La Dance Macabre

Первое, что тебе запоминается, кроме обжигающего ветра — вокруг всё какое-то красное. Или желтое. Эта рыжая пыль повсюду, оседает на лице, на форме, забивает оружие. Особенно оптику жалко, приходится заматывать тряпками, иначе потом замучаешься калибровать. Везде пыль, постоянно скрипит на зубах, попадается в еде. Почти неделю промаялись на аэродроме без дела, пока наконец не определили, куда именно отправить новоприбывших. Пятнадцатая отдельная бригада, провинция Нангархар, город Джелалабад, сто пятьдесят четвертый отдельный отряд особого назначения. — Хуёво. — Паша затянулся и длинно сплюнул куда-то в сторону. Высокий и худой, как плётка, огненно-рыжий, он обладал каким-то сверхъестественным талантом знать всё и обо всех. Правда, менее романтичные натуры утверждали, что его сверхъестественная прозорливость объяснялась всего лишь его положением радиста, а это значит, монопольного владельца спирта, необходимого для протирки тонкого оборудования. — Почему? — Балалайка подкурила новую сигарету от окурка и поправила ремень СВД. — Потому что командир у них долбоёб конченый. — предельно доходчиво объяснил Паша. — Ты думаешь, почему нас туда кидают? Замена там, туда сюда, это оно так, конечно. Да только этот еблан умудрился один бэтр в Кабуле утопить. В реке, не в городе. И хер бы с машиной, на самом деле, так из-за него вместе с машиной одиннадцать человек утонули. Троих только через две недели ниже по течению нашли. Радист хмыкнул. — Духи местные. — Вот за что люблю тебя, Паша, так это за бездонный оптимизм и потрясающую жизнерадостность! — тоскливо протянула Софья, давя носком ботинка окурок и выдыхая дым куда-то в небо. — Сука ты, Паша. Такой хороший день был, пока тебя не встретила... Паша, довольный собой, только засмеялся, хлопнув Балалайку по плечу. — Не парься. Я слышал, его уже заменили. Ладно, пошли, грузиться пора. *** В Джелалабаде был свой аэродром, поэтому логичнее всего было перебросить пополнение по воздуху, а не гнать колонну через полстраны, где случиться могло всё, что угодно. До места дислокации отряда, правда, пришлось всё равно ехать "на броне". Слава Богу, что обошлось без приключений. Расположение было стандартное: палатки для рядового состава, несколько офицерских щитовых домиков, госпиталь, прочее необходимое. Новоприбывшие выстроились на плацу, несколько нервно поглядывая по сторонам. — Командир роты, капитан Лютый! Бойцы невольно переглянулись. Капитан — человек-гора. Карие, почти черные, глубоко посаженные глаза смотрят словно из бойниц, черные волосы острижены "ёжиком", ладони — два бульдозерных ковша, форменная куртка едва сходится на груди. Тот случай, когда фамилия полностью соответствует внешности. — Да, этот сразу видно, серьёзный мужик. — резюмировал Паша вечером, после того, как некоторая неразбериха, вызванная прибывшим пополнением улеглась. Его и Балалайку отправили в одно отделение. — Народ говорит, он тут порядок навёл будь здоров, что тут до него было — стыдно вспоминать. Капитан и правда не терял времени даром. Превратил расхлябанный отряд в эффективное боевое подразделение, наладил регулярные облёты досмотровых групп в зоне ответственности, организовал плотное взаимодействие с ХАД и собственными информаторами ГРУ. В том, так ли это, Балалайке предстояло убедиться уже следующим утром, поскольку именно её группу назначили на зачистку находящегося неподалёку кишлака. Кишлак был нежилой, там были только бандиты, поэтому можно было не церемониться. *** Никто и не церемонился. Ворота снесли зарядом тротила, превратив их в груду обгорелых щепок. Следом летит ОЗМ-72 — осколочная заградительная мина, в народе "ведьма", переделанная местными кулибиными в большую гранату. Поджигается шнур, "ведьма" закидывается во двор и детонирует, выкашивая всё живое в радиусе двадцати пяти метров осколками корпуса и стальными шариками. Страшное дело, от людей после такого только ошметки остаются. "Готовый фарш", цинично хмыкнул кто-то за спиной Балалайки, вызвав невольный приступ тошноты. Говорят, что первый бой запоминается едва ли не на всю жизнь. Софья свой уж точно запомнила. Когда из окна очередной покосившейся хибары заговорил пулемет, она только и смогла, что рефлекторно упасть на землю и вжиматься всем телом в глиняный забор, вздрагивая от свистящих над головой пуль. Грохот стоял такой, что запросто можно было оглохнуть. Хорошо, что рядом оказался кто-то более опытный, влепивший хорошую затрещину, а то один Бог знает, чем кончилось бы для группы её оцепенение. Успокоить дыхание и осторожно выглянуть, пользуясь тем, что её толком не видно. Вроде все живы, успели залечь, но пулемёт даже головы поднять не дает. Выдохнуть, прицелиться, поймать бородатую физиономию в тюрбане. Упреждение, сила и направление ветра, прочие факторы учитываются сами, без участия сознания. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох — задержать дыхание, поймать момент между ударами сердца, плавно потянуть спуск... С такого расстояния от выстрела из СВД голова пулемётчика разлетелась на куски, точно перезрелый арбуз, заляпав стену позади кровью, осколками костей и еще чем-то, даже знать не хотелось, чем. Силой выстрела практически обезглавленный труп отбросило назад. Ириновская, на свою беду, отлично всё видела в прицел и в этом была её роковая ошибка. Она сложилась пополам, судорожно втянула воздух, зажимая рот ладонью, но это не помогло, её всё таки вывернуло наизнанку, чуть не на ботинки оказавшемуся рядом. Только разгибаясь, она поняла, что это был командир группы, старший лейтенант Кривенко. — Извините, товарищ старший лейтенант... — хрипло начала Балалайка, крупно вздрагивая и вытирая рот тыльной стороной ладони. Тот только отмахнулся. — Первый раз со всеми бывает что-то подобное, — он аккуратно выглянул через верх импровизированного укрытия. — Живы все? — Даже не ранены, товарищ командир. — отозвался Пашка, выбираясь из какой-то канавы, куда он успел скатиться. Ухмыльнувшись, он показал Софье большой палец. Та только побледнела. — Тогда хорош отдыхать, идём дальше! *** Дальнейшая зачистка прошла без особых эксцессов, не считая пары обстрелов, больше похожих на случайные. Балалайка весь день проходила точно в воду опущенная. — Ну чего ты всё вертишься там? — громкий шепот Павла на соседней койке заставил её вздрогнуть. — Хорош скрипеть, спать невозможно, бесит. — Я человека сегодня убила, Паш. — в темноте палатки хорошо видно, как блестят её глаза. — И что? — видимо почувствовав её взгляд, Бойченко довольно громко хмыкнул. — Ну как... Человек же всё-таки... Живой. Был. — Слушай, — рядом различимо скрипнуло, видимо радист повернулся боком, чтобы быть к ней лицом. Из вежливости Балалайка повернулась, заметив перед собой две поблескивающие точки. — Если бы не ты, этот "человек", в нас бы разом дырок нахлопал. И не под орден, а так, до сквозняку. Тут просто всё, или ты выстрелишь, или в тебя выстрелят. Так что засунь свою рефлексию куда поглубже, будь добра. И спи уже. Но заснуть толком в эту ночь так и не удалось. *** Помимо зачисток, в обязанности отряда входили досмотровые облеты зоны ответственности. Каждое утро одна группа отправлялась в Джелалабад на аэродром и оттуда по маршруту, который за несколько вылетов все уже наизусть выучили: Джелалабад-степь Гомберай-гора Табайкунджгар-кишлак Шахидан-северные предгорья Торгара и обратно. Раз на раз тут не приходится, можно было пролететь, не встретив ни единой живой души. — Духи! — старший лейтенант напрягает связки, перекрикивая шум работающей машины. Бортмеханик поворачивается к нему и машет картой, повышая голос изо всех сил, хоть и находится в жалком десятке сантиметров. — Где?! — старлей тычет пальцем в карту. Командир вертолета кивает, говорит что-то неразборчивое в рацию и вертолет, качнувшись, снижается. — Вон сухое русло, видишь? Следы на песке есть? Балалайка оглядывает указанное направление через прицел винтовки, напрягая зрение до рези в глазах. — Так точно, товарищ старший лейтенант. Вон они кажется, ближе к краю русла. — Слыхал? Садись давай! Вертолет еще даже не коснулся толком земли, а пулемётчик группы уже спрыгнул. В таком оглушительном вое отдавать какие-то команды было бессмысленно, поэтому каждый боец мог выполнить свой манёвр хоть с завязанными глазами. Все знали, что им делать. Спрыгнули, прикрываясь от ветра, прошли несколько шагов и точно: вот они двое, накрылись какой-то тряпкой чуть темнее песка, прижались почти к самому краю сухого русла. Куда им отсюда деваться? — Душки, товарищ старший лейтенант? — сержант неприязненно покосился на двоих нервных парней. — На шмотки их гляньте. И в самом деле. Туфли и костюмы могли себе позволить только зажиточные афганцы, да и странно это — не будешь же ты в туфлях по горам прыгать? — Погоди пока. Юрка! Прошмонай как следует сумку. Саня! Возьми свою тройку и пройди по руслу, поищите оружие. Осторожно только. Содержимое спортивной сумки, хорошей кстати, сумки, в Союзе такую не купишь, вытряхнули на землю. Ничего криминального: свитер, чалма, чай, какие-то носовые платки, бритва, запасные лезвия... — Карманы у сумки глянь. Конверты, блокнот в обложке. — Под обложкой посмотри. — А марки на конвертах иранские и пакистанские. — чуть ли не впервые за всё время подала голос Балалайка. Старлей нахмурился. — Видимо, из Пакистана они и пришли. Шарипов! Чего говорят? Разведчик, исполнявший вдобавок обязанности переводчика, "инквизитора", заржал. — "Пуштуны мы!" Группа захохотала. — Ну точно душки, товарищ командир. Это у них на всё один вечный ответ. Впрочем, гадать больше не было нужды, потому что под обложкой блокнота обнаружилась фотография этих двоих. С оружием, в центре подготовки боевиков в Пакистане. — Этих модников в вертушку! Уходим! — старлей рублено махнул рукой. Бортмеханик размахивает руками и что-то говорит, но из-за воющих винтов его не слышно, только видно, как шевелятся губы. По губам довольно отчетливо читается: "Одного!". Такое правило — по возвращению численность группы может быть больше только на одного человека. Кривенко переглядывается со своим заместителем, старшим сержантом Кольцовым. Тот молча тянет из кобуры пистолет, приставляет его ко лбу того из пакистанцев, что стоял ближе и спускает курок. Тело с вырванным затылком валится на землю, заливая сумку кровью и еще чем-то, видимо мозговым веществом. Балалайка невольно дергается от выстрела и непонимающе смотрит на мертвое тело. Вот так вот молча, за несколько секунд, походя, решилось, кому жить, а кому умереть. Просто потому, что они не имеют права брать на борт больше одного. К горлу подкатила тошнота, она несколько раз рвано вдыхает. — Блядь, Дима! Поаккуратнее не мог, что ли? Я сумку хотел себе забрать! — Отставить! Грузимся, давайте, пакуйте этого черта. Тело перед отлетом заминировали: просто подложили под него гранату без кольца. Труп своим весом прижимал рычаг, но стоит только его подвинуть... Обратно добрались без приключений, пленного духа сдали на допрос агентам ХАД. Да что с этого толку, к тому моменту, как он начнет говорить, проверить его информацию не будет уже никакой возможности. В тот вечер был первый раз, когда Софья напилась в Афганистане. И первый раз, когда она напилась действительно серьёзно. *** Другое примечательное событие случилось примерно через полгода, после прибытия. Софья тогда только-только получила сержантские лычки и осваивалась в должности "замка" — заместителя командира группы, вместо дембельнувшегося Кольцова. Проходила очередная зачистка кишлака, спокойно и ровно, привычно. Казалось, всё уже закончилось, когда вдруг позади Кривенко и Балалайки, только что зачистивших очередную хибару, загремели автоматные очереди. Предчувствуя самое плохое, они вылетели на улицу и замерли, как вкопанные, не веря своим глазам. Бойцы выстроились в линию и тренировались в прицельной стрельбе. Но что это была за мишень! Видимо, они не так давно застрелили очередного духа, кровь еще текла. И по случайности у трупа оголился из балахона штанов эрегированный член. По этой-то мишени и пытались попасть бойцы. Балалайка почувствовала, как кровь приливает к лицу и нервно кашлянула. — Долбоёбы, блядь, желудки недорезанные... — хрипло сплюнул Кривенко, потянувшись за сигаретами. Его серые глаза, казалось, потемнели от гнева. — Отставить! Прекратить балаган немедленно! — Интересно, чем это они тут занимались во время боя? — едко поинтересовался вездесущий Пашка. Группа покатилась со смеху. Нескольким особенно активным командир всё же отвесил профилактического леща по физиономии. *** Вернувшись на базу, Балалайка извлекла из недр личного сундучка (громкое название для простого плоского деревянного ящика из под снарядов) толстую тетрадку и аккуратно вывела на первой странице: 7 июля 1985 г. Джелалабад.