Госпожа горных дорог

      Наутро ее разбудило сияние, как когда-то давно, но теперь оно было тревожным и пугающим, едва ли красноватым. Предчувствие во всю глотку вопило об опасности, когда Лана выбиралась из палатки. И не зря. Со стороны города приближались люди, и с каждой секундой их как будто становилось больше.       Лана перепугалась, однако мгновенно взяла себя в руки. Чего-то такого можно было ожидать после вчерашней злобы, но почему именно сейчас? Из памяти всплыл полузабытый религиозный урок, и Лана уже не помнила, что там точно было, и все же суть смогла собрать из обрывков. Убийство несовершеннолетнего — вечное проклятие, а вот убийство взрослого можно искупить. А это означало только одно. Она должна немедленно бежать!       Лана ринулась к дыре в Щите и принялась бешено работать локтями и руками. На карту была поставлена ее жизнь. Сзади уже слышались гневные крики толпы — те поняли, что врасплох застать дьяволицу не удалось. По ту сторону Щита Лана увидела волка. Тот одним движением перемахнул за ее спину и грозно зарычал, расправив крылья. Толпа испуганно отпрянула.       Тем временем пролом уже стал достаточно большим, и Лана пролезла через него, оцарапав лицо и ладони. Но это было неважно. Она в безопасности. Сюда они прийти не посмеют. Щит для них непреодолим. Лана оглянулась, чтобы взглянуть на лица своих преследователей, и расхохоталась. Снаружи Щит оказался прозрачным, а вот изнутри… Все эти бесчисленные мужчины и женщины, глупое стадо, потеряют ее окончательно, когда дыра закроется!       Волк уже исчез, и самые смелые подобрались к Щиту. Отверстие оставалось примерно с голову размером, но уже через несколько минут должно было исчезнуть, и в проеме поочередно виднелись несколько лиц. Все одинаково напуганные, злые, недоумевающие и нерешительные. Лане захотелось показать им какой-нибудь неприличный жест, но толку-то? Все равно не увидят.       Один из мужчин крадучись подобрался ближе. Просунул в дыру ладонь и тут же отдернул руку — холод его испугал что ли? Он еще немного помялся, а потом исступленно саданул кулаком по острому краю дыры. Похоже, он очень сильно хотел убить Лану. Может, именно у него она взяла одежду. Щит вспыхнул ярко-лиловым, почти ядовитым, и на миг Лана потеряла мужчину из виду. А потом снова заметила его. Он лежал на земле и не шевелился. Судя по испуганным выкрикам — умер. Что ж, это не ее дело. Ей пора идти.       Лана развернулась и посмотрела на зубы, будто в первый раз. Они были повсюду, куда она ни поворачивалась — весь этот новый мир походил на огромную челюсть, как попало утыканную зубами. Кое-где торчали клыки. В воздухе кружили крупные белые пылинки. А под ногами начиналась тропка, игриво зовущая вперед — в горы. Лана решила, что отныне забудет все глупые названия вроде зубов. Она больше не в скорлупе Щита. Она готова идти дальше. И пойдет.       Но сначала…       Лана запрокинула голову и от неожиданности упала прямо в мягкий сугроб. Легла на спину и уставилась в небо — самое прекрасное, что она когда-либо видела. Чистое, глубокое небо сине-черного цвета, которое даже будучи темным оставалось ярким и прекрасным и не шло ни в какое сравнение с поганым, грязным фиолетовым небом Щита.       Но больше всего Лану поразили звезды. Она знала это слово и сразу поняла, что это именно они. На вид это были всего лишь крохотные проколы в ткани неба, но что-то в них излучало невероятную силу, притягивало, завораживало. Когда-то давно Лана ощутила это рядом со Щитом. Теперь она точно так же хотела коснуться звезд. Будто это ее судьба. И чистый, узкий серп луны тоже казался… волшебным. Лана подумала, что именно Луна была тем богом, что создал Щит. И она была благодарна Луне. Прекрасное обрушилось лавиной, и кто знает, смогла ли бы Лана ощутить то же благоговение, если бы знала его всю свою жизнь?       Лана не смогла бы себе представить такое никогда в жизни. Но теперь она здесь, и это небо ее. Только ее. Вдруг обуяла ревность — не хотелось делить красоту ни с кем. Лана готова была убить всех, только чтобы оставить небо себе, чтобы танцевать в ночи со звездами, чтобы жить с Лунной богиней вместе и не знать больше того пустого, угнетающего и низкого неба. За Щитом Лане казалось, что в ее руках сила. Теперь она словно удвоилась.       Все пережитое стоило этого неба, и если бы Лана знала раньше, какая награда ждет ее, то согласилась бы ждать в десять раз дольше. Она так и уснула там, под этими звездами и под любящим взглядом Лунной богини — теперь казалось, что только она и есть. Религия горожан выглядела еще глупее на фоне Луны.       Лану разбудил волк, и она сразу подскочила. С небом было что-то не так. Луна и звезды исчезли, и на их место пришел один огромный горящий огненный шар — солнце. И само небо утратило свой глубокий прекрасный цвет, став поверхностно-голубым, показушно-веселым и беззаботным. Лане это не понравилось. Ощущение удвоенной силы исчезло.       Только теперь Лана заметила, что совсем не замерзла. Господин горных дорог позаботился о тебе, — услышала она знакомый голос в голове и обернулась. Говорил, конечно, волк. Но кто такой господин горных дорог? И почему она раньше о нем ничего не слышала? Волк в ответ коснулся ее лба своим носом, и Лана погрузилась в видение.       Она видела огромную пещеру, усыпанную кристаллами — бледными и яркими, цветными и прозрачными, с вкраплениями чего-то инородного и без — а в центре возвышалось нечто столь огромное, что Лане пришлось задрать голову, чтобы увидеть верх. На массивном подобии необработанного сиденья с каменной спинкой восседало нечто. Это существо обросло гранитом, известняком, кристаллами, льдом, рудами, драгоценностями, но в глубине его — Лана чувствовала — пульсировала горячая жизнь. Господин горных дорог…       Лана вдруг взлетела в воздух, промчалась сквозь вершину горы и продолжила вознесение в чистое безоблачное небо. Внизу она видела горы, изрезанные долинами, изломанные узкими реками и кое-где запятнанные лугами. И во всем она замечала детали, до того ее зрение обострилось. Под ней, раскинув крылья, парил чешуйчатый орлан в поисках добычи, и Лана пожалела того зверька, которому не повезет попасться. А еще задумалась, видит ли он мир столь же четко и ясно, сколь она. Но тут же отпустила эту мысль. Зрелище слишком захватывало дух.       Глаза пронзила острая боль, и Лана вскрикнула. Зажмурилась, вытерла выступившие слезы и снова посмотрела вниз. Подъем остановился, и теперь стал виден край гор, обрамленный каким-то синим пространством справа и слева от Ланы. По другим сторонам горы все так же тянулись вдаль, и Лана немедленно захотела узнать, что там, дальше — но только после того, как исследует сами горы и то синее пространство. Впервые она ощутила настоящую свободу, и тут же растерялась — столько неизвестного, столько озер, водопадов, долин, пещер!..       Еще одна вспышка боли. Лана продержала глаза закрытыми с минуту, и лишь тогда все прошло. Но теперь горы были не видны за паутиной переплетающихся нитей, исходящих от одного яркого травянисто-зеленого центра. От Господина горных дорог. Он был связан со всем живым в этих горах и управлял всем неживым, Лана каким-то образом это поняла. Он был каждой зверушкой, каждым хищником, каждым ростком кустарника, судорожно цеплявшегося за скалы — и в то же время он лишь наблюдал. Часть паутины уходила даже за пределы видимости Ланы — туда, где горы тянулись бесконечно.       В восхищении она оглядывала лежащее под ее ногами богатство, которое отныне никогда не посмеет назвать «зубами», и споткнулась о нечто инородное. Фиолетово-лиловое. Щит. Лана, едва увидев его, физически ощутила боль, что он причинял этому миру — боль страшную, корежащую, извращающую и убивающую. Рядом со Щитом не было травянистой паутинки, ни единой ниточки, и Лана с ужасом заметила, как одна из нитей, проходившая слишком близко, лопнула.       Щит питался энергией животных из гор.       Лана чувствовала бессильный гнев Господина горных дорог — его власть не распространялась на Щит, и он мог посылать внутрь лишь видения да иллюзии. Те самые, благодаря которым Лана оказалась здесь. Господин горных дорог мог лишь просить животных о помощи, и те откликались. Как ни больно было ему посылать их туда, он не видел иного выхода — так Щит хотя бы немного ослабевал, и уже от этого становилась чуточку легче.       Видение кончилось. Лана снова очутилась на земле, рядом с волком. Теперь она знала его имя — Звезда. И что еще больше ее радовало — она наконец-то все запомнила! Только Щит все омрачал. Глупо было надеяться, что она освободится от него совсем, когда сбежит. Здесь Щит стал только большей проблемой, и Лана не знала, как с ней справиться.       Лана направилась в сторону гор — ей не терпелось начать свой путь там и увидеть вблизи все то, что было таким прекрасным издалека, — но Звезда прилег рядом с ней, и она все поняла. Между его крыльями и шеей как раз хватило места для нее. Она ухватилась за длинную шерсть и приготовилась к полету, одновременно напуганная и возбужденная. Прижалась к Звезде и зажмурилась, но решила, что это трусость.       Звезда сделал пару шагов назад, разогнался и, тяжело оттолкнувшись, взмыл в небо. Лана мгновенно забыла о страхе и восторженно завопила — холодный воздух ничуть не обжигал горло, он больше походил на теплый и бил пощечинами лицо. Но боль эта была приятна. Волчьи перья чуть подрагивали на ветру, шерсть развевалась, и внизу проносились те самые горы, которые она видела с высоты, на которой, наверное, вместе с ней была только Луна.       Лана уже догадывалась, куда ее несут, и начала выглядывать ту самую гору, бывшую в центре всего. Мысленно она уже прозвала ее Вершиной Грез за то видение. Одна узкая долина за другой мелькала внизу, кое-где Лана с трудом различала каких-то животных, и все ей было так ново и даже немного дико, что она не могла сосредоточиться ни на чем.       Впереди показался замерзший водопад, и Лана попыталась как-нибудь затормозить Звезду, но тот словно не ощущал ничего или не хотел ее слушать, и потому продолжал мчаться вперед. Все же он немного замедлился. Лана впервые поняла, глядя на тяжелые взмахи крыльев, как тяжело ему давался полет, и почувствовала вину. Но как иначе она добралась бы сюда?       Лана вперилась взглядом в приближающийся водопад. Она все еще надеялась, что Звезда в последний момент остановится, и они войдут в пещеру своим ходом, но нет. В последний миг струи застывшей воды раздвинулись.       Звезда приземлился рядом с Господином горных дорог и подошел к нему, почтительно склонив голову. Сел рядом, расправил крылья, широко улыбнулся и посмотрел наверх, туда, где была голова Господина. И не успела Лана опомниться, как Звезда весь покрылся камнем. Как она сразу почувствовала, навсегда.       Лана упала на колени и прижала руки к лицу. Хотелось плакать, но ни единой слезы она не могла из себя выдавить. Единственный друг покинул ее, и теперь в целом свете не осталось никого, кто мог бы поддержать ее — а она только-только начала надеяться на лучшее! Это ведь несправедливо! Да она просто не выживет одна в горах, это глупо, это опасно!       Из глубины пещеры донесся шорох лап. Лана удивленно вскинула голову, но не сразу заметила вышедшую волчицу с темно-серой шерстью, слегка отливавшей синевой. Ночь, — Лана сразу поняла, как зовут волчицу, и подошла к ней ближе.       Ночь была не так огромна, как Звезда, и вообще выглядела моложе. Ее аккуратные уши с кисточками чутко подрагивали, надменный взгляд холодно оценивал новую хозяйку — они обе поняли, что могло быть и лучше, но как получилось. Ночь сообщила, что достаточно взросла, чтобы выдержать человека, но сразу предупредила, что летать просто для забавы не будет. По крайней мере, если сама не найдет в полете ничего забавного. Лане она была примерно по плечо.       Лана осторожно погладила Ночь, и та сразу отстранилась, зарычав.       — Ты мне не нравишься, чужачка.       Лана смиренно кивнула, подумав, что постарается всеми силами завоевать доверие новой… нового товарища? Да, наверное, так будет вернее всего.       Внимание Ланы привлек обледеневший кристалл рядом с троном, и она подошла ближе к нему. Подо льдом как будто что-то было нацарапано или выбито, но Лана не знала, как добраться до надписи, и потому беспомощно застыла.       — Только перед Окаменением будущий Господин может уничтожить лед, чтобы выбить там свое имя.       — Но зачем?       — Сохранить жизнь.       Значит, Господин горных дорог поддерживает в себе жизнь за счет сохранения своего имени… Лане это показалось странным.       Но пора было выбираться из этой странной пещеры. Уже захотелось есть. Волчица насмешливо покосилась на кинжал, все еще висевший у Ланы на бедре.       — Кого ты собираешься убить этим маленьким отрезанным когтем?       До этого времени Лана как-то не задумывалась об охоте. Она думала, что Звезда будет добывать пищу на двоих, а теперь, когда он исчез, и на его место пришла Ночь…       — Так уж и быть, чужачка. Первое время я буду тебе помогать. Но лишь потому, что так говорит Господин.       Они добрались до небольшой горной долины, где росли маленькие кривые деревца и тек ручей. Ночь улетела охотиться, а сама Лана задумалась, чем бы заняться. Походила, потрогала ветви и поразилась их упругости — на вид они были совершенно сухие! Лана вспомнила об одном из развлечений, которое городские любили и даже порой устраивали соревнования — еды всегда имелось вдоволь, и работать на полях круглый год просто не было необходимо. Стрельба из лука. Но если, к примеру, стрелять в животных, то можно было бы неплохо поохотиться! Наверное. Проверить, по крайней мере, стоило.       Лана не знала только, где взять тетиву, но тут ее взгляд упал на достаточно отросшие, уже почти до бедер, белые волосы. Что ж, немного пожертвовать она вполне могла…       Кинжал весьма пригодился, и когда Ночь вернулась, неся в зубах тушу четырехрогого горного козла, Лана уже строгала древки для стрел. Небольшой лук лежал подле нее, и если присмотреться, можно было увидеть, что часть волос отрезана.       — Что это за ветка?       — Это такое оружие. Если я права, то из него можно будет стрелять животных, — Лана по привычке отвечала вслух.       — Что такое стрелять?       — Острая ветка полетит, когда я натяну тетиву и отпущу ее, — Лана показала, что она имела в виду.       — Ты слишком странная, чужачка, — Ночь прижала уши к голове и недовольно рыкнула.       Лана развела костер и отрезала себе небольшой кусок мяса, однако перед этим пришлось снова объяснять Ночи, что она делает и зачем. Лане начинало казаться, что они никогда в жизни не сойдутся. Но раз так решил Господин горных дорог, то иначе быть не может — такое могущественное существо вряд ли могло настолько просчитаться.       Лана неумело освежевала убитого козла и попыталась сделать какое-то подобие колчана с помощью дерева и полосок кожи. Вышло нечто невразумительное, однако стрелы туда вполне помещались и почти не выпадали, так что Лана удовлетворилась результатом. Правда, пока что ее стрелы представляли собой обыкновенные заостренные ветки. Вряд ли ими можно было бы кого-нибудь убить. Все же потренироваться стоило, и потому Лана до самого вечера стреляла в дерево, хотя ее пальцы и плечи уже начали жутко болеть. Постоянно приходилось делать новые стрелы взамен утерянных и сломанных. Идея уже не казалась такой хорошей.       Ночью Лана долго не могла заснуть, глядя на звезды, и когда их закрыли тучи, она ощутила себя брошенным ребенком. Словно вот-вот пойдет бесцельно бродить по горам и кликать Богиню Луну да звать звезды. Все чаще про себя она звала их своими сестрами.       День шел за днем без перемен — Ночь все так же огрызалась на Лану, расспрашивала о любом неизвестном действии и называла не иначе как «чужачка», а Лана смотрела на мрачное небо, купалась в снегу, не ощущая холода, и думала о Господине горных дорог. Откуда он здесь появился? Почему ему подвластны горы, но не какой-то там Щит, больше похожий на блоху теперь? И зачем Господин призвал ее сюда? На все эти вопросы у нее не было ответов. Лана хотела как-нибудь расспросить самого Господина, но не была уверена, может ли он вообще говорить. Все время до этого он молчал.       Они вдвоем двигались на север, не зная, зачем — просто стоять на месте им обеим не нравилось. Лана хотела увидеть синее пространство, окаймляющее горы. Ночь упрямилась и заявляла, что это вовсе не интересно, и если Лана так жаждет этого, то пускай пешком и идет. Так получалось бесцельное блуждание.       На одном из привалов, когда Ночь по своему обыкновению улетела на охоту, Лана принялась стругать новые стрелы — колчан опустел после вчерашней тренировки — и обратила внимание, что как-то сложнее стало удерживать древко. Ногти отросли… Лана попыталась их обгрызть и изумилась — она едва не сломала зубы! Что произошло?       Лана глянула на пальцы и ахнула. Там росли самые настоящие коготки, только пока что мелкие. Приземлившаяся рядом Ночь заметила, куда смотрит Лана, подошла и обнюхала ее руки.       — Ты становишься нашей, чужачка. Горы приняли тебя.       — Что значит «вашей»?! — вскрикнула Лана. Не то чтобы ее не устраивали подобные перемены, но не настолько неожиданно же!       — То и значит. Мягкотелым тут не выжить. Ты становишься дикой.       С этих пор Лана каждое утро осматривала себя, но когти росли крайне медленно. Вряд ли она сможет с их помощью охотиться или сражаться в ближайшие пару месяцев, а жаль — лук держать уже не получалось. Впрочем, Ночь стала куда терпимее относиться к Лане, хотя и звала по-прежнему чужачкой. Волосы Лана обрезала — слишком они мешались. А как-то раз даже чуть не загорелись в костре, и это чертовски напугало Лану. И даже Ночь, хотя та и не подавала виду.       Близился северный край гор — в воздухе горы уже не выглядели таким бесконечным потоком, как раньше, и Лана с нетерпением ждала, когда же они достигнут синевы. Ночь почти согласилась взглянуть, так что с этим проблем не было. Нетерпение буквально съедало Лану — по ночам ей снилось это синее пространство, и всякий раз оно было иным. Оно могло быть наполненным расплавленными звездами, в нем могла жить Богиня Луна или же оно могло быть населено тысячью тварей, тем самым злом, о котором говорили горожане, обсуждая мир за Щитом. Лана уже почти не вспоминала их. Да и не хотела.       В одну из ночей произошло нечто невероятное, нечто такое, чего Лана бессознательно ждала больше, чем даже встречи с синевой. Это было сияние. Оно заливало половину неба, переливалось от серебряного до золотого, вспыхивало и угасало, жгучее и слепящее, мягкое и доброе — настоящее, живое. То, что поддерживало Лану. То, что открыло ей путь в новый прекрасный мир. Оно было шлейфом от свадебного платья Богини Луны. Светлой дорогой, сотканной из звездной пыли. И Лана никогда в жизни не видела ничего подобного.       А через два дня горы закончились — впереди тянулись невысокие скалы, переходящие в холмы и равнины. И пусть синеву отсюда не видать, но Лана чувствовала, что она где-то там. Лану тянуло к этой синеве, хотя теперь что-то внутри протестовало при любой мысли о покидании гор, словно она к ним прикована.       Ночь приземлилась в узком ущелье, разделявшем две крайние горы — Лане казалось почему-то, что сделать последние шаги пешком крайне важно. Как будто это какой-то символ, содержащий тайный смысл. Поэтому Лана неспешно шла, почти физически ощущая, как Ночь все сильнее нервничает и даже боится. Лана недавно научилась чувствовать ее эмоции, и поначалу это радовало. Но теперь больше раздражало и тревожило.       Они выбрались из тени горы на свет. Лана с замиранием сердца переступала черту, разделяющую два мира, готовая ко всему, но — ничего не произошло. Она уже готовилась торжествующе сказать что-то вроде «Ага, я же говорила!» (Ночь уверяла, что случится что-нибудь ужасное), как вдруг ощутила отвратительную слабость и обнаружила себя на земле.       В глазах двоилось. Камни на земле кружились в безумном, бесконечном танце. Дрожащие руки почти не держали. К горлу подкрадывалась тошнота. Поясницу пронзила боль. Сердце билось слишком часто. На лбу выступил пот. Ноги как будто отказали. Судорожные вздохи вырывались из плена рта. Сбоку доносился отчаянный вой. В глазах вспыхнули жидкие звезды.       Мир погрузился во тьму.