Не по сценарию

Казалось, что пронизывающий взгляд цвета моря обращён одновременно на моё тело и куда-то за пределы нашего мира, блуждая рассеянно по тому малому количеству одежды, что осталось на мне. Медленно поворачиваясь спиной к зеркалу, а лицом к Чаглару, я с трудом пыталась соскрести остатки мозгов со стенок своей черепной коробки. Как правильно поступить в данной ситуации? Закричать? Выгнать нахала? Нагрубить? Но я молчала, будто набрала полный рот воды. И дело даже не в дурацком пункте нашего договора. Я просто физически не могла вымолвить ни слова, будто сказочная подводная принцесса, добровольно отдавшая злой ведьме свой голос. Иногда словом можно спасти чью-то жизнь, возродить высохшую до чёрствости душу, возвратить смысл нашему существованию, а иногда слова – это самое бесполезное, что может произвести на свет человек. Такое же бесполезное, как использование зонтика во время урагана. Этот ураган, рождаемый глазами Чаглара, приближался с каждой секундой и вот-вот готовился меня поглотить. Слегка покосившись, как доисторическая хибара на окраине горной деревни, и став перед дорогим партнёром выигрышным полуоборотом, я пальцами дотянулась до висевшего рядом платья и, потянув его на себя, стала оборачивать свои ноги пышным подолом. «Ой, да расслабься, – шептал где-то внутри меня противный голосок. Мой, что ли? – Он уже видел тебя в купальнике». Я скосила глаза вниз и поняла, что это слабое утешение. Чаглар даже не думал шевелиться, застыв в проёме открытой двери с открытым ртом. Я завела руку с юбкой от платья за спину и моя пятая точка, наконец, скрылась из поля зрения любопытных голубых глаз. Это немного привело в чувство господина Эртугрула и он неожиданно посмотрел мне в лицо. — Прости, – его голос сорвался. – Я просто… Он сделал небольшую паузу, прочищая горло. — Я не думал… Покусывая губы, я ждала окончания этой пламенной тирады. — Я просто искал Кайлу, – наконец выговорил он. Но лучше бы не выговаривал. Я посмотрела на него с угрюмым вопросом во взгляде. — Ну, Кайлу, – досадуя то ли на свою реакцию, то ли на мою несообразительность, занервничал Чаглар, – стилиста. Я зажмурилась. Стилиста, значит. Никакая ты не подводная принцесса, созданная из нежной морской пены, Дениз. У принцессы кроткий нрав, доброе сердце и длинные рыжие волосы. Во мне тёмной жидкостью разливались осьминожьи чернила злобы и ревности. Я не принцесса, я та самая злая ведьма, что терзала и мучила рыжеволосую бедняжку. Резко отбросив подол платья, вновь обнажая свои ноги и живот, я в сотую долю секунды оказалась возле Чаглара и, вытолкав его в коридор, оглушительно грохнула тоненькой фанерной дверью на прощанье. Тяжело дыша, я опёрлась на всё ещё вибрировавшую от удара деревянную поверхность, отделявшую меня от шокированного моим поведением партнёра. Я чувствовала, что мне не хватает воздуха. Чернота душила меня, жгла грудь разрушающим всё вокруг пламенем и я схватилась за шею, пытаясь сорвать с неё несуществующие путы. Не анализировать, только ничего не анализировать. Выключи эмоции, Дениз, включи, наконец, голову! Досадуя на себя за вырвавшиеся наружу чувства, я стала натягивать платье, которое не казалось мне уже ни сказочным, ни волшебным. С серебристой поверхности зеркала на меня глядели злые и жестокие карие глаза. Наконец, я полностью облачилась в съёмочный наряд, с удивлением обнаружив под ногами что-то мягкое. Как только я подняла свой старый кремовый комплект, в коридоре кто-то загорланил песню голосом нашего креативного директора. Я притихла, уже не совсем доверяя своим ушам. Нет, ошибки быть не могло. Шевкат пел песню, о том как молодой парнишка впервые полюбил знойную красотку, но та обвела его вокруг пальца и посмеялась над его чувствами. Я распахнула двери и выглянула в коридор. Кроме самого певца там никого не было. Ничуть не стушевавшись, Шевкат довыл последний, особенно жалостливый куплет про то, что жизнь кончена, а любовь лишь жестокая иллюзия, и подошёл ко мне. — Ох, принцесса… – выдохнул он, хватаясь за сердце. – Кому же достанется такая красота? Наш пиарщик задумчиво почесал подбородок. — Да что тут думать! Чаглару, конечно! Он хлопнул себя по коленке, зайдясь в беззвучном хохоте. Я ткнула ему тряпки куда-то в район живота и зашагала по коридору к выходу. Шевкат семенил за мной следом, приговаривая: — Нет, ну ты оценила шутку? Оценила? — А то, – ледяным голосом отвечала я, – невероятно смешно. Покинув прохладный подвальный коридор я оказалась на залитой солнцем съёмочной площадке. Мне в голову ударила знойная липкая духота и я на мгновение утратила чёткость зрения и ориентацию в пространстве. Слегка покачнувшись, я оступилась на каменистой дорожке и была услужливо поймана холодными длинными пальцами. — Ты в порядке? – прошептал Шевкат мне на ухо и тут же в другое ухо раздался гневный вопль Гёкчен: — Дениз! На исходную! Я скривилась от резонанса в моей голове, который оставил после себя этот крик. Приложив козырьком ладонь ко лбу, я попыталась разглядеть, что происходит. Гёкчен в высоком кресле, окружённая мониторами и с рупором в руках. Кабели, аппаратура, человек двадцать вокруг… Рабочая обстановочка. А где же Чаглар? Режиссёр хмуро взирала на меня исподлобья. Хоть бы после новостей о нашем с Чагларом будущем романе она немного оттаяла к моей скромной персоне. Какая-то польза от него должна же быть. Я разглядела широкий деревянный помост, ведущий на декорацию обрушенной стены и, расправив плечи, зашагала в его направлении. Шевкат остался стоять с моим кремовым костюмом в руках. — Стой! – крикнула Гёкчен в своё карательное орудие. – Где её украшения? Почему я должна за всем следить? Ко мне подлетел Мурат, держа в руках коробочку, обтянутую шершавой тканью. На мою шею перекочевало массивное колье из блестящего металла, на палец – перстень, а в уши были вдеты красивые золотистые серьги. — Беллиссима! Белла донна! – шептал мне наш стилист, нахватавшийся во время учёбы в Италии изысканных комплиментов. — Что с ней? – вопросительно кивнула я в сторону режиссёра. — На солнышке малость перегрелась, – пробурчал Мурат. – С самого утра не в духе. Он отпрянул от меня, открывая вид режиссёрскому мостику. — Сойдёт, – уже без помощи рупора вздохнула Гёкчен. Оставив закашлявшего от подобного комплимента стилиста позади, я с помощью ассистентов поднялась по помосту наверх. Высота стены была небольшая, метра три, внизу были расстелены страховочные маты, которые после съёмок крупных ракурсов планировалось заменить на проволочные тросы. Страхом высоты я вроде бы не страдала, но там наверху, в одиночестве, мне стало как-то не по себе. — Припудрите её! – захрипел рупор в руках Гёкчен. – Вся блестит на солнце. «Вот злюка», – нахмурилась я. По шатким досточкам ко мне поднялась Пелин с арсеналом кистей у руках. Я попыталась убрать лишние эмоции и настроиться на рабочий лад. Пудра легла на чуть липковатую кожу плотным слоем, сковав движения мышц лица. Я уставилась в камеру, выполняя указания режиссёра. Посмотри сюда, посмотри туда, снова посмотри сюда. — Взгляд вправо, вниз! Дениз! Вправо! Я повернула голову, одаривая всё вокруг яркими бликами от своих серёжек. Невдалеке я увидела маленькую красную стрекозу с тонкими прозрачными крылышками. Она зависла над пыльными кирпичами разрушенной стены, как будто наколотая на невидимый углу. Я залюбовалась прекрасным зрелищем этого едва заметного порхания. Вот она, свободная и яркая красавица, до которой так и хочется дотронуться пальцем, чтобы проверить не рассыпется ли она на множество мелких рубиновых осколков. Я, кажется, надолго погрузилась в себя и не слышала остальных команд режиссёра в рупор. Краем уха я уловила своё имя, повторяемое много раз раздражённым голосом Гёкчен, а затем дежурное: — Чаглар! На исходную! Я встрепенулась. Неужели мы так быстро отсняли крупный план? Сколько же времени я любовалась стрекозой? Я вспомнила голубые глаза, жадно смотревшие на меня в костюмерной и даже не думавшие скрывать свою ненасытность. Я вспомнила лицо, на котором было написано странное выражение, неподвластное моей разгадке. «Я просто искал здесь Кайлу». Он просто искал её, приди в себя, Дениз. От внезапно нахлынувшей злобы и негодования я замахнулась и пнула ногой невидимое препятствие. И тут же почувствовала, что начинаю терять равновесие уже по-настоящему. Я покачнулась, от страха и неожиданности моё сердце, сжавшись, рухнуло куда-то в желудок и я неуклюже взмахнула руками, пытаясь удержаться на стене. В этот миг сильные руки схватили меня за талию и привлекли к себе. Я очнулась от пережитого ужаса, крепко прижатая спиной к телу своего партнёра. Чаглар оставил одну руку на прежнем месте, а второй рукой взял мою ладонь и опустил её вниз, так как я всё ещё размахивала конечностями для обретения равновесия. Из моей груди вырвался судорожный вздох. — Всё хорошо, – прошептали мне на ухо губы Чаглара и я почувствовала возле шеи его горячее дыхание. — Отличный кадр! – ожил рупор Гёкчен. – Так и стойте, не шевелитесь. Я собрала всю волю в кулак, чтобы не оглянуться на него, хотя мне хотелось посмотреть в небесно-голубые глаза больше всего на свете. Он был так близко ко мне и я чувствовала крепкие и вместе с тем нежные прикосновения его рук к моим плечам, рукам, спине. Режиссёр криком просила нас поменять позы, но я слушалась только Чаглара, подчинялась языку его тела, движениям его ладоней. В какой-то момент он наклонился ко мне ещё ближе и прикоснулся лбом к моим волосам. Я услышала тихое: — Прости, я не хотел так врываться. Я же сама сказала, входи, глупенький. Закрыв глаза, я вслушивалась в этот кружащий голову и будоражащий всё внутри голос. — Прости, – повторил он. По моей шее и рукам вниз стали расползаться мелкие «мурашки». Чаглар тоже почувствовал это и легонько провёл по моим плечам, то ли успокаивая, то ли ещё больше пытаясь разжечь. — Дениз, – послышался металлический голос Гёкчен, – поверни голову и посмотри на Чаглара. Почему именно сейчас? Впрочем, неудивительно. Я стала медленно оборачиваться, косясь в сторону, боясь встретиться глазами с тем, кто держал меня в своих руках. Чаглар выглядел виноватым, он заглянул в мои глаза и крепче сжал меня за талию. Я старалась ни о чём не думать, наслаждаясь объятиями и рассматривая его ресницы. Солнце немилосердно припекало. Или это жар его тела? Мне было уже сложно разобрать. — Страховка! – крикнула Гёкчен. По помосту к нам поднялся ассистент и прицепил к поясу Чаглара тонкий трос. Внизу, под стеной, началась какая-то возня, это работники растаскивали маты в стороны. — Чаглар! – крикнула наш режиссёр. – Главное, не отпускай Дениз. Ни за что не отпускай! — Не отпущу, – вдруг выговорил он и я растерянно моргнула, потеряв счёт длинным пушистым ресничкам. Не успела я сообразить, в чём дело, как рупор снова выругался: — Дрон! Запускаем. Мы стояли и смотрели друг на друга, пока в небо взмывало порхающее чудо техники с камерой на борту. Началась съёмка общих планов. Замок, стена, мы с Чагларом. С режиссерского мостика донеслось мерное гудение вентилятора и на нас хлынул поток тёплого воздуха. Моё платье и чёлка Чаглара пришли в движение. Я продолжала тонуть в его глазах. Голубая бесконечность разлетелась на сотни маленьких красных стрекоз. Что это со мной? Я не хотела отрывать взгляд, но назойливые насекомые мешали мне сосредоточиться. Жара вокруг, усиленная вентилятором, забирала остатки кислорода из моих лёгких. — Стоп! Снято! Всем спасибо. Мы уже закончили? Красные стрекозы повсюду. От Чаглара отстёгивают страховочный трос, я слабо шевелю пересохшими губами. Сейчас бы маленький, хотя бы малюсенький глоточек воды… Мне очень жарко и с каждой секундой становится всё жарче. Я пытаюсь отмахнуться от рези в глазах, но крылатые букашки не желают исчезать. Чаглар смотрит обеспокоенно. — Ты в порядке? Я быстро киваю, мол, да-да, в порядке, и отворачиваюсь. Он протягивает мне руку, чтобы помочь спуститься, но я прохожу мимо, каким-то чудом оказываюсь внизу, на твёрдой земле. — Дениз! – кричит Чаглар и бежит ко мне. Зачем? Меня охватывает паника. Как в тумане я разворачиваюсь и замечаю рядом с собой нашего креативного директора. Его чёрные глаза рассерженно смотрят на меня. — Они улетели, – доверительно сообщаю я, – стрекоз больше нет. И как подкошенная падаю на руки Шевкату.