Не по сценарию

Я закрыла глаза, давая слезам свободно катиться по щекам вниз. Вот я и произнесла вслух то страшное слово, которое способно разбить любящее сердце. Разочарование. — Но ты же... Ты… – еле слышный голос Чаглара доносился до меня слово сквозь плотный слой ваты. Вначале он растерянно моргал, глядя на меня непонимающим взором. Затем на лице его сменилось множество выражений, от лёгкого недоумения до полного ошеломления. — Ты ведь сама… – шептал он всё время, смотря на меня широко раскрытыми глазами. Что «сама»? Я ничего не понимала. Этот ошарашенный вид не вписывался в моё представление о должной реакции Чаглара. Он мог бы начать оправдываться. Или разозлиться ещё больше. Или начать выяснять детали и обстоятельства случившегося. В дверь позвонили. Прямо над головами у нас раздалась трескучая мелодия. Держась за стенку, Чаглар начал медленно отходить назад, к гостиной комнате. — Ты сама… Раздался ещё один звонок, затем в дверь постучали. — Чаглар, там кто-то пришёл, – я попыталась схватить его за рукав и вернуть в реальность, но он убрал руки вверх, не поддавшись на моё движение. — Чаглар, надо открыть! – крикнула я настойчивее, но он лишь схватил себя за волосы и, повторяя «ты сама, ты сама», скрылся из виду. Я подошла ко входной двери, вспомнив слова хозяина квартиры о том, что она не заперта, и спросила: — Кто? — Тебе в рифму ответить, госпожа Дениз? – услыхала я знакомый дребезжащий тембр. Шевкат, будь он неладен. Я впустила креативного директора в прихожую. Тот бросил на меня быстрый взгляд и подвинул в сторону, протискиваясь дальше в пространство квартиры. — Чаглар! – крикнул Шевкат в пустоту. – Я увожу её, пока стихло. Слышишь? В смысле, «увожу»? Куда? Я протестующе затрясла головой. — Чаглар, ты слышишь? – ещё раз поинтересовался директор. Ответа не последовало. Он поманил меня пальцем, а я включила заднюю передачу и попятилась в сторону кухни. — Нет, стой! Я не могу… — Причина? — Чаглар… Он болен! Нездоров. Видя, как быстро Шевкат приближается ко мне, я что есть мочи вцепилась пальцами стену кухонной арки. — Он себя очень плохо чувствует! Почему ты не понимаешь?! — Ты всё равно ему не поможешь, – спокойно ответил директор, – здесь нужен доктор. Я пришлю к нему врача. У нас мало времени. Я натравил на наших друзей-репортёров полицию. Сказал, что они затевают митинг против власти. Я ошеломлённо уставилась на Шевката. — Да шучу я! – хрюкнул он в ответ. – Просто сказал, что там происходит тайная встреча торговцев оружием. Надо было видеть, как эти журналюги кинулись в рассыпную, когда подъехал полицейский патруль! Привычным жестом он хлопнул себя по коленке, заходясь в беззвучном смехе. Впервые в своей жизни я встречала человека, который пребывал в столь полном восторге от собственного чувства юмора, при полном неразделении этого восторга окружающими. Шевкат начал подталкивать меня к двери, рассеянно оглядываясь по сторонам: — Всё взяла? Нет, не всё. Чаглара не взяла, вернее его ответ. Я так и не услышала то, что интересовало меня сейчас больше всего на свете. — Дениз, не тяни! – недовольный моим замешательством, директор начал выходить из себя. – Ты знаешь, каких усилий мне стоило спровадить журналистов и расчистить тебе путь к отступлению? Не тупи хоть раз в жизни! А вот это было обидно. Значит, все остальные разы в жизни я «тупила»? Поморщившись от сленга Шевката, я сдалась и позволила вывести себя из квартиры. Всё равно со стороны Чаглара не было никаких попыток меня задержать. Оборачиваясь, я видела, как неотвратимо захлопывается вслед за нами входная дверь. Наконец, раздался щелчок, означавший, что назад дороги не было. Мы вышли из подъезда на совершенно опустевшую улицу. Шевкат сиял, словно начищенный медяк, довольный своей работой. Я увидела припаркованный под раскидистым деревом бордовый ретромобиль. Когда он успел сменить на него джип? — Не люблю ездить на чужих машинах, – перехватив мой взгляд, поведал директор. – Это как ходить на свидания с чужими женщинами. Ты никогда не займёшь полностью сердца их обеих. Машину вернул другу. Я выслушала это душевное излияние и равнодушно заметила: — В ней осталась моя сумка. — Значит, заберу при случае. Надеюсь, там не было ничего важного? Ничего. Только два неработающих телефона, а ещё красный плед и фонарик… Самые милые сердцу вещи, целое состояние. Мы сели в машину. — Шевкат, – начала я. Звук собственного имени из моих уст настолько впечатлил креативного директора, что он даже подпрыгнул на сидении, стукнувшись головой о потолок. — Фу, напугала, – он притворно схватился за сердце, наверняка воображая, что его поведение заставит меня давиться от хохота. – Чего ты хочешь, девочка? — Пожалуйста, позвони врачу. Ему… Чаглару, то есть, очень плохо. — Будешь ещё меня учить, – недовольно проворчал Шевкат, выкручивая руль и трогаясь с места. Я попыталась перевести тему на что-то более приятное его слуху. — Ты как-то называешь её? — Кого? — Машину. Он нацелил на меня свои удивленные усы. — Обычно, мужчины, вроде тебя, дают имена машинам, вроде этой, – пояснила я. – Женские имена. Шевкат хмыкнул. — Так как ты её называешь? — Когда купил, называл Самантой. Мне в юности нравилась одна певица… – чёрные глаза директора затуманились от приятных воспоминаний, но он быстро пришёл в себя, сгоняя с лица романтический флёр прошлого. – Ладно, проехали. — Так ты позаботишься о нём? – осторожно спросила я. Мы остановились на светофоре и тёмный взгляд пронзил меня насквозь. Какое-то время я могла сопротивляться этому всепонимающему и всезнающему выражению смоляных глаз, заглядывающих мне прямо в душу. Но через секунду сдалась и отвернулась к окну. Остаток пути мы провели в тишине. Съемки моих сцен должны были начаться через два дня. Я пыталась учить сценарий, вчитываясь невидящим взором в текст. Я маялась от неизвестности. Что с Чагларом, как его здоровье, каков будет его ответ мне? И будет ли? Я высказалась ему, но разве должен он что-то отвечать? Сон не шёл ко мне, аппетита тоже не было, и, вдобавок, я опять осталась без своего смартфона. Из дальнего ящика комода был извлечён тот самый «простой кнопочный телефон», купленный мной летом по возвращению в Стамбул. Позвонить Шевкату? Я долго колебалась, но так и не осмелилась набрать его номер. Те глаза… Они пугали меня своей осведомлённостью. Я не могла разговаривать с ним о Чагларе. На следующий день мне на почту пришло письмо от помощника режиссёра с новой редакцией сценария первой серии. Все наши совместные сцены с Чагларом были убраны, вместо них были добавлены новые, где моя героиня присутствовала одна, либо с сестрой или матерью. Что происходит? Я набрала номер помощника, нетерпеливо считая гудки в трубке. Наконец, Серкан ответил. — Что это значит? – крикнула я, когда нас соединили. — Дениз? – удивился помреж. – Здравствуй. Ты о чём? — Сцены с Чагларом! Мои… Наши сцены! Куда они делись? На том конце провода воцарилось недолгое молчание. Серкан замялся: — Что значит, куда делись, Дениз? В связи с последними событиями пришлось переработать сценарий. То, что планировалось снять с Чагларом, доснимем потом, когда он поправится. Скорейшего выздоровления ему. — Какими последними событиями? После чего поправится? – от волнения я почти не контролировала себя. — Послушай, я знаю только то, что сказал. Вы же вроде… Ну… Серкан почмокал губами, подбирая слова: — Вы же вроде не чужие друг другу. Ты разве не в курсе, что с ним? Я нажала на «отбой» и только потом выругалась как последний водитель измирской маршрутки. Сердце моё болезненно сжалось от страха. В порыве отчаяния я позвонила Шевкату. Он не ответил. В течение дня я набирала проклятый номер ещё несколько раз, но креативный директор упорно игнорировал мои звонки. Это было уже выше моих сил. Вырядившись, как моя сериальная героиня в первых эпизодах, я отправилась к Чаглару домой. Широкий козырёк чёрной кепки выглядывал из-под капюшона на моей голове, а толстовка на два размера больше, чем нужно, надежно маскировала во мне человека и, уж тем более, женщину. Я беспрепятственно попала в подъезд дома, никак не идентифицированная трёмя грустными репортёрами, тихо курившими у знакомого раскидистого дерева. Напрасно я звонила и стучала в дверь, никто не ответил и не открыл. Поддон цветочного горшка был пуст, ключей там не было. Минут через пять на шум, издаваемый мной на лестничной клетке, из дверей через две квартиры от Чагларовой выглянула бойкая бабушка в халате и цветастом платке. — Увезли ещё ночью, дочка. Увезли. — Как, увезли? – внезапно севшим голосом прошептала я. — На «скорой». Плохо было. Совсем нехорошо. — Куда? Куда увезли? – крикнула я. — Этого не знаю. В больницу, должно быть. — А усатый был с ним? – не особо надеясь, спросила я. Бабушка без тени сомнений утвердительно кивнула: — А как же. Был. Чёрный такой, ну вылитый ворон. — «Ворон», – фыркнула я про себя. Лично я не сомневалась, что господин Шевкат принадлежал совсем к другому семейству пернатых, представители которого с важным видом, издавая странные звуки, расхаживают по индюшачьей ферме. Куда мог отвезти Чаглара этот представитель? Определённо, в больницу Бахчели Эвлер, к милейшему доктору Огузу. Больше некуда. Ты перевернёшь весь Стамбул, Дениз, ты всю Турцию перевернёшь, если понадобится, но найдёшь его. Из дома я позвонила в справочную больницы. — Пациент с именем Чаглар Эртугрул не поступал к нам, – услышала я в трубке тонкий женский голос. – Сожалею. Как так? Я точно знала, что договор на медицинское обслуживание нашей компании с этой клиникой ещё не был расторгнут. Больше ему негде быть, просто негде! Нет, Дениз, ты не сдашься. Ты поедешь в больницу и лично всё выяснишь. Конечно, это защита от журналистов и прочих любопытных. Никто не скажет тебе, конечно, дорогая, приезжай, твой красавец лежит в палате №1, не забудь купить апельсинов! Иногда (всегда) ты такая дура, Дениз. Подбадривая себя подобным образом, я отправилась в ставшую уже родной и близкой клинику Бахчели Эвлер. Напряженные нервы не давали сосредоточиться на конечной цели, рисуя перед моими глазами холодного и безразличного доктора Огуза, который с подсказки Шевката бросает мне в лицо: — Медицинская тайна, госпожа Дениз. Мы не можем вам открыть место, где находится господин Чаглар. Пожалуйста, не отнимайте моё время. Охрана, проводите госпожу. Или ещё лучше: — Вы стали причиной такого состояния господина Чаглара? Не удивительно, похоже, вы совсем не способны позаботиться даже о себе, не говоря уже о других. Или: — Господин Чаглар не желает вас больше видеть… Бр-р! Я помотала головой из стороны в сторону. Если он меня не проведёт к Чаглару, я… Я… Я представила себя в тёмном коридоре больницы. С зажатым в руках пластиковым ключом, похищенным у доверчивой уборщицы, я крадусь к кабинету доктора Огуза. Сжимая пальцами в кармане маленький фонарик, я прикладываю карту к кнопочной панели у железных дверей и они издают слабый писк. Вот я и внутри кабинета. Здесь темно и только приглушённый свет настольной лампы озаряет небольшое пространство вокруг себя. Я подхожу к узкому стеллажу с выдвижными ящиками и, зажав в зубах фонарик, начинаю перебирать картонные папки с наклеенными на них фамилиями пациентов… Сама того не заметив, я оказалась в реальной жизни, возле проходного пункта больницы. Предъявив охране паспорт, я прошла на территорию этого внушительного по размерам лечебного учреждения, наконец-то, в качестве здорового человека, а не пациента. Воодушевлённая возможной скорой встречей с Чагларом, я уже хотела сделать шаг вперёд, как вдруг кто-то схватил меня за руку и резким движением стал уводить в сторону. Кепка съехала мне на глаза, я не успевала переставлять ноги. После внезапной остановки, я стянула с себя предательский головной убор, выхватив руку из цепкой хватки. Озлобленным пристальным взглядом на меня смотрел Шевкат. — С ума сошёл? Я же испугалась! — Далеко собралась? — Я хочу увидеть Чаглара! Почему ты не отвечаешь на звонки? Я хочу знать, где он! Шевкат, пытаясь скрыть гнев, прищурил глаза и с притворной кротостью спросил: — Зачем? Я растерялась. — Как это, зачем? Я хочу знать, что с ним! — Зачем? Зачем, Дениз? Господи ты Боже мой! Зачем ты выучил слово «зачем»?! Я сжала кулаки. — На каком основании ты интересуешься? Я хочу увидеть Чаглара, вот и всё! Что здесь непонятного? Шевкат устало потёр переносицу. — Зачем тебе это? — Потому что он болен! Он заболел из-за меня, понимаешь? Он в таком состоянии по моей вине. Хорошо? Я чувствую себя виноватой. Он снова устремил на меня внимательный взгляд. — А что ещё ты чувствуешь, Дениз? Где-то внутри у меня всё похолодело. Я не могла отвести глаз от лица директора. — Хватит делать из меня идиота с нарушением зрения и ответь. Что ещё ты чувствуешь?