Сказание о Луне и Солнце.

POV Леголас -… Война началась.       Именно эта фраза вывела меня из забытья. Резко сев на прохладной земле, я сонно огляделся.       В разряженном воздухе пахло костром, а в предгрозовом небе, словно куски шелковой ткани, закручивались серые, тяжелые облака. Вдали, где-то со стороны гор, их пронзали белоснежные молнии, и гром барабанной дробью падал на крохотный лагерь, заставляя каждого погорельца невольно вжимать голову в плечи и пугливо озираться. Духота давила на виски, а в легких неприятно щипало от желтоватой пыли, стоявшей густыми облаками над нашим лагерем.       Сердце тревожно сжималось, в моем сознании ширилась и ширилась тьма. Я чувствовал, как мрак окутывает лагерь, как черные тучи закрывают солнце. Я чувствовал, как тьма холодит людские сердца.       Полчища орков приближались, и я знал это. Поспешно вскочив, я заметил, как с моих плеч упало шерстяное одеяло: кто-то заботливо накрыл меня им, пока я спал. Медленно обходя наспех сооруженные жилища, я вглядывался в лица жителей Озерного города, будто пытаясь прочитать их. Испуганные, уставшие, вымотанные. Лишь легкая искра надежды золотила их сгоревшие глаза. Склонившись над тусклыми кострами, матери варили жидкие похлебки, мужья задумчиво курили трубки, натачивая мечи, опасливо смотря на восток. Дети жались друг к другу, кутаясь во влажные одеяла, вытирали измазанные сажей носы и с неподдельным интересом оглядывали меня. Золотые плащи привлекли мое внимание. «Конечно же, отец не мог оставить заваруху у подножия Эребора без внимания. Привел с собой добрую половину армии», — невесело усмехнувшись, я направился в сторону разбивших лагерь лихолесцев. Те встречали меня легким поклоном. — Вот ты где, Ваша Светлость, — Тауриэль, облаченная в лихолесские доспехи, отделилась от толпы и направилась ко мне. — И я рад тебя видеть, — устало потерев переносицу, отозвался я. — Где мой отец? — В шатре, конечно же, — дочь Леса кивнула на возвышавшийся над бедным лагерем зелено-золотой тент. Взвывший предгрозовой ветер заставил нас поспешить в его сторону. — Он уже в курсе, что ты здесь. А еще он в курсе всех наших приключений от начала до конца, — она примирительно потрепала меня за плечо и слегка улыбнулась. — Я избавила вас от расспросов, Ваша Светлость. — Еще раз назовешь меня Светлостью, и я понижу тебя в звании до оруженосца, — я закатил глаза и усмехнулся, почувствовав как Тауриэль вздрогнула, явно представив, как бегает за мной по лагерю с моим луком и мечом.       Войдя в шатер, я тут же столкнулся с ледяным взглядом лесного короля. Он, облаченный в доспехи, восседал на расшитой золотом кушетке и крутил в тонких пальцах резной бокал на тонкой ножке. Позади него вытянувшиеся в струнку стражники сочувственно смотрели на меня. — Явился-таки, — изрек отец и слегка пригубил вина. — Явились-таки, — подтвердил я, кивнув в сторону замершей на пороге Тауриэль. — Какие наши действия, отец? — Разбиваем это жалкое гномье сборище, набиваем сундуки тем, что полагается нам и возвращаемся домой, — пожал плечами Трандуил и жестом пригласил меня присесть рядом с ним. Я послушался, тут же получив от стражников бокал с вином. Желудок болезненно сжался: есть хотелось невыносимо. Словно прочитав мои мысли, отец велел поднести мне похлебки и лембаса. — Леголас, мы выдвигаемся к Эребору завтра на рассвете, когда прибудет Халдир с подкреплением. Ты будешь моей правой рукой, Тауриэль — левой, — продолжил отец, всем своим видом показывая, как великодушно он прощает нас за самоволку. — Хвала Эру, дочь Луны уже на пути в Имладрис. Я боялся, что она опять что-то задумает и нарушит мои планы. — Таур, — я сокрушенно покачал головой. — Нам не о золоте и гномах нужно думать сейчас. С севера и востока сюда идут армии орков. И идут они только ради одной цели… — я на мгновение замолчал и отпил вина -… чтобы убить нас всех. — Это не наша война, сын, — отрезал король, и я почувствовал, как Тауриэль сжала кулаки, скрипнув доспехами. — Это не наша война, пока они не пересекают наши границы. Дочь Леса в одно мгновение подлетела к Трандуилу и, слегка поклонившись, выпалила: — Ваше Величество, захватив Эребор, они нацелятся на Лихолесье. Они уничтожат все в Зеленом Лесу, они окутают его тьмой! Они заберут все, что так дорого нам! Трандуил устало потер переносицу и, перекинув гриву белоснежных волос за плечи, облокотился на расшитую золотом спинку и закрыл глаза. — Идите, я устал. — Но… — Я сказал, что устал, — чуть повысил голос он.       И нам ничего не оставалось, как последовать к выходу.       Началась гроза. *** Не скрываясь от колючих острых капель, я продолжал ходить по намокающему лагерю, наблюдая, как люди поспешно прячут свои пожитки под навесами и кутают детей в одеяла. Небо, налитое свинцом, посыпало на нас град стрел. — Митрандир! — разглядев старца сквозь пелену дождя, я поспешил к нему. Сердце радостно забилось в груди. Митрандир — вестник надежды. Слава Валар, он пришел на подмогу!       Гендальф спешил к одному из опустевших тентов, неся кого-то очень маленького на руках. За ним поспешно оглядываясь бежала тонкая фигура и что-то кричала. О, Эру! Я эту легкую походку узнаю даже сквозь непроглядную пелену дождя. Перескакивая через лужи, я забежал в палатку вслед за ними и невольно вскрикнул. — Исилиэль!       Она посмотрела на меня своими покрасневшими от слез глазами и тихо выдавила: — Позже поругаемся, аранен. Сначала нужно помочь мальчику, — ее голос звучал тихо, но яростно. Плотно сжав посиневшие губы, она продолжила что-то рассказывать Митрандиру, будто я ее и не прерывал. -… На снегу были следы от женских сапог. И я не уверена, кому конкретно из нас предназначался этот кинжал.       Мальчику? Кинжал? О ком она говорит? Что за нелегкая принесла ее сюда опять? Халдир же обещал мне! Где его холеная любовь к дочери Луны?       Мы же умрем здесь все завтра! Орки не оставят в живых никого! Я осторожно заглянул Гендальфу через плечо. Тот, положив кого-то на некое подобие самодельной кровати, что-то шептал. Увидев, недавно плененного мной мальчишку полуорка, я почему-то даже не удивился. Там, где была дочь Луны, всегда происходили странности. Как он умудрился сбежать из темницы моего отца, оставалось лишь догадываться. Как и где полуорк снова столкнулся с Исилиэль — тоже.       Мальчишка был серьезно ранен. Стянув с него окровавленную рубашку, Гендальф осмотрел колотую рану, из которой, не переставая, текла кровь. — Я остановила кровотечение на время, но моей магии не хватает, чтобы оно прекратилось вовсе, — прокричала Исилиэль сквозь дождь.       Я решительно оглядел скромное убранство погорельского жилища. Видимо, его хозяева, почувствовав надвигающуюся опасность, поспешили покинуть лагерь, собрав все самое необходимое. Найдя среди оставшихся вещей позабытую флягу с водой, я протянул ее Митрандиру. — Нужно промыть рану, — глухо сказал я. Мальчишка был без сознания и выглядел совсем как человек. И кровь у него была красная.       Совесть кольнула меня где-то под ребрами. Неужели Исилиэль была права, и мальчишка больше человек, чем орк?       Дождь с силой стучал в туго натянутый брезент, служивший нам потолком. Митрандир заговорил воду и принялся промывать раны мальчонки. Тот тихонько застонал.       Подойдя к изголовью, я положил руки на его ледяной лоб и принялся читать молитву, прося Эру разогнать тьму вокруг ребенка. Исилиэль поспешила присоединиться ко мне, и легкое сияние заполнило палатку. Тьма из последних сил цеплялась за мальчишку, но не выдержав света, вынуждена была отступить под проливной дождь.       Дыхание Маухура выровнялось, и лицо начало приобретать краски. — Тьма ушла, осталась лишь рана. Похлопочу над ней немного, и завтра мальчишка будет, как новенький! — пробасил Гендальф, слегка улыбнувшись и вытерев пот со лба. — Вы можете идти. Отдохните перед боем, — Митрандир устало оперся на посох и впервые за все это время взглянул на нас. — Маухуру нужно поспать. Да и вам не помешает. Грядет буря пострашнее сегодняшней.       С этими словами, Гендальф присел около кровати Мальчишки и затянулся трубкой, устремив в пустоту свой потускневший взгляд.       Мы вышли под проливной дождь. Ярость снова заполнила все мое существо, и я резко схватил Исилиэль за локоть, развернув к себе. Та непонимающе вздрогнула и тут же попыталась вырваться. — Ты! — прошипел я, наклоняясь к ее лицу. — Где твои мозги, дочь Луны? Сколько раз повторять, что тебе не место здесь? — Да-да, это я уже слышала, — в тон мне прошипела она, и на лице ее отразилось неподдельное раздражение. — Я мешаюсь здесь. Что еще? — она с силой вырвала свою руку.  — Меня сюда привез Митрандир. Я нужна ему здесь! И мне все равно, что ты думаешь, принц! Если я так сильно тебя раздражаю, то просто не подходи ко мне! И во время битвы держись подальше, чтобы, не приведи Эру, тебе не пришлось прикрывать мою спину! — Слушай, ты, — я угрожающе навис над ней, сжав кулаки от ярости. — Завтра на рассвете сюда придет орда. И они убьют нас всех. Задавят численным превосходством. Ты понимаешь, что это верная смерть? Доходит ли до твоей неумной головы, что ты завтра умрешь, если останешься здесь? — Слушай, ты, — она, казалось, привстала на цыпочки, чтобы быть повыше. — Если мне суждено умереть, то значит такова воля Валар. И вообще, что это ты так беспокоишься за мою жизнь, аранен? Пять лет назад тебя это не очень беспокоило, между прочим.       Я отшатнулся, будто она дала мне пощечину. Боль воспоминаний резко и беспощадно ударила меня в грудь. — Знала бы ты… знала бы ты… — я задохнулся в поисках слов. Но они застряли у меня в горле. Я лишь снял с шеи ее серебряный кулон в виде полумесяца и протянул ей. Синий камешек мерно заблестел от смочивших его дождевых капель. Глаза эллет удивленно расширились. — Откуда… я думала, что потеряла его… — ее голос слегка дрожал, когда она брала цепочку из моих мокрых ладоней. — Ты… ты хранил его все эти годы? — Да, я нашел его в том месте, где, как я думал, ты погибла, — я так же пытался справиться с дрожью, скрывая ее под кашель. — Но… почему… — спросила Исилиэль одними губами настолько тихо, что казалось, это дождь задает мне такой очевидный вопрос. — Потому что… «Потому что я люблю тебя», — невысказанные слова громом раскатились по небосводу. Теплые подушечки пальцев робко оставили на моей влажной холодной щеке невидимую линию, и я, закрыв свои уже казалось бы бесцветные глаза, прижал ее пылающую руку к своим ледяным синеватым губам. Ее дыхание на мгновение прервалось, а пульс бешено забился, в серых глазах отразилось замешательство. Я резко отпустил ее ладонь, и тяжелые капли больно ударили по худеньким плечам. «Уходи», — хотел сказать я, но лишь жалобный гром оторвался где-то там, на вершине сизых гор, утопающих в темных клубистых тучах.       Но она продолжала стоять, и тогда я, собрав все свое отчаяние, все свое безрассудство, схватил ее за плечи, и притянув к себе, со всей страстью, прильнул своими синеватыми холодными и пересохшими губами к ее мягким губам. Ее дыхание смешивалось с моим, широко распахнутые серые глаза закрылись, пушистые ресницы тихонько дрогнули, а руки, поддавшись порыву нахлынувших чувств, со всей жадностью обхватили мою мокрую спину, окутанную в серый дождевой плащ.       Молнии беспощадно били в землю, гром оглушал своим басистым заливистым хохотом, ветер гнул стройные гибкие деревья к земле, осыпая их уже начавшую желтеть листву, а ливень стеной затапливал наш лагерь, больно, колюче, яростно вонзаясь в уже остывшую землю острыми наточенными иголками.       И я не знал, что делаю.       Наверное, это нормально не знать, что ты делаешь, когда стоишь на пороге смерти. Такой близкой и такой беспощадной. — Это не твоя война, Исилиэль, — с горечью прошептал я в ее губы. Она мягко отстранилась и криво усмехнулась. — Это война каждого, кому есть за что воевать.       Рог Лориэна прорвался сквозь гром и дождь, озарив наш лагерь еще одной крупицей надежды. Халдир и его армия была на подходе. А я все еще сжимал затекшими пальцами ее хрупкие плечи. Чтобы вместе перешагнуть через порог смерти. На рассвете.