“ Every time I close my eyes It's like a dark paradise” Lana del Rey
Округ Хоуп, Монтана, США, июль 2009 Прошло около двух месяцев с тех пор, как началась моя новая жизнь в Монтане. Хоуп оказался настолько небольшим округом, что за прошедшее время я успела практически полностью исследовать его окрестности. В моём распоряжении были почти все места, кроме глухой лесной чащи и радиовышек. В запрете братьев был смысл: в лесу обитали дикие звери, а на радиовышке могла закружиться голова — так, что существовал риск упасть и разбиться. Однажды братья взяли меня с собой на охоту. Мы выехали за городскую черту и оставили машину на обочине. Джозеф просил научить меня обращаться с ружьём, объяснить какие-то основы его владения. Пройдя немного по лугу, рассекавшему косой границу леса, мы дошли до его опушки. Старший брат механически загнал патроны в дробовик и резко передёрнул затвор. Мне было интересно наблюдать, как суровый Джейкоб мастерски обращается с огнестрельным оружием. Заметив, что я с любопытством слежу за ним, старший из братьев подозвал меня к себе. — Смотри, это восемьсот семидесятый Ремингтон — мой старый добрый друг, — с этими словами Джейкоб передал ружьё мне, прижавшись со спины и манипулируя моими руками. — Упирай приклад в плечо и прижимай крепко. Крепче. Тогда отдачу почти не почувствуешь, иначе он больно ударит. Так. Вторую руку клади на цевьё. Крепко держи! Вот это целик, а это мушка. Совмести прорезь целика с мушкой, так чтобы получилась линия и… стреляй! Брат довёл прицел до ветки дерева в тридцати шагах и шумным выстрелом оторвал её от ствола. Я вжала голову в плечи и восторженно вскрикнула. — Видишь, как у тебя получается, — Джейкоб улыбнулся, довольный своим инструктажем. — Что вы тут патронами разбрасываетесь?! — К нам приблизился Джон, не скрывающий своего недовольства. .— Распугали всю дичь в округе своей бессмысленной пальбой, спасибо большое, Джейк! — Что нам сказал Джозеф? Девчонка должна уметь стрелять, иначе она не сможет себя защитить, - сухо ответил ему бывший военный. — Да брось, — Джон ухмыльнулся и положил руку на могучее плечо брата. — Вроде старший ты, а не Джо, к тому же его здесь нет. Думаю, Фэйт самой не по нраву стрельба, не так ли? Мне оставалось лишь потеряно пожать плечами. Учитывая, что моими действиями управлял старший брат, было трудно оценить всю сложность обращения с огнестрельным оружием, однако, как оказалось, мой ответ не имел никакого значения.: — Я не позволю своей сестре быть слабой! — Джейкоб тряхнул плечом, смахнув с неё ладонь брата, и перезарядил ружьё. — Она научится стрелять, и это не обсуждается. — Ну-ну, — тон Джона был наполнен ядовитым скепсисом, отчего мне стало глубоко не по себе. Старший брат грубо схватил меня за руку и повёл в глубину леса: я не успевала за его широкими и быстрыми шагами, поэтому приходилось бежать вслед за ним. “Почему Джозеф не поехал с нами?” — с горечью думала я, пока Джейкоб утаскивал меня сквозь непроходимую чащу. Я цеплялась платьем за сучки, а ветки царапали ноги, но старший Сид был неумолим в своей упрямой, солдатской решительности. — Неподалеку должны быть оленьи пастбища, — брат внезапно остановился и пригляделся. — А разве здесь можно охотиться? Тут же заповедник, — мой вопрос остался без ответа. Прошло несколько минут, прежде чем вдали от нас на опушке показалось красивое парнокопытное. Оно мирно бродило между деревьями и, кажется, совсем не догадывалось о нашем присутствии. Заметив жертву, Джейкоб с жаром потёр ладони. — Э-ге, лань, — полушепотом протянул он. — Молодая самка, невнимательная. Если хорошо прицелишься, уложишь одним выстрелом. — Прицелюсь? — я оторопела, а Джейкоб молча взвалил ружьё мне в руки. Осознание того, чего от меня хочет брат, пришло не сразу. — Ты хочешь, чтобы я её убила? Джейкоб, я не смогу!.. — Тихо ты, спугнешь! — шикнул на меня брат. — Наводи прицел — она у тебя на мушке! — Н-нет! — я испуганно затрясла головой. — Я не смогу! Я не хочу её убивать! — Не будь слабой, Фэйт! - Джейкоб был непреклонен. - Джон считает, что ты не способна сражаться. Докажи, что ты можешь! Стреляй сейчас же! — Нет! Лань повела ухом: она услышала наши голоса. Джейкоб выхватил оружие, с силой оттолкнув меня в сторону, и через мгновение грянул оглушающий выстрел. Я упала на влажную, лесную листву, больно ударившись локтем о камни. — Есть! — раздался боевой клич старшего брата. Из моих глаз потекли слёзы: я уткнулась лицом в землю, боясь увидеть окровавленное тело мертвого животного. — Джонни, у нас олениха! — Ты вновь себя показал, — над ухом раздался приободренный голос Джона, а после — звуки скупых аплодисментов. — И лань подстрелил, и девчонку испугал. Какой же ты, однако, мужлан! Фэйт, вставай, ты должна на неё хотя взглянуть! Стеклянные глаза мертвой оленихи ещё долго смотрели на меня из воспоминаний. Когда Джейк взваливал её рыжее тело на плечи, животное дрогнуло, будто испустило последний вздох. По возвращению домой остаток дня я провела в своей комнате, свернувшись калачиком на кровати. — Зачем ты отправил меня с ними? — слабо спросила я Джозефа, когда тот зашёл ко мне. Он сел рядом со мной и аккуратно придвинул к себе, положив мою голову к себе на колени. — Джейкоб прав: я слаба. — Дитя, - размеренный голос Джозефа обладал магической силой: он успокаивал меня, о чём бы брат ни говорил. — Если долго всматриваться в бездну, то бездна начнет всматриваться в тебя. Взаимодействие порождает подобие. Будучи слабым, но столкнувшись с чем-то сильным и неизбежным, в нас появляется часть этой силы. Я говорил тебе о коллапсе. Однажды, божий гнев обрушится на наш грешный мир. Его нельзя избежать, с ним бесполезно сражаться. Его можно только принять. Смирение - не поражение, а возможность быть готовым. Если мы будем готовы, значит, у нас есть шанс на спасение. Я хотел, чтобы ты заглянула в лицо смерти, стала частью круговорота превосходства сильных над слабыми. Та олениха послужит пищей для наших братьев и сестёр, а значит, её смерть - это благо. Смерть — благо. О Джозеф, если бы я могла вообразить масштаб твоих великих метафор. На каждой проповеди ты говоришь о коллапсе, о том, что знаешь путь Божий. Столько людей готовы идти за тобой, а я была слишком глупа, чтобы понять, почему они идут, почему готовы оставить свою семью, работу - всю прошлую жизнь. Я думала, что “Врата Эдема” — место убежища для таких изгоев, как я, но мне не приходило в голову истинное значение твоих действий. Я думаю над твоими словами каждый день, гуляя по окрестностям Фоллс Энда, и они угнетают меня всё больше от того, что я не могу их понять. Повиновение не слабость. Смириться не значит сдаться. Решимость необходима даже в покорности. Смотри в лицо смерти, и у неё будут твои глаза. — Рэйчел! Это имя прозвенело в моём сознании как церковный колокол, предвещающий панихиду. Я резко остановилась, ибо в сердце закололо так, словно невидимые иглы пронзили её нежную плоть. Неведомая сила заставила меня обернуться в сторону зовущего. Воспоминание хлынуло по сосудам, производя бурное излияние в мозг. Передо мной пробежала чёрно-белая собака породы спаниель, а следом её догонял незнакомый мужчина — один из адептов “Врат Эдема”. — Рэйчел, долбанная псина, к ноге! Опять погналась за индюком, — голос принадлежал именно ему. Он подхватил резвящуюся на солнце собаку: та оскалилась и попыталась укусить хозяина, однако тот вовремя увернулся и ударил животное по носу. — Будёшь кусаться, я тебя мигом пристрелю, поняла? Спаниель заскулила, и ей ничего не оставалось как смиренно сидеть на руках хозяина, положив голову ему на плечо. Отчего-то внутри меня стало безмерно пусто. Некая нить, которая связывала меня с этим именем, оборвалась, и я горестно проводила мужчину с собакой взглядом. Я с трудом вспоминала свои сны, но с каждым разом видения о Рэйчел становились всё ярче и реалистичнее. Они по-настоящему пугали меня, заставляя просыпаться в холодном поту и с дрожью по всему телу, но я не придавала значения этим странным снам ровно до этого момента. Мгновения, когда Рэйчел перестала быть для меня лишь иллюзией. Мне снились эти места раньше. Я видела реку Хейнбейн, в котором утопает закатное солнце, резвилась в долине Холланд, пыталась покорить скалы Уайтейлл, но всё это покоилось где-то в глубине моего сознания — в бездне, открывающей портал в совершенно иную жизнь. Что же заставляло меня так думать? Чьи-то далёкие слова, теперь окутанные густым туманом. “Врата Эдема” оказалась довольно популярной организацией в округе Хоуп. В наш дом постоянно прибывали новые адепты, на церковных вечерах Джозефа приходило послушать множество людей. Будучи сестрой лидера культа, я посещала его проповеди, хотя брат не поднимал вопроса о моём причащении. По правде говоря, атмосфера в его секте пугала меня своей мрачностью. В храме, где проходили проповеди, в качестве символики покоился американский флаг, только вместо звёзд, обозначающих штаты, были изображены символы “Врат Эдема”. Джозеф действительно стремился освободить всю Америку. — Чтобы быть духовно здравым, надо выплакать или выстрадать свои грехи, — в одну из июльских полуденных проповедей провозглашал Джозеф, стоя в центре своей паствы. Последователи называли его Отцом. Я сидела среди них и могла наблюдать, как те, затаив дыхание, ловят каждое слово проповедника, с каким восторгом встречают каждый широкий жест и каждую реплику пастора. — Если этого не сделаешь — не выплачешь своего греха или не раскаешься в нём, в сердце возникает нудящее стремление ко всем страстям. Беды окружат тебя со всех сторон. Грех не только поражает духовно, но убивает и физическую жизнь. Кто из плакавших о своих грехах не замечал, что до плача во время греха они страдали душевно и телесно, лицо их испадало и внутренности были словно пробиты гвоздями, а после плача, после слёз, с которыми выходят обыкновенно скверны сердечные, тело было свободно и легко, как перо, а лицо цвело румянцем радости и спокойствия? И Господь, видя немощь кающегося, но и его устремление к всесильному Небесному покровительству, поможет, защитит, помилует и спасёт. Каяться нужно во всяком грехе и каяться часто — после всякого падения. Пал — восстань — и спасешься. Владыка не отвергает грешника до последнего издыхания. Знает Господь нашу немощь, поползновенность ко всякому греху с самого младенчества; знает и злоухищрение врагов бесплотных, прельщающих нас ко греху и долготерпит нам, ожидая покаяния, борьбы и исправления, и дел благих. Не вознерадейте. Расскажите всеблагому Господу о своих греховных язвах и недугах, вспомните их и просите у Него озарения сердечного, просвещения, познания их, воздыхания, слёз — и получите богатство милости исцеления, здравия, мира, тишины и свободы, ибо Врач Небесный всегда готов миловать и врачевать нас, смягчать и обвязывать раны наши душевные... — Ты и поныне грешен, Сид! Возглас из толпы, привлекший всеобщее внимание, исходил от пожилого фермера по имени Джек Уайт, но в округе его называли Добряк Джек. Это был самый типичный реднек, преисполненный решимостью возразить Отцу. — Нет! — внезапно отрезал Джозеф Сид. Джейкоб, услышав призыв брата, жестом призвал своих солдат остановиться и опустить оружие. — Позволим этому человеку сказать то, что он хочет. Старик твердо взирал на проповедника. Казалось, этот пожилой фермер прекрасно понимал, какая участь ожидает его после сказанных слов. Несмотря на это смерть совсем не пугала Добряка Джека. — Когда-то давно один человек возомнил себя божьим пророком, — хрипло, но решительно начал он. — Он был как ты: амбициозным и циничным, также носил очки-авиаторы, и также не гнушался жертвовать человеческой жизнью ради сомнительного культа. Его звали Джим Джонс, он основал свою общину в Гайане, а город назвал в свою собственную честь. И знаешь, чем кончил? Пулей в лоб, как паршивая дворняга… Молчание нависло над церковью, однако был ощутим жар неистового возмущения прихожан. Безмолвный гнев бурлил в жилах эдемщиков, но никто не посмел возмутиться, пока Отец спокойно и внимательно слушал речь этого безумца. — ...А всех его последователей Джонс обрек на смерть от цианистого калия. Американцы, опомнитесь, он отнимает у нас свободу! — голос Добряка Джека сорвался в беспомощный возглас. Он оглядывался вокруг себя, пытаясь найти хотя бы один понимающий или сочувствующих взгляд, однако его ожидали лишь глаза, полные холодной ненависти и презрения. — Вам промывают мозги, а после поведут как овец на заклание! Неужели вы не понимаете, что… —...История повторяется? — прозвенел ответ пророка. Джозеф неспешно, но решительно, опустился со ступеней подле алтаря. — Когда я выходил к воротам города, юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли; голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их. Ухо, слышавшее меня, ублажало; око видевшее восхваляло меня, потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного. Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость. Я облекся в правду, и суд мой одевал меня, как мантия и увясло. Я был глазами слепому и ногами хромому; отцом был я для нищих и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно. Ждали меня, как дождя, и как дождю позднему, открывали уста свои. Бывало, улыбнусь им — они не верят; и света лица моего они не помрачали.Я назначал пути им и сидел во главе и жил как царь в кругу воинов, как утешитель плачущих… — Я устал слушать этот бред, ты для меня не больше, чем старый ботинок, а твои слова — вонь из него, — старик рассвирепело стал чеканить слова, хмуря брови и тряся головой. Из окружающей толпы выскочило два сектанта и, наградив Джека парой тяжёлых ударов по лицу и животу, прижали его к земле. — Не смей прерывать Отца, грешник, — прошипел один из нападавших. — Ты сам видишь, — пожал плечами проповедник. — Не я приказал им это сделать. Моё слово — дар, люди жаждут его, хочу я того или нет. — Ты! — ярость в глазах старика не угасала. Один из сектантов отступил в сторону, не сводя взгляда с пожилого Джека. — Сколько у тебя жизней? — Джозеф присел на корточки рядом с лежащим. — Что? — Я не знаю сколько их у тебя, но когда ты почувствуешь, что теряешь эту, то начнёшь её ценить больше прежнего. Не я приказал им тебя наказать, но прикажу ли я им тебя помиловать? Старик непонимающе уставился на проповедника, обдумывая кому был адресован вопрос. Джозеф, сощурившись, усмехнулся, разглядывая потешное недоумение лежащего в пыли деда. Неспешно поднявшись, самый влиятельный человек в семье Сид пошёл прочь от места этой бессмысленной склоки, не обращая внимания на сухие удары тяжёлых ботинок о человеческое тело за своей спиной. — Погань! — истошный крик мгновенно захлебнулся, донёсся мерзкий хруст сразу нескольких костей, а вой избиваемого сменился на булькающие звуки заполняемого кровью рта. Застыв от ужаса, я не верила своим глазам: никто из адептов “Врат Эдема” не бросился на помощь старику, а мирные жители просто поспешили покинуть здание церкви. Посмотрев на Джейкоба и Джона, я поняла, что те даже не думали вмешиваться. — Что вы делаете?! Меня охватила беспомощная паника: я ничего не могла сделать против рослых мужчин, вооружённых до зубов. Старик Джек испускал последние мучительные выдохи. Я вскочила со своего места и бросилась туда, откуда вышел Джозеф. — Скажи им прекратить! — кричала я ему вслед. — Джо, останови их! Они же убьют его! Мой брат обернулся и в бессилии развёл руками. — Увы, он был обречён, — с прискорбием сообщил он. — На мой вопрос о том, стоит ли этот несчастный защиты и спасения, Господь не дал ответ. — Ты спятил?! — ошарашенно воскликнула я. — Там сейчас убивают человека, который просто возразил тебе. И ты ничего не сделаешь?! — Я не могу идти против воли Божьей. — К чёрту такого Бога, если из-за него должны страдать ни в чём не повинные люди! Джо… Я осеклась: из-за дверей трое сектантов в униформе выволокли обездвиженное тело старика Джека, со стремительной скоростью положили его в салон грузовика и скрылись в неизвестном направлении. — Ты его убил, — проронила я, не отрывая взора от уезжающего автомобиля. Внутри всё оборвалось, а леденящий страх смерти сковал всё моё тело. Повернувшись лицом к брату, я что есть мочи закричала: —ЭТО ТЫ ЕГО УБИЛ!.. Сектанты окружили нас. Я ощущала себя дикой куницей, загнанной в угол. Если им ничего не стоило убить старика за его несогласие, то что они сделают со мной за то, что я с такой ненавистью кричу на их Отца? В тот момент мне было не важно. От разочарования и отвращения мне хотелось вцепиться Джозефу в лицо, сбить с него осточертевшие очки и расцарапать его пронизывающе зелёные, словно яд, глаза. — Как же ты мог?! Ты должен спасать людей, а не позволять им умирать! — я не могла остановиться. Я была преисполнена лютой злобой, и эмоции, словно красная пелена, застилали мне взор. — Что ты молчишь?! Куда ты меня притащил?! — Джозеф, — издали послышался неуверенный голос Джона. — Её может успокоить только блажь. — Что за блажь? — я обернулась и, прищурившись, смогла разглядеть в церкви жестяные бочки, наполненные бирюзовой жидкостью, от которой исходила мутная дымка. — Это наркотик?.. Джозеф глубоко вздохнул: на его бледном лице можно было прочитать раздражение в купе с усталостью. — Всё будет хорошо, — как ни в чём не бывало произнёс он и направился ко мне.Я шарахнулась в сторону от брата, не позволяя ему взять себя за руку. — А тогда, когда ты забрал меня из Вашингтона? Как ты смог так быстро приехать из Монтаны? Мы возвращались несколько дней. Ты… Это же ты устроил взрыв! Какая к чёрту утечка газа, это же всё ты! — Успокойся, Фэйт, — терпеливо выдавил из себя Джозеф, — ты сама прекрасно понимаешь, что это всё неправда. — Неправда? Вот как! Знаешь, я порой тоже так думаю. Я просыпаюсь по утрам, и что я вынуждена видеть?! Фанатиков, готовых убивать людей! Я засыпаю, и что я вижу? Фанатиков, готовых убивать людей! Твоя секта сводит с ума! Нарастающая паника как лавина накрывала меня с головой.Отступая назад, я понимала, на что обречена, но дать возможность Джозефу дотронуться до себя после всего - никогда. — Фэйт, — брат медленно, не совершая никаких резких движений, приближался ко мне. Он был сосредоточен и мрачен. — Ты совсем запуталась, а я просил тебя учиться смотреть в бездну. — Джо, пожалуйста, — взмолилась я, прижавшись спиной к холодной каменной кладке церкви, — я хочу вернуться домой. Ты убиваешь невинных людей! Это бесчеловечно, я не могу так! — Ты уже дома, — вкрадчиво и сухо процедил Джозеф. Несмотря на то, что внешне он оставался спокоен и сдержан, сквозь градиентные стекла очков в его взгляде пылал зелёный огонь. Он всё же схватил меня за запястье и задрал рукав платья до локтя. На предплечье чернела татуировка в виде формулы кокаина. — Ты хочешь снова вернуться в тот Ад, из которого так жаждала спастись? Ты позволишь низменным страхам завладеть тобой? О Фэйт, ты разочаровываешь меня. Ведь ты обещала мне верить. — Я не знала, что ты подавляешь волю, — всхлипнула я. — Ты манипулируешь, лжёшь им, вкачивая наркотики, чтобы потом… — ФЭЙТ, ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ МЕНЯ! На секунду Джозеф потерял самоконтроль. Его гневный крик заставил меня побледнеть и вздрогнуть. Заметив это, мужчина с досадой закатил глаза и тут же обхватил меня за плечи. — Я и только я желаю тебе добра, — настойчиво продолжил он, снизив тон. — Неужели до этого момента я был груб и жесток с тобой? Дитя, ты ещё совсем юна. Я понимаю сомнения, которые терзают тебя, но твоё спасение зависит только от того, впустишь ли ты веру и любовь в своё сердце. Я знаю, как тяжело прийти к смирению перед волей Божией, поэтому… Внезапно в моих глазах начало темнеть. Звуки окружающего мира стали глуше, и прежде, чем потерять сознание, я услышала окончание фразы брата, которое казалось обволакивающе заботливым: —… Позволь мне помочь тебе. Округ Хоуп, Монтана, США, июль 2009 Что может заставить меня желать смерти после всего того, что я пережила? После издевательств, насилия и наркотиков? Неужели существует на свете зло, способное разрушить даже самое святое и сильное, что есть в человеке - веру? Измятые и пожелтевшие от времени листы бумаги. Они не были заражены смертельным вирусом, не представляли из себя ничего необычного. Это были лишь письма, но их содержание оказалось убийственнее любой пули. Пронзенная лихорадкой, в ледяном поту я сидела на полу и держала бумажные послания в дрожащих руках. Слёзы падали прямо на буквы, и слова, подвергшиеся влаге, начинали расплываться, Слова уплывали, как парусники к горизонту. Горизонту событий. “Лана, Боже всемогущий, что они с тобой сделали? Как они заставили тебя поверить в этот бред, как вынудили так сильно забыть своё собственное имя? Как, Лана? Что они сказали тебе? Какой дерьмовый, блядский, кровавый ритуал уверил тебя в том, что твоё настоящее имя - Фэйт? Не важно как... Я догадываюсь. Он сказал тебе, что ты — особенная, но в конце концов он выкинет твоё тело в кипящую гадость, как самого обычного ангела." О том, что они существуют, я узнала из письма Трэйси. После того, как я стала жить вместе с братьями, у нас с ней завязалась переписка. Джозеф знал об этом и, несмотря на неодобрение, не претил мне общаться с подругой. Я старалась отвечать ей по мере возможности, но почти каждое её письмо побуждало меня одуматься и покинуть “Врата Эдема”. Накануне, после того, как я распечатала новый конверт, я прочла короткое послание, написанное на тетрадном листке едва разборчивым почерком: “Рэйчел, ты должна помнить Датча Рузвельта, что живёт недалеко от яблоневой рощи. Он передал мне то, что ты обязана увидеть своими глазами. Не на личной встрече. Я оставила это там, где ты любила прятаться в детстве. Поверь, тебе необходимо всё узнать, от этого зависит твоя жизнь! Не рассказывай Джозефу. Иди туда одна, проверь, чтобы за тобой не следили. Они лежат в нижнем ящике письменного стола”. То место, которое было любимо мною в детстве, было старой, заброшенной пожарной вышкой — на востоке от Хенбейн. Оттуда открывался вид на сказочный горный рай, окруженный пушистыми деревьями летом, а зимой было видно, как по скованной крепким льдом реке катаются лыжники. Я рассказывала Трейси о ней, и мы даже пару раз залезли туда вместе, но после того, как я примкнула к “Вратам Эдема”, я не покидала центральный регион. Сначала я разозлилась на подругу: она прекрасно знала о том, что абсолютно во всём я доверяю Джозефу, а теперь предлагала что-то скрывать от него. Однако в этом письме не было очередных обвинений и наказов — лишь просьба. Просьба, от выполнения которой, по мнению Трэйси, зависит моя жизнь. Несмотря на то, что моя жизнь в руках Отца, письмо подруги не давало мне покоя, и я решилась. Теперь, читая другое письмо, написанное другим почерком, адресованное не мне, я проклинаю себя за свой роковой выбор. “Ты не первая, Селена. Ты не первая женщина, которую он использовал и выбросил. В течение многих лет я слышал, что эта Фэйт Сид была высокой, как её брат, с черными волосами. Я не смог это проигнорировать. А потом я увидел тебя в одном из их фургонов на прошлой неделе. Светлые, пшеничные волосы развивались на ветру, было слышно, как они называли тебя Фэйт. Он считает, что может просто ЗАМЕНИТЬ ТЕБЯ! Как будто у тебя нет собственных мозгов. Бог знает, кто ты, и ты тоже знаешь, Селена. Я люблю тебя. Не потеряй себя во всем этом.” Ты не первая, Рэйчел. Руки отказываются подчиняться, и письма падают вниз. Судорогой пробрало всё тело: я обхватила себя руками, со всех сил стараясь унять свою дрожь. Стон вырывался сквозь зубы тоскливым воем. Мне не хватало сил прочесть последнюю записку: я была настолько разбита, словно вместо чтения мне приходилось отрезать от себя фаланги пальцев тупым, ржавым лезвием. В сознании буквально на мгновение закралась спасительная мысль о том, что всё это не по-настоящему. Что Трэйси подделала все письма, чтобы разлучить меня с Джозефом и внушить ненависть к нему за предательство и ложь. К своему несчастью все послания были написаны разными почерками, а в общем конверте с письмами покоились фотографии. На истерзанных и блёклых снимках замерли девушки в белоснежных, кружевных платьях: в их длинные косы были вплетены ромашки и незабудки, а их лица освещали беззаботные улыбки. Первая Фэйт: красивая девушка, чьи тёмные волосы водопадом опускались до самого пояса. Её глубокие, черные глаза словно бездна всматривались в меня. Наверное, её жизнь до того, как она приняла новое имя, оставляла желать лучшего. Вторая Фэйт: самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видела. Она походила на нимфу — белокурая принцесса с пухлыми розовыми губами и длинными густыми ресницами. Несмотря на свой счастливый вид, она казалась несколько отстранённой, взирающей вдаль свысока, но не с гордым удовольствием, а с грациозным смирением, словно Луна, оглядывающая спящую землю. Две разные девушки, носящее одно и то же имя. А рядом с ними — он. Джозеф. Последняя записка была соединена скрепкой с фотографией Селены. Я взяла её, будто нож, чьё предназначение пронзить моё сердце. "Я лишь хотела быть особенной. Боже, когда Джозеф ворвался в мою жизнь, я считала, что Ты преподнёс мне настоящий дар. Человек, который говорит с Тобой, посвятит меня в Ваш святой разговор?.. И я приняла имя, Боже, которое Ты дал мне через Джозефа. Фэйт. Я стала той, кто смог родиться заново. Но сейчас мне стыдно признаться в том, что хотя я ношу это имя, моя преданность культу... пошатнулась. Сомнения. Что мне делать? Боже, я знаю, что ты простишь меня, но не знаю, простит ли Джозеф…” — Боже, — вырвалось из моих кровоточащих губ. Я не заметила, как сильно впилась в них зубами, чтобы унять мучения глубоко за пределами своей кожи. В бессознании я очень долго смотрела на фотографию Селены, пока мои слёзы и капельки крови не испортили её идеальное лицо. Теперь меня ожидает участь предыдущих Фэйт. Первое, что придёт в голову человеку: как можно скорее собрать сумку со всем необходимым и бежать через горы и леса — куда глаза глядят, лишь бы скрыться от всевидящего взора Джозефа Сида. Но я совсем не думала о побеге. Все мои мысли подчинились неутолимой тоске, горю и тебе. С тобой никто не сравнится, Джозеф. Даже после всего я буду любить тебя вечно.Я не смогу тебя покинуть, даже если ты прогонишь меня. Я не смогу покинуть тебя, даже если моё тело будет охвачено мёртвыми водами. И даже после смерти я не смогу покинуть тебя, потому что моя душа принадлежит тебе. Именно ты решишь исход моей жизни, но после того, как я взгляну в твои глаза. Ты всегда был мне рад. Помню, как после одной из проповедей, ты остался в церкви, пока её не покинул последний из прихожан. Я знаю, ты скрывал усталость за задумчивостью и печалью, но теперь, когда ты оказался совсем один, было незачем утаивать свою боль. Ты долго всматривался в какую-то точку на стене, а затем, опустив ресницы, закрыл своё лицо руками. Ты не услышал мой плачь — слёз не осталось, ты не услышал мои шаги — ноги были босы, ты не узнал о моём присутствии… Пока я не прислонилась к твоему задумчивому телу своим. Ты даже не дрогнул, а я и не ожидала чего-то другого. Я просто знала, что теперь твоё лицо вновь заострилось напряжением, глаза хмуро смотрели перед собой, кожа внимательно реагировала на изменения моего лица, что устало покоилось на твоей спине. — Братик, я искусственная? Ты едва повернул голову в сторону, словно мой вопрос действительно заставил тебя задуматься. Но разве не сам Господь говорит с тобой? Неужели я заставила поразмыслить самого Бога, прежде чем Тот ниспослал тебе ответ? — На этот вопрос больше двух ответов, что ты не можешь выбрать ни один из них? - чтобы произнести это, моим губам даже не пришлось шевелиться. Но чем дольше он молчал, тем больше начинала копиться злоба. Мои руки мягко обхватили его талию. — Как ты выбирал нас? Мы тебе нравились своей красотой? Ты хотел нас? — я горько усмехнулась. Кажется, слёзы вновь появились, а в горле застрял омерзительный привкус плача. — Или потому что мы были бездомными собаками? Приютил нас и получил нашу щенячью верность своему спасителю? Представляешь, а ты был прав. Опять. Ты получил мою верность, параллельно всем ужасам, что ты творишь и ещё можешь сотворить, я верна тебе. Всё за твой голос, за твои мысли, за твоё понимание. Джозеф оставался недвижим. Всемогущий пророк, который ходил под дланью Бога, хотел притвориться скалой. Но у гор не учащается сердцебиение и не затекают части их великого естества. Ты попытался незаметно разжать кулак, который был напряжён всё это время. А я это заметила. — Почему ты волнуешься, братик? Ты вспомнил наши лица? Каким по счёту там идёт моё? — заключительный вопрос вышел из меня с хрипотцой. Вот она. Ярость заполняла моё тело, разбегаясь по нему волнами какого-то внутреннего жара и зуда. И желанием двинуться. Мои бесхребетные ладони сами собой одеревенели и несильно сжали его бока. — Твоё молчание даже чем-то похоже на комплимент. Теперь я могу читать тебя как открытую книгу, — в моём голосе показались высокомерные нотки, а мне и не хотелось их скрывать. Но Джозеф не смог скрыть смешок, который, я уверена, он хотел удержать в себе. — А, ты не согласен? Считаешь, что я кичусь? Нет, вот здесь и прямо сейчас я права. В любой другой ситуации я бы преклонялась перед твоей проницательностью, умом. Но я не хочу испытывать нечто подобное к… Трусу. Последнее слово выползло из меня, словно кость прошла через мясорубку. И на протяжении всего этого слова мои пальцы впивались в бока моего любимого братика, желая процарапать его бугристые шрамы. Джозефу не составило труда вырваться из этой неопытной кошачьей хватки и, сделав три шага вперёд и развернувшись всем корпусом, смерять меня своим холодным напряжённым взором. Мои мысли текли не быстро, так что он успел заметить лицо, изрезанное ненавистью, что медленно осознавало смену фигур на доске. Тот провал на моей голове, что назывался ртом, изобразил ухмылку. Или оскал? — Братик! Сколько лиц ты видишь вместо моего? — какая-то неизвестная мне девушка молниеносно подскочила к Джозефу, заглядывая в стеклянные зелёные глаза. — Ты видишь меня? Я отшатнулась, соскребая с себя эту неизвестную девушку, будто она была восковой оболочкой. Сердце колотилось так, что от этого ему в такт подрагивало всё тело. Уже мой взгляд упал на Джо. — Отвечай! Отвечай, я знаю, что ты меня слышишь! Я знаю, что тебе это всё небезразлично! Я знаю, что ты виноват во всём этом! Ты сделал так, что я здесь! Фигура брата не изменялась, не двигалась, она не шаталась, не дрожала и только голова слегка покачивалась в такт моему телу, чтобы всегда смотреть в глаза. — Лана, Селена. Кто знает, может их было гораздо больше... Они все были твоими Фэйт? Любимыми и единственными сестрами? Джозеф, я...я не могу так! Не могу быть просто заменой. Ведь я не нужна тебе. Тебе нужна твоя идеальная Фэйт! А те девушки? Что случилось с ними? Они стали не нужны тебе? ОНИ ЛЮБИЛИ ТЕБЯ?!.. От напряжения мой голос сорвался в истошном крике. Вокруг всё растворялось от слёз, застилавших глаза. Моя жизнь утекала из меня с каждой слезинкой: проклятые капли обжигали лицо, словно кислота, безостановочной рекой мчались вниз - со скул на щёки, у края подбородка превращались в прозрачный водопад и безжалостно разбивались о холодный пол. Всё это время Джозеф наблюдал, как я умирала. Я с жадностью из последних сил пыталась поймать хотя бы малейшее изменение на его лице, но ничего, кроме колючей проволоки не встретила на своём пути. Я была окружена стальными шипами, которые неумолимо впивались под кожу. Моя окровавленная душа могла желать только об одном. Смерти? Забвения? Одного его слова. Но Джозеф ничего не произнес, с ледяной скорбью продолжая смотреть на меня сверху вниз. — Братик! Я могу носить все их имена. Я буду надевать их как платья, какое ты захочешь, — всхлипывала я, — готова идти за тобой, куда бы ты не позвал. Но меня уничтожает мысль о том что, однажды я могу исчезнуть вместе с ними. Что на моё место придет новая Фэйт, и ты больше никогда не вспомнишь обо мне! Я осеклась: в горле саднило от боли, словно его исцарапали тысячи крыс. Сглотнув, я из последних сил напрягла голос и траурно проронила: — Ты был прав: твоя Фэйт никогда не покинет тебя. А Рэйчел будет стёрта с лица земли. На меня обрушился весь небесный свод, который я была не в силах удержать на своих плечах. Я понимала, что не смогу вынести его жестокости даже с помощью любви и веры. Джозеф тоже это понимал. Он знал, что мои страдания неподдельны, что какой бы сильной я ни стала благодаря ему, я не смогу жить с фатальным ожиданием того, что окажусь покинутой. С осознанием, что я - всего лишь глина, из которой он будет лепить своего ангела. — Прости меня, — шёпотом произнесла я, опустившись перед ним на колени. — Я слишком слаба, чтобы стать той, кого ты любишь. Джозеф, казалось, смотрел сквозь меня: его потерянность стала для меня самой страшной вещью на свете. Вдруг он сорвался с места, вцепившись пальцами в свои волосы. — Боже, в чём я грешен пред Тобой?! — мужчина бродил по комнате, словно разъяренный тигр в клетке. — Спустя столько лет Ты вознаградил меня ангелом. Вернул мою Фэйт! И теперь, когда я полюбил её всем своим сущим — всецело, беззаветно, Ты хочешь вновь забрать её у меня? Каков Твой замысел, Боже?! Ты снова испытываешь меня? Хочешь, чтобы я вернул Тебе эту измученную душу, трепещущую в предсмертной агонии?! А может… Джозеф Сид замер и с ошеломлением взглянул на меня. Настигнув меня в два шага, он провёл рукой над моей головой, как будто отгоняя туман, застилающий комнату. — ...Ты хочешь, чтобы я спас её? Впервые я слышала, как Джозеф говорит со Всевышним. Со стороны это походило на безумие, но я сама была в шаге от сумасшествия. Словно по щелчку пророк изменился в лице: от страданий и напряжения не осталось и следа. Он опустился рядом со мной, аккуратно подняв мою голову за подбородок. Его взор был наполнен заботой и нежностью. — Господь милосерден ко мне, мой ангел, — улыбнувшись, произнес он со слезами на глазах. — Он навеки соединил нас своими священными узами. Ты — та, кого я так долго ждал, и я спасу тебя.***
Я не помнила, как очутилась в тёмном помещении, будучи прикованной к креслу кожаными ремнями. Когда разум возвратился ко мне, меня окутал ледяной страх. Я попыталась освободиться от пут, но руки были слишком крепко прижаты к металлическим подлокотникам. Привыкнув к тусклому свету, я смогла рассмотреть в дальнем углу комнаты Джозефа и Джона: они словно чего-то ожидали. — Где я? Что ты сделал? — испуганно спросила я. Мужчины переглянулись. Джозеф кивнул младшему брату, и тот, не проронив ни слова, вышел из комнаты. — К сожалению, я был вынужден действовать стремительно, — донеслось мне в ответ. — У нас остаётся всё меньше времени. — Зачем ты связал меня? Ты хочешь меня убить!? Джозеф Сид приблизился ко мне и аккуратно запустил пальцы в мои длинные волосы. —Точно золотой водопад, — невозмутимо отметил он. — Как я могу причинить вред такому прекрасному и невинному созданию? Тебя следует оберегать. Я старалась не выдать своей паники и ужаса, но вряд ли кому-либо удавалось утаить свои мысли от проницательного Джозефа Сида. — Теперь всё хорошо, — ласково произнёс он, с осторожностью вытирая у меня навернувшиеся слёзы. — Тебя нужно было подготовить. Без предварительного сна блажь усыпит тебя. Нужно, чтобы ты была в сознании. — Прошу, отпусти меня, — всё ещё кружилась голова. Сложно было понять, о чём говорит лидер “Врат Эдема”, я же просто хотела освободиться. — Мне нехорошо. — Естественно, — Джозеф опустился на колени передо мной, расстегивая ремни один за другим. — Я не хочу удерживать тебя силой, моё дитя. Ну, а теперь я избавлю тебя от страданий. В правой руке мужчины блеснул шприц. Игла молниеносно оказалась под кожей, и я испустила глубокий вдох. Вокруг заклубился густой туман и прозрачные искры. — Что… Что это... Воспоминания о кресле с кожаными ремнями и о тёмной, устрашающей комнате растворились в сознании. Повсюду царил приятный, невесомый туман мятного цвета. Я оказалась на живописном лугу с высокой травой, усеянного крупными белоснежными лилиями. По ярко-голубому небу неспешно плыли густые, бледно-розовые облака, а вокруг меня порхала стая бирюзовых бабочек, походивший на чудесный живой листопад . — Здесь так красиво! — С этими словами я звонко рассмеялась. Мне захотелось вдохнуть поглубже свежий, сладостный воздух и помчаться навстречу ветру, едва касаясь ладонями тоненьких колосков. — Боже, какое блаженство! — Да, дорогая Фэйт, — эхом разнеслось надо мной. Я обернулась: вдалеке меня ждал спаситель. — Таков будет твой мир: чистый, невинный, тихий и счастливый. Те люди, которых я подверг заслуженной каре, не желали его наступления. Они были алчны, тщеславны. Они хотели счастья лишь для самих себя. Им было плевать на то, что их благополучие возможно только благодаря горю и страданиям других людей. Таков грешный мир — жестокий и несправедливый. Человечество пожирает само себя в погоне за прибылью, минутной похотью, желанием доказать, что одно ничтожество лучше, чем другое. Всюду ханжество, гордыня, честолюбие! Бог вновь разгневан на человечество за его грехи. Грядёт новый конец света. В первый раз Бог обрушил на землю полчища воды. Лишь праведный Ной с его семьёй смог спастись, ибо был достоин, был избран! Теперь Бог обрушит на землю неистовые языки пламени, чтобы выжечь грехи вместе с порочным обществом, которое их породило. Мне выпала участь стать тем, кто исполнит волю Господа, кто сможет очистить и спасти от неминуемой гибели тех, кто покается и войдет со мной во врата Нового мира. Ответь, дитя, разве крест, который я несу, не оправдывает эту цель? С широко распахнутыми глазами я медленно приближалась к пророку. Я понимала, о чём говорит человек, так открыто стоящий передо мной: я была по-настоящему поражена. — Ты так благороден, — зачарованно произнесла я, улыбаясь. — Так добр и великодушен. Теперь мой разум словно пробудился после долгого сна. Ты спасаешь. Спасаешь тех, кто слеп, кто не понимает… Таких, как я. Так бескорыстно и беззаветно… — Иди за мной, Фэйт, — Джозеф протянул мне свою руку. — Тебе предстоит принять и понять нашу философию, наши стремления и средства спасения. Я научу тебя приносить в жизни людей блаженство, научу спасать, просветляя разум. Ты станешь ангелом, дарующий свободу и веру. Ты хочешь этого? — Хочу, — прошептала я, положив свою ладонь поверх его. Внезапно от наших рук заискрилось сияние невероятной красоты, бабочки сорвались с лилий и в голубом вихре закружились вокруг нас. Неужели мы уже в Райском саду? Я с восторгом оглядывалась вокруг, не выпуская руки Джозефа, но вновь соприкоснувшись взглядом, он притянул меня к себе и, выделяя каждое слово, процедил: — Но запомни, Фэйт. Я лишь инструмент в руках Божьих. Я действую по Его воле, значит, ты должна следовать каждому моему зову. Иначе Херувим преградит тебе путь своим пламенным мечом. С его речью луг охватило неистовое пламя. Огонь отражался в стёклах очков Джозефа, что внушало ещё больший ужас. Я была парализована своим страхом, в бессилье пытаясь двинуться с места. Охваченные огнём деревья падали наземь, искры и пепел взлетали к почерневшему небу, но неожиданно до меня снизошло осознание того, что горит не луг. Не крона деревьев догорала в грозном пламени, а дубовая мебель, стены и лестница. Я сгорала внутри собственного дома в Вашингтоне. Как такое возможно? Ведь я должна быть в школе, почему обречена погибнуть здесь?! Ветер гонит вихри искр, кои падают на старые письма. Пепел окутал пожарную вышку. С мольбой я обратилась к Джозефу: он возвышался надо мной, размеренно наблюдая за безжалостной игрой огня. На его лице не было ни страха, ни тревоги - лишь дьявольское спокойствие. — Спаси меня! — в исступлении крикнула я. С удовлетворением выдохнув, брат наклонился ко мне и коснулся своим лбом моего. — Ищите и обрящете. Просите и дано будет вам. Стучите и отворят вам. Гибель мира в пламени узрев, мы воскреснем вновь. В сознании пустота. Я не могу разделить её на тьму или свет. Наверное, так выглядит летаргический сон. Я и не жива, но и не мертва. Я не могу мыслить. Не могу чувствовать. Всё, что когда-то наполняло мою душу, вдруг растворилось. И тут тело поражает жуткая боль. После абсолютного ничего, первый вдох напоминает мгновенное погружение на десятки метров под воду. Голову сдавливает тисками, в ушах лишь свист и отзвук этого дыхания. Глаза видят первый тусклый свет, который слепит и будто входит в них вместе с каким-то раскалённым металлом. Со вторым вдохом я чувствую первый запах пыли. Он режет нос судорогой, заставляющий дышать отрывисто. Первая связная мысль “Где я?” проносится по каждому нерву всего тела, которое сковывается этой болью, не давая ему двинуться. Идут долгие секунды этого печального оркестра ощущений, когда первое прикосновение к моей коже, не вызывает ничего кроме приятного тепла. Я знаю эту… Ладонь. Да, это ладонь Джозефа, он хочет помочь мне справиться с этим. Взгляд проясняется по мере отступления всех признаков этого коматозного пробуждения. — Джо, — слёзы с трудом наполняют мои глаза, будто я разучилась плакать, — ты здесь. Спасибо. Голову снова прошибает острая судорога. Я подумала о Рэйчел, я подумала о братьях, я не могу связать все воспоминания воедино, они нахлынули на меня целым цунами. — Стой, — я только обратила внимание на то, что сижу в комнате без окон, а мое тело лежит на кровати. — Это ты меня сюда принёс. Ты! Ты не спасаешь! Эмоции сменялись во быстрее, чем я успевала моргать. Руки не слушались, все мои попытки приподняться над постелью превращались в бессмысленные барахтанья. — Блажь! Я теряю память в этой блажи! Меня разрывает на две чёртовы реальности! Помни своё имя. Эта фраза как молния озарила туманное небо моего разума. Я попыталась напрячь свои оставшиеся мысли. Помни своё имя. Лана? Селена? Трэйси? О Боже, я теряла понимание того, кем были эти люди. А были ли они вообще? — Фэйт, ты очищаешься от грехов, — его голос звучал глухо и отстраненно. — Покаяние нужно перетерпеть, наказание не бывает незаслуженным. Страдание - путь к искуплению. — Всё ложь, — лепетала я, пытаясь что есть сил подняться на ноги. — Это лишь иллюзия. Я не должна… Не должна забывать… Помни… имя. Джозеф.Джозеф. Джозеф. Я помнила только его имя и уже всем сердцем ненавидела эту единственную нить, связывающую меня с реальностью. — Ты разрушаешь мой разум! — кричала я как можно громче, пытаясь тем самым вырезать в памяти каждое брошенное слово. — Как давно? Господи… Как давно ты это делаешь со мной?! — Просто лежи на месте, — угрожающе произнёс Джозеф сквозь зубы. — Иначе мне вновь придётся применить силу. — Уходи! — Я сделала резкий рывок, бросившись прочь из этой проклятой комнаты, но Джозефу ничего не стоило подхватить моё ослабевшее тело и отбросить его назад. — Не трогай меня! — в исступлении кричала я, пытаясь вырваться из его крепких рук. — Я не Фэйт! Я не хочу! Не трожь! Крепко прижав меня к кровати Джозеф приставил к моему лицу охотничий нож. Увидев лезвие, я замерла и взвизгнула, но мужчина закрыл рот своей ладонью. — Дрянная девчонка, будь на то воля Божья, я бы мгновенно перерезал тебе глотку, — прошипел он над моим ухом. — Если Богу будет угодно, ты возляжешь со мной для продолжения нашего священного рода! Ты считаешь, что мудро поступаешь, сопротивляясь Высшим силам? Твои протесты ничтожны и жалки, и самое главное — они рано или поздно обратятся против тебя. Никому не под силу остановить Коллапс. Даже я, сколь ужасным ни считал бы такой исход, не способен идти наперекор тому, что создало меня. Остаток лета пролетел мучительно-стремительно. Вскоре без блажи не проходило ни дня: не побывав в объятьях чудесной мятной лужайки, я становилась сама не своя. Моя агрессия из-за сильнейшей ломки начала выходить из-под контроля. От неуправляемой ярости я уничтожала все препятствия, встречавшиеся на пути. В конце концов Джейкоб приставил ко мне двух Верных, но каким-то образом впоследствии не досчитался своих солдат. С тех пор даже сектанты начали меня сторониться. Несколько раз я порывалась сбежать: под покровом ночи я пыталась поймать попутку в соседний округ, но все проезжающие мимо автомобили были собственностью последователей "Врат Эдема". Все мольбы о том, чтобы меня увезли подальше отсюда, воспринимались сектантами с неприятием и заканчивались возвращением блудной дочери в дом Отца. Мирные же жители с недоверием и злобой воспринимали меня: никто из них не желал контактировать с наркоманкой-сектанткой. Новая жизнь практически ничем не отличалась от прежних: днем я бесцельно бродила по территории горного заповедника под надзором верных адептов секты, а вечером меня ожидал тет-а-тет с Джозефом Сидом. Лидер религиозного культа был единственным человеком, который без опаски разговаривал со мной. По прошествии времени мне даже удалось побороть свой страх перед ним и убедиться в том, что все действия Джозефа направлены исключительно на моё благополучие. Инъекции блажи уже не воспринимались как попытка затуманить разум: в этом состоянии я ощущала такую лёгкость и наслаждение, что, казалось, я вот-вот оторвусь от земли и взлечу к небесам. В те минуты блаженства меня всегда сопровождал Отец. — Люди боятся меня, — однажды с грустью произнесла я, рассматривая красивую бабочку с голубыми крыльями, которая сидела на моей ладони. — Я не могу понять, почему они не могут принять меня такой, какая я есть. Неужели я неправильная? — Не существует неправильных людей, — отвечал мне Джозеф. — Бог всех сотворил по его образу и подобию, мы все равны в его царстве. Ты всего лишь сбилась с пути, дитя. Главное: вовремя осознать свою ошибку. — Ты всегда прощал меня, когда я пыталась убежать, — я бросила встревоженный взгляд на проповедника. — Я предавала и гневила тебя, но ты без устали продолжал помогать мне. — Каждый заслуживает шанс перед последним испытанием. У всякого смертного есть право выбора. Апостол Пётр трижды отрёкся от Христа, но после осознал свой грех и, раскаявшись, искупил его перед своим Богом. Ты — мой апостол, Фэйт. Тебя будут любить наши последователи, ибо ты сумеешь направить их на путь истинный. Ведь ты не зря носишь именно это имя. Помни своё имя. Что-то в этой фразе заставило меня вздрогнуть. Мне уже очень давно хотелось рассказать брату свою страшную тайну о том, что каждую ночь я молюсь о забвении. — Мне являются странные видения, Джозеф, — проронила я, пытаясь верно сформулировать свои мысли. — Я прихожу в сознание в своём собственном теле, но только я — это не я. Меня сильно мучают эти видения. Они кажутся слишком реальными. — Расскажи мне больше, дитя. Джозеф не был обескуражен, что удивило меня. Неужели мой брат действительно всевидящий, и его мыслями руководит сам Господь? — Мне кажется, что моё настоящее имя — не Фэйт. Что я всю жизнь жила здесь, в Монтане, и ни разу не была в других штатах. И ещё... — я с тревогой взглянула на пророка, не в силах окончить мысль. — Что же ещё? —Джозеф нахмурился, но я не догадалась, что мой рассказ выбил его из колеи. — Мне снишься ты, — тихо проронила я. — И в этом сне у меня не было братьев. — И как же тебя звали в твоём сне? Помни своё имя. За время пребывания в садах блажи, я практически забыла о том, как меня называли в моём же сне. — Рэйчел, — наконец, ответила я, а в сознании повторялась одна и та же фраза. — Помни своё имя… Я ведь не Ваша сестра, Отец? А те видения не были сном? Вы… Это же Вы с помощью блажи заменили мои воспоминания? Ответьте правду, кем бы вы ни были! Я... Я люблю вас и не вынесу, если вы обманите меня! — Блажь затуманила твой рассудок, ты воспринимаешь иллюзию словно реальность. — Я... — дыхание предательски сбилось. —Я не понимаю, где правда, а где — сон! Я не знаю, кто я на самом деле! Рэйчел или Фэйт? Мне страшно! Обе сущности сражаются внутри меня, воспоминания кипят в бурном водовороте! Я схожу с ума! Вдруг меня вовсе не существует, и мы все — плод чьей-то фантазии. Если я ваша сестра, значит, вы убили моих родителей, чтобы забрать меня, и удерживаете тут силой. А если я — Рэйчел… Я без сил рухнула вниз и закрыла глаза руками. Всё вокруг искрилось. Джозеф опустился напротив меня, крепко взяв мои ладони в свои, отдаляя их от моего лица и прислоняя к своим щекам. — Ты ощущаешь тепло? Чувствуешь своими пальцами мою кожу? Я сейчас здесь, рядом с тобой. Истина в том, что мы чувствуем прямо сейчас, понимаешь? Ты чувствуешь, как бьётся моё сердце? Чувствуешь, как по моим венам течет кровь? Реально то, что ты любишь меня я, а я — тебя. Имеет ли значение твоё прошлое, если от него остаются лишь отголоски воспоминаний? Господь милосерден: скоро ты навсегда забудешь о том, что причиняет тебе столько страданий. Ты каждый раз с удивительной нежностью вытираешь моё лицо от слёз. В моменты отчаяния я проклинаю себя за то, что доставляю тебе столько боли своими страданиями. Ты вынужден утешать меня и говорить о том, что всё хорошо. И что самое ужасное и одновременно самое прекрасное... Я верю тебе.