Быстрее, чем кроликов

Заняться было нечем, и Хён Джун полюбопытствовал, что это за «КИНО» и Цой имеются в виду и почему за Мин Хо вписались быстро и не глядя. Оказалось проще поставить ему фильм, чем объяснить. Тройной тариф Паша отработал по полной. Хён Джун Мин Хо после просмотра зауважал со страшной силой и даже примерный перевод песен выспросил, хорошо хоть не построчный. Паша сам не заметил, как это случилось, а уже названивал Леше, спрашивая для Хён Джуна разрешения поюзать одну из его гитар. Ну как он это делает, скрипнул зубами Мин Хо. Ведь вообще почти ничего не произносил, кроме «нэ» и «аньё». Паша поступил очень плохо, когда внял сим нехитрым звукам. Это обнаружилось к ночи, когда Хён Джун все еще не прекращал подбирать аккорды к «Маме Анархии» и «Пили всю ночь». — Хочешь, я тебе расскажу, почему «алюминиевые огурцы» и почему они «на брезентовом поле»? — с хорошо уловимым сарказмом спросил Паша Хён Джуна. — Не, — мотнул головой Хён Джун, — я понял. — Хён Джун, ночь уже, — напомнил Мин Хо. Понял он. Никто не понял, а он понял, блин. — Смотри, — указал Хён Джун, — у хозяина в кабинете звукоизоляция. И я негромко к тому же. — А ничего, что нам выдали одну комнату на троих? И мы уже спать собираемся… — Кто вам мешает? Спите, — пожал плечами Хён Джун. — Я недолго…

***

Собственно, примерно поэтому к позднему завтраку трое молодых людей выползли опухшими и все поголовно узкоглазыми. Тетя Глаша и милая женщина с красивым именем А Мин А жестами отослали всех троих к чашкам, чайнику, кофеварке и тарелкам с закусками. Корейцы начали почтительно кланяться хозяйкам, когда услышали за спиной насмешливый голос, а пашин перевод в точности воспроизвел интонацию: — Нет, ну ты посмотри, какие скромники с утра. Так и не скажешь, что алкоголики, тунеядцы и нарушители трудовой дисциплины. Перевод сопровождался хитрым прищуром черных глаз и совсем уж неожиданным в России корейско-родным рукопожатием в две руки. — Камиль. Шамильевич, — представился черноглазый аджосси. — Ларин. — Ли Мин Хо, — представился Мин Хо. — Ким Хён Джун, — представился Хён Джун, также пожав руки. — А если по-русски? И не матом? Или по-татарски хотя бы? Леша, — крикнул Кам куда-то в сторону выхода, — когда ты перестанешь во всякую ерунду влипать? — Я старый больной человек, Лёха… Анатолич, — ворчливо прозвучал у входной двери новый голос. — У тебя совесть есть вообще? — Нет, ну это нормально? — явно солидарно с первым зазвучал второй голос, немного по-мальчишески. — Что, в аэропорту корейцев нормального роста не валялось? Именно этих надо было прихватить? — Лешечка, — раздался из недр квартиры голос хозяина, — садись завтракать, дорогой. Как бы ты сейчас не ворчал и не возмущался, выше ты уже все равно не станешь. — Нет, я сяду! — взвился маленький, славненький и уютненький Лешечка. — Но вы плохие друзья, так и знайте, сосиски просто. — Почему сосиски? — стало интересно Хён Джуну. — Детский фольклор, — уклонился от подробных разъяснений Паша, но Хён Джун и так его прекрасно понял. — А он прям все переводит, да? — уточнил Хён Джун у Мин Хо. — Как знать, как знать… — ухмыльнулся Паша. — Может, и от себя сочиняю. — Что мне эти твои картинки из интернета, Лешечка? Мне на них вживую надо посмотреть. Я как-то от человека привык идти, знаешь ли. Слава, — представился высокий, плотный, до ворота рубашки заросший шерстью мужчина с лысой головой. — Хаит. — Леша, — представилась вслед за предыдущим половина мужчины, придирчиво разглядывая незваных гостей, что априори делало последних хуже Камиля, — Барац. А где Саша? Сказал, что уже подъехал… Чтоб я так убедительно врал по телефону. — А вот оно — здравствуйте! — устроил с порога жизнерадостную клоунаду Демидов и буквально сбил корейцев с ног, после чего стал так энергично трясти им руки, словно хотел оставить корейские конечности себе на сувениры. — Саша. Демидов. Позвольте поближе познакомиться с материалом, так сказать. Озвучьте нам, пожалуйста, Алексей Анатольевич, централизованно исходные данные и что мы в итоге хотим иметь. Или кого. Будем. Даже если не хотим. — Слава! Хватит жрать! — рявкнул Барац. — Лешечка, я волнуюсь, а когда я волнуюсь, я ем, — снова запихнул что-то в рот Хаит. — Ну, все в сборе, познакомиться познакомились, — подытожил Кортнев. — Теперь усваиваем завтрак и информацию. Вот этих двоих, — указал на корейцев лидер «Несчастного случая», — нужно вернуть на родину. Но! С уважительной причиной прогула. С очень уважительной. Или один из них пойдет на растопку, как объяснил мне Паша, а второй на жаркое. — А золотого ключика у этих буратин с собой случайно нет? — хохотнул Демидов. — И сколько прогул? — перешел к деталям Барац. — Меньше недели уже не имеет смысла брать, я думаю, гулять так гулять, — решил Камиль. — Нет, ну неделя мало, берите больше, — посоветовала Амина. — Зачем мелочиться? Пускай годик поживут у нас… или насовсем их себе оставь, глядишь, все привыкнут, будут за наших детей принимать. Двумя больше, двумя меньше… — Аминочка, роднусечка моя, ну не ругайся на своего старенького маразматика. Видишь, мальчикам помощь нужна. Не можем же мы их бросить. — Зато я тебя могу, видимо. Ничего, если я к подруге съезжу, погостить? Недельки на две. — Как это? — растерялся Лёша. — А вот так, — Амина бросила фартук на стол и развернулась к двери. — Амина! — бросился вслед за ней Леша. — Вернись, я все прощу! Остальные даже бровью не повели, продолжая сосредоточенно разглядывать пришельцев. — Э-э, — протянул Демидов, — ну, как бы основная мысль ясна… А можно уже перейти к фактам? — Прошу, — пригласил Паша собравшийся народ к просмотру и представил общественности видеопослания подгулявших корейских деятелей. Кортнев появился только к испанским эпизодам. — Как она? — спросил Кам. — Да нормально все. Младшенькую взять согласна, а с пацанами как-нибудь справимся. — Нет, ну правда? — Если правда, предупредила, чтоб без баб. Я так понимаю, можно кого-нибудь из вас тут … чтоб совсем тут не того… концы не отдать. — Сильно обиделась? — На что? — удивился Кортнев. — Давно ищет предлог от меня, от детей и от дома отдохнуть. Только кто ж ее отпустит-то? А тут прям подловила… Ай, ладно. На вас отыграюсь за свою накрывшуюся личную жизнь. — Паша, — попросил Мин Хо, — ну не надо это переводить, пожалуйста. Мне и так неудобно. Давай досмотрим уже, совсем немного осталось. Видео кончилось, и воцарилась минута молчания, которую первым пафосно нарушил Слава цитатой Довлатова: — «Жизнь есть выявление собственным опытом границ добра и зла». Да. — Во-о-о-т! — сделал крайне содержательное заключение Барац. — Вот поэтому я и не женюсь, — процитировал самого себя Демидов. — А я в жесткой завязке, — привычно напомнил себе Ларин. — В самом деле, Слава, ну посмотри на них, у них же на все лицо написано, что они не понаслышке знают про твоего Довлатова. Нафиг им твои цитаты? Мозги включай. — Нет, а что я-то сразу? — возмутился Слава. — У нас вон Лёшечка самый креативный. — Я думаю, Слава, я уже думаю! — Я одного не пойму, Хён Джун, — вздохнул Мин Хо, — как ты в этом состоянии настолько хорошо умудрялся изображать трезвого, что нам билеты в аэропортах продавали? — Это называется «внутренняя интеллигентность», да, Лёшечка? — хмыкнул Слава. — Аньё, — поднял указательный палец вверх Хён Джун, озорно сверкая глазами. — Это называется «профессионализм» и «годы упорных систематических тренировок». — О-о, Кама! — раздался дружный мужской хор. — Твой клиент! — Ничего, ничего, — успокоил всех Кам. — Мы подкустовных выползней спасли? Спасли. Причем быстрее, чем североамериканских древолазных кроликов. А там был тяжелый случай. Науке до сих пор неизвестно, как эти выползни размножаются… — О, еще, кажется, желтопопиков спасали, — вспомнил Барац. — Нет, Лёша, там были чернопопики, — покачал головой Слава. — Но желтопопиков тоже спасем, нам уже просто деваться некуда со «Шварценгольда». — Мама, — пожаловался потолку Демидов, — мне уже столько лет, а я до сих пор все той же ерундой маюсь. Какие-то желтопопики, выползни, древолазные кролики… — Саша, — вернул друга в настоящее Слава, — это уже было. Нам нужен новый сценарий.