Быстрее, чем кроликов

Ясен пень, Хён Джун выполз из теплой постели где-то к полудню. На кухне перед целым ведром картофеля хлопотала тетя Глаша. Мин Хо с Хён Джуном, как и Паша и дети Кортнева, выучились звать по-русски, ну никак не подходило ей эксцентричное «аджумма». Хён Джун одними глазами ухитрился выразить немой вопрос по поводу хозяина и детей. Тетя Глаша изобразила будто крутит руль и неопределенно махнула рукой в сторону двери. Хён Джун, всем своим видом показывая раскаяние за поздний подъем, с почтительным поклоном отобрал у тети Глаши картофелечистку и устроился у стола с явным намерением самостоятельно начистить гору овощей. Тетя Глаша закатила глаза, но сражаться за свою картофелечистку и честь закончить начатое не рискнула. Связываться с этим узкоглазым прожженным пройдохой себе дороже. А еще того хуже не дай Бог «обаяшку» включит, там вообще хоть образа закрывай да вон из дома беги. Мин Хо заглянул на кухню и чуть не выругался вслух. Мало того, что по милости этого чокнутого почти всю ночь глаз не сомкнул, так еще и крайним остался — встал позже, первым помощь предложить не догадался. А теперь целую гору картошки чистить, чтобы на фоне этого наглого подлизы не выглядеть неблагодарным нахлебником. Мин Хо жестами попросил нож и хмуро пристроился рядом. Тетя Глаша рассмеялась и сочувственно похлопала Мин Хо по плечу, а перед Хён Джуном расставила ёмкости с компотом, рассолом, бульоном и регидроном. Многоопытный Хён Джун опохмелочные жидкости опознал и отдал предпочтение бульону. — Паша, скажите ему, что не стоит благодарностей, только пусть прекратит уже щуриться в мою сторону, как будто я ему холодненького пива подогнала и за ухом почесала. Где таких бесстыдников только делают… — Ага, — кивнул показавшийся в дверях и моментально нацелившийся на кружку с рассолом Паша, — сщас скажу, теть Глаш. Хён Джун, мон Шер, дама просит твоё знаменитое эгьё. Не будь скотиной, уважь человека. Тетя Глаша, увидев в паре сантиметров от себя цирковой номер Хён Джуна, отвесила крепкий подзатыльник Паше и пошла накрывать обед. — Придурок, — вздохнул Мин Хо, — я же тебе сто раз уже повторил, что не стоит здесь так делать ни с того ни с сего. — Но ведь тётя просила. — Ты что, Пашу не знаешь? Ведёшься, как маленький. — Мин Хо, а поехали сегодня с нами, — предложил Хён Джун. — Паша, на три-четыре, ту, вчерашнюю. Три, четыре… — Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, — подхватил Паша и продолжил на корейском: — Танцуют звёзды и луна, А ты опять сидишь один, А ты всё смотришь из окна… — …Давай пойдём туда, давай пойдём сюда, Давай пойдём в вдвоем! Давай пойдём сюда, давай пойдём туда, Пойдём со мной common! — начал подтанцовывать Хён Джун, эротично виляя пятой точкой. — Даже не проси. Я просто хочу спокойно вернуться уже. Я тебя умоляю, не влипните опять куда-нибудь. Может, хоть сегодня дома посидите? — Какой дома, Мин Хо?! Я наконец-то, выйдя за порог, могу делать все, что захочу. Уже почти забытые ощущения! А ты предлагаешь дома сидеть. Поехали, — стал соблазнять Хён Джун, — нам терять уже все равно нечего… — У тебя, видно, плохо с воображением, мон Шер, — возразил Мин Хо. — У меня масса вариантов, как еще можно влететь. — Зануда, трусишка и пессимист, — сказал Паша. — И еще ленивая задница, — согласился Мин Хо. — Отстаньте. Мне как-то не до веселья. Вы сейчас снова на репетицию к Саше? — Он сегодня занят, так что к нему позже, а сначала к одним ребятам, с которыми вчера в клубе после выступления затусили. У них такой звук интересный… — Хён Джун пустился в пространные объяснения, Мин Хо оставалось только кивать и поддакивать. С подачи Пушного, с легкой руки директора клуба, объявившего Хён Джуна талисманом, приносящим удачу, и с отработанного годами навыка самого Хён Джуна без руля и ветрил протаптывать дорожки из клуба в клуб и из компании в компанию, Шер Арыстанбеков непринужденно, как по маслу, пошел по рукам. Мин Хо оставалось только гадать, с каким очередным сюрпризом Паша и Хён Джун явятся домой. А сюрпризы случались, и это не считая того, что Хён Джун и так постоянно под нос себе что-нибудь мурлыкал. На следующий день принесли полные карманы наличности, вывалили деньги Алексею Анатольевичу и похвастались: — Вот, сами заработали. Возьмите за пропитание, пожалуйста. Однажды явились с Пашей веселые, довольные, как два слона. Оказалось, Хён Джун полдня учил песню на русском языке, твердо убежденный в том, что песня про лошадь. Паша его не стал разуверять. Хочет считать, что про лошадь, пусть будет про лошадь. Жалко что ли. — Так она про лошадь или нет? — так и не понял Мин Хо. — Мне Паша, в целом, переводил. Кажется, там все нормально со словами, — прикинул Хён Джун. — Мы сейчас на тебе потренируемся, пока у меня все слова из головы не вылетели. Я ее столько учил, чуть умом не тронулся, хочу записать и отправить Пак Чон Мину. — Ну, конечно, он же спать, бедный, не сможет, если ты ему чем-нибудь голову морочить не будешь. — Ага. Он такой, — ухмыльнулся Хён Джун и повернулся к Паше: — Людоед, запевай! И Паша с Хён Джуном дружно защелкали пальцами, отбивая ритм: — Поздний час, половина первого, Семь тысяч над землей, Гул турбин, обрывки сна. За окном облаками белыми Лежит пейзаж ночной, А над ним летит луна. Тайное движенье в небе без конца, Вижу отраженье твоего лица. Ты далеко от меня, За пеленой другого дня, Но даже время мне не сможет помешать Перелететь океан и, разогнав крылом туман, Упав с ночных небес, скорей тебя обнять… — И где тут про лошадь? — завис Мин Хо. Паша только беспомощно пожал плечами: — Я правда ему переводил. Понятия не имею, о чем он. Я думал, ты разберешься. — Ну как же! — поразился Хён Джун их недогадливости и пояснил: — «Ту мал»*! Про лошадь же! — Ну, — сказал наконец Мин Хо, — главное, чтобы Пак Чон Мин об этом догадался.