Следы на снегу

Музыка отдаётся где-то в грудной клетке, заставляет стать с ней единым целым, почувствовать и опуститься ещё ниже, как прямо сейчас это делает моделька на сцене. По человеческим меркам ему не больше семнадцати, довольно хрупкая и изящно сложенная фигурка с тонкими лодыжками, на которых при каждом движении дёргаются браслеты. Сам по себе образ не дурён — перевёрнутые кресты под серебро и крохотные рога на голове. Мальчишка выгибается сильнее, опускает руки на чужие колени и полностью раскрывается, нарочито позволяя рассмотреть, как синтетическая ткань совершенно неприятных на ощупь трусов обтягивает ягодицы, не скрывает полувозбуждённого члена. Клуб разместился в центре, но выход, тем не менее, располагается со стороны задворок, которые в ночное время освещаются одним-единственным фонарём, хотя нечисти он, собственно, и вовсе не нужен. В самом же здании яркие прожекторы режут глаза, создают на потолке и танцполе дикий рисунок, но Сухо часто сквозь внутренние слёзки отчаяния шутит, что даже они вот-вот развалятся. Находиться тут не только погано, липко и дурно — опасно. Никто не считает тебя своим, никогда не будет, так что нужно делать более непроницаемую физиономию и продолжать грустные танцы. Сехун трезв, как обычно, и морщится, когда замечает внимание в свою сторону. Он здесь уже давно, всему обучен, но усмехающиеся черти заставят понервничать любого. Сухо обещал его защищать, как в одно время твердил об этом Кенсу, и что теперь? Сехун вообще сомневается, есть ли у демона чувство вины, или это навязываемое давящей обстановкой очередное гадкое ощущение. Но у них с Ченом на пару выбор невелик — чужой подломленный авторитет либо оторванная голова, покусанная шея и разлагаться себе потом тихонько где-то под сосенкой. — Тебе не пора? — интересуется вампирёныш-бармен как бы между делом. Сехун долгое время наблюдал за ним, и теперь читает чужое раздражение без особых усилий. Сюмин протирает бокалы, смахивает капли со стойки и не перестаёт переступать с ноги на ногу, когда клиент не находится. Свет вновь концентрируется на узенькой сцене, зажигается раздражающий красный, а гул постепенно стихает и переходит в немые восторги. Сехун видит, как у некоторой нечисти широко раздуваются ноздри — плотный воздух насквозь пропитан отупляющим возбуждением и потом. На площадку выходит следующий танцор, но момент остановить совсем не хочется. Все прекрасно знают, видят, чего стоит Кай, и тянут костлявые пальцы, на полпути осекаясь и хватая горькую пустоту. Сехун не уверен, кто этот парень — ведьмак? Не похож. Точно не перевёртыш, разве что, может, какой-нибудь мелкий демон. Танцует по максимуму одетый, для этого-то клуба, с расстёгнутой чаще всего рубашкой и мокрыми волосами и, завидев ответную не многозначительную реакцию, солнечно улыбается, без похабщины — красноречивый стояк лишь укрепляет уверенность в том, что он делает всё правильно и красиво. Наедине абсолютно такой же — безумно пластичный, гибкий и отзывчивый. Заботливый — как следует облизал пальцы, позволяя рассмотреть юркий язык и убедиться, что пугающих клыков нет, прежде чем протолкнуть их в задний проход, сразу же добавляя третий. Они почти не разговаривали, а для Сехуна это был и вовсе второй раз с парнем, так что он успевал лишь жмуриться и облизывать губы, концентрировать жалкие остатки понимания происходящего на чужом проколотом соске, как ни странно. Кай очень чувствительный — крупно вздрагивал и растягивал губы ещё шире, стоило только потянуть за колечко. Сехун вообще не особо помнил, как это вышло — поначалу таскался в клуб ради того, чтобы разведать обстановку у Сухо и лишь спустя несколько посещений догадался остаться на представление. Чаще всего на сцене выступали рогатые, выбирающие себе жертву из толпы и затем бесцеремонно виляющие задницей перед ней. Соваться сюда следует осторожно, человеку — особенно, тщательно прощупывать почву перед каждым шагом, размахивая руками, чтобы не запнуться и не клюнуть носом в бесконечную темень. Сехун ни разу не слышал о том, как выбирают любимчиков на вечер, но глупо вцепился взглядом в силуэт и без раздумий пошёл за Каем, стоило только поманить. Развлекались в этой комнатушке частенько — Сехун готов поклясться, что из-под кровати выглядывает кончик мягкой плети, но она не понадобилась совсем. На матрас его опустили мягко, ненавязчиво и умело расстегнули пуговичку за пуговичкой на дарёной рубашке, даже помогли развязать шнурки на стоптанных ботинках, малодушно хлябающих на ногах. И пока некоторое время Кай просто рассматривал, исследовал такое непривычное, необычное для этих мест смертное тело, Сехун чувствовал себя несуразным и неразумным ребёнком. Детство официально закончилось с первым прикосновением языка к лодыжке, а дальше только омут, где ни стенок, ни дна. И вот, спустя месяц — Сехун зачёркивает дни до того, как их заберут в самолично нарисованном календаре — Кай всё так же здесь, разрешает себя разглядывать. Проводит по груди ровно в такт, проворно перехватывает трость другой рукой и падает на колени, чтобы выгнуться дугой. Сехун ни разу не пытался подойти, спросить в чём дело, повторить, в конце концов — он демонам не хозяин. Но сквозь влажную ткань чёрной рубашки виднеется то самое колечко, и во рту окончательно пересыхает. Пробираться к выходу непросто, и Сухо оказывается на месте куда раньше его. — Поможете завтра Бэкхёну? Он, без сомнений, тот ещё любитель пожаловаться, но на сей раз коробок и впрямь до кучи, — его голос всё чаще по интонации напоминает папочку, хотя по сути так и есть. Сехун искренне считает, что ему относительно повезло, ведь попал в это место не один. Кенсу тогда решил составить компанию, отчасти из-за надоедливого нытья младшего, и они бодрой походочкой прошлись до магазина за углом. Так банально угодить в ловушку, когда выбежали за хлебом и кетчупом, потому что дома закончился. В этой зоне Кенсу продержался полгода, сам решился идти на контакт со здешними обитателями, и повезло, что первым оказался именно Сухо. Вроде бы простенький демон, хозяин не последнего в городе клуба, щедрый и плохо шутящий, но нутро — потёмки. Именно он выдал скрытые лазейки и подсказал, как защититься на первых порах, чтобы дожить до Светлого дня. Из них доживает только Сехун. — Давай, поберегись немного. Мы с Кенсу уже не встретимся, конечно, мне не место Там, но я обещал. На морозе стоять долго не получается, зубы начинают смешно стучать, так что Сехун нахлобучивает шапку поплотнее и двигает в сторону старых кварталов. Идти ему минут сорок, дорогу, разумеется, никто не чистит, так что ноги прилично проваливаются, переступать ими труднее, да и снег забивается аккурат в сапог. Потом их всю ночь придётся сушить на батарее, ведь запасных только одна пара, и Чену они больше нужны. Чтобы включить фонарик, спрятанный до этого в рукаве, приходится сначала удалиться от центра, иначе он навлечёт на себя ещё и падаль. Эти не станут церемониться — пустят по кругу, каждому по кусочку. Всякий раз, когда Сехун встречал трупаков, ему странно везло оказаться поблизости с Сухо, и тот с явным неудовольствием расправлялся с ними. «Правильная» нечисть не любила подделок, но проживала по соседству, деться некуда. Непонятный шорох позади заставил Сехуна вздрогнуть и как следует побледнеть. Чувство подобное тому, как ты оказался прямиком в фильме ужасов. Хотя, если рассудить, то место, в котором он находится девятый месяц, куда более жуткое — настоящее. Сехун дёрнул рукой, освещая пространство сзади, и в самый последний момент заметил чью-то кисть, судорожно сжимавшую белую шапку. В подворотне лежал паренёк, в грязной и оборванной одежде, но всё же живой, и нужно было порядком поднапрячься, чтобы дотащить тело до своей норы.

ххх

Не то чтобы следует доверять снам. Чаще всего видишь мертвецов либо параллельные реальности, не имеющие ничего общего с настоящим, кроме твоего расхлябанного сознания. В этот раз, например, Чанёлю приснился огромный кусок сырого мяса — крупный пласт с частью кости посередине и белым слоем жира по краю. Он вообще не слишком разбирался в мышцах, позвонках и прочем, но почему-то именно сейчас рассматривать это отвратительно. Как только до крыльев носа доносится запах откровенной тухлятины, искренне тянет блевать, но события несутся быстрее, так что Чанёль уже оказывается в чужой кровати. По ощущениям матрас куда твёрже, чем его домашний, простыня постелена для вида — вся в размытых пятнах, кажущихся абсолютно одинаковыми. А, нет — вот, в уголке зелёнку пролили. В комнате полумрак, от зашторенного окна на неровный пол падает совсем слабый отсвет, в котором изредка мелькают неясные тени, расплывчатые образы. На занавесках они делаются более отчётливыми, и становится даже интересно, на что способно его больное воображение. Подходя к окну, Чанёль никак не ожидал, что увидит за плотной тканью. Первой бросилась в глаза разбитая многоэтажка без единого стекла, безжизненная, возвышающаяся над дорогой уродливым монументом. На лицевой части стены правая часть полностью снесена, зияет лишь громадная сквозная дыра, открывая вид на забытые квартиры. Всё это смотрится ужасно, как будто режиссёры не поскупились на декорации — по кромке торчит заржавелый каркас, по этажам гуляет ветер, оживляя пустые рамы. Внезапно перед окном что-то промелькнуло, заставляя дёрнуться. Чанёль инстинктивно потянулся вслед и был не менее ошарашен, когда нечто пронеслось обратно. — Ну-ка, цыц! Отойди от окна, а то ещё приманишь скопище, разгребай потом. Воображение продолжало шутить — в дверном проёме появился парень в длинной розовой рубахе с закатанными для удобства манжетами. Чанёль не уставал поражаться своим возможностям, такой чёткостью представлений. Отвечать он не собирался, но подобрался ближе, чтобы заглянуть в кружку, которую тот держал в руках. От горячей жидкости исходил пар, слабо веяло горьким ароматом кофе. Резко захотелось промочить горло, но разрушать иллюзию страшно — вдруг божественный напиток обернётся в тухлое мясо, стоит только приблизиться. Гость сновидений взглянул на его глупое выражение лица и закатил глаза. — Сехун? Опять невменяемый. Когда рядом показался ещё один молодой человек с керосиновой лампой в руках, Чанёль начал подозревать неладное. Комнату озарил тусклый свет, и парень в розовой рубахе подошёл к окну, чтобы плотно задёрнуть шторы, чего не догадался сделать Пак. — Наркотики или сон? — задал вопрос он словно пустоте. — Как ты думаешь, что с тобой приключилось? Сехун (по всей видимости можно было заключить, что ранее позвали его) показательно громко вздохнул и приземлил свою задницу на смятую простыню, потянул на себя жуткий тигровый плед. — Послушай Чена — ты пока не знаешь, кто там мотается по улицам. И чем меньше будешь выглядывать из окна по ночам, тем лучше. Не все тени являются прихвостнями, но если задумаешь проверять, то занимайся этим, пожалуйста, подальше. Черви-воспоминания копошатся в черепной коробке, щекочут нервы и неохотно вылезают на поверхность, жалуясь, что их потревожили. Тут и всплывает жёлтый фонарь и церковная лавка напротив, по-настоящему февральский холод и раздолбанный асфальт. Веснушчатая девчонка пригласила посмотреть на Солнце мёртвых, любезно пропуская пункт про побочные действия. — Здесь и не такого насмотришься, — Чен даже и не думал успокаивать, а упорно констатировал факты. — Сехун уже седьмой месяц наслаждается, тебе же, считай, повезло. Трудно тут всем, так что, будь добр, не делай опрометчивых вещей, я тебя умоляю. В замогильной сторонке человеку живётся не ахти. Но они бы сюда никогда и не попали, если б не их более жестокие и любопытные сородичи — нечисти в последнее время вполне неплохо, редкие гурманы вроде упырей лезли в засранные людьми места. На своей же территории, причём законной, они не прочь позабавиться, как однажды и развлеклись с Кенсу. Чанёль и не подозревал, насколько грамотно работает оппозиция, на первый взгляд казавшаяся лучшей альтернативой современной безграмотности. «Казачков» они выбирают не спонтанно, но и не церемонятся особо, а затем заставляют барахтаться в зоне, где из каждого угла за тобой наблюдает тень. Желая сдерживать нечистых и управлять ими, образуй полноценный обмен, а там и опыты закончить надо бы. Забыли они лишь об одном — нечисть куда умнее, хитрее и человечнее. Сехуну и Кенсу элементарно повезло встретить правильного демона, не самого бесчестного и глупого. Перебирать кишки, играя доктора, и разглядывать окровавленные стены стало не так интересно, в итоге победили любопытство и пронырливость. Как-то выдалось, что Сехун вернулся пораньше и обнаружил Кенсу на коленях, и зрелище из этого такое себе. С течением времени старший становился развратнее, но бдительность сохранял, вверяя жизни в лапы нечистого. Демон не подвёл, винить не за что — это сторонка взяла своё. — Бэкхён как-то принёс на хвосте новость, что выживших будут забирать первого марта. Посмотрят, обследуют, а там, может, не выбросят в урну. Отправят по домам, заставив подписать бумажку о неразглашении. Теперь чувствуешь, как тебе повезло? — Чанёлю ничуть не радостно. — Держись за нами, не суйся на улицу в одиночку и не возникай, когда тебе это запрещают — ты не представляешь, сколько перенёс Сехун. Знаешь, как не хочется, чтобы финальные ноты превратились в похоронный марш. Не самая приятная мелодия. Ещё неделю Чанёль не высовывается из квартиры ни на шаг — спит, бродит от стены к стене, листает перечитанные парнями сотню раз книги. Днём, когда на небе впору разглядывать бегемотов и слоников и пускать солнечных зайчиков, он позволяет себе разглядывать заброшку напротив, чувствовать нелепое сострадание к ней. На кухоньке висит самодельный календарь, и, когда на странице февраля зачёркивается цифра десять, Чанёль впервые выходит на улицу. Воздух всё такой же холодный, недружелюбно лезет за шиворот и шушукается с северным ветром. Ему понятно объяснили, что стоит падали засечь их — без Сухо несдобровать. Таких живых мертвецов он также никогда не видел, да и появились они лишь после неудавшихся экспериментов оппозиции и были отправлены, естественно, сюда. И представлять перевёртышей он мог, конечно же, разве что в самых бредовых, абсурдных снах. Они оказались на каком-то тесном складе, напрочь заваленном коробками разных размеров и формы. Длинные деревянные ящики напоминали уродливые неправильные гробы, а в углу вверх тормашками стояла статуя незнакомки. В самом помещении неизменно пахло сыростью и даже немного землёй. — Вам как обычно? Я так-то одну штучку раздобыл, могу подсобить. Чанёль сначала и не понял, откуда доносится звонкий голосок. Осматриваясь по сторонам, он прежде наткнулся взглядом на улыбающихся Сехуна и Чена, а потом уже заметил промелькнувшее среди рядов нечто. Нечто не стало долго прятаться, но не отказало себе в удовольствии похихикать над реакцией новенького. Чанёль, кажется, ещё долго будет вспоминать — глаза полезли на лоб, стоило увидеть, честное слово, смеющегося и одновременно фыркающего лиса. Обладатель красивейшей, пушистой рыжей шёрстки с белым воротничком мгновенно перевоплотился в паренька, оказавшегося ниже на голову. — Ты бы видел себя сейчас, — Бэкхён не удержался от того, чтобы хохотнуть в который раз. — Скоро привыкнешь. — Уж лучше бы ему не пришлось этого делать, - заметил по-прежнему улыбающийся Сехун и подошёл к тому. — Ну, как успехи? — Скудненько, — перевёртыш устремился вдоль прохода, разыскивая среди коробок нужную. Невооружённым взглядом заметно, насколько у него лёгкая походка, бесшумная, действительно лисья. — Сказал бы я так, если б вы не знали мою любовь к подобным шуточкам. В своём деле Бэкхёну не было равных — один из немногих, кто ведал все тропки в лесу, без особых усилий адаптировался и мог отыскать лазейки. Мало кто знал об этом, да и показывать он ни за какие коврижки не стал бы. Оставаться хранителем тайны куда выгоднее, и устраивает абсолютно. Познакомил их также Сухо, за что ему отдельные благодарности, ведь без лисьей ловкости им пришлось бы затянуть пояса потуже, хотя и так некуда. Экономилось буквально всё, но рассчитать точное количество практически невозможно. Нечисти, например, лекарства ни к чему, а людям же они необходимы в какой-то момент — зацепит кто-нибудь или погрызёт слегка. Если рана загноится — всё, пиши пропало. Да и продукты тоже забирали у него, а то в магазинчиках с ведьмами-торгашками появляться не хотелось, а то гляди, сам станешь продуктом. — Что-то на востоке неспокойно, — Бэкхён поправляет чудом оказавшиеся здесь павлиньи перья. — Слышал, недели две назад пропал куда-то сброд из вампирья, обычно ошивающиеся у входа вашего горячо любимого клуба. Не знаете ничего? — А ведь точно, — заметил Чен. — Не было их позавчера. Сегодня же некоторые из них на месте. Совсем молоденький, недавно обращённый Тао, его пассия и тот высоченный шпала как обычно зависают у входа. Троих не хватает, но позже они находятся на танцполе. — Тебе нечего тут ловить, — Чанёлю на ухо прошипел Сехун, стоило ему позариться в сторону барной стойки. Бутылки выглядели заманчиво, но он не смог узнать ни одну из этикеток. Единственное, за чем они приходят сюда — новая информация. Здешняя территория слыла в народе нейтральной, да и беспрецедентно подконтрольной Сухо. Демон чаще всего предпочитал встречаться на своих землях, ведь тут обидчики определённо понесут наказание. — А сам-то, — Пак тут же вернул ему шпилькой. Сехун тоже виноват — пялится на полуголых со сцены. Кай побрезговал вертеться вокруг шеста — многие эпатажные личности не скупились на представления и безо всяких церемоний тёрлись об него потной кожей, грязными ладонями и даже могли облизать. Подобные ласки вызывали разве что приступ блевотины, но за вкусы не судят. Над его же головой причудливые неоновые узоры кажутся чем-то невероятным, а тот круг и вовсе напоминает псевдонимб. Ночь ощущается другой, фальшиво особенной, ведь Сехун готов поклясться, что Кай секунду назад посмотрел в его сторону. — Сехун, берегись! — тут же истошный вопль Чена разрезал музыку, пугая не только парня, но и значительную половину нечисти. Он едва успел дёрнуться в сторону, когда на него кинулась девчушка-вампирша. Сама она, может, и маленькая, да вот с клыкастыми шутки плохи. Эта же и вовсе как с цепи сорвалась — глазищи красные, шумно вдыхает воздух и скалит зубы. Но по-настоящему Сехун струхнул, когда увидел за её спиной такого же неадекватного Тао. Остальная нежить желчно начала возмущаться о том, что прервали веселье, но бросилась врассыпную, когда тот свернул шею стоящей рядом с ним ведьмочки в уродливый перфоманс. Монотонные басы разбавил громкий вскрик. — Чанёль, — губы задрожали, и удалось выдать лишь тихий шёпот в никуда. В Пака вцепился упырь, распарывая нежную кожу зубами, позволяя крови уродливо стекать по груди. Сехун почувствовал, как вот-вот отключится, это неизбежно. В дверном проёме показался Сухо, его глаза в темноте засверкали особенно недобро, и это последнее, что бы хотелось видеть. Примерно в тот же момент его кто-то схватил за руку и потащил на выход, дальше от клуба, оставляя позади взвинченную нечисть, свирепствующих демонов и сорвавшихся зверей. Холодный ветер в лицо угрожающе завывал о том, что стоит забыть, но содрогающегося тела Пака он забыть, увы, не сможет.