Сказание о Луне и Солнце.

      Та ночь до сих пор мне снится. Я вел ее в березовую рощу, слегка придерживая за спину, как это обычно делал мой отец в отношении моей матери. Исилиэль шла, ступая босыми ногами по изумрудной траве, и Луна освещала ее лицо. Я сплел для нее венок из ночных колокольчиков и надел на голову. Белоснежные цветы приятно контрастировали с темнотой волос.       Засмеявшись, дочь Луны побежала вперед навстречу спящему ручейку, протекавшему в нашей маленькой роще. Тот мгновенно проснулся, сладко зажурчав приветственные песни. Присев на небольшом бережке, она, обернувшись, поманила меня к себе. Я послушно сел рядом, обняв ее за плечи. Исилиэль, вздрогнув от моего прикосновения, откинулась на меня, закрыв глаза. — Леголас. — Да, дочь Луны. — Спой мне.       Я улыбнулся. Березовая роща сквозь сон прошептала: «Спой, синда, спой нам». И я запел, под звук качающийся в такт деревьев. — В глуши лесов, где гаснет взор, В холодном царстве серых скал, В извивах черных рудных нор Их стерегли моря разлук… Но миг свиданья вновь настал, Как рок сулил; и с этих пор На том пути, что их призвал, Они не разнимали рук.* — Ты начал с конца, — рассмеялась Исилиэль, и ночные колокольчики в ее венке тихо зазвенели, вторя ее смеху. — Зачем ты спел только конец баллады о Берене и Лютиэн? — Я начал с главного…       Мои губы мягко дотронулись до ее виска, плавно спускаясь к шее. Она судорожно выдохнула, откинув голову назад. Ее прекрасное, освещенное Луной лицо, казалось, заискрилось. Развернувшись ко мне, дочь Луны коснулась моих губ, вдруг резко впившись в них. Сердце мое сладко екнуло, когда она повалила меня на траву, накрыв шатром волос. Я положил руки на ее талию, чувствуя тепло ее кожи сквозь тонкую ткань платья.       Сознание полетело вверх, казалось достигая самой Луны, которая благоволила нам сегодня, даря яркий прохладный свет. — То есть ты хочешь сказать, что для тебя главнее конец пути, а не сам путь? — она стремительно слезла с меня и улеглась рядом на росистую траву.       Я замялся, явно не ожидая такого вопроса. Я замялся, желая только одного. Ощущать ее кожу кончиками своих пальцев. — Для меня путешествие важнее исхода. Исход в любом случае одинаков, — просто пояснила Исилиэль и взглянула на Луну. — Нас ждет незабываемое путешествие, дочь Луны, — я накрыл ее собой и прижал руки к земле. Сердце стучало так сильно, что, казалось, перестало биться вовсе. — Впереди еще слишком долгий путь, чтобы думать о его конце.       Исилиэль снова засмеялась и, подавшись вперед, невесомо дотронулась до моих губ. — Завтра ты назовешь мое имя, и мы навсегда будем вместе. И даже смерть не сможет разлучить нас надолго, — прошептала она мне в губы и вдруг отстранилась, с сомнением посмотрев на меня. — А ты точно назовешь мое имя?       Я рассмеялся. — Глупая дочь Луны, я не знаю, что может произойти, чтобы я назвал кого-то другого. ***** Мы скакали что есть духу от рассвета до рассвета. Кони неслись вслед за Луной, потом за Солнцем, затем снова за Луной и снова за Солнцем. Никаких следов Исилиэль — лишь один раз наткнулись на догорающие поленья костра. Видимо орки останавливались здесь на привал. Тауриэль стремительно притормозила и соскочила с коня, начав осматривать место привала. Бард и его воины последовали ее примеру. Ничего примечательного: обглоданные кости, пепелище костра и…веревка? Бард Лучник поднял её с земли и задумчиво осмотрел. — Эту веревку перерезали ножом, — вынес он вердикт спустя минуту. — Срез достаточно ровный, да и следов борьбы на земле не видно. — Вряд ли они ее отпустили, — с сомнением сказала Тауриэль, забирая у Барда веревку, чтобы самостоятельно осмотреть.       Я также слез с коня и прошелся чуть-чуть вперед, поближе к лесу. Чаща встретила меня прохладным ветром. «Тьма… тьма», — уныло шептали деревья, обнимая друг друга ветвями. — «Тьма вокруг, Королевич. Беги… беги…»       От леса исходил запах влажной листвы и хвои. Несмотря на разгорающийся день, в чаще было темно, будто ночью. Деревья тяжело дышали, и мне казалось, что они задыхаются в этом непроглядном мраке. — Азог не рискует заходить в лес, — сказал я, повернувшись к остальным. — Все это время они движутся по лесной кромке, но не рискуют передвигаться через чащу. — Господин, смотрите! — один из солдат Барда, молодой коренастый светлоглазый парнишка поднял что-то с земли. В его ладони засверкали зеленые камушки. Подойдя поближе и я увидел, что это изумрудные пуговицы, какие обычно пришивали к лихолесским манжетам. — Это значит, что Исилиэль жива, и она говорит нам, что мы движемся в правильном направлении, — Тауриэль, улыбаясь зацепке, выглянула из-за моего плеча.       Мы поспешно вскочили на коней и продолжили путь. Так или иначе, Азог сильно опережал нас. И сердце мое судорожно сжималось при мысли о том, что я опоздал.       Я опоздал, и Исилиэль уже пытают в Гундабаде. В крепости, которую невозможно покорить двум эльфам да нескольким людям. Я знаю, что такое Гундабад. Ведь у его тяжелых врат была убита моя мать. И от этих воспоминаний мне хотелось кричать. Кричать так громко, чтобы вся Арда знала, какие страдания буквально сжирают меня изнутри.       День медленно поднимался над нами, и Солнце, согревая лучами, одиноко освещало Средиземье. Сегодня не было облаков. Мы продолжали скакать вдоль темного леса, внимательно вглядываясь в степную даль. — Леголас, смотри! — голос Тауриэль вывел меня из раздумий. Впереди виднелся дым десятка костров. Скорее всего в миле от нас был чей-то лагерь. Тауриэль, пришпорив коня и подняв облако степной пыли, рванула вперед, на всякий случай вскинув лук. Я последовал ее примеру, махнув рукой Барду, мол приготовьтесь к бою.       Удивление мое было бесконечным, когда вдали показались знамена Лотлориэна. В воздухе чувствовался запах яблочного нектара и свежеиспеченного лембаса. Лагерь состоял из десяти зелено-золотых шатров. Воины явно отдыхали после битвы, сняв доспехи, напевали синдарские мотивы. Они еле слышно переговаривались друг с другом, хлопали по плечам, подбадривали и посмеивались. Солнце стояло высоко, освещая лагерь и согревая его лучами. Мы слезли с коней и поспешили к дозорным, охраняющим покой остальных. Опустив луки и приветственно кивая отдыхающим воинам, мы прошли внутрь. Увидев нас, могучие эллон встали с мест и выстроились на поклон. — Иногда забываю, что я принц Лихолесья, — шепнул я на ухо Тауриэль и та усмехнулась, легонько толкнув в бок. — Лориэнские солдаты напомнили вам об этом, Ваше Высочество.       Я ответил ей вымученной улыбкой. Конечно, я привык к почестям — ведь я сын Трандуила, внук Орофера, которые, как мне казалось, даже слишком любили славу и почет. — Приветствую вас, славные воины Лотлориэна, — обратился я к выстроившимся в шеренгу лучникам. Те склонили головы. — Что привело вас в столь далекие от дома места? — То же, что и тебя, друг мой, — из центрального шатра вышел рослый светловолосый эльф, которого я мгновенно узнал. Халдир. Как же я восхищался им в юности. Как же я ненавидел его сейчас. — Халдир, — я сдержанно кивнул. — Леголас, — тот же жест с его стороны.       Его большие ясные глаза внимательно оглядывали меня и моих спутников, которые молча выстроились позади. Тауриэль, явно почувствовав напряжение между нами, неслышно выругалась на синдарине. — Я знаю, зачем вы здесь. Пойдем.       И он жестом пригласил меня внутрь шатра. Оглянувшись на Тауриэль и получив одобрительный кивок, я направился за ним. Внутри меня все замерло от напряжения: я уже знал, кого увижу там. Но живую ли?       Исилиэль лежала на самодельной деревянной лежанке, покрытая шерстяным мягким одеялом. Грудь ее мерно поднималась, а лицо ее было безмятежно спокойным. Черные волосы обрамляли его, точно шелковый платок. Не раздумывая, я бросился вперед и замер около подножия ее ложа. — Мы отбили ее у Азога Осквернителя, — степенно сказал Халдир, все еще стоящий у входа. Я спиной чувствовал, как эллон прожигает взглядом мою кольчугу. — Они вели ее в Гундабад. К сожалению, Бледному орку удалось бежать. — Мы гнались за ним около полутора дней, — ответил я, не сводя глаз с ее невинного лица. — Я очень рад, что вы оказались поблизости. — Да, я тоже рад.       Халдир подошел ближе и встал рядом со мной. Исилиэль вздохнула во сне, и губы ее тронула легкая улыбка. Интересно, что видела она в своих грезах? Интересно, кого она видела в своих грёзах?       Я не мог оторвать взгляда от ее гладкого, по-детски невинного лица. Как будто она не знала бед и горя, как будто она не пережила всех тех ужасов, которые пережила. — Когда Азог позорно бежал с поля боя, он крикнул: «Увидимся у подножия Эребора», — отчеканил Халдир, холодно и ясно. — Ты знаешь, что это значит, Леголас.       «Это значит, что будет битва. И это будет битва не на жизнь, а на смерть», — пронеслось в голове, но вслух я не сказал ни слова. Я продолжал молча смотреть на спящую Исилиэль. Сегодня она была в безопасности. И я не мог позволить ей погрузить себя снова в мир риска, кровопролития и смертей. Я не мог позволить ей обрекать себя на страдания вновь.       Лишь при мысли о том, как она с мечом в руках вновь окружает себя гулом битвы, сердце леденело от ужаса. — Халдир, — я повернулся к эллону, делая над собой усилия. Меньше всего на свете я хотел доверять дочь Луны ему. Но выхода у меня не было. Здесь в теплоте лориэнского шатра она была вне войны. — Увези ее в Имладрис. И не пускай к Одинокой Горе. — Я и не собирался, Зеленолист, — коротко кивнул Халдир и глаза его ярко сверкнули. — Я рад, что мы думаем одинаково, — бросил я в ответ. Развернулся и, борясь с желанием кинуться к Исилиэль, прижать к себе и не отпускать, направился к выходу из шатра. — Я не хочу, чтобы дочь Луны мешалась у меня под ногами, — сухо добавил я и вышел на улицу. — Мы уезжаем, — скомандовал я, и Тауриэль, все это время нервно ходившая вокруг шатра, непонимающе вскинула брови. — В смысле, принц? — почти крикнула она и на ее щеках заиграл гневный румянец. — А Исилиэль? Как она? С ней все впорядке? Я хочу ее видеть! — она рванулась было к шатру, но я придержал ее за плечо. — Она спит, — отмахнулся я и направился к своему коню, чтобы перевязать седло. Конь выглядел устало, но нужно было срочно уходить до того, как проснется дочь Луны. Ведь если проснется — уже не отвяжется. Помчится спасать людей, гномов… да даже рыбок, что плавают в озерах Эсгарота. Этой девчонке только повод дай мечом поразмахивать. — С ней все будет хорошо. Халдир отвезет ее в Имладрис.       Тауриэль в два шага подлетела ко мне и, дернув за руку, развернула к себе. В глазах ее читалась неподдельная злость. — Ты опять отдашь ее Халдиру? — ее слова ударили меня под дых. Я задохнулся в поисках ответа.       «Ты опять отдашь ее Халдиру?» — вопрос, причиняющий боль снова и снова. Вопрос, уносящий меня в тот злосчастный день. — О чем ты говоришь, дочь Леса? — я старался сделать свой голос ровным, но получалось с трудом. Вскочив на коня, я окликнул Барда и его солдат, которые о чем-то беседовали с лориэнцами. Судя по всему, они говорили об оружии: Бард с довольным лицом показывал свой лук и что-то попутно объяснял, на что лориэнцы одобрительно кивали и протягивали ему кубок с яблочным нектаром. — Я говорю о том, что ты снова упускаешь Исилиэль из-за своей гордости! — процедила Тауриэль все еще красная от гнева. Она вскочила на своего рыжего коня и замерла, ожидая моей реакции. — Мне все равно на Исилиэль! — я также оседлал коня и поправил лук за спиной. — Я только рад, что эта девчонка, наконец-то не будет мельтешить перед глазами. Пусть сначала научится драться как следует, а потом лезет в бой. — Ты надутый индюк, Ваше Высочество, — крикнула Тауриэль и, вскочив на коня, стрелой помчалась из лагеря. Я видел, как лориэнцы проводили ее удивленными взглядами.       «Я упускаю Исилиэль не из-за гордости, а из-за любви, Тауриэль», — подумал я то, что должен был сказать на самом деле. — «Я не могу позволить ей страдать. Я не могу позволить ей умереть. Когда я скакал сюда в надежде спасти ее, я думал, что признаюсь в чувствах, что добьюсь ее любви. Но увидя ее безмятежное спящее лицо, я понял, что не могу этого сделать. Меня, скорее всего, ждет смерть в грядущей битве. Нас всех, скорее всего, ждет смерть в грядущей битве. Так пусть же ее ждет долгая и прекрасная жизнь. Жизнь не со мной.» ________________ *- Баллада о Берене и Лютиэн. Перевод группы Мельница.