La Dance Macabre

Признаваться в этом было немного неловко даже, но никогда еще Балалайке не жилось настолько… интересно? Пожалуй, да, это самое подходящее слово — интересно. Наверное никогда еще её жизнь не была настолько полноценной. Ведь теперь она была сама себе хозяйка, только она решала, что делать и как. Правда, была тут и еще одна сторона, куда более неприятная — огромная ответственность. И у этой ответственности были свои требования. *** — Ты узнал, что я просила? Вот вроде конец августа, а Москва задыхается от жары. Даже листья на деревьях по большей части еще зелёные и не скажешь, что осень скоро. Но Софью, кажется, даже конец света не мог заставить поменять форму на что-то другое. Борис и тот переоделся в футболку и потёртые джинсы, вкупе с потёртыми и совершенно убитыми кроссовками вообще ничем не выделяясь из толпы — мало ли сейчас по улицам людей ходит людей со шрамами, право слово? Не то, что капитан в своем песчаном камуфле и тельняшке, да еще и со шрамом на пол-лица. Женщина. Она постоянно собирала собой все возможные взгляды, но кажется, искренне этим наслаждалась, выставляя форму, как провокацию, точно медаль. Пашка говорил, что она херней какой-то мается, но внутренне с ним соглашаясь, она ничего с собой не могла поделать. Внутри сидело какое-то обидное, почти подростковое: Я еще вам всем тут, блядям, устрою… — Узнал. — сержант отхлебнул пива, выдергивая Балалайку из глубин собственных мыслей, поморщился едва заметно. Они сидели за столиком, под каким-то задрипанным тентом — таких уличных наполовину кафе, наполовину не пойми толком, чего, развелось, как грибов после дождя. Редко Борис позволял себе покрасоваться перед капитаном, но сейчас бросил папку на грязный колченогий пластиковый стол, несколько театральным жестом. — Пришлось потрясти кое-каких знакомых в ментовке, но узнал. Они регулярно собираются в казино «Жар-птица», его же и держат. Обычно они там на посиделки с бабами собираются, но раз в месяц они делят выручку, обсуждают текущие дела, короче, летучку устраивают. Платов фыркнул. — Момент идеальный. Лишних людей там не будет, у Макса кореш там работает то ли официантом, то ли еще кем, короче говоря, он пронесет сумку заранее, а персонал выведет, чтобы случайных жертв не было. Надо будет только заплатить. — Заплатим. — Балалайка смотрела в одну точку, опустив голову, точно чрезвычайно заинтересованная каким-то из многочисленных пятен на столе. — Я хочу, чтобы они сдохли. — бесцветно произнесла она. — Я хочу увидеть это своими глазами. Хочу прострелить башку каждому. Сказала бы еще — нассать на трупы, но физиология не позволяет… Больно уж смешно выглядеть будет. — Товарищ капитан… — Скажи, Боря, это как же так получается — менты всё знают, а эти мрази до сих пор на воле? Платов тактично промолчал, делая вид, что очень уж занят опустошением своего бокала. *** Работы было много. Надо было найти оружие и собрать взрывчатку, но с этим проблем было меньше всего. Найти неприметные машины, подделать номера и документы, выяснить о каждом члене группировки всё до последней детали, но любая работа когда-нибудь заканчивается. Софья сидела на заднем сиденье наглухо тонированного грязно-белого «Жигуля», каких по Москве десятки, если не сотни тысяч, (а номера были вообще чуть ли не магаданские), закрыв глаза. Наконец, Павел аккуратно тронул её за плечо. — Товарищ капитан, они вышли. — Хорошо. Готовность тридцать секунд. Вытащив из кармана куртки телефон, Балалайка под аккомпанемент щелканья вставляемых магазинов и клацанья затворов, сосредоточенно набирала номер. Последняя цифра. Вызов. Внутри казино бахнуло тяжело и гулко, повалил едкий, чёрный дым, стёкла в больших помпезных дверях обвалились и рассыпались дождем осколков. Раздались крики, прохожие юркнули в стороны, как стайка испуганных рыбок, улица вмиг опустела. — Пошли! Спецназовцы забрасывали гранатами каждое помещение и расстреливали каждое обнаруженное тело, не жалея патронов. Должны были остаться только трупы. Это была не просто месть — это должна была быть вдобавок, акция устрашения. Послание, простое и предельно понятное. То же самое сейчас происходило по городу: взлетали на воздух машины, в людей стреляли прямо на улице. Группировка, с которой имел несчастье связаться и погибнуть Олег Кузнецов, командир расчета АГС и теперь уже навеки бывший подчиненный Балалайки, перестала существовать буквально в одно мгновение. Когда Балалайка стояла посреди игрового зала, хрустя осколками стекла, окровавленными картами и игральными фишками, вдыхая висящую в воздухе смесь пороха, алкоголя, и крови, глядя на изуродованные, разорванные тела, в голове вдруг всплыли гоголевские строчки: Вот вам, вражьи ляхи, поминки по Остапу. На улице вновь раздалась стрельба. Разумеется, первыми сюда приедут не менты — а специально оставленные «неучтенными» члены группировки. Приедут, чтобы нарваться на кинжальный автоматный огонь. — Время пошло. Собираем деньги и уходим. *** — Третий тост. Давайте за Олега, ребят. За всех, кто остался. Встали, помолчали немного, опустошили стаканы, не чокаясь. — Казино-то теперь… — Пашка, сосредоточенно пытавшийся выцепить огурец из банки, теперь смотрел только на Балалайку. — Что казино? — Казино-то теперь бесхозное. А еще шлюхи, «крыша», всё остальное… Балалайка ничего не ответила, но крепко задумалась, залпом выцедила еще стакан. — Посмотрим. *** Однажды утром, Балалайку разбудила нудная трель дверного звонка. Вообще-то, она очень любила поспать и утром обычно никого не ждала. Поэтому прошло достаточно много времени, прежде чем она накинула халат, завязала и пошлепала открывать, морально готовая к визиту родной милиции. — Дедушка! Она повисла у Александра Николаевича на шее, в совершенно несвойственной ей манере, не дав тому даже толком снять шинель. — Дай разуться-то… На, возьми лучше. — Та-ак… — протянула Софья, разглядывая бутылку коньяка и коробку дорогих шоколадных конфет, и еще, почему-то, газету. — Понятненько… Колись, дед, чего пришел? — Что я, внучку уже навестить не могу?! Ну ладно, ладно… Открой криминальную хронику. — Так… «Вчера вечером в своей квартире был найден мёртвым генерал-полковник Кравцов, бла-бла-бла… со следами жестоких пыток…» Полный порядок с воображением у автора, конечно, живенько так описано. У него действительно лёгкие оказались мукой забиты? — Да. Вернее, мукой и водой, считай, что тестом. Задохнулся. — Ай-яй-яй, ну надо же. Вот отморозки-то… Просто ужас какой-то, что творится! Ну что? Что ты так смотришь на меня? Не мы это. Я его даже пальцем не трогала. — Прямо может и нет. — Ай, ну вот только не надо! Это всё еще бабка надвое гадала! — Балалайка фыркнула и щедрой рукой плеснула коньяка себе в кофе. — Ты мне еще нотацию почитай, ну ей-богу… Старый генерал незаметно усмехнулся в усы. Что тут взять, все из одного помёта. Одна порода. — Ну ладно. Допустим. А дальше? — А что дальше? «Новая криминальная война на улицах Москвы!»… Ого, вот это заголовки! Вот это — я. Даже скрывать не буду. — Зачем? — Чтобы знали, если мои люди будут из-за них умирать — я их всех, блядей, на ремни порежу. Я город с землёй сравняю, если надо будет. Это мои ребята. Я за них отвечаю. Александр Николаевич только вздохнул. — Вот поэтому я и пришел. Аквариум хочет воспользоваться твоими… неожиданными талантами, но сначала… Он протянул внучке серую папку. — Это тебе обещал Кравцов? Балалайка почти вырвала у него из рук серый картон, углубилась в чтение. — Ириновский Павел Александрович… Чешская республика, Прага… Прага… Ну конечно. Вот я дура. Идиотка. Шестьдесят восьмой год, назначен помощником военного атташе советского посольства в Чехословакии. Ну конечно. — она подняла глаза. — Ты знал? Хотя, о чем это я, конечно ты знал… Ты всё знал, без тебя, старого лиса, тут точно не обошлось. А мама? — Нет. — Александр Николаевич покачал головой. — Маша ничего не знает и я тебя очень прошу, пусть всё так и остаётся. По крайней мере, пока. Софья шумно захлопнула папку. — Я должна его увидеть. Помолчи! Ничего мне не говори. Я должна его увидеть. Сама. Я должна… должна знать, что он… есть. Что с ним всё хорошо. Потом посылайте, куда хотите. Хоть в Антарктиду.