Следы на снегу

Руки Чанёля стали чёрными по локоть. — Эй, ты, демон, — мамба угрожающе зашипела, не одобряя такой фамильярности в адрес своего хозяина. — Полезай на крышу! Было страшно представить, в каком веку собирали эту печь. Нет, бочок у неё белый, да и топилась хорошо до недавнего времени. Дым затеял валить в дом, приходилось постоянно открывать двери на улицу, тепла не хватало. Поначалу они тянули, но вчера дрова совсем перестали гореть, лишь медленно тлели, всё так же безрезультатно. Чанёль, мало-мальски разбирающийся в этом вопросе, полез чистить колодцы, и на секунду даже показалось, что поленья стали гореть лучше, но нет. Единственным выходом оставалось лезть на крышу, чтобы посмотреть, не забился ли дымоход. На дворе по-прежнему февраль, и для человека это было бы очень опрометчиво — съедешь вниз вместе со снегом. К счастью, среди них есть один бессмертный сорвиголова. — Ещё чего, — Крис не собирался скакать сайгаком по первому же приказу человечишки. Он тут и вовсе не более и не менее, чем наблюдатель, высматривающий подозрительные поползновения в сторону домика. — Пущу твою зверюшку на барбекю, — серьёзно заявил Пак, упирая руки в бока, безнадёжно пачкая сажей старый фартук. — Траванёшься до того, как успеешь рот открыть. Мамба согласно закивала головой, пусть и не понимала, что говорят о её безупречной серебристой мордочке. — Да мне побоку, — зашипел Чанёль, устав препираться, и схватил вафельное полотенце, сохнущее до этого на стуле. Ловко скрутив жгутик, он саданул по нечистому, сбивая всю спесь. — Ай, с-! — процедил сквозь зубы Крис, вовремя вспоминая, что Сухо запретил приближённым материться, взяв с них обет. Чанёль показательно насупился и сверху отвесил ещё два удара, подталкивая вскочившего Криса к двери. Та открылась вовремя, и Сехун, стоявший в это время на пороге, совсем не ожидал, что на него полетит демон, поэтому отскочил в сторону. Пак схватил его за руку и резко потянул на себя, оставляя Криса на улице в одиночестве. Не то чтобы он не боялся, но иного способа заставить недочеловека оторвать задницу от насиженного места не видел. Дверь жалобно скрипнула от прицельного пинка ногой, но осталась на месте. — Не думаешь, что он просто уйдёт? — между делом поинтересовался Сехун, собирая всё нужное в сумку на поясе — оказаться без фонарика или самого крохотного ножичка в лесу не хочется, пусть и до бэкхёновской лачужки полчаса ходьбы. На это Чанёль наигранно активно закивал головой, а потом указал пальцем на левое окно, ранее покрытое морозными узорами. Через стекло было прекрасно видно непробиваемое выражение лица демона, с подозрительно горящими блёклым красным оттенком глазами. Крис мог бы разнести весь домишко в пух и прах, но не стал этого делать, ведь самообладание и Сухо выше всего. Заметив, что на него пялятся, он выразительно выгнул бровь и показал средний палец. — Пока стоишь, уже раз десять залез бы и посмотрел, что не так. На эту реплику Крис за окном скорчил язвительную гримасу, благо слух у него отличный. Посверлив их своими краснющими глазами, он неохотно оторвался и всё-таки поднялся наверх, топая посильнее, норовясь не только высказать этим крайнее возмущение происходящим, но и проломить крышу к чертям. Вообще-то леший строго-настрого запретил бродить по лесу в одиночку, но за прошедшие полторы недели на опушке было тихо, среди могучих вековых стволов тоже никого подозрительного. Сам Кай продолжал уходить на работу, которая и вовсе не понятно, зачем нужна, разве что оттуда он приносил важную и ценную информацию, последние новости. И, чёрт возьми, Сехун никак не понимал, зачем всё это нужно властям, священнослужителям — его соседям. Чего они хотят, по какой высосанной из пальца причине лезут сюда, ловят слабейших и ставят на них опыты, тем самым создавая неконтролируемые машины. Быть может, это всего лишь неудачный эксперимент, но какого ляда нужно было скидывать все его результаты сюда? Остаётся всего и делов — развернуть грузовики с отходами и направить в чужую сторонку, чего мелочиться. Возвращаться обратно пришлось уже когда начало темнеть. Идти было не так страшно — от снега на улице значительно светлее, да и ноги перестали проваливаться, но Сехун всё равно струхнул, заметив вдалеке какое-то движение. Объект оказался обычным оленем, так что парень даже решился подобраться поближе, но животное, видимо, почуяло какой-то подвох и быстренько скрылось в чаще. Одновременно с этим где-то сзади раздался едва различимый хруст веток, который можно было бы списать на обычный ветер. Сехун никак не ожидал, что сейчас на его плечо опустится чья-то рука. — Я кому говорил, что не стоит шарахаться по лесу? — Кай недобро сощурил глаза и сжал пальцы на плече сильнее. — Ты у нас большой любитель делать всё наоборот? — Да тут всего полчаса энергичным шагом, — прикусив губу, Сехун попытался хоть как-то оправдаться, хоть и понимал, что не прав. — Ты только что наткнулся на раненого оленя. Это не ты ищешь приключений, а они тебя? Олень и впрямь оказался чуть-чуть покусанным — на удивление, спрятавшийся до этого зверь показал свою морду из-за сосны по первому зову лешего и медлительно начал приближаться к ним. Сехуна он всё так же сторонился, а вот Каю разрешил потрогать себя, проверить насколько глубока рана. Бедняге досталось хорошенько, но жить он будет. — Тоже перевёртыш? — Сехун не особо разбирался, чем отличается настоящий зверь. Не зная о существовании особенных, при взгляде на Бэкхёна он никак бы не подумал, что тот может перевоплотиться в человека. — Отчего же? — все его потуги, наверное, казались Каю смешными. Леший махнул рукой, чтобы отогнать оленя и поднялся на ноги. — Давай, пошлёпали домой. — А может пройдёмся? Буквально минуточек пятнадцать, а то надоело сидеть в избушке. — Ты серьёзно? Способен думать о таком? В конечном счёте Кай, пусть и с очень тяжёлым сердцем (если оно у него, конечно, есть), но согласился пройти вдоль по заледеневшей реке. Им в любом случае нужно было перебраться на другой берег, а так какое-никакое разнообразие. В домике его встретили трое чумазых — Чанёль, Чен и, как ни удивительно, такой же Крис. Печь была также вся в отпечатках ладоней, но зато топилась хорошо, как никогда. Пак на радостях даже заявил, что пора бы и помыться, раз снова тепло, и вновь заставил и без того страдающего демона скакать за водой. На этом празднике жизни не хватало лишь одного энтузиаста, поэтому пришлось идти разыскивать, хотя не надо бы — кому сказано, что в лес ни ногой. Пока Чанёль гремел тазами и бегал по кухне, одновременно следя за тремя кастрюлями, Кай тихонько собрался и вышел на поиски. Шастать по лесу долго не пришлось — Сехун слишком громкий. То оступится и провалится по колено, ругаясь себе под нос, то ветку не заметит и получит ею по лицу, да и поделом. Даже сейчас, когда они просто бредут по запорошенному снегом льду, он умудряется бесконечно поскальзываться, но упрямо пыхтит и идёт дальше. Наблюдать за ним было занимательно, как и тогда, в клубе. — Раньше бывало такое, что в шутку снимал колесо с телеги или мешал костёр разводить. Но ты понимай, что происходило это ещё в то время, когда через лес ходили деревенские, которых и в помине нет в эти дни, — Кай плавно опустил глаза в лёд и, остановившись, слабо улыбнулся. Земли стали мёртвыми, в лесу редкий зверь и по окраине падаль, возомнившая себя чем-то полноценным. — Согласись, ты бы перепугался. Особенно, уж в ком я… что ты делаешь? Река, которую они могли пересечь в феврале безо всяких мостов и проблем, была довольно широкой, заваленная метелью еле выделялась в своих пологих берегах. Сехун ещё никогда не ощущал лес таким пустынным местом — любой рыбак с удовольствием просверлил бы лунок тройку, отчаянно промёрзнув до костей, но упрямо раздобыв себе ужин, может даже завтрак. Парня пробовали учить много раз, но грамотно удить у него никак не выходило, пустоголовая рыба то и дело срывалась, издевательски хлопая хвостом на прощание. Пусть и была она ничуть не золотая, но всё равно обидно до жути. Сейчас, пока он по-пингвиньи неуклюже перебирает ногами по льду, перед ним всё та же пронырливая, умная рыбёшка — идёт спереди, чтобы поймать её было куда труднее. Но Сехун делает шаг крупнее и утыкается носом в чужую шею, смыкая руки в колечко. Пиф-паф, нынче он — победитель. — Перепугался. Могу только шарахаться среди заброшенных многоэтажек, спринт от угла до поворота через компании подозрительных упырей и прятки от падали под пологом ночи. Курорт не советую, а то койка по комфорту не дотягивает, обслуживание ужасное, чайник в номер не предоставили. Это ничего не стоит, — ушлая звезда показалась на небе, напоминая, что пора бы возвращаться домой. — Для тебя хомо сапиенсы как вечные детишки, и знаешь, мне нисколечко не обидно за всех. Обидно лишь за себя, ведь лезу из шкуры вон. Кай, ухватившись за его запястье, увернулся от наивных объятий и посмотрел с едва различимым сожалением, ранящим гордость веками. — Никогда не считал тебя ребёнком — ты мог бы об этом догадаться два месяца назад, — упоминание выбивает воздух из лёгких. — Давай-ка сюда руку, покажу кое-что. Сехуна потянули в совершенно противоположную опушке сторону, в самые заросли, где рядом с высоченными соснами соседствуют малюсенькие, недавно проклюнувшиеся ёлочки с очаровательными миниатюрными лапами. Ориентироваться в полупрозрачной темноте было труднее, поэтому Сехун просто следовал за своим проводником, как некогда раньше. Они буквально петляли из стороны в сторону, видимо путая следы, и пару веток он всё же зацепил, издавая дурацкие звуки из-за шуршащего пуховика. Разглядеть на заваленной снегом поляне землянку было практически невозможно. На чуть покосившейся крыше лежала огромная шапка, из-за ветра стену также выбелило, надёжно скрывая от чужаков. Сехун дёрнулся, когда Кай накрыл ладонью его веки, и только распахнул глаза, он изумился — неведомо как расчистивший подход к домишку леший дёрнул за ручку, отворяя тихонько скрипучую тяжёлую дверь. — Прежде жил здесь, пока не было зачисток. Всё знают, что после рождения, а нечистым известно, что после смерти, но откуда взялся уже вспомнить трудно. Но мне этого и даром не хочется, так что и ты прекрати думать, как случится — пытайся отсрочить, вымолить у старухи душу назад не получилось ни у кого. В землянке не холодно, напротив — приятно обволакивало уютное и неуловимое, хотя и это могло быть проделками магических штучек. Лампа, стоило её потревожить, настороженно грозилась потухнуть назло всем. Угол над серым матрасом был увешан какими-то аккуратными веничками, который год сушившимися здесь. Леший теперь тут не частый гость — на длинных полках лежал заметный слой пыли, покрывал и оставшуюся добротную посуду. — Сухо тот ещё мастак в заклятьях, но и окружающие не так дурны — нас попросту больше, чем вы думаете. Если это случится, то беги сюда, она прикроет. От поцелуя Кай увернулся. — Не время, не время. Сехун совсем не тот мальчишка, появившийся в сторонке когда-то — изрядно потрёпанный, хлебнувший нового дерьма и научившийся жить, как крыса. Лицо стало хуже, выделились скулы, придавая более взрослый вид, и смотрелось это определённо прекрасно. Стригся парень тоже сам, не доверял другу — ещё в церквушке Кай заметил выбивавшуюся прядку на затылке, но в целом работа была аккуратной и заставляла уважать. — Крис будет убивать, если не вернёмся до ночи. Сехун усмехнулся, по-щенячьи радостно понимая, что его разглядывают, рассматривают, изучают, снова. В крохотной тумбе нашлась то ли простыня, то ли скатерть, от времени грязно-белая, но всё равно достойная. Да и не до этого было — Сехун не сдержался, не вытерпел, повалив лешего на матрас, и здорово испугался, когда тот упрямо вскочил на ноги. Он принялся расхаживать взад-вперёд по домишку, нервно изгибая брови, беспомощно кусая губы, пока Сехун быстро заправлял углы, чтобы не съезжали. Покорно опустил голову и остановился он лишь когда его ухватили за руки. Все суждения начинают казаться сущей чепухой, ненужностью. О том, сколько осталось, любил ли демон Кенсу, сможет ли когда-нибудь это сделать Кай. Сехун опрокидывается на лопатки, уводя следом, гладит по спине, напрочь отгоняя последние сомнения. Он прежде не задумывался о собственной привлекательности, но запомнил с той ночи, как на него смотрели, бережные руки на теле и неравнодушное сбивчивое дыхание, которое и сейчас не заставило себя долго ждать. Кай определённо умел любить, и хотелось верить, что именно его. Сехун, забравшись под чужую футболку, провёл по груди, намеренно раззадоривая, распыляя неведомое между ними. Он довольно засмеялся, не выдержав атмосферы, когда на лице Кая сменилась куча эмоций, стоило только потянуть за колечко в проколотом соске. Пирсинг по-прежнему оставался на месте, хоть и не вязался с образом уютного лешего, но подчёркивал двойственность натуры от заботливости до танца у шеста. Кай мстительно цапнул его за ухо и, как думал, незаметно улыбнулся. Нет ли там ещё сюрпризов вроде тигриной татуировки на всю спину? Кай позволил сбросить с себя футболку и чужую отправил туда же. Он конкретно настроился пояснить, что советы стоит слушать, и когда тебе говорят не бродить в одиночку, нужно запоминать. Иначе записывать, раз память слабенькая, а голова дурная. Едва заметив, как Сехун втихаря просунул в себя палец, чтобы растянуть скорее, Кай шлёпнул его по руке, заставляя высунуть. Оставалось довольствоваться мокрыми касаниями на впалом животе, шершавым языком на выступающих бедренных косточках и хитрой ладонью, каждый раз невзначай соскальзывающей ниже. Выходило это, конечно, совершенно случайно, не специально. — Пальцы в заднице тоже нечаянно заблудились? — прошипел Сехун, извиваясь и всё же сминая простыню. — В следующий раз покажешь правильный путь. После всей той мягкости, ласкающих прикосновений проникновение оказалось диаметрально противоположным, резким и сразу глубоким. Сехун невольно зажмурился и поджал пальцы на ногах, стискивая колени на талии сильнее. С новым толчком стон не заставил себя долго ждать. — Сволочь, — с возмущённым придыханием заметил он, ненароком ударившись головой о стену, потому что Кай не уследил, а самому не до этого. Теперь следовало злорадно дёрнуть за кольцо, чтобы впредь было неповадно. — Будешь сам подставляться! Кай, чрезмерно довольный и весёлый, засмеялся, что обязательно, конечно, так и будет. Секс плавно перетекал в юморину, но от этого твари в животе зашевелилась куда живее, расправили крылышки и запорхали, как шальные. Леший поначалу не разрешал трогать себя, но к этому моменту полностью растворился, потерялся в процессе — Сехун решил, что мальчик он самостоятельный, и принялся поглаживать ноющий член. Потряхивало заметно, а воздух в землянке стал каким-то тяжёлым, быть может из-за запаха пота. Кай свалился сверху, уткнувшись подбородком в плечо, и прикрыл веки. Зарывшись в его влажные волосы пальцами, Сехун расплылся в улыбке. Всю ночь они бегали с тазами, от кастрюли к кастрюле, ведь недовольный и обиженный Чанёль отказался помогать.

ххх

Все понимали, что рано или поздно это произойдёт. Последнее воскресение февраля поначалу ничем не выделялось — те же серые, хмурые облака, надоевший снег, тёплая печь и сохнущая на ней пара дрянных сапог. Чанёль ловко расправляется с клубнями картофеля, бубня себе под нос стихи из старой-старой газеты, найденной среди обломков когда-то. В кастрюле начали появляться первые пузырьки, вода забурлила, и он отправил туда свежую порцию. В тот же момент из соседней комнатушки послышались возмущения Чена, ведь он, будучи журналистом, откровенно против такого оформления страниц. Одновременно с этим Сехун присел на невероятно скрипучий стул, с верхней полки случайно свалился маленький мешочек, а паук в углу решил проверить свою добычу. В сей миг мамба, притаившаяся в углу кровати, стремительно взвилась и выкинула мордочку в сторону входа. За дверью послышалось, как кто-то скребётся. Сехун, не задумываясь, преодолел расстояние и помог Бэкхёну попасть внутрь. Перевёртыш тут же обратился, и в глаза сразу бросилось его побледневшее лицо. — Двенадцать упырей в трёхстах метрах отсюда, — пролепетал он и вскинулся. — Живее, убирайтесь в чащу! Комары нашли, откуда несёт деликатесом, и февраль-изменник им был только на руку. Тут и оглядываться не нужно — чёртовы следы на снегу выдают зверюшку, улепётывающую от слюнявой пасти своего освободителя. Провалы глубже, деревья гуще, больше предательских шорохов и глухих ударов ветвями по дутым курткам. Выбежав на лёд, Сехун разом вспоминает о том, как осмелился, подошёл ближе и рискнул. — Налево! — рявкнул он не своим голосом и бросился на берег. Саму дорогу к землянке он мог вспомнить едва ли, но та излишняя наблюдательность, оставшаяся с ним с одиноких прогулок в детском саду, заставляет всколыхнуться застоявшиеся мысли. Чувства разом обостряются, будто он и вправду мелкий зверёныш, перебирающий лапками в отчаянии, пытаясь выжить. Крис вышел навстречу незваным и грубым гостям, и хоть Сехун и не уверен во всех его способностях, думается, что не хватит его. — Чен? Чен отстал! — крикнул ему из-за спины Пак и остановился, как вкопанный. Чена и впрямь нигде не видать, и это значит лишь две вещи — либо им кто-то уже пообедал, либо сделает это в ближайшие десять минут. Чанёля заколотило в припадке, и он рухнул на колени, успев выставить руки на некрепкий, кусающийся наст. Сколько бы Сехун тогда не бил себя по ногам, не утирал рукавом текущие противные сопли, осознавать потерю легче не стало. Небеса не разверзлись, дождь не перестал лить, вампиры не перешли на морковную диету. Кенсу не вернулся, а значит ты по-прежнему можешь лишь целое ничего. Впереди послышался неясный звук, напоминающий торопливые шаги, и после прогулки с лешим Сехун отчётливо понимал, что они не могут принадлежать здешнему зверю. Из лесу на них вышли двое в шляпах трибли. — Решили забрать нас? — едва преодолевал соблазн броситься в ненужную никому, смешную атаку. — Мы достаточно вас повеселили? Седовласый важно вздёрнул подбородок и оглянул трясущегося Чанёля, что-то там отмечая про себя. Сехун может гордиться, и он гордится — на оборванцев они не похожи, друг друга есть не начали, остались людьми и не продали рассудок за гроши. Низкорослый пузатый мужичок кивнул тому и растянул губы в улыбке воспитателя ясельной группы. — Aliis inserviendo consumor*, — бросил седовласый и, дернув спутника за рукав пальто, развернулся. Шляпники скрылись с поднимающимся ветром. — Да пребудет с вами Господь. Никто не собирается брать их за ладошки, провожать к великому выходу и отпускать на все четыре стороны — в гости к беременной сестре, на неумелую рыбалку, надоевшую работу. Ни первого марта, ни тридцатого февраля, ни седьмого мая. Лес резко перестал казаться таким дружелюбным — грозные сосны заговорщически сдвинулись ближе, окружили своими размашистыми лапищами и злобно зашептались, на ком будет висеть веночек. На запястье опустились чанёлевские руки, и Сехун заставил себя двигаться дальше, к той полянке, в уютную землянку под снежной шапкой. Хотя бы ради друга, живого и беспокойно оглядывающегося. Куда там. — Хочешь, рассажу, что после смерти? — волосы у вампира были кучерявые, чёрные, как смоль, а подбородок грубый, с различимой лёгкой щетиной. — Ты приходишь в зал с лощёной плиткой на полу, и там тебе нальют противного розового шампанского, чтобы отметить прибытие. На столе будут баранки, марципан и кислые яблоки, так что не бойтесь, малыши, не страшно. Мужчина был выше, крупнее, плотно сложен, красив и остёр на язык, как и на клык. Царственная осанка и значительный размах плеч, ладно скроенный костюм и крупная брошь из оникса на груди, подчёркивающая, что вертели нечистые наши предрассудки. — Кровати двуспальные? Чанёль поёжился и с силой стиснул чужую куртку. Пак умолял, пусть и молча, не дерзить, не бесить и без того свирепого. Мышья беготня надоела хуже горькой редьки, и теперь единственно представляется, как противно будет Каю найти его, высосанного до капли, отдающего трупным запашком. Упырь осклабился. — Смешной ты. Безрассудный, да жить хочешь. Слюнявая лунная пасть впервые показалась по-настоящему страшной, и это последнее, о чём подумал Сехун, прежде чем тварь вцепилась в шею. Не выдержал, заорал — кусает, словно хочет оттяпать разом добрый кусок мяса. Веки потяжелели, и средь сосенок выглянуло красное закатное солнце.