую попытку отодвинуться, но лапища валлийца по-прежнему лежала на его плече и крепко держала, — будем срабатываться на матче по гольфу. Марк встал, взял сумку Кена за ремень и закинул себе на плечо. — Ну, пошли, а то вычеркнут из списков за опоздание. * * * Всё-таки, с погодой им в тот день повезло. Небо очистилось, солнце весело сияло, на поле для гольфа уже собрался народ. Турнир был хоть и не уровня «Скоттиш Оупен», но достаточно крупный, и на него съехались как профессионалы, так и любители. Кену это всё напоминало снукерные Про-Ам, с которых он когда-то начинал свою профессиональную карьеру, сначала в Ирландии, позже — в Англии, куда переехал в компании других увлеченных молодых игроков. Там тоже собирались любители снукера отовсюду, но часто участвовали и профессионалы — Джимми Уайт, Питер Эбдон, у которого тогда еще была роскошная шевелюра, юный Ронни О’Салливан… Кен сморгнул, отгоняя воспоминания, потому что к нему шел Стивен Хендри в компании Ли Дойла. Учитывая, что Дойл нёс сумку с клюшками, очевидно, он и был кэдди Стивена. — Интернациональная двойка? — улыбнулся Хендри, кивая на долговязого Уильямса, перебирающего клюшки Кена. Валлиец, узрев друга, кивнул в знак приветствия, и вернулся к своему занятию. — А у вас — чисто шотландская, — отметил Догерти. — Символично. — Сразимся? — предложил Стивен. — Почему бы и нет. Что ставим? Как обычно, по пятьдесят фунтов? — Предлагаю ставки натурой, — засмеялся Хендри. — С моей стороны — бутылка лучшего шотландского виски. — Намек ясен, — в тон ему отозвался Кен. — Тогда с моей — бутылка лучшего ирландского. — Так взвейтесь же, флаги! — с театральным пафосом произнес Хендри и протянул руку. Кен торжественно пожал её, как не раз делал у снукерного стола, и два чемпиона вышли к началу поля. Первый ход по жребию выпал Стивену. Мяч белел на зеленой траве. Хендри протянул назад руку, и Ли Дойл сразу же вложил в неё первую клюшку. И Стивен встал в положенную стойку и плавно развернулся. Клюшка свистнула в воздухе, когда он ударил, отправляя мяч по высокой дуге в полёт. Игра началась. Многие задавались вопросом, каково спортсменам — профессионалам и чемпионам своих видов, соревноваться в другом спорте, где они всего лишь любители? Некоторые считали, что им поможет уже имеющийся чемпионский опыт, характер и самоотдача, другие полагали, что они могут стать преградой, потому что здесь совершенно другой мир, в котором всё то, к чему они привыкли, просто не срабатывает. Между гольфом и снукером есть нечто общее: зеленая поверхность и дырки, в которые нужно загонять шарики, — известная шутка неизменно вызывала общий смех. Увы, чувство стола и исключительная меткость снукеристов, отправляющих шар катиться на три метра, прежде чем он нырнет в лузу, мало помогали на открытом пространстве, где расстояния исчислялись многими десятками метров, а принимать во внимание приходилось не только сукно, но и ветер. С другой стороны, популярность гольфа уравнивала участников — играли все и просто получали удовольствие. Впрочем, даже если снукеристы не могли перенести на травяное поле свои профессиональные навыки, но привычки и стиль игры в снукер отдавались эхом в ударах клюшкой по мячу. Как и в снукере, кто-то атаковал и рисковал, отправляя белый шарик в далекий полет от края до края, чтобы пройти всё поле как можно быстрее, другой же играл расчетливо, предпочитая сделать лишний удар, если после рискованного мяч мог с равной вероятностью или оказаться в лунке, или загреметь в кустарник. Кен сделал свой удар и вместе с Марком пошел к месту приземления. В этом тоже был свой азарт — где окажется твой мяч, на ровном дерне, откуда удобно бить, или же в траве, на песке, а то и где-нибудь среди корней в зарослях, — это ты узнаешь только когда доберешься до него. «Мяч Шредингера», — фыркнул про себя Кен. В своей игре он старался комбинировать риск и расчет. Стивен Хендри, как и возле снукерного стола, чаще рисковал, хотя, на поле не так часто удавались его знаменитые удары — любой шар, с любого места и под любым давлением. Но игра шла, и пока рискованные ходы Хендри оправдывались — он опережал Кена на три удара. А потом у ирландца появился шанс ликвидировать это отставание. Кен присел на корточки, изучая лежащий на дерне мяч, потом встал на колени и прищурился, высчитывая про себя траекторию. Уильямс, покопавшись в сумке, протянул ему седьмой айрон, удобный для игры с такой поверхности. Кен приготовился к удару: перенести вес тела на одну ногу, отвести клюшку назад, а потом двинуться — одновременно плавно и быстро, вкладывая в удар большую силу. Мяч взлетел и упал далеко впереди. Переглянувшись, Кен и Марк помчались туда. В игре они, кстати, неплохо сработались, да и советы по клюшкам и ударам валлиец подавал дельные. Идущая рядом с ними шотландская пара пользовалась своим преимуществом в счете и позволяла иронические комментарии, которые их соперники великосветски игнорировали. Следующий удар должен был вывести Кена вперед в этом матче, и он хищно улыбнулся в предвкушении. Стойка, замах, удар, мяч летит…но то ли он ошибся в силе, то ли в замахе. Белый шарик отклонился от заданного пути, ударился о склон и откатился назад. И здесь ирландец цветисто выругался. — Вот и у меня такой же случай был, — философски произнес Марк, вставая рядом с товарищем. Нашелся мяч некоторое время спустя на участке, покрытом густой травой — выбить его оттуда и загнать в лунку за один удар вряд ли удалось бы даже Тайгеру Вудзу. Кен еще раз ругнулся — возможность обойти Стивена таяла на глазах. И чтобы отогнать эти мрачные мысли, спросил: — Кстати, а как мы собираемся украсть эту картину? Сам процесс, так сказать? Марк опустился на корточки, потом лег на живот, рассматривая мяч в траве. — Очень просто, — сказал он. — Ты разобьешь стекло в кухонной двери — только снаружи, пускай думают, что грабитель пришел со стороны. И после этого мы пройдем в столовую, снимем картину со стены и спрячем у меня в шкафу. И кстати, нам, можно сказать, повезло: я послушал, что прочие игроки болтают — есть подозрение, что в округе появилась банда грабителей, от которых пострадало уже несколько богатых домов. — И что они украли? — Говорят, стырили подлинник Гейнсборо из «Глениглза» и что-то еще — я не запоминал имена, но владельцы горевали очень сильно. — Похоже, грабители разбираются в живописи, — задумчиво сказал Кен. — Думаешь, нам удастся повесить на них похищение «Короля Снукера»? У него, признаться, художественной ценности маловато. Кому они его сбыть смогут? — А может, они работают по заказу какого-нибудь коллекционера-фетишиста, — фыркнул Уильямс. — Такого Доктора Но, поклонника Стивена Хендри. — Доктора Кто? — переспросил ирландец. — Не Кто, а Но, — поправил его Марк снисходительно. — «Доктор Но», первый фильм о Джеймсе Бонде, классику нужно знать, Догерти! — Я больше предпочитаю другую классику. Кен принял решение и приготовился к следующему удару. На самом деле, ему повезло — мяч приземлился на ровном участке, откуда можно было идти дальше, и отставание от Хендри опять сократилось. — Или можно еще одну картину снять, — предложил Марк, пока они шли к месту следующего удара. — Допустим, грабители взяли несколько вещей, и среди них «Короля Снукера». Там ближе к углу какой-то пейзажик с морским берегом висит, что если его тоже припрятать? Кен, уже изготовившись к удару, чуть не выронил клюшку из рук. — Марк, — воскликнул он, — этот «пейзажик с морским берегом» — подлинник раннего Сэмюэля Пеплоу, основателя группы Шотландских Колористов! — В смысле, он ценный? — удивился Уильямс. — Еще какой! Ни в коем случае не трогай его, иначе полиция будет совсем иначе расследовать это дело. И в доме каждый его дюйм прочешут, и из нас из каждого душу вытряхнут. — Помедлив, он добавил: — И вообще, у Стивена в столовой очень милая коллекция живописи. Хоть и ничего сверхценного, но в целом весьма достойно и далеко не дешево. Так что, лучше всего ни к чему там не прикасаться. Кроме «Короля Снукера». — Вот, а я и не подозревал, — уважительно сказал валлиец. — Видишь, как хорошо, что ты разбираешься в живописи. Я сразу подумал, что лучшего сообщника для похищения картины мне не найти, и с каждой минутой все больше в этом убеждаюсь. Перед последней лункой Кен и Стивен встали вровень. Уильямс стоял за плечом ирландца, Ли Дойл держал наготове клюшку Хендри. Стивен ударил первым — уверенно и сильно. Мяч взлетел, приземлился — и скатился прямо в лунку. Кен нахмурился — ему предстоял сложный удар. Или ничья, или поражение. Когда его мяч коснулся земли и покатился по ней, четко по направлению к лунке, он помимо воли сжал кулаки и прикрыл глаза. Белый шарик оказался в паре сантиметров от лунки — и его движение отклонилось, когда на пути встретился почти невидимый бугорок. — Ну что за гадство! — хором выдохнули Кен и Марк. — Сегодня победил сильнейший! — пафосно сказал младший Дойл. — В первый раз, что ли, — пробормотал Догерти, и произнес громче: — Как и договаривались — с меня бутылка лучшего ирландского виски. — Люблю выигрывать, — промурлыкал Хендри и эффектным жестом забросил клюшку, которой сделал победный удар, в сумку. — А теперь предлагаю отпраздновать победу.