Быстрее, чем кроликов

Через два дня фантазии Мин Хо о безвременной кончине Хён Джуна стали отдавать чем-то сладострастным и нездоровым. Собственно, Мин Хо даже точно и сказать-то не мог, что же такого делал Хён Джун, что мысли Мин Хо сами собой заполнялись чувственными образами кровавой расправы. На следующий же день после футбольного матча с Лёшей и Славой Мин Хо поздним утром застал товарища в наушниках возле фонотеки Алексея Анатольевича. Хён Джун махнул ему рукой, даже не двинув в сторону «ухо». Оказалось, что пока Мин Хо, хозяин квартиры и остальные гости сладко спали, Хён Джун успел проводить кортневских мальчишек на их спортивные секции или куда им там было нужно. — У меня в голове не укладывается, Хён Джун! — оттянув наушник возмутился Мин Хо. — Как?.. Ты же по-русски ни бельмеса! — Да ладно, чего там сложного. Они же и сами уже большие, все знают. Им просто нужен был кто-то взрослого изобразить, — отмахнулся Хён Джун. — Они адрес назвали, денег на такси дали… Мы уж не стали из-за такой фигни их папу будить и Пашу из постели вытаскивать. Все ж нормально. — А если бы тебя кто-нибудь узнал?! — Кто? Мы вчера с Лёшей, Славой и Пашей прикинули вероятность. Ничтожно мала, мой друг. Просто до слёз. — Могу представить градус угла наклона ваших вычислений… — О! Ты, кстати, знаешь, что водку пивом запивают! — Не пори чушь! Никто здесь водку пивом не запивает. Водку пивом заполировывают. — А ты откуда знаешь? — удивился Хён Джун. Идиот! Даже Мин Хо, уже как-то слишком близко знакомый с русскими, не мог предположить, что про спасение Родины парни говорили на полном серьезе. Он, наивный, думал, что Алексей Анатольевич для официальной версии придумает какие-то срочные переговоры по юридическим проблемам в его контракте или по авторским правам, возникшие задним числом и грозящие каким-нибудь скандалом (а что, в России еще и не такое случается), перетрет все это с его директором, договорится о переводе денег на перелет и издержки… Хотя, как они в эту историю всунут Хён Джуна, у Мин Хо идей не было, конечно. Но все равно, рассчитывал, что все будет как-то так, в общем, тихо-мирно, скучно-спокойно-правдоподобно. Не заподозрил он подвоха даже тогда, когда Квартет И перекидывался соображениями по поводу того, насколько вероятно найти еврея в южно-корейском Министерстве национальной обороны. Шутят, думал Мин Хо. Но на следующий день, когда у Мин Хо и Хён Джуна отобрали паспорта, их директорам выслали официальное уведомление о том, что Ли Мин Хо и Ким Хён Джун задействованы в совместной с Южной Кореей секретной операции, касающейся Северной Кореи, и раньше чем через месяц просили не строить коммерческих планов на вышеозначенных господ, Мин Хо убедился, что с чувством юмора у русских все обстоит из рук вон плохо. Алексей Анатольевич назначил им по пятьдесят баксов карманных на двоих в сутки (вообще не разгуляешься, если честно. Еле на такси хватает туда и обратно, и то если недалеко и ненадолго), предупредил не светиться в соцсетях, их собственные телефоны зажал до даты отлета. Лихой квартет засел сочинять подробности операции без подробностей, на которых можно спалиться, засыпаться и «рассекретиться», чтобы корейские друзья не «плавали», не путались в показаниях и вообще могли без запинки перечислить все шпили, кремлевские звезды и другие весьма познавательные детали и достопримечательности, предусмотренные легендой. Узнав, что в России им предстоит тусоваться почти месяц, Хён Джун тут же выстригся в соседней парикмахерской почти налысо. Ли Мин Хо грустно рассматривал хёнджуновский бобрик: первое, что он увидит с утра, будет сразу же напоминать ему о том, как они влипли по самое не балуйся. Хён Джун вставал спозаранку, помогал тете Глаше с завтраком, обедом и ужином, отвозил по кружкам детей, перелопатил половину фонотеки Алексея Анатольевича, заставлял Мин Хо смотреть и обсуждать с ним последние новинки южно-корейских телеканалов, по вечерам играл в футбол с Лёшей, Славой и детьми Кортнева, припёр из местных магазинчиков шезлонг с пакетиком коктейльных зонтиков специально для Мин Хо (Мин Хо язык себе был готов откусить за то, что поделился своими отпускными фантазиями с Хён Джуном: никак не думал, что Хён Джун решит порадовать его настолько буквально) и за четыре дня своей неуемной энергией достал всех без исключения. Ибо, хоть Хён Джун и не производил никакого шума и не устраивал суеты, но каким-то образом весь дом так или иначе начинал подчиняться его личному ритму, а атмосфера наполнялась его настроением. Дети радовались, соседские собаки виляли хвостами, и, чего уже совсем никак нельзя было стерпеть, тетя Глаша называла его сынком и оставляла ему лучшие куски. Даже терпение Паши лопнуло, когда Хён Джун, будучи не в силах сразу уснуть, ночью начал тихонечко подвывать, время от времени срываясь на хихиканье: — Лоша-а-адка… Медвежо-о-онок… — Чего он несет? — хныкнул Мин Хо. — Дети ему сегодня поставили «Ёжика в тумане»! Ироды, — прорычал полусонный Паша, прихватил подушку и ушел спать в ванную. — Он спит когда-нибудь!.. — взвыл в отчаянии Алексей Анатольевич в конце концов. — Угомони уже своего приятеля! Мне начинает сниться подвал, в который его можно было бы спрятать. Он может спокойно ничего не делать, ни о чем не спрашивать и ни к кому не приставать? — Вообще-то он ничего и не делает, — усмехнувшись, заметил Мин Хо ради справедливости. — Сидит тихонько в уголке, музыку слушает в наушниках… — Все равно раздражает! — проворчал Алексей Анатольевич. — Я уже лет нцать не могу до своей музыкальной коллекции добраться, детей редко вижу, из всех дел по дому успеваю только мусор выбросить, а он тут свалился с неба и такое чувство, что все вместо меня делает. — Кстати, Хён Джун, зачем тебе это надо? — стало любопытно Мин Хо, который в гробу видал все эти национальные шоу, раз уж у него выдался вынужденный отпуск. И этим обстоятельством он рассчитывал воспользоваться в полной мере. А смотреть их с Хён Джуном — это же все равно, что на работу ходить. — Когда мы вернемся, у тебя уже, возможно, и работы-то не будет. — И что? — запустил Хён Джун очередной диск, одновременно просматривая на компьютере какие-то новые корейские шоу и интересуясь их рейтингами и свежими лицами. — Интересно же. В Сеуле-то я точно не смогу этой ерундой маяться — там у меня не стоит проблемы, как время убить. Пэ Ён Джун меня все равно без работы не оставит. Что-нибудь придумает. — Убить, — задумчиво повторил Кортнев. — Хён Джун, как ты относишься к тому, что мне нет-нет да и приходят в голову шальные фантазии об убийстве… — Меня? — уточнил Хён Джун. — Ага, — повинился Алексей Анатольевич. — Увы, перед собственным воображением я бессилен. — Хочется?.. — вкрадчиво улыбнулся Хён Джун. — Очень… — так же вкрадчиво признался Алексей Анатольевич. — Все в порядке, это любовь, — очень серьезно кивнул Хён Джун и лукаво сощурил глаза. — Фантазируйте на здоровье. И у меня бывает. Убить, превзойти, обладать. Иногда даже все вместе. — Это не любовь, — счел нужным заметить Кортнев. — Это формула страсти. — А я не отличаю. По мне так, где одно, там и другое, — ответил Хён Джун и выпал из разговора, посчитав тему исчерпанной. А Паша по настоятельной просьбе Мин Хо и Алексея Анатольевича связался с Пэ Ён Джуном. — То есть вы хотите сказать, что Ким Хён Джун у вас там без работы сидит?.. — неожиданно развеселился Пэ Ён Джун. — Мы не хотим сказать. Мы так и говорим, — пояснил Паша. — На том свете вам зачтется, — пообещал Пэ Ён Джун. — Вы ненормальные, если еще до сих пор его ничем не загрузили. На нем пахать надо, иначе он вас там с ума сведет. Сколько он в России пробудет, говорите? Месяц, кажется? Счастливо вам оттянуться! — Нет-нет-нет, — напугался Алексей Анатольевич, — так дело не пойдет. Вы его лучше знаете. Посоветуйте что-нибудь, голубчик! Это уже невозможно. Я как утром вспомню, что ваш питомец в моем доме засел, мне аж с сердцем плохо становится. Он разве что генеральную уборку у меня еще не сделал! — Я ж только что озвучил. Займите его полезно чем-нибудь. Нельзя, чтобы он на одном месте сидел и ничего не делал. И не звоните мне больше. Не поймите превратно — я его очень люблю, но, Господи! Целый месяц! У меня есть целый месяц, когда Хён Джун это чей-то чужой головняк!.. Не надо мне этот месяц портить! У меня, можно сказать, жизнь только началась.