Срочно. Секретно. Лично. Начальнику разведотдела 40-й армии маршалу Ахромееву С. Ф.
ОПЕРАТИВНОЕ ДОНЕСЕНИЕ Довожу до вашего сведения, что в результате провала операции "Купол", силами вооруженной оппозиции похищена и удерживается старший лейтенант первой роты 154-ооСпН Ириновская С.П. (позывной на время проведения операции: "Агат"). Спустя семь суток, неизвестными к расположению 154-ооСпН подброшено личное оружие ст. лейтенанта и письмо с требованием немедленно освободить находящихся в настоящий момент в тюрьме г. Кабул полевых командиров. В случае невыполнения условий ультиматума, ст. лейтенант и другие пленные будут убиты. Срок ультиматума истекает через четырнадцать суток.
Командир 15-обрСпН Подполковник Бабушкин В. М.
***Срочно. Секретно. Лично. Командиру 15-обрСпН Подпол. Бабушкину В. М.
ПРИКАЗ По данным агентурной разведки, ст. лейтенант вместе с другими захваченными военнослужащими удерживаются силами полевого командира Исмаил-хана в районе н.п. Гошта, на границе с Пакистаном. Возможно, подготавливается переправка захваченных военнослужащих на территорию Пакистана. С учетом данных обстоятельств ПРИКАЗЫВАЮ: Силами 154-ооСпН, в тесном взаимодействии с 3-м батальоном 66-омсбр и асдабадским отрядом, при поддержке гаубичной батареи а также джелалабадского вертолетного полка, провести операцию "Западня" по штурму УР Гошта. Приоритетной задачей является освобождение пленных. Второстепенная задача: захватить или уничтожить полевого командира Исмаил-хана. Ответственный за проведение операции: подполковник Бабушкин В. М.
Начальник разведотдела 40-й Армии Маршал Ахромеев С. Ф.
*** Операцию можно было бы назвать образцово-показательной, почти как по учебнику, если бы не идиотизм пехоты. Много "лестных" слов досталось в адрес мотострелков, не сумевших толком замкнуть кольцо оцепления и позволивших Исмаил-хану выскользнуть за оцепление, растворившись в неизвестном направлении. Но главное было сделано и три вертолета, отработав последний залп ракетами по остаткам укрепрайона, теперь завывали винтами, на пределе мощности уходя в сторону Кабула. *** — Да посади ты её, дебил, ты что делаешь?! Посади говорю! Ну значит к стенке прислони! Мудак криворукий... Убрал нахер лапы свои кривые! Военврач, старый знакомый Балалайки, Женя Северцев, нервничал, а потому орал на любого, кто попадался под руку. На этот раз это оказался Борис, не ко времени сунувшийся помочь. Занервничаешь тут: Софья дышала тяжело, хрипло и рвано, с нехорошим присвистом, и клокотанием, кажется, плохо воспринимая окружающую реальность; на губах выступила розоватая, с алыми вкраплениями пена. — Ранец дай свой, — уже спокойнее потребовал Северцев. Подложив рюкзак под спину старшего лейтенанта, он вытащил из сумки марлевую повязку и принялся щедро поливать её из объемистой темно-зеленой фляги. Запах спирта разлетелся по кабине (народ моментально усиленно заводил носами). Женя накрыл повязкой рот и нос Софьи. — Давай, давай, дыши, не выдумывай... Вот так, молодец... — он ткнул Платова локтем в бок. — Придерживай и смачивай, если почувствуешь, что высыхает! Сам он в это время уже возился со жгутами. — Херово дело, отёк легких развивается. Если жгуты не помогут, скатимся совсем в средние века и будем кровопускание делать, надо уменьшить возврат крови к легким, иначе до Кабула не дотянем. Где-то на этом моменте сознание решило, что с него хватит и милосердно покинуло Балалайку. *** Грезились ей события настолько теперь далекие, что казалось, это было в какой-то другой жизни. Буквально перед самой отправкой в Афганистан бригада попала на учения. — Прям как в Великую Отечественную — с парада и сразу на войну! — хохмили в бригаде. И вот, Украина, Жёлтые Воды. Крупнейший учебный полигон спецназа. Палящее солнце, выжигая глинистую почву, спекло её до такой степени, что никакой бетонной взлётной полосы не надо. Дожди здесь огромная редкость, чахлые деревца, покрытые толстым слоем пыли, нигде даже намёка на тень, жухлая трава еле пробивается над землёй. И снова мешаются в бесконечное колесо прыжки, стрельбы, рукопашный бой, снайперские соревнования, на которых она берёт первое место, жара, песок, вечная жажда... *** Нескончаемой стеной, от одного края взлетной полосы до другого, выстроились бойцы спецназа. Сотни. Тысячи. Цвет, элита. Именно эти люди, случись вдруг большая война, пойдут впереди всех, взрывая казармы, захватывая железнодорожные станции и узлы связи, перерезая глотки обслуге ядерных ракет и комплексов ПВО. Пролетел бы кто сейчас над ними, вот бы удивился: откуда посреди голой пустыни вдруг взялось голубое море? — СМИРНО! ДЛЯ ВСТРЕЧИ СПРАВА! НА… КАРАУЛ!!! Разнеслись в звенящем воздухе первые звуки марша. Катится вдали, поднимая клубы пыли маршальская машина. И катится ей навстречу протяжный рев, долетает эхом: — А-а-а-а-а-а! "Ура!" — Товарищ маршал Советского Союза, представляю сводный корпус специального назначения для проведения строевого смотра и марш-парада! Начальник 5-го Управления генерал-полковник Кравцов! Видно, доволен генерал-полковник. Сверкают глаза у него, с гордостью своё войско представляет: — 27-я бригада Спецназ Белорусского военного округа! — Здравствуйте, разведчики! – напрягает маршал связки до предела, аж хрипит. У него зычный голос, далеко разносится. — ЗДРАВ… ЖЛАВ… ТОВ… СОВ… СОЮЗ…! – рявкает в ответ двадцать седьмая, да так, что кажется, земля содрогнулась. "Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза!", но в реве множества глоток звуки скрадываются, сливаются. — Благодарю за службу! — СЛУЖ… СОВ… СОЮЗУ!!! *** — 3-я морская бригада Спецназ Черноморского флота! — Здравствуйте, товарищи! — ЗДРАВ… ЖЛАВ… *** — 72-й отдельный учебный батальон Спецназ! — 13-я бригада Спецназ Московского военного округа! — 224-й отдельный батальон Спецназ 6-й гвардейской танковой Армии! — 32-я бригада Спецназ Закавказского военного округа! *** И не видно этому конца. Улучив момент, Балалайка кидает быстрый взгляд по сторонам: на сколько хватает взгляда, виднеются выгоревшие голубые береты и дочерна загорелые, одубевшие лица спецназовцев. — 703-я отдельная рота Спецназ 17-й Армии! — 15-я отдельная бригада Спецназ Туркестанского военного округа! И так далее и так далее... Машины проезжают мимо и Балалайка может хорошо различить Кравцова. Руку вскинул к фуражке, застыл, как статуя — а у самого дьяволята в глазах прыгают, зубы скалит, удержаться не может. Будто говорит — любуйся-любуйся маршал на моих орлов. Что, скажешь, хуже они головорезов Маргелова? Ну нет уж! Лучше они! — Ну что, поработаем, ребята? — лукаво вопрошает маршал. — УРА-А-А-А-А! — несется ему в ответ восторженный рёв. Поработаем. Ох, как поработаем. *** Вокруг всё ослепительно белое, настолько, что даже глаза режет. Постепенно очертания предметов начинают выплывать из этого марева, но окружающий пейзаж вдруг начинает раскачивать с такой силой, что смотреть на это дольше нескольких мгновений просто невозможно. Закрыть глаза, переждать пару минут, мелко дыша, потому что тошнота мгновенно подкатывает к горлу. На третьей или четвертой итерации: открыть глаза, посмотреть несколько секунд, отлежаться, ей удалось разобрать буквы над очертаниями дверного проёма: РЕАНИМАЦИЯ. Реанимация... Значит, она всё еще на этом свете. Вот уж не знаешь, радоваться этому, или огорчаться. Скоро вернулось ощущение тела, вернее того, что она, похоже, не может пошевелиться из-за опутывающих её правую половину, бинтов. Но кажется, все конечности остались на предназначенной им природой местах. Уже неплохо. Могло быть гораздо хуже. Хуже началось потом, когда к ней полностью вернулось ощущение тела. Мгновенно накатила дурная слабость, а тело наливалось тупой, ноющей болью. Не сдержавшись, капитан застонала сквозь зубы. *** Больничные коридоры огласил пронзительный, жалобный женский визг. Что Павел, что Борис получили от капитана разрешение оставаться в госпитале, по крайней мере, до тех пор, пока не станет ясно, что жизни Балалайки ничего не угрожает. Не разрешишь, так эти два идиота сами сбегут за своим обожаемым командиром. Поэтому, они влетели в палату одновременно с врачом и застали дивную картину. Молоденькая медсестра стояла возле койки, согнувшись в три погибели и жалобно хныкала, едва не всхлипывая, потому что Софья удерживала её за неестественно вывернутое запястье, как раз в этой руке девушка держала шприц. Сил заломать руку, как надо и вовсе её поломать, Балалайке, слава Богу. не хватило, но всё равно это было наверняка очень больно. — Что случилось?! — врач, кажется, слегка растерялся от подобной ситуации. Вообще-то, ей по всем канонам, полагалось лежать бревнышком, а уж никак не ломать персоналу руки! — Не знаю! — медсестра жалобно всхлипнула и осторожно попыталась высвободить руку. — Я же ничего такого не делала, только хотела обезболивающее ей вколоть, а она..! — Эй, Софья Павловна, ты чего? — удивительные вещи начинают случаться. Паша её по имени-то считанное число раз называл, не то, что по имени-отчеству. — Прекрати, не дури, отпусти девочку. Она тебе ничего плохого не желает... Десантник попытался осторожно подойти и разжать Балалайке пальцы, но не тут-то было. Шприц мгновенно сменил владельца — девчонка шустро отскочила в сторону — и игла вспорола воздух, едва не воткнувшись рыжему радисту в лицо. — Не подходи, тварь! Не подходи! Добить меня втихую решили, сволочи! — Ого! — Павел отпрыгнул в сторону, ошарашенно озираясь. — Бред. — задумчиво резюмировал доктор. — Да?! А по-моему, всё вполне конкретно и понятно! Мне только что чуть иглу в рожу не воткнули! — Да ты не понял. Она бредит. Она сейчас не нас видит, а не пойми кого. Не понимает, что вокруг происходит... Хмыкнув, врач вышел из палаты. Он довольно скоро вернулся, крепко сжимая в кулаке шприц. — Значит так, мужики. Мне нужна ваша помощь, один я к ней даже подойти не смогу. Делаем так... *** — Всё-таки, что не говори, а квалификацию не пропьешь. — уважительно хмыкнул Паша, скривившись, пока обрабатывал глубоко прокушенную руку. — А, Боря? Вот мы, три не самых дохлых мужика, с трудом справились с женщиной, которой вообще-то сейчас полагается только лежать, ну может, стонать изредка. Однако, на одних рефлексах она нас чуть не поломала! Укусила вот меня... Платов только неопределенно угукнул, залепляя полосками пластыря глубокие царапины. Его сейчас гораздо сильнее занимал другой вопрос. — Ты что ей такое вколол? Только что бесновалась, а сейчас лежит, как мешок, в одну точку смотрит... Вообще ни на что не реагирует. — Аминазин. Специально, чтобы буйных психов успокаивать. — худощавый, скуластый доктор довольно хмыкнул. — Да ты не переживай. Лучше уж так, чем она мне тут людей покалечит или сама убьется. Скоро отойдет. *** — Прекратите немедленно, что вы со мной, как с маленькой возитесь?! Балалайка возмущалась всю дорогу, а Борис с Павлом только посмеивались. Им стоило немыслимых трудов уговорить её залезть в десантный отсек БМД, а не ехать сверху на броне, как она привыкла. Сдалась она только после того, как Павел мотивировал это тем, что в случае чего им понадобятся обе руки, а если ехать на броне, держа её с двух сторон за пояс, при первом же обстреле они трупы. Пришлось согласиться. Да и потом... Как бы Софья не храбрилась, как бы не убеждала себя, она стоять-то еще могла только с большим трудом и с поддержкой. Никакие боевые действия ей разумеется, не светили, но как только она поняла, что может стоять и худо-бедно, но передвигаться, тут же потребовала выписки. В противном случае, она пригрозила, что сбежит и пешком доберется в расположение. Доктор только рукой махнул, в душе, кажется, радуясь, что избавился от этой ненормальной. БМД дернулся, останавливаясь, распахнулся десантный люк, впуская внутрь свет и жаркий пыльный воздух. Паша отработанным движением ужом выскользнул наружу, свесился вниз и протянул обе руки. — Хватайся давай. Вдвоем они помогли ей выбраться и спрыгнуть на землю. Балалайка покачнулась, перед глазами слегка поплыло, но она упрямо вырвала рукав из пальцев рыжего. Видок у неё был тот еще: похудевшая, лицо заострилось и туго обтянулось бледной кожей, осунувшаяся, светлые волосы неровно отросли, под набрякшими глазами, вернее под глазом, синяк. Временно она видела только левым, всю правую сторону лица закрывала марлевая повязка. Голова слегка кружилась, но старший лейтенант упрямо старалась стоять ровно. Машина газанула, обдав их копотью с облаком вонючего дыма и с гулким рокотом укатилась. Только теперь Софья поняла, что они оказались на плацу, где почему-то кроме них троих была еще целая прорва народу, как бы не вся рота. — Ребята, что происходит? — тихо спросила Балалайка, но Паша, сама загадочность, только шикнул, пихнув её локтем в бок. И точно. По строю пронеслось короткое множественное движение, спецназовцы стояли навытяжку. Капитан вышел при полном параде, уверенно чеканя шаг, невольно залюбуешься, хоть сейчас в кремлевский караул. — Рота-а-а... — зычный бас Лютого, кажется, заставил чуть сбиться с курса каких-то птиц, кружившихся над расположением. — Смирно! Балалайка потрясенно наблюдала, как по строю будто проходит волна: бойцы почти синхронно вскинули ладони к беретам. Трясущейся рукой Софья судорожно зажала себе рот, когда и это не помогло, впилась зубами в ладонь до крови, чувствуя, как по щеке ползут горячие капли. Правда, торжественность момента была немного подпорчена — старший лейтенант внезапно ощутила, что ноги от волнения стали будто ватные и предательски отказываются её держать. И непременно самым позорным образом повалилась бы на землю, если бы не вовремя подхвативший её Борис, помогая восстановить равновесие. Капитан коротко махнул рукой — "вольно!", с трудом сдерживая улыбку и народ смог наконец расслабиться. *** Лютый вызвал её только через несколько дней, когда Балалайка смогла наконец передвигаться без риска упасть через каждые пару шагов. — Товарищ капитан, разрешите? — Заходи. Садись. — капитан прикрыл лежащую на столе папку, закурил. — Как ты? — Спасибо, товарищ капитан, я уже в полном порядке. — Софья закурила предложенную сигарету, испытывая почти сексуальное наслаждение. Курить ей в последнее время удавалось только урывками — врачи запретили. Да что они вообще понимают? А тут ничего так и не изменилось: тот же грубый деревянный стол, почему-то обожженный в нескольких местах и весь изрезанный ножом, карта на стене, заправленная койка. — Ну и замечательно. У меня вот, тут приказ. — Лютый постучал ногтем по папке на столе и рассмеялся, увидев испуганное лицо Балалайки. — Не волнуйся, не о твоей демобилизации. О досрочном присвоении воинского звания "капитан". — Сп-пасибо, товарищ капитан... — Софья не знала что сказать, нервно дергая рукав форменной куртки, а собеседник, кажется, искренне наслаждался. — Так... Так это что же получается — меня теперь переведут? — Нет. — чувствовалось, что ради этого Лютый и затеял весь разговор. — Не переведут, если подпишешь сверхсрочное, тогда те... — Подпишу конечно! — Похвально, но не перебивай. Тогда не переведут. Я просто сдам тебе роту. Балалайка аж дымом поперхнулась, таращась на капитана, как на какую-то диковинку. — Как сдадите роту?! А вы как... куда? — Домой. — Лютый затянулся, подкурил новую сигарету, раздавил в пепельнице окурок. — Мне же месяц остался. Дослуживаю, дела тебе потихоньку передам и всё, баста. Хватит с меня. Всё, отвоевался. Капитан ткнул себя растопыренными пальцами, указательным и средним по обе стороны кадыка. — Вот это всё у меня уже где. Вернусь на гражданку, неделю буду водку жрать... Потом протрезвею, с девчонкой какой-нибудь познакомлюсь и заживу, как человек. Софья долго молчала и курила, прежде, чем ответить. — Это все замечательно конечно и спасибо за доверие, но... боюсь, что я не справлюсь. — Почему? Балалайка печально ухмыльнулась. — Боюсь, что не смогу воевать, как должна. Боюсь, что не воевать буду, а просто резать их всех без разбора. Лютый внимательно посмотрел на неё. — Если бы это было так, тут лежал бы не приказ о твоем повышении, а приказ о досрочной демобилизации по ранению. Ты справишься. И руководство об этом знает. Я тебе только одно скажу. Главное — что бы с тобой не случилось. Куда бы тебя жизнь не забросила, сейчас или потом, всегда помни о том, что ты, прежде всего боевой офицер советской армии. И останешься им навсегда. На всё остальное плевать. Остальное шелуха. Софья выдохнула, раздавила в пепельнице очередной окурок. — Спасибо, товарищ капитан. Разрешите идти? — Иди. Вечером увидимся, стол накроем. Надо же традиции соблюдать. Пьянка растянулась на всю ночь почти. Спирт, да нехитрый набор консервов, вот тебе и всё застолье. Кто-то правда, притащил невесть где добытые овощи и хлеб. Под конец Олег вытащил губную гармошку, а Паша, посмеиваясь, затянул одну из своих песен. Петь он умел, правда, песни у него были странные, но обычно всем нравилось, подпевать ему любили. Откуда он их брал, не признавался, у Балалайки было сильное подозрение, что он их просто сам сочиняет. Кто в то утро крепко спал, Тому Господь ума не дал. Нас волынщик всех созвал На большое поле. Мы ребята первый сорт, Позади - любимый лорд. Им при виде наших морд Будет не до боя! Мы бодры, веселы, Любим пики и стволы! Под рубахой горсть золы – Прах родного дома. Как заслышим звон мечей, Сердце бьется горячей! Встанем против палачей, Против их закона! Солнце алое встаёт, А мы с холма бежим вперёд. В небе чёрный хоровод: Будет пир вороне! Кто-то тут навек уснёт, Пули ринулись в полёт. Машет ручкой добрый лорд На далёком склоне! Будь ты трус или храбрец, А впереди один конец! Ну а ежели мертвец, Отойди в сторонку! Тот и выпьет, и споёт, Кто до заката доживёт! Пусть доволен будет лорд, Бес ему в печёнку!*