curls and guns

      Регина уже минут тридцать пыталась расчесать свои волосы и хоть как-нибудь их уложить. Волосы укладываться решительно не желали, извечные «петухи» появлялись то тут, то там, и Регину это достало так сильно, что она швырнула расческу в другую часть комнаты и впилась пальцами в свою непослушную шевелюру.       Хотелось быть красивой.       Александр вчера позвал её погулять по городу, и слово «свидание», хоть и не прозвучало, но отчётливо повисло между ними, отчего Тидеманн покраснела так, как никогда раньше.       Её ещё ни разу в жизни не звали на свидание. Единственные прогулки с мальчиком, которые когда-либо были в её жизни, были «прогулки» по лесу с Мадсом, который провожал её до дома, потому что она боялась его брата. Всё.       Мальчики вообще редко обращали на неё внимание. Разве что, чтобы пнуть. Или оскорбить. Или толкнуть в шкафчик. Или вывернуть на неё поднос с супом в столовой. О да, в этом смысле, мальчишки от неё не отлипали.       Рыжеватая прядь, словно издеваясь, упала на лоб, и Регина яростно сдула её. Не то чтобы это действие что-то изменило. Все осталось так же.       Но волосы не были единственной проблемой. Проблемой так же являлись очки. Огромные, с прозрачной оправой и толстыми стёклами, делающие её и так огромные глаза ещё больше, как у коровы. Они были одной из причин, по которым над ней насмехались в школе, но она не могла ничего сделать. Без очков она не видела ничего дальше вытянутой руки. А спотыкаться о собственные ноги и неаккуратно лежащие на дороге камешки, когда рядом идёт Александр в своей крутой кожанке, не хотелось совсем.       Решив, что раз Господь наградил её таким лицом, и сделать с ним она ничего не может, она решила лишь накрасить губы маминой помадой и на этом закончить марафет. Волосы? Что ж, раз Кёхлер уже видел её волосы и осмелился позвать её на свидание, несмотря на то, что на голове у неё мочалка, то значит, он не против. Завязав маленький неприметный хвостик сбоку, она посмотрела в зеркало на конечный результат. Неплохо. Не шикарно, конечно, но и не омерзительно. Нормально.       Осталась одежда.       Тидаманн уже успела перерыть весь свой гардероб прошлым вечером и решила, что наденет своё самое милое платье. Голубое, с мелким цветочным узором. И босоножки. Благо, погода позволяла.       Когда она была, наконец, готова, в дверь постучали. Регина ломанулась вниз, чтобы успеть быстрее мамы, которая, впервые за долгое время, была сегодня дома весь день.       Они столкнулись на входе в коридор.       Оглядев её наряд, мама приподняла одну бровь.       — Ну и куда ты намылилась?       Регина покраснела.       — Гулять. С другом.       Мама как-то странно хмыкнула.       — С другом?       Регина, начиная нервничать и немного злиться, кивнула.       — С Александром, — с вызовом сказала она, вздернув нос.       — Ммм, — протянула мама, — Что ж, удачи.       Видимо, встречаться с самим Александром она была не намерена, а потому удалилась в гостиную.       Это было странно. Регина ждала протеста и уже готова была защищать себя, Александра и все, что между ними есть, но мама не сказала ни слова.       Ладно.       Это хорошо.       Она разберётся с этим потом.       Когда Регина открыла дверь, Кёхлер выдохнул. Его глаза распахнулись, а брови взлетели вверх.       — Привет, — просипел он.       На нем была крутая джинсовая куртка, рваные, опять же, джинсы, кожаный ремень со здоровенной бляшкой и белая футболка. Его волосы были зачёсаны назад и вообще весь его вид кричал о том, какой он крутой.       — Привет.       — Классно выглядишь, — заметил он.       — Спасибо, — выдохнула Регина, — Ты похож на Джеймса Дина.       Александр хохотнул.       — Это хорошо?       — Да, наверное, — кивнула Тидеманн, все ещё смущенная своим выпадом, — Главное, будь осторожнее с автомобилями.       Они отошли от дома и направились по дороге в сторону центра города. Молча.       Регина зябко повела плечами, хотя холодно ей не было. Просто она чувствовала себя максимально странно.       — Короче, я просто хотел уточнить, правильно ли я понял, — спустя несколько минут молчания, начал Кёхлер и неловко почесал макушку, — Это же свидание?       У Регины будто камень с души свалился. Её лицо просияло.       — Да, — решительно кивнула она и обхватила его локоть своими руками, — Это свидание.       Александр улыбнулся так, будто выиграл джекпот, не меньше.       — Отлично.       Как только они оба убедились в том, что правильно все поняли, и что то, что между ними сейчас происходит, действительно имеет некий романтический подтекст, стало, на удивление, гораздо легче. Александр рассказывал о своей работе и о том, чем он занимается в свободное от неё время. Регина рассказывала об уроках фехтования и гитары, о том, как она написала последние работы по математике и немецкому языку и о том, как ей нелегко приходится в школе и как ей страшно ходить домой одной, особенно после того, как её единственный друг Мадс пропал. Рассказала и про самого Мадса и о том, как она по нему скучает и о том, что считает несправедливым, что Мадс, добрый и отзывчивый Мадс, пропал, а его братец-кретин прекрасно себя чувствует и живет припеваючи.       Услышав все эти истории об издевательствах в школе, Александр остановился, сжал руки Регины в своих ладонях и серьёзно сказал:       — Я буду провожать тебя до дома. Дай мне расписание своих занятий.       Регина пообещала, что обязательно даст ему расписание при следующей их встрече.       Когда они дошли до центра города, на улице совсем распогодилось: солнце светило так ярко, что Александру казалось, будто на голове его спутницы едва ли не пожар полыхает, такими рыжими стали её кудрявые волосы. Такая погода была редкостью для вечно хмурого Виндена, поэтому многие старались «ловить момент», а потому в центре было полно народу.       Они шли по площади и Александр рассказывал какую-то смешную историю с работы, когда Регина вдруг вцепилась пальцами в его джинсовку и резко затормозила. Кёхлер тут же замолчал и спросил:       — Что?       Регина постаралась спрятать лицо за волосами и кивнула куда-то в сторону:       — Ульрих и Катарина. Да ещё и Ханна с ними.       Уже наслушавшийся о «подвигах» этих троих Александр сначала немного напрягся, но потом вдруг расслабился. Конечно, припугнуть пистолетом он их уже не сможет, но если придётся драться, то он явно выиграет. Ульрих не выглядел как человек, который сможет победить его в рукопашке, Катарина внушала куда больше опасений чем он, а о худосочной маленькой Ханне и говорить было нечего.       — Все в порядке, они тебя не обидят, — пообещал Кёхлер, — Они больше никогда тебя не обидят.       Регина, поддавшись его уверенному голосу, тоже расслабилась и выпустила из вмиг повлажневших пальцев его джинсовку.       Она верила ему.       Но все же надеялась, что эти трое их не заметят.       И, конечно же, по закону подлости, Ханна их заметила и тут же начала дергать за рукав Катарину, тыча в них пальцем.       Катарина, посмотрев на них, неприятно улыбнулась и вальяжной походкой направилась в их сторону.       — Какие люди! — воскликнула она, всплеснув руками. Выглядел этот жест, по мнению Регины, излишне театрально, — Что, очкастая, нашла хахаля себе под стать, такого же странного, как и ты?       Регина вспыхнула от обиды и раздражения, но все слова, что она хотела сказать Катарине в ответ, почему-то застряли в горле.       — Уж лучше быть странными, чем закомплексованными неудачниками, как вы, — с легкой, непринужденной улыбкой вдруг выдал Александр, мягко сжимая ладошку Регины в своей руке, — За счёт тех, кто слабее, свою самооценку повышают только те, кто сами из себя ничего не представляют. Посмотрим, где в будущем окажетесь вы, а где мы.       В завершение своей маленькой речи, Кёхлер приобнял Регину за плечи и потянул в сторону от застывших в недоумении Ульриха, Катарины и Ханны.       — Пойдём отсюда, а то что-то дерьмом воняет, когда рядом с ними стою.       Не успели они отойти и на пару метров, как Катарина злобно и громко прошипела:       — А тебя не посадят за то, что ты трахаешь малолеток?       У едва успокоившейся Регины снова выступили слезы на глазах. Ей не хотелось, чтобы кто-то вот так бесцеремонно лез в её первые, да и то, только намечающиеся, отношения. Чтобы кто-то, а уж тем более Катарина, говорил подобные вещи о том, о чём не имеет ни малейшего представления.       — У меня до сих пор синяк на животе от твоего удара, — повернувшись, тихо выдохнула Регина, — Одно мое слово дедушке — и ты будешь драить толчки, выполняя общественные работы, потому что избила меня.       Регина шмыгнула носом. Она очень сильно разозлилась сейчас.       — Не лезь ко мне или Александру, сучка.       Катарина приподняла одну бровь.       — А то что?       Тут не выдержал уже Александр и, прильнув к уху девушки, вкрадчиво прошептал:       — А то найдут тебя в сточной яме с заточкой в бочине.       Катарина побледнела. Потому что каким бы вкрадчивым и обманчиво милым не был голос Кёхлера, за ним чувствовалась такая сталь, что становилось действительно страшно.       Регина схватила Александра за руку и потянула прочь.       — Что ты ей сказал? — спросила она наконец, когда троица скрылась из виду, а сами они дошли до кафе-мороженого.       — Намекнул ей, чтобы она опасалась тёмных переулков.       Регина шокировано на него посмотрела, а потом вдруг рассмеялась.       — Да тут в Виндене каждый переулок тёмный.       Александр хмыкнул.       — Значит, пусть сидит дома, — он взглянул на вывеску кафе рядом с ними и кивнул в его сторону, — По мороженому?       Регина пожала плечами.       — Только если я сама за себя заплачу.       Александр улыбнулся.       — Как будет угодно моей даме, — и, открыв дверь, сделал приглашающий жест рукой, — Прошу.       Регина зарделась, потому что, вау, окей, никто никогда не называл её «своей дамой», и это было так чертовски круто и приятно, что она чувствовала не просто бабочек в животе. Там порхали огромные альбатросы.       Когда они уселись за столиком и им принесли заказ, Александр подпер подбородок рукой и уставился на неё так, что Регине хотелось чем-нибудь прикрыться.       — Что? — не выдержала она спустя несколько минут.       — Такая ты красивая, — выдохнул Кёхлер, смотря на неё так, будто сказанное им только что действительно было правдой.       Регина видела себя в зеркало перед выходом. И ей не казалось, что она выглядела так, чтобы на неё кто-то кидал такие взгляды.       — Мои очки ужасны.       Кёхлер рассмеялся.       — А мне нравятся.       — И волосы. Ужасные, кудрявые, непослушные...       — Чудесные.       Тидеманн вскинула на него повлажневший взгляд. С ней никто и никогда так не обращался. Никто не называл её «красивой» или «чудесной». Даже мама редко проявляла к ней свою нежность. Так редко, что казалось, словно она и вовсе её не испытывала. Но Александр... смотрел на неё так, будто она ему действительно нравилась, с её волосами, очками, тараканами в голове. И то, как он смотрел на неё, как прикасался, как разговаривал с ней, его нежный тон и добрые слова, все это было так непривычно, но так приятно, и в груди от этого было так горячо, и снова приятно, и немного больно, словно извержение маленького вулкана прямо в её теле, чуть левее желудка.       — Ты мне очень нравишься, — выдохнула она, не сумев сдержать это в себе, и, пискнув, закрыла рот руками, — Я... это...       — Ты мне тоже, Регина, — улыбнулся Александр, и, оторвав её руки от лица, сжал их в своих ладонях.       Регина уставилась на их руки, и вдруг на неё накатило спокойствие.       Все хорошо.       Они нравятся друг другу.       И Александр считает её красивой.       И умной, он часто об этом говорит.       И она тоже считает, что он замечательный.       Она была влюблена в Александра и совсем не боялась. Ей это нравилось.       Александр сжал её руки, потому что она, кажется, немного зависла.       — Ты в порядке?       Регина пару раз моргнула, сфокусировала свой взгляд на сидящем напротив парне, а потом вдруг подалась вперёд и поцеловала его в щеку.       — Да, — Александр уставился на неё глазами-блюдцами, и выглядел так беспомощно и мило, что Регина не выдержала и снова его поцеловала, уже в другую щеку, — Я в порядке.