3.
28 мая 2018 г. в 09:06
На дворе Рождество. Йоко уехала со своей выставкой, и мы снова с Шоном одни – в последнее время такое случается все чаще. Сына я уложил, а сам сажусь писать. И почему-то опять не музыку, а то ли чертов дневник, то ли чертово письмо. И кому, кто бы мог подумать? Кому?! Дьявольски хочется выпить, но мы с матерью завязали с алкоголем, а он бы сейчас был весьма кстати. Я почти один в этом проклятом гостиничном номере, сижу и думаю о тебе, о твоих густых темных локонах, огромных карих глазах…
Огромных? Пол сделал очередной глоток виски. Разве у Йоко огромные глаза? Надо бы посмотреть ее старые фото.
Твоя безумная, почти нечеловеческая красота всегда сводила меня с ума и продолжает сводить до сих пор, хотя мы уже давно повзрослели.
Красота? Джон, ты точно не был пьян, когда писал эти строки? Йоко и красота? Что может быть общего между двумя этими понятиями?
Если ты читаешь эти строки, то наверняка думаешь, что я вдребезги пьян. Так и есть. Я пьян. Я безумен. Беспрестанно вспоминаю нашу лихую юность: мы вместе, между нами никого и ничего, ты спишь нагишом, раскинувшись на постели в позе звезды, я рядом… Это было моим главным счастьем, даже когда я еще не понимал его природы. И тем более, когда не понимал, потому что когда, наконец, понял – спустя много-много лет, то ужаснулся: во что же мы с тобой чуть не вляпались, любовь моя…
Черт побери, на днях произошло нечто из ряда вон выходящее: к нам в гостиницу приперся Джорджи со своей типичной кислой миной и изъявил желание провести со мной вечерок. Я снова был один – Йоко отправилась с Шоном в парк. Джордж приволок ситар, предложил тут же вместе сочинить что-нибудь, и я вроде бы был не против, но дело не пошло, как не шло оно у нас с ним изначально. Мы ведь еще со времен Гамбурга все пытались что-то вместе написать, но идеи одного неизменно не нравились другому, мы не знали, что делать с этими идеями и в итоге расходились по разным углам: я к тебе, а Джордж – к своему одиночеству.
Стоп! Я к тебе? Так это все он пишет обо мне?! Или постоянно меняет адресата?
Дело не шло, Джорджи бесился и в конце просто швырнул ситар в угол и в сердцах крикнул:
- Как же это у вас с Полом так гладко выходило? Почему со мной не получается ни у тебя, ни у него?
- Кто-то полноценен в одиночестве, - пожал плечами я, - а кто-то – только в тандеме со вторым. Я бы на твоем месте радовался: тебе не с кем спорить и никому ничего не нужно доказывать.
- Да, и шедевра тоже ни одного не создать… - хмуро пробормотал он.
- Макке вон как-то же удается кропать хиты в полном одиночестве. Он прекрасно обходится и без меня, это вот я уже давно выдохся…
И тут он подошел совсем близко и с придыханием произнес – да почти даже прошептал:
- Вот я и предлагаю тебе свои услуги соавтора. Со мной тебе должно работаться проще, чем с кем-либо другим, - и тут же заключил меня в объятия.
Его ладони блуждали по моей спине, и я и глазом моргнуть не успел, как ощутил его пальцы на своей ширинке, а губы его сладостно впились в мою шею. На несколько секунд я просто опешил, решив, что сошел с ума, но когда увидел, как Джорджи молниеносно стащил с меня штаны и опустился на колени, то в ужасе оттолкнул его и вжался в угол:
- Джордж, ты в своем уме?
- Мне всегда казалось, ты хочешь этого не меньше меня.
- Что?!
- Только не делай вид, что ты на все сто процентов гетеросексуален.
- Может, и нет, - согласился я, - но только причем тут все это? Я не хочу, это дикость какая-то…
- А с ним? С ним не дикость? – с вызовом выкрикнул Джордж.
- Ты о ком вообще, сокол мой ясный? – я подошел и демонстративно положил ладонь ему на лоб.
- О Поле. С ним тебе нравилось спать?
- Ты офонарел что ли совсем, Харрисон?! – я схватил его за шкирку и готов был уже выкинуть за дверь, когда он вдруг рявкнул:
- Хватит строить из себя девственника! Словно никто не знает, почему наша группа распалась!
Я так и замер, не отпуская шкирку Джорджа.
- Раскрой мне глаза, любезнейший, - и я, сделав умное лицо, приготовился слушать.
- Я уж не знаю, чего вы там с ним конкретно не поделили, изменил он тебе что ли или чего еще – да мало ли из-за чего пары разводятся…
- Все ясно, Харрисон, - не дослушал я его. – Вон.
- Правда глаза колет? – усмехнулся он.
- С вещами на выход, я сказал! – и я пинком вытолкнул Джорджа и тут же захлопнул за ним дверь.
Джорджа я мог выгонять сколько угодно, но зарожденные им в моей голове мысли вышвырнуть из памяти было куда сложнее. Харрисон считал нас чертовыми педиками, а, значит, и Ринго – тоже, как и добрая сотня других людей. Как воспринимал нас с тобой весь окружающий мир? Какими глазами смотрели на нас фанаты? Разве мы походили на резвившуюся в койке парочку, которая чего-то там не поделила и решила развестись? Джордж утверждал, что именно на нее мы и похожи. И в этот самый миг – когда за ним захлопнулась дверь, и я снова остался один, я вдруг на секунду представил все это – ну как мы с тобой резвимся в койке, и… ты не поверишь. Да нет, ты просто прикончишь меня, но я возбудился. В одну секунду, чего со мной уже не было очень много лет. Черт побери, я не понимал, какие механизмы задел во мне этот Харрисон, но он должен был ответить за свои слова.
А пока… пока я иду в душ, думая о твоих густых темных локонах и огромных карих глазах…
Глаза Пола в этот миг и вправду округлились от ужаса: за прошедшие после смерти Джона 21 год их с Джорджем пусть и не совсем регулярного общения тот не подал ни единого намека на нечто подобное. Может, он просто блефовал, пытаясь подобраться к Джону, а тот повелся? Оторваться от дневника теперь было уже просто невозможно.
Видел бы ты меня полчаса назад под этими теплыми одновременно волнующими и успокаивающими струями… Но, слава богу, ты никогда этого не увидишь и никогда не прочтешь моего безумия, по крайней мере, пока я жив, а жить я планирую еще очень долго.
Сижу на кровати в позе лотоса и шевелю мозгами, пытаясь понять, что произошло. Очень не хватает Йоко с ее трезвым и рациональным умом. Правда, в этом случае она вряд ли смогла бы мне помочь. Только приревновала бы. Тебя ко мне! Дурдом какой-то… Ты никогда не задумывался, как сильно Шон похож на тебя? А я да – с некоторых пор. Макка, не ты ли отец моего младшего сына? Боже, мне надо придти в себя, просто придти в себя. Поднимаю трубку и набираю номер… нет, не твой. Харрисона. Тот сперва кидает ее, затем со второй попытки все же зло соглашается со мной поговорить. Спрашиваю, с чего он взял, будто у нас с тобой был роман. Он лишь смеется – хрипло, неприятно так. От этого смеха у меня мороз по коже. Отвечает, что этого не заметил бы только идиот. Что все вокруг знали. Брайан знал, Джордж Мартин тоже. И Ринго. И Синтия с Джейн. А Линда? Линда с Йоко тоже знают?! Я будто обезумел.
- Ну тут вам с ним виднее, знают ли о ваших шашнях ваши собственные жены.
Лихорадочно вспоминаю пресловутый 76-й и тот странный визит Линды, когда она зашла всего на минуту, отхлестала меня по щекам, назвала подлецом и вылетела из номера как ошпаренная. Я стоял тогда на пороге, недоумевая, что же произошло, а за моей спиной тихо хихикала Йоко, будто понимая чего-то, недоступное моему разуму.
Надо с кем-то срочно поговорить. Йоко всегда звонит сама, бог знает, где она сейчас. Набираю твой номер и, на мое счастье, трубку снимает одна из твоих дочерей – кажется, Стелла. Прошу к телефону маму и слышу на заднем плане твои радостные крики: «С Рождеством!» Сердце готово пробить грудную клетку – я не в силах понять всего происходящего, знаю одно – я должен хоть с кем-нибудь обсудить свое состояние. У тебя чертовски великолепная жена, я адски тебе завидую.
Наконец, она берет трубку и со смехом кричит:
- Алло! Кто это?
- Линда, привет, это Джон, - торопливо шепчу я. – С Рождеством. И прошу, только не говори Полу, что это я, очень прошу!
- Хорошо, - быстро соглашается она. – Тебя тоже с Рождеством! Как семья?
- Йоко в отъезде, мы с Шоном одни. Могу я с тобой поговорить? Не сильно оторву от праздничного стола?
- Ну, наверное, это что-то важное, раз ты решил побеспокоить меня прямо в канун Рождества да еще и не хочешь, чтобы Пол знал о твоем звонке. Говори.
- Линда, кто это? – слышу я на заднем плане твой божественный голос и начинаю дрожать с головы до ног.
Что же, черт побери, происходит?!
- Возвращайся к столу, Пол! Я скоро приду, это отец, у него ко мне что-то важное. Забери детей и закрой дверь, пожалуйста, я должна с ним переговорить.
- Привет ему от меня! – еще более радостно кричишь ты, и я готов убить тебя за твою радость, потому что самому мне паршивее некуда.
- Ну вот, слышишь? Тебе привет от него, - как-то натужно рассмеялась Линда. – Так что случилось?
- Помнишь три года назад… ты приходила ко мне в Дакоту?
- Ну?
- И надавала мне пощечин, назвала подлецом. Что это было?
- Ты только сейчас вдруг задался этим вопросом?
- Тогда я решил, что дело в развале Битлз, а теперь…
- Теперь что-то изменилось?
- Кажется, да. На днях заходил Харрисон и… он сказал мне что-то странное.
- Ну? – снова этот ее тихий издевательский смешок.
- Он сказал, что у нас Полом… точнее, что он думает, что между нами с Полом…
- Ну? – смешок еще язвительнее, казалось, она вот-вот расхохочется прямо в трубку.
Я молчу, пытаясь унять дрожь.
- Он сказал тебе, что вся округа знает о вашем с Полом романе?
- Да! – выдохнул я с облегчением. – Только никакого романа ведь не было. Скажи, эти слухи правда циркулируют?
- А разве это слухи? – снова смешок.
- Да, - неуверенно отвечаю я. – Чья-то безумная фантазия.
- Да? Ну тогда я зря побила тебя, даже жаль, - но в голосе ее продолжала сквозить издевка.
- Линда! Я позвонил тебе, потому что хочу знать правду, а ты увиливаешь от ответа. Скажи мне, что вообще происходит?
- Происходит одна очень печальная вещь, Джон, - интонация ее вдруг резко сменилась с издевательской на серьезную. – Убийство любви в четыре руки. Знаешь такое дурацкое стихотворение?
Убивали любовь, убивали в четыре руки.
Били с разных сторон, состязаясь в сноровке и силе.
Им шептала любовь: «Ах, какие же вы дураки!»
А они ей в ответ за ударом удар наносили.
Убивали любовь. И однажды любовь умерла.
Ей бы их обмануть, притвориться убитой – и только.
Но любовь, как любовь, притворяться и лгать не могла.
Да и им поначалу не жаль ее было нисколько.
Убивали любовь. На поминках ее желваки
Заходили на скулах, а взгляды их слезы затмили.
И с тех пор, как и прежде, все те же четыре руки
Поливают отныне цветы на ее могиле.
- Ты намекаешь…?
Но в трубке уже слышались короткие гудки.
Пол отбросил тетрадь в сторону и натянул одеяло на голову.