Не по сценарию

Так крепко я не спала ещё ни разу в жизни. Как будто на ночь моя душа покинула тело и все мои органы чувств перестали функционировать. Сознание вернулось ко мне единым порывом, резко вдохнув в меня жизнь. Все события вчерашнего дня всплыли в моей памяти самым подробным и отчётливым образом. Я окунулась в эти воспоминания, как будто кто-то толкнул моё разгоряченное на солнце тело в прохладную бездну моря. Какое-то время я лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к пространству вокруг себя. Потом осторожно приоткрыла один глаз. Мой взгляд уткнулся в прекрасный аристократический профиль, издающий странные звуки. Мозг отказывался обрабатывать поступающие через слуховые проходы сигналы и мне пришлось пару разу усиленно моргнуть, чтобы активировать способность думать. Чаглар, обладатель того самого профиля, лежал на спине, подложив под голову правую руку, а левой обнимая меня за плечо, и громко и раскатисто храпел. Моя голова лежала у него на груди и при каждом новом всхрапе поднималась, а затем опускалась вниз, а моё правое ухо закладывало от клокочущих звуков снизу. Я попыталась отлепиться от его тела, но как только я немного шевельнулась, Чаглар что-то промычал во сне и с причмокиванием сжал меня в своих объятиях ещё крепче. Я дёрнулась раз, другой, всё безрезультатно. — Чаг… Чаглар, – позвала я осторожно. — М-м? – мгновенно ответил он, продолжая беззастенчиво дрыхнуть. — Пусти, мне надо встать. — Нет, – был мне ответ. Вместо этого Чаглар перевернулся на бок, ко мне лицом, накрыл меня сверху ещё одной ручищей и, поёрзав подбородком по моей макушке, снова удобно устроился и засопел. Видимо, храпит он только на спине. В такой позе я не то, что шевелиться, я даже дышать могла только с трудом через раз. Мои руки затекли от долгого нахождения в одной позе и чтобы как-то размять хотя бы одну из них, я положила её Чаглару на талию. Он сгрёб меня в охапку, как будто я была плюшевой игрушкой и, пошевелив больной ногой, вдруг застонал. Пользуясь случаем, я ещё раз попыталась высвободиться из его рук и под красным флисовым пледом вновь началась возня. Увлеченная процессом, я не сразу уловила тонкий, режущий слух скрип, раздавшийся у меня за спиной. В нашем временном пристанище стало заметно светлее, а в воздухе запахло утренней лесной свежестью. — О, Шевкат, – послышался заспанный голос Чаглара у меня над головой. – Добро пожаловать. С округлившимися от ужаса глазами в одну секунду я вскочила с кушетки. С собой я прихватила и плед, лишая Чаглара всякого укрытия и пряча свое хоть и закрытое, спортивное, но все-таки белье от чёрных пытливых глаз креативного продюсера. Шевкат стоял в дверном проёме хибары, облокотившись левым плечом о косяк. — Рад видеть, – бесцветным голосом произнес он, сквозь прищур разглядывая наш интерьер. — Как… Как ты нашел нас? – пролепетала я, кутаясь в колючий флис. Шевкат перевел на меня усталый взор. — Пришлось повозиться и поднять старые связи в дорожной полиции. А там, по камерам видеонаблюдения… Он еле заметно скривил губы в подобии усмешки. — Позже поговорим, мне нужно еще встретить тягач для вашей машины, – и недовольно прибавил, – одевайтесь, жду вас на дороге. С этими словами наш креативный продюсер вышел, предусмотрительно прикрыв за собой покосившуюся дверь. Подперев голову рукой, Чаглар сонно смотрел на меня. Я ошарашено потрясла головой. Помощь подоспела неожиданно быстро, но с вполне ожидаемой стороны. Мой взгляд остановился на бледном лице с чуть воспалёнными, но всё же прекрасными глазами. — Как ты себя чувствуешь? – спросила я, сдерживаясь, чтобы не подойти ближе и не пощупать его лоб. Он пожал плечами: — Я в порядке. Нога только побаливает. Оглянувшись в поисках одежды, я заметила свалившуюся со спинки кушетки цветную груду тряпья, а ещё заметила, как взгляд Чаглара приобрёл весьма явную заинтересованность происходящим, скользнув сверху вниз по моей фигуре. — Отвернись, – укоризненно произнесла я. Чаглар фыркнул. — Напомню, что вчера ты сама набросилась на меня, лишив штанов и едва не лишив сна. — Ага, лишишь тебя сна, как же… – пробурчала я. – Это не даёт тебе право глазеть на меня, когда вздумается. — Ты что, дуешься, что я заснул? – хохотнул этот нахал. – Стоит ли напоминать тебе, что ты заснула первой? С этими словами он с размаху приложил растопыренную ладонь к своему лицу, оставив пространство между пальцами лишь для наглых голубых глаз. Слегка наклонившись, я подцепила с пола обтягивающие брюки и смятую футболку и суетливо стала натягивать их на себя. Чаглар дождался, пока я оденусь, затем с чистой совестью убрал руку от лица, как будто это что-то меняло, и осторожно спустил ноги на пол. — Верни мне штаны. Я закатила глаза и моя тёмная сторона решила, что сейчас самое время повредничать. — Они ещё не высохли. — Пусть. Не буду же я гулять по лесу в одних трусах. — Ты когда-нибудь пробовал натянуть на себя мокрые джинсы? — Нет, но давно мечтал попробовать. Я схватила джинсы и бросила их Чаглару в руки. — Надеюсь, справишься. Толкнув покосившуюся дверь плечом, я вышла из нашей хибары на свежий лесной воздух. Влажная прохлада ударила мне в лицо и я несколько раз судорожно вздохнула прежде, чем мне удалось восстановить дыхание. Солнце неспешно поднималось над мохнатыми соснами, но в низинах поляны, ведущей к дороге, всё ещё клубились сгустки плотного белёсого тумана. Я поёжилась, пожалев, что не захватила с собой никакой верхней накидки. Но возвращаться и давать повод Чаглару уличать меня в подглядывании не хотелось. Я обошла домишко, за которым лес заметно густел, и стала прохаживаться меж сосен, ища место поуединённее. Всё же физиологические потребности человека никто не отменял. — Стыдоба-то какая, госпожа Дениз, стыдобища, – причитала я, разглядывая повнимательнее близлежащие кусты. – Голой попой ежей пугать в твоём возрасте. Надеюсь, что Чаглар не пойдёт а эту сторону со схожими намерениями. Выйдет не шибко-то романтично… Стоп! Я оборвала полёт своих мечтаний самым жестоким образом. О какой-такой романтике я грежу? Между нами нет и быть не может никакой романтики. Да я… я делаю всё это только потому, что из-за меня партнёр по съёмкам упал и чуть не убился. Только из-за общечеловеческих ценностей и больше нипочему. А он? По привычке, по контракту, по какой другой причине? Я вспомнила о нашем договоре и скривилась. Не могла же вчера, в такой стрессовой ситуации, не разговаривать с ним, в самом деле. Ну, смешно же. Тем не менее, нужно поскорее вернуться к рабочим отношениям, развитию которых вовсе не способствует отсутствие на нас двоих предметов одежды. Я ещё немного побродила по окрестностям, надеясь наткнуться на что-нибудь съестное, грибы, ягоды или заботливо оставленный кем-нибудь пакетик с фастфудом. — Дениз! Дени-и-и-из! Сердце бешено заколотилось, впрочем, как и всякий раз, когда Чаглар произносил моё имя. И как это у него получается? — Иду-у! – крикнула я в ответ и поспешила к хибаре. Чаглар, одетый во влажные джинсы и отнюдь не сухую толстовку, стоял возле покосившейся двери, недовольно скрестив руки на груди и брови на лице. — Где ты ходишь? – с ходу накинулся он на меня. – Или следующий пункт твоего гениального плана – заблудиться в лесу в одной футболке? — Не волнуйся так. Шевкат бы отыскал меня в два счёта. Иногда я думаю, что говорю, иногда нет. А иногда мне хочется заклеить собственный рот толстым слоем липкой ленты, чтобы он больше никогда, никогда, никогда не открывался! Глаза Чаглара на секунду замерли на моём лице и плавно моргнули. Он отвёл взгляд и на лицо его легла тень. Что за такой изощрённый вид мазохизма? Возводить непреодолимые барьеры, чтобы разрушать их, обжигаться, оказываясь в экстремальной близости друг от друга, а потом вновь возводить барьеры? Я прошла мимо Чаглара в дом, собирая по пути разбросанные то тут, то там вещи. Скомкав злополучный красный плед в сумку, я окинула стены хибары прощальным взглядом. Жесткая лавка с поролоновой обивкой, пыльное окно с серыми разводами, одним словом, премилые декорации для романтического вечера двух звёзд телеэкрана. Я буду скучать по этому домику. Чаглар стоял на прежнем месте, не размыкая сплетенных на груди рук. Я заметила на его лодыжке вчерашнюю футболку, которой бинтовала повреждённую ногу. Передвижения по-прежнему давались ему с большим трудом и было ясно, что без моей помощи он не сможет добраться до дороги. Я встала по правую руку от Чаглара, осторожно заглядывая в хмурое лицо. Он даже не взглянул на меня. — Скажи Шевкату, что я жду его здесь. Пусть поможет мне дойти до машины. По его тону я поняла, что возражений он не примет и на уговоры не поддастся. Барьер построен. С сумкой наперевес я поковыляла через сырую поляну в сторону дороги, не оглядываясь по сторонам. При свете дня лес казался не таким жутким, как вчера ночью. Если бы не травма Чаглара, кто знает, возможно, от ужаса я вообще не смогла бы сдвинуться с места. Впереди показалась знакомая тропинка меж раскидистых кустов, а вверху, на дороге, угадывалось какое-то движение. Я вскарабкалась на холм и увидела, что тёмно-синий внедорожник погружен и закреплён на платформе маленького грузовичка, переделанного под эвакуатор. Шевката тряс за руку такой же усач, как и он сам, только в два раза ниже и в три раза толще. Увидев меня, креативный директор нахмурился и коротко кивнул усачу. — Где Чаглар? — Там остался… Вчера он вывихнул ногу и с трудом ходит. Сквозь зубы Шевкат процедил трёхэтажное ругательство. Эвакуатор с усачом за рулём тронулся с места, объезжая внушительного размера сарай на колёсах. Пиарщик махнул в сторону этой махины рукой. — Садись внутрь и жди нас. Я осторожно приблизилась к джипу, разглядывая его огромные, будто снятые с трактора, колёса. На похожих монстрах соревнуются гонщики по бездорожью или кто-то вроде них. Мощь этого агрегата впечатляла. По сравнению с ним автомобиль Чаглара выглядел жалкой заниженной малолитражкой. Я обошла вокруг машины, заглядывая в салон и примеряясь, куда бы сбросить свой багаж. Мой взгляд упал на кучу газет, лежавших на переднем пассажирском сидении машины, и я резко дёрнула на себя ручку двери. Сумка спала с моего плеча под ноги в траву. Я схватила разноцветные, испещрённые нашими с Чагларом фотографиями, листки в руки. Перед глазами всё поплыло, я силилась прочесть хотя бы заголовки, но не могла собрать отдельно прочитанные буквы воедино. Фото из больницы, кадры из сериала, какие-то закадровые снимки… всё это безумным калейдоскопом жгло мне глаза. Я просматривала до противности мелкий текст, вычленяя оттуда лишь знакомые словосочетания «Дениз Байсал», «Госпожа Фазилет», «Чаглар Эртугрул». Я отбрасывала газету за газетой, с каким-то болезненным мазохизмом всматриваясь в наши напечатанные лица. Со следующей страницы на меня внимательно смотрели карие, чуть прищуренные глаза. Я никогда не могла прочесть по ним мысли их хозяина, не могла разглядеть за холодным поверхностным блеском его чувства и эмоции. Слова в заголовке неожиданно для меня сложились в предложение: «Надеюсь, он будет счастлив с ней дольше, чем я». Глазами я бежала дальше по тексту: «Солист популярной группы дал свой комментарий по поводу слухов, касающихся отношений своей бывшей невесты с партнёром по сериалу. ”Я желаю ей только счастья” – с болью в глазах поведал нашему корреспонденту Барыш…» Газета вылетела из моих рук после резкого удара. Я вздрогнула от неожиданности. — Убери! Убери это, глупая! – злобно прошипел Шевкат мне на ухо, сминая и засовывая листки в бардачок. Я подняла глаза. Чаглар стоял, опираясь на водительскую дверь, изучая нас с пиарщиком холодным настороженным взглядом. — Садись, – Шевкат подтолкнул меня на то место, где ещё недавно лежали газеты, а сам обошёл машину и принялся помогать Чаглару расположиться на заднем сидении. С тихим стоном мой партнёр разместил сзади сначала ногу, а затем и себя. — Поедем в больницу, – заключил Шевкат. — Нет, домой, – раздался у нас за спинами голос, не терпящий возражений. Креативный директор бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида, где встретил стальной блеск голубых глаз. Затем молча завёл машину и тронулся с места. Меня пробирала лёгкая дрожь и я, уставившись в одну точку, перебирала в голове детали дикой, отвратительной мозаики под названием «популярность». Перед домом Чаглара дежурили журналисты. — Я бы тебе не советовал… – начал было Шевкат, останавливая машину, но настырный упрямец уже выбирался по частям из машины, причём с моей стороны, наивно предполагая, что так ему удастся избежать расспросов. Раздались привычные щелчки затворов фотокамер, звуки вспышки, дежурное «господин Чаглар, прокомментируйте…». Машину обступили несколько репортёров. — Без комментариев, – буркнул Чаглар и, сделав несколько шагов, вскрикнул, оступившись. Я выскочила из машины и подбежала к нему, пытаясь не допустить, чтобы он потерял равновесие. На меня тут же нацелили камеру. — Господин Чаглар, как вы можете прокомментировать высказывания бывшего жениха госпожи Дениз? Наступила оглушающая тишина. Чаглар перевёл на меня тяжелый взгляд и больно взял за руку чуть выше локтя. Я закрыла глаза от неприятных ощущений в желудке. — Я не в курсе чьих-либо высказываний, но считаю, – растягивая слова, медленно проговорил Чаглар, – что лучшим комментарием будет это. Он резко развернул меня к себе, я беспомощно заморгала, не понимая, что происходит, и в эту секунду его губы крепко впились в мои, а его пальцы сильней сжали мою кожу. Тишина вокруг не прекращалась и, казалось, даже журналисты опустили камеры, в оцепенении от увиденного бросив снимать. Или это я была оглушена поцелуем, который вдруг утратил свою карающую суть, и из наказания стал превращаться в нечто большее. Губы Чаглара смягчились, нежно, но оттого не менее жадно продолжая впитывать сантиметр за сантиметром мои губы. Возможно, этот плавный переход от ярости к чувственности подействовал на меня так головокружительно. Утратив всякое ощущение реальности, я уже была готова ответить на поцелуй, как вдруг всё прекратилось столь же внезапно, как и началось. Чаглар отстранился от моего рта, не ослабляя, впрочем, хватки, и под молчаливые взгляды папарацци потащил меня ко входу в свой дом.