Дневник памяти

В мозг ворвался оглушительный грохот, и первые несколько секунд Пол не мог сообразить, что произошло. Лишь оторвав голову от подушки и осмотревшись, он понял, что это всего лишь звонок телефона – всего лишь голос Джона, напевающий Beautiful boy. - Милый, с тобой все в порядке? – послышался в трубке обеспокоенный голос Нэнси. Нэнси… славная милая Нэнси… Она единственный человек, с которым Пол мог бы сейчас поделиться тем, что только что прочел, вот только как она все это воспримет? И что если она спросит, а как сам Пол относится ко всему написанному? Что он может ей ответить? Да даже если его сейчас поймают фашисты, прикуют к стене и приставят к виску пистолет, он не сможет ответить, что происходит в его душе. Все разом перевернулось с ног на голову: Джон, Йоко, их странные чувства к нему, Джордж, загадочное поведение Линды, которая всегда избегала говорить с ним о Джоне. Вот бы увидеть ее сейчас… вот бы обнять и… расспросить как следует, что же произошло в той жизни, которую Пол, выходит, и не жил даже – так, пропорхал бабочкой и рухнул камнем на землю вместе с пятью выстрелами Марка Чапмена. Джон… - Нэнси… здесь дневник Джона, который он начал вести незадолго до смерти. А я его читаю… Нэнси, тут такое… - и Пол вдруг неожиданно для самого себя разрыдался – в пятый раз за всю свою жизнь. Первый был, когда он хоронил мать, второй – когда хоронил Битлз, третий – Джона, четвертый – Линду. Слезы прорывались наружу всегда только во время похорон, лишь Джорджа он сумел похоронить сравнительно спокойно. И вот снова трое из этих похорон всплыли в его сознании, каждое из них заново заявляет о себе, разрушая тело Пола невыносимой болью. - Мне приехать? – просто спросила она, и Пол так хотел крикнуть: да! Мне не осилить эту ношу без тебя! Но вдруг испугался дальнейших записей: с каждой строчкой Джон становился все откровеннее, не придется ли сгорать со стыда перед собственной женой? - Я справлюсь, но не жди меня так скоро, я должен все дочитать и переосмыслить… Йоко вернулась первого января, и я бросился к ней, потому что ужасно соскучился, но она мягко отстранила меня. Я долго пытал ее, где же все-таки она провела праздничные дни, вместо того, чтобы быть дома с семьей, и, наконец, она скривилась и нехотя ответила, что летала в Англию. Я полночи раненой птицей метался по номеру, наконец, не выдержал и выбежал на улицу за спиртным: она пытается привить мне здоровый образ жизни, но какое к черту здоровье, когда уже и жизни никакой не осталось?! Мне удалось добыть только дешевого портвейна, и я выглотал полбутылки, пока шел обратно. Она уже спала. Я разбудил ее и поставил бутылку на тумбочку прямо перед ней. - Пей. - Джон, что ты делаешь? – она была не на шутку перепугана. - Пей говорю. Я хочу знать, что ты делала в Англии. Зачем ты туда летала? - Джон! Я схватил ее за волосы и, несмотря на все ее попытки сопротивления и надсадный визг, засунул горлышко бутылки прямо ей в рот. Она захлебывалась и била руками по кровати, но я крепко держал ее, и у нее не оставалось иного выбора, кроме как глотать. Я вылил ей в глотку весь остававшийся портвейн – до последней капли, а потом отшвырнул бутылку в сторону. Она закашлялась, а по щекам ее текли слезы. - Ты пожалеешь об этом, - произнесла она сквозь зубы. – Хочешь знать, зачем я летала в Англию и провела там несколько дней, ни разу тебе не позвонив? Я была в гостях у Пола с Линдой! Я встречала Рождество вместе с ними! - Что?! – я не верил своим ушам, схватил ее за грудки и принялся трясти так, что ее черные волосы водопадом накрыли и меня. - Ты напоил меня и теперь, вероятно, ждешь правды о моей поездке? Ну так вот она: я была с Полом! - Бред. Это бред. Даже если ты и была у него, между вами просто не могло ничего быть. Пол любит Линду! - Линду ли? – зло расхохоталась Йоко. – Ну да, ну да. Я провела у них несколько ночей – они были очень рады меня видеть. Я спала в гостевой комнате. Кстати, ты ведь знаешь, что Пол с Линдой спят в разных комнатах? - Что за…? Ты лжешь мне! Но почему? - Задай этот вопрос себе самому. Они оба ссылаются на то, что им так удобнее, но дело тут совсем в другом. Так вот, спят они раздельно, но каждую ночь ходят друг к другу… скажем, в гости. Чаще Линда к нему – пробирается в потемках, и они резвятся там вдвоем какое-то время, а потом она уходит. Я эту картину несколько раз наблюдала. Но вчера, накануне моего отъезда, я не видела, чтобы Линда проскальзывала к нему в комнату. Не знаю, уж в чем там было дело – может, у нее болела голова или она рано уснула, умаявшись с детьми, да только я свой шанс тогда не упустила… - Что?! Йоко, да ты надралась так впервые в своей жизни! Я не верю ни одному твоему слову, ты сочиняешь на ходу! - Дело твое, а я просто рассказываю, как все было, - и она хрипло расхохоталась, и смех ее напоминал карканье ворона Эдгара По. Все внутри меня заледенело от ужаса. - Ты пришла к нему? Выдав себя за Линду? Но не мог же он не различать вас? У вас и волосы разные, и тело… Если они каждую ночь проводят вместе, не мог же он так ошибиться! - Вот и я так думаю: не мог. А что это значит, Джонни? - О боже! – если бы сейчас у меня под рукой оказался пистолет, наверное, я всадил бы в нее всю обойму, оставив одну пулю для себя. С новым годом, Джон Леннон! С новым счастьем! Твой лучший друг провел ночь с твоей женой и сделал это совершенно сознательно! Браво! Поздравляю тебя, Леннон, ты олень – во всех смыслах этого рогатого слова. - Ты ревнуешь что ли? – удивленно встрепенулась она. – Но кого? - И ты еще смеешь задавать мне подобные вопросы?! – взревел я и навалился на нее всем своим весом. Она лежала подо мной – маленькая, но непобедимая. Неодолимая в своей любви к моему лучшему другу. - Ну давай же, - я сжал ее запястья и придавил коленом ее живот, - расскажи мне, хорош ли он в постели. - А то ты не знаешь! – усмехнулась она, посмотрев на меня с каким-то почти средневековым вызовом. - Что ты несешь? Мы с ним не спали! - Пока, Джонни. Пока не спали. Но тебе, вероятно, очень бы этого хотелось, да, милый? – и снова это хриплое замогильное карканье вместо смеха. Я рассвирепел и в дикой злобе принялся расстегивать ширинку, раздвигая коленом ей ноги. Она не сопротивлялась, но в ее взгляде сквозила насмешка. Я вошел в нее грубо – как не делал прежде никогда, а она не издала ни единого звука, лишь ее черные глаза сверлили меня насквозь. Когда я кончил, она вдруг расхохоталась: - Ты даже в этом мизинца его не стоишь. Тыкаешься отбойным молотком, но десять минут – твой вечный максимум. Да с тобой я не получила ни единого оргазма! Впервые за много лет мне удалось кончить только вчера – с ним! И бог мой, что это была за ночь! – она мечтательно закатила глаза, а я с размаху ударил ее по лицу. Я поспешно оделся и выбежал на улицу. Кажется, теперь между нами все кончено – и я дрожу от страха и возбуждения. Она сказала, ты великолепен в постели. Это правда, Макка? Тьфу, опять эти пошлые мысли, как мне их побороть? Как перестать думать о том, что ты касался моей жены, ласкал ее и представлять при этом себя на ее месте? Боже, я сойду с ума. Мне изменила жена, о чем я, черт побери, думаю, пересекая бесконечные ночные мостовые? Твои локоны на моем лице, твои губы на моей шее, твои пальцы на моей груди и весь ты во мне, а я в тебе… Черт, кажется, я должен набить Харрисону морду за подобные мысли. Вернись ко мне, Макка! Вернись ко мне! Где-то вдалеке загремело, и первые капли зимнего дождя упали мне на лицо. Что за зима такая в Нью-Йорке? Ничуть не лучше Великобритании. Я взобрался на перила моста и долго пытался зажечь сигарету, но злобный дождь все тушил и тушил все мои попытки. Я вконец озверел и заорал на всю улицу, а крик мой поскакал по булыжной мостовой и отразился от стен ближайших домов. Чья-то тень зашевелилась неподалеку: - Эй, приятель! Ты в порядке? - Сигарета, сука, не зажигается! И промок до нитки. А так – да, в полном, - и я уже не понимал, что течет по моим щекам – дождь или слезы злости и ненависти. - Иди сюда. Здесь под мостом сухо. И у меня есть сигареты, - тень махнула рукой. Я поднялся и заковылял к спуску, сделал несколько осторожных шагов, оступился и покатился вниз по склону, пока чьи-то сильные руки не подхватили меня. Очнулся я в крошечной каморке. Под потолком горела одинокая лампочка, на столе стояла бутылка и лежала пачка самых дешевых сигарет, которые я не курил уже, наверное, лет двадцать. Напротив меня за столом сидел печальный негр с помятым лицом и что-то усиленно жевал. - Как голова, приятель? Ты сильно ушибся, у тебя кровь, - произнес он, тыкая пальцем мне в лицо. По мне и вправду что-то текло: я провел пальцами по лбу, и на них остались темные следы. Негр молча протянул мне какие-то лохмотья, и я прижал их к нывшему затылку. - Кури, - он подтолкнул сигареты ближе ко мне, и я мотнул головой, прося его зажечь для меня одну. В нос ударил ядовитый дым, и я закашлялся, но все же втянул его в себя и прикрыл глаза. - Есть хочешь? У меня тут осталось кое-что. - Это я тебя должен кормить, а не ты меня. Вот возьми, - я принялся рыться в карманах в поисках денег, но у меня оставалась только мелочь. Я выгреб всю и виновато добавил: - Ничего не взял с собой. Завтра приду сюда и дам тебе столько денег, сколько тебе нужно. - У тебя столько нет, приятель, - усмехнулся негр и сунул в рот какой-то темно-зеленый комок, принявшись разжевывать его с прежним усердием. - Я миллионер, - усмехнулся я. – Могу отдать половину своего состояния тебе – ну в качестве платы за сигареты. - Никакие деньги не вернут мне Салли с сыном. Так что, оставь свои миллионы себе и береги своих близких, вот что я скажу тебе, приятель. - Что с ними случилось? – осторожно спросил я, стараясь не смотреть ему в глаза. - Сын умер от туберкулеза, а Салли после это бросилась с моста. - Прости… Давно это произошло? - Десять лет назад. Тогда у меня еще были сбережения, но и они не помогли мне спасти сына и жену. Так что проку в этих деньгах, если они не помогают нам сохранить наших любимых? Мы все равно теряем их. И потеряем в любом случае, даже если каждый день будем проживать как последний – все равно потеряем! - Я Джон, - протянул я ему ладонь. - Пол, - просто ответил он, и я поднял глаза, чтобы проверить, не издевается ли он надо мной, но он, кажется, даже не узнал меня. - Вот это совпадение. Моего лучшего друга зовут так же. - Совпадение ли? – спросил он, достал из-под стола две не совсем чистые алюминиевые кружки и разлил по ним остатки мутного пойла, в котором я так и не смог распознать ни один из известных мне спиртных напитков. – Самогон, - добавил он. – Made by Paul собственноручно. Из чего гоню – лучше не спрашивай, иначе плохо пойдет. Расслабляет лучше всех этих ваших виски с коньяками. Меня и вправду почти не взял давешний портвейн, а с этого самогона накрыло в первые же пять минут. Из закуски Пол смог предложить мне только кусок хлеба, и я с жадностью сунул его в рот. - А мне жена изменила, Пол, - произнес я, когда проглотил хлеб. – С моим лучшим другом, которого тоже зовут Пол. Ну не глупо ли? - Ты хочешь ей отомстить? - А что если я хочу отомстить ему? – свет лампы отразился в черных глазах Пола и ослепил меня на мгновение. Что-то скрутило меня изнутри, сжало плотной пружиной, пронзило адской болью. Я схватился за грудь и громко застонал, а Пол лишь похлопал меня по спине: - Пошел родимый. Сейчас ты почувствуешь. - Что? Я и так пьян, как сапожник. - Это не то. Сейчас поймешь. Я поднял лицо и вдруг увидел тебя, сидевшего прямо передо мной – на том месте, где еще несколько секунд назад был Пол. Тот Пол, не ты. Теперь там был ты и глупо улыбался мне. Чего ты добивался, Макка? Я вскочил и в ярости перевернул стол. - Ты спал с Йоко! – заорал я в исступлении и схватил тебя за плечи, швыряя к стене. Ты не сопротивлялся и лишь тряпичной куклой отлетел в сторону, ударяясь о стену и все так же глупо улыбаясь. Ты слышишь меня, Макка?! Я подошел ближе и прижался лбом к твоему лбу. - Говорят, ты необыкновенно хорош в постели. Говорят, я даже об этом знаю гораздо лучше других. Знаешь, кто говорит? Джордж! Линда! Йоко! Все как один уверены, что мы с тобой любовники, а я даже губ твоих ни разу не коснулся… Ты все так же глупо улыбаешься, лицо твое постепенно расплывается, принимая нелепые и уродливые очертания, и я вновь вижу перед собой Пола: он стоит у стены и внимательно наблюдает за мной. Я чуть было не поцеловал этого мерзкого негра. Пол выдохнул и отшвырнул тетрадь. Он чуть было не поцеловал того мерзкого негра? Что это значит? Что он хотел поцеловать…меня?! Сердце Пола заколотилось, как сумасшедшее, а в животе вдруг взвилась стая бабочек, которые уже давно дремали там в бездействии. Джон хотел поцеловать… МЕНЯ?! Пол провел рукой по животу, спускаясь ниже, ощущая нарастающее возбуждение. Что, черт побери, происходит?! Я возбудился, едва помыслив о его поцелуе? Но как такое возможно? Пол откинул голову на подушку и изо всех сил стиснул зубы. Надо позвонить Нэнси. Сейчас же позвать ее сюда. Я не стану мастурбировать на фотографию Джона. Я не буду этого делать. Но рука сама потянулась к телефону, под завязку забитому фотками Джона. Палец сам заскользил по экрану в поисках наиболее удачного снимка. Пол тяжело выдохнул и расстегнул брюки. Леннон, если бы ты только мог это видеть, ты бы меня убил. Или, по крайней мере, помог мне завершить все быстрее.