Wires.

— Сегодня у нас… пусто, — вздыхает Томура, сидя на высоком барном стуле и болтая голыми ногами в воздухе. На нем только растянутая кофта и боксеры, штаны остались валяться где-то в комнате. Слишком быстро Даби вытащил его из кровати. Вообще-то, он собирался скипнуть этот день, чтобы не слишком погружаться в экзистенциальные проблемы. Но Даби, который, невзирая на свою общую флегматичность, хаосом ворвался в его комнату и потащил сначала пить украденный, а потом… Что они, вообще, черт возьми, делают? Открываю салон красоты «Лига злодеев»? Пирсинг, экстремальные окрашивания, шрамирование, не_случайная ампутация конечностей. Из груди Шигараки вырывается нервный смешок. Пора бросать пить. И говорить Даби, что у него отросли белые корни волос. Кажется, он делает это всеобщей проблемой. — Праздник же, — вздыхает Даби, роясь в брошенной на пол коробке, которую он вытащил откуда-то из подсобки. — Ацухиро пошел тусить, Твайс — пугать влюбленных, а Тога — искать любовь всей своей жизни. Прааааздник. Тошнит. — Гадость. Томура показывает язык, и Даби, косо глянув на него, усмехается и качает головой. Наконец найдя среди барахла большие ножницы, он поднимается и кидает их на барную стойку. Резко провернув Шигараки на стуле, он поворачивает его к себе спиной. Томура слабо смеется, крепче держась за сидение, чтобы не слететь от резких движений. — Чего желаете? — хмыкает Даби, щелкая дважды ножницами. — Видеть мир перед собой, — фыркает Томура и сдувает отросшую челку с глаз. Почему он вообще на это согласился? Из-за дурацкого нытья Даби, что волосы мешают целоваться? Угх. — Под линеечку? — учтиво спрашивает Даби. — Попробуй только, — пихает его локтем в живот Шигараки. — Думаю, тебе подойдет стрижка под горшок. — Я тебе эти ножницы знаешь, куда засуну? — Только надеюсь, что в уже существующее отверстие в моем теле. — Ты отвратителен. Даби хрипло смеется и, накрутив на палец светлую прядь, отрезает кончик. Томура смиренно ждет, прислушиваясь к убаюкивающим щелчкам ножниц. От теплых пальцев, перебирающих пряди жестких волос, мурашки по коже. Глаза предательски слипаются. Не должно ему быть так хорошо и безопасно, пока Даби копается в его волосах. Тем более пирокинетик весьма… своенравен. Было бы хорошо контролировать процесс. — Ты стрижешь меня слишком хаотично, — вздыхает Шигараки, когда какая-то слишком длинная прядь, откинутая в сторону Даби, падает на нос. — Зато не горшок. — Курогири делает это по-другому. — Его здесь нет. — Он хотя бы расчесывает мне волосы и старается сделать это ровно, а не по наитию, как ты. Он вернется и упадет в обморок, увидев, что ты со мной наделал. — Это называется вульфкат, — максимально знающим тоном выдает Даби, не отвлекаясь от хаотичных движений ножниц. Томура медленно моргает, а после, нахмурившись, переспрашивает: — Вульф… что? — Стрижка такая. Будешь стильным. — Я, конечно, не эксперт, но разве это не переводится как «порванный волком»? Звучит не очень стильно-то, откровенно говоря. Кто этот волк, который меня порвал? — Ауф, получается. Томура прикрывает глаза на секунду, но не выдержав, заливается смехом, закрывая лицо руками и низко опускаясь. Даби отпускает прядь его волос, чтобы не дернуть нечаянно до боли, и ждет, пока его парень успокоится. Томура медленно выдыхает и выпрямляется, упираясь затылком Даби в грудь. Тот скептически заламывает бровь, но под пристальным рубиновым взглядом сдается и, наклонившись, целует Томуру в шрам на лбу. Шигараки по-кошачьи щурится, но не сопротивляется и не отстраняется. Сегодня он на удивление спокоен. Пользуясь случаем, Даби подрезает пряди челки. Стараясь, чтобы мусор не попал в глаза, мягко смахивает его с лица Томуры подушечками пальцев, ненавязчиво поглаживая шрамики и трещины. — Стилист из тебя, конечно… так себе, — хмыкает Шигараки, разглядывая сосредоточенное лицо Даби снизу вверх. — Ой ли? — насмешливо отзывается тот. — Сейчас закончим с тобой, и я посмотрю, какой из тебя стилист. — Только сам мешай свою дурацкую жижу. Она жутко воняет. — Уже, не волнуйся. Даби возится с волосами Томуры еще пару минут, а потом взъерошивает их, вытряхивая мусор. Невзирая на то, что Шигараки явно не особо заботится о себе и своем внешнем виде, его волосы на удивление мягкие и пушистые. Хочется зарыться в них не только пальцами, но и носом. Но вместо этого, помедлив, Даби только оставляет слабый поцелуй на светлой макушке, и разворачивает Шигараки на стуле лицом к себе. — Ну что, теперь видишь меня? — хмыкает он, достав сигарету. Томура подается вперед и щурится, словно присматриваясь, а потом абсолютно невозмутимо выдает: — Теперь да, к сожалению. Даби отвлекается от плохо работающей зажигалки. Выдерживает на Шигараки долгий взгляд, а потом резко вытягивает вперед руку и щелкает его по носу. — Ай! — Какой же ты гремлин. Я к тебе со всей душой, а ты… — Знал, что выбирал, не ной. Противопоставить этому нечего. Действительно знал. Протянув Томуре мисочку с разведенной краской и кисточку, Даби садится на пол, устраиваясь между голых коленей Шигараки, и выпускает из носа дым, стряхивая пепел прямо на пол. Томура перемешивает жижу, морщась от запаха. Ему тоже как-то стукнуло в голову поэкспериментировать с имиджем, хоть по итогу синий краситель, который притащил Курогири, и лег грязно-голубым на седые волосы. Но он хотя бы не пахнул так отвратительно. А Даби свою черную краску явно берет по акции и не задумывается о качестве. Поэтому и волосы у него ломкие и жесткие, торчат во все стороны. — Возьми ножницы, — просит Даби и, не удержавшись, прижимается губами к острой, разбитой где-то на миссии коленке. — Мне надо еще этот дурацкий маллет отстричь. — Прекрати пугать меня незнакомыми словами сегодня, -ворчит Томура, но все-таки берет ножницы со стойки. — Мал… что? — Не желаю слышать претензии о незнакомых словах от человека, который называет меня своим… «саб-дамагером»? Это что вообще? — Ну смотри, дамагер — это игрок в пати, который наносит основной урон, а саб-дамагер… — Умоляю, избавить меня этой задротской лекции. Иначе я сейчас начну рассказывать про чикано и блэкворк. — Ладно, один-один, только заткнись. Что стричь? — Волосы на затылке отросшие. Остальное я сам потом по мере необходимости. — Можно сразу все машинкой. У Курогири где-то должна быть. — Скинхеда решил из меня сделать? Спасибо. Мне ближе по духу панк. — Тогда ирокез, получается. — Валяй. Томура смешливо фыркает, но все-таки останавливает свой выбор на ножницах. Кончики волос Даби обламываются прямо в пальцах от вечных покрасок дешевым красками. Но для него это казалось лучше и проще, чем позволить другим увидеть его настоящий цвет волос. Шигараки старательно обрезает волосы на затылке до белого цвета. Теперь можно увидеть, как шрам на шее плавно перетекает в здоровую кожу, рисуя неровный контур роста. Закончив со стрижкой, Томура с силой сдувает мусор и смахивает его с плеч Даби. Короткий ежик на затылке очень приятно гладить пальцами. И Даби даже не сопротивляется, будто его вообще не волнует их смертоносность. Томура разбирает его волосы прядь за прядью, замазывая черным белоснежные отросшие корни. Пальцы пачкаются в краске, а от запаха чешется нос. Даби упирается локтем Шигараки в бедро и флегматично курит, иногда поглаживая на тонкой лодыжке ожог, оставленный Томуре в бессмысленной драке. В баре действительно непривычно тихо. Даже со стороны улицы не слышно никаких шумов. Можно вообразить, что в мире не осталось никого, кроме них. Эта мысль удивительным образом успокаивает. Как будто не надо больше сражаться за жизнь, а можно просто целую вечность пить, целоваться и заниматься всякой ерундой вроде покраски и стрижки волос друг другу. Первая сигарета истлевает до фильтра. Потом вторая. Третья. — Почему ты прячешь свой настоящий цвет волос? — тихо спрашивает Томура, подбирая пальцем стекающую по обожженной шее каплю краски. — Седина мне не к лицу, — флегматично отзывается Даби, прижимая уголек сигареты к запястью и кидая ее в уже валяющимся рядом бычкам. — Попизди мне тут про седину, — фыркает Шигараки, легонько ударяя своего смеющегося парня кисточкой по макушке. — Тогдааа… я в розыске и скрываю таким образом свою личность. — Оба факта вроде как звучат как правда, а вроде и хочется сказать, что с твоим лицом покраска волос тебе вряд ли поможет. — Пошел ты. Тогда просто считай, что это тоже мои панковские замашки. — Хм, принято, — улыбается Томура. — Славно. Краска срывается с кисточки, плюхаясь на белую ткань на плече Даби и растекается некрасивым пятном. — Упс. — Ну класс, — беззлобно вздыхает Даби, слегка повернувшись. — Еще и футболку мне испортил. — Ты меня знаешь. Я плохо обращаюсь со своими руками, если речь не об убийствах. Надо было ее снять заранее, чтобы не заляпать… — Ой, ну конечно, — тут же непристойно скалится Даби. — Кто о чем, а Шигараки о том, что мне надо раздеться для него. — Заткнись, — тихо ворчит Томура и нарочно ляпает краску на перештопанное скобами самодовольное лицо. Пусть отвлечется, чтобы не увидеть, как покраснели бледные щеки. Даби кривится, вытирая краску с лица, а после пальцы — о пол. Закончив, Томура отставляет пустую мисочку из-под краски и нагло закидывает со спины на плечо Даби ногу. Тот тут же целует внутреннюю сторону бедра, по бесконечным шрамам, и пачкает колено Шигараки в краске с головы. Томура слегка ерзает на месте. Слишком откровенно. Словно уловив его дискомфорт, Даби оставляет последний невесомый поцелуй на ожоге на лодыжке и снова берется за сигареты. Вновь повисает молчание, но теперь в нем искрится какая-то недосказанность. — Если все ушли тусить, почему мы не празднуем День Святого Валентина? — наконец тихо спрашивает Томура, вновь пальцами подбирая стекающую по шее Даби черную жидкость. — В конце концов, разве мы не подходим для этого больше остальных в Лиге? — Ой? И как ты хочешь праздновать? — саркастично отзывается Даби, запрокинув слегка голову. — Наварить шоколада и подарить друг другу плюшевые жопы? — Да хоть бы и так. Разве это плохо? — Не плохо. Просто… не наше. — Не твое… Даби неопределенно мычит, подняв взгляд к потолку и выпустив через нос дым. Прижавшись щекой к бедру Томуры, он лениво протягивает: — Не волнуйся. К утру Тога притащит тонну шоколада и кучу плюшевых сердцем. И даже парочку настоящих, думаю. Отожмешь у нее. — Ага, — тоскливо отзывается Томура, болтая ногой на плече Даби. Собственная ущербность, всегда обостряющаяся на праздники, подкатывает к горлу очередным приступом тошноты. Вот, это оно. Причина, по которой он предпочел бы проспать весь день. Потому что пока он в себе, это рано или поздно всплывет в сознании и отравит существование. Даби вздыхает, морщась. Такие усложнения ему определенно не нравятся. Он-то планировал провести вечер в тишине и спокойствии. Но голос Шигараки звучит так по-детски обиженным. И оживленность его сошла на нет под давлением тоски. И пусть это раздражает, но все равно вызывает еще какую-то смутную горечь, с которой тяжело мириться. Надо срочно с этим что-то сделать. — Хочешь, можем романтический фильм какой-нибудь дурацкий глянуть? Но не обещаю, что тебе понравится. Меня обычно начинает подташнивать после первых пятнадцати минут. — Не хочу. — Тогда… смою через полчаса краску и, если ототру хлебало от твоего вандализма, можем выйти на прогулку. Тоже попугаем влюбленных и наворуем шоколада. — Курогири запретил выходить за пределы бара. Среди всех лиговцев мы самые узнаваемые. — Сказал человек-туман. Неужели мы узнаваемей ящерицы? Его здесь нет. Хотя он такой хикка, что наверняка сидит дома в гордом одиночестве со своими компьютерными вайфу. Хм… Можем еще больше напиться. Отпустит. — Не хочу. — Ну, тогда потрахаться. — Тоже не хочу. — А что хочешь? — Не знаю. — Ага, видимо, выебать мне мозги. — Пошел ты. Мне просто грустно. — Я слышу. Но не представляю, что я могу с этим сделать. Томура открывает рот, но тут же закрывает его обратно, плотно стискивая зубы. Меньше всего ему хочется сейчас ругаться с единственным человеком, который остался рядом в этот дурацкий день. Даби недовольно щурится, но в итоге закатывает глаза и отворачивается. Хрен разберешь этого Шигараки. То он шипит на каждое прикосновение и проявление нежности, а то, глядите-ка, расстроился, что ему не устроили романтическую атмосферу на День Святого Валентина. Безумие какое-то. Но продолжать конфликт тоже не хочется, и напряжение, ничем не подпитываемое, спадает. Еще и краска с волос предательски капает на кончик носа. Даби нечленораздельно ворчит, в очередной раз вытирая лицо, а Томура слабо улыбается, наблюдая за ним. Подумав, он тихо говорит: — Может быть, я хотел бы просто… что-нибудь символическое? Чтобы я не чувствовал себя выброшенным на обочину жизни, ведь даже Курогири в этот день куда-то свалил. Вряд ли на свидание, но все же. И прекрати, пожалуйста, тушить о себя окурки. Это, знаешь ли, беспокоит. Даби слегка дергает бровями, но на сей раз вдавливает сигарету в пол. А потом, фыркнув, улыбается. Кивнув, он соглашается: — Символическое — это я могу. Неуклюже поднявшись на ноги, Даби поворачивается к Томуре. Голубые глаза хитро горят. Протянув руку, он нарочито торжественно произносит: — Шигараки Томура, согласен ли ты в этот чудесный, абсолютно не переоцененный и совершенно точно не созданный маркетологами… — Ты увлекся. — А, да, пардон. В общем, согласен ли ты быть сегодня моим Валентином? — Только сегодня? — Бога ради, прекрати быть гремлином. Я же стараюсь! — У тебя рука в краске для волос выпачкана. Даби недовольно поджимает губы, разглядывая свои чернеющие от пигмента пальцы. Фыркнув, он резко подается вперед и проводит пальцам Томуре по лицу от лба до подбородка, оставляя след. Тот недовольно рычит, пытаясь отстраниться, но на шатком барном стуле это проблематично. — О, ну класс! — восклицает Томура, вытирая нос рукавом черной кофты. — Теперь вдвоем будем с цветным хлебалом ходить. — Кажется, мое предложение тебе не очень-то нужно, — нарочито обиженно протягивает Даби, отшагивая назад. — Конечно нужно! — тут же выпаливает Шигараки, срываясь с места и хватая руку Даби до того, как она успевает опуститься. В этом жесте столько истеричного отчаяния, что даже шутить лишний раз не хочется. Даби вздыхает и переплетает свои тонкие пальцы со смертоносными Томуры. Другой рукой он обнимает его за спину, притягивая ближе к себе. Шигараки неуютно топчется босыми ногами по грязному полу, но утыкается лбом в теплое плечо. — Там пятно на футболке, — пытаясь сдержать улыбку, напоминает Даби. — Да я уже почувствовал мокрое. Плевать. Все равно уже перемазал меня. Будем считать, что это символ нашей связи. Как в тех фанфиках, что Тога читает. — Ты такой гремлин. — Я знаю. Придется терпеть. — Я знаю. Ну так что, будешь? — Буду. А ты моим? — Хм… Подожди, надо подумать, — протягивает Даби, запрокидывая голову и издавая гудящие звуки. Томура недовольно прищуривается и угрожающе протягивает: — Клянусь всеми богами мира, Даби, я пырну тебя этими ножницами. — Да ну тебя, они же тупые. Возьми лучше нож. — Тупой тут только твой юмор! Ну и кто после этого из нас гремлин?! — Два-два, получается. Конечно, я буду твоим Ва… Хм. Просто твоим. И, если ты так хочешь, украду тебе завтра где-нибудь плюшевую жопу. — Очень хочу. — Розовую или красную? — Розовую, — не раздумывая отвечает Шигараки. — И шоколад. И клубнику! Еще можно было бы цветы… — Э, э! Попридержи-ка свои запросы. Что только что произошло? — Ну ладно. Тогда на первый раз тогда только розовая плюшевая жопа. И шоколад. Пожалуйста. — Угх, ну ладно. Договорились. Даби смеется и медленно целует Томуру в губы, не отпуская его руки. На языке горчит химический привкус краски, но это не важно. Шигараки улыбается, обнимая Даби за шею, еще больше перемазывая их двоих. Возможно, этот праздник в целом и вечер в частности еще можно исправить.