Братья Пак, лучшие прокурор и адвокат Сеула или же убийцы с мировым именем?

— Может все-таки… Не будем браться за это дело, прокурор Пак? Сидящий во главе стола мужчина, лишь расслабленно откинулся на спинку кресла. Стол, больше подходящий на дорогую мебель из дома богачей, являясь стеклянным предметом с искусно вырезанными завитыми ножками дорогого метала, был завален документами, папками и бумагой, бумагой, бумагой. Казалось, тут ее тонны: аккуратно сложенной, перевязанной, сшитой и разбросанной. По ней черным по белому были выведены никому не нужные и столь непонятные факты, что-то утверждая и доказывая. Была ее знакомая, в клеточку, была чистая и невинная, как снег за окном, только вот снег давно перестал быть чистым, как и бумага была изрисована дикими закарлючками, нарисованные руками, что имели отношение к художеству, как корова ко льду, превращались в совершенно безграмотно-пропорционально-перспективно-анотомичные изображения, которые так сильно раздражали прокурора. Казалось, эти незваные гости, что успели заполонить несчастный столик килограммами бумаг и десятком чашек, давно в доме, но нет, всего 15 минут. 15 мучительно длинных минут, за которые прокурор успел пожалеть о решении впустить в дом этих людей примерно столько же раз, сколько и листов лежит перед ним. Эти люди не простые прохожие, хотя Пак считал их именно таковыми. Они — его коллеги. Те, которые должны помогать и потакать, но никак не мешать. Хотя, говорят, что никто никому ничего не должен. Их было пятеро, не включая секретаря. Секретаршу. Довольно молодую, но уже успевшую показать свой норов и не простой характер, девушку. Можно сказать, она была полезной. Да, так и было. Она не была важна, но была полезной. Иногда. Лишь тогда, когда прокурору нужна была мелкая помощь, которую даже небольшой назвать было бы громко. По правую, самую нелюбимую, руку Пака сидели двое: брат и сестра. Как двое родственников с разницей в возрасте в 7 лет умудрились попасть на одинаковую должность, да ещё и при одном начальнике, юриста мало волновало. Они раздражали, и имели просто неописуемо дикую способность выводить Пака из себя своими «художествами» во время собраний. Оба. С левой же стороны сидели ещё две сороки. Хоть одной и перевалило за полвека, она все ещё не отказывала себе в удовольствии посплетничать и позаплетать слухи в косички. Вторая, более юная особа, что была раза так в два моложе первой имела весьма небедных мамочку и папочку, а так же знакомых на каждом углу и повороте. Неудивительно, что она сидит сейчас тут. And the last, but not least сидел сейчас прямо напротив прокурора и с мольбой смотрел на своего босса. Он совершенно не мог понять, почему прокурор хочет взяться за совершенно безвыиграшное дело, которое явно не сулит ничего хорошего и позитивного. Пожалуй, он был вторым во все этой компании, после секретаря, по полезности, и, к сожалению, последним. Потому что дальше этих двоих список, увы, пока не зашёл. Сам же Пак холоден и спокоен, и даже виду не подаёт, когда его взгляд перфекциониста пробегается по творчеству родственников поодаль. Только глаз слегка дёргается, но коллеги списывают это на усталость. Мужчине 26, а он уже лучший прокурор города, если не страны. Его знают и узнают, уважают и почитают, не зная о нем ничего. Он носит строгие, дорогие костюмы последней коллекции известнейших брендов. За одни его часы можно купить машину, а на такую внешность ведутся не только сотни девушек, но и парней. Внешность обманчива. Единственного, кого Пак уважает — ещё один Пак. Он адвокат и он бог в своем деле. Мужчины терпеть друг друга не могут до скрежета в зубах и выдранных волос, с весьма таки симметричными синяками на скулах, но уважать это друг друга не мешало. Они одногодки, и фамилии у них одинаковые. Они юристы, но как огонь и вода — прокурор и адвокат. Никакой судья не хотел браться за дело, где участвовали эти двое вместе. Никто не хотел выходить на поле боя, где ты гол и безоружен, а вокруг два бешеных животных с длинными клыками и ослепляющим оскалом. Они были противоположны во всем, включая внешность. В то время, как прокурор ходил с натуральным цветом волос и прической, которую делали в парикмахерских, куда очередь была длиннее Эйфелевой башни, адвокат ходил выкрашенный в сизый цвет, с совершенно дурацкой (личное мнение прокурора) чёлкой, вторая была больше похожа на дух черных как ночь змей, что извивались и отгоняли прохожих. В ушах у него всегда были длинные золотые серьги, которые каким-то волшебным образом подчеркивали острые ключицы совершенно не скрытые галстуком или воротником. А на его лице всегда играла озорная улыбка, в то время как в глазах был лёд. Но ведь никто не смотрит в глаза, пока есть улыбка. Он был простодушен, и, как многие считали, весьма фриволен. В его голову никому не удавалось залезть, хотя вокруг всегда копошились толпы. Он был окружён людьми, являясь одиночкой. Казалось. Стоило подобраться к нему на шаг, как он отдалялся на двадцать. Внешность обманчива. И прямо сейчас, сидя за столом, который был окружён не самыми умными людьми, эти самые существа пытались отговорить прокурора от решения взяться за дело, что ведёт адвокат Пак. Да не простое, но и не золотое, а просто со стопроцентной вероятностью выигрыша защиты. Вернее как, отговорить пытался мужчина, сидящий напротив Пака, в то время как остальные плевали в потолок, усердно делая вид изучения документов: — Ну прокурор, вы же великолепно понимаете, что вы не выиграете у адвоката Пака здесь! Доказательства вины лишь косвенные, если и вовсе не фиктивные! Это же какой удар по репутации! Да нам тут всем зарплату урежут в два раза, если в должности не понизят! Адвокат Пак точно… — Да? Меня звали? Зал, а это был именно он, находился в углублении, куда спускались три ступени. Только они предавали небольшому открытому помещению некой объёмности, и визуально увеличивали пространство. Не было салютов и аплодисментов, никто не кланялся в ноги и не улыбался, будто Мать Тереза снизошла, когда на возвышении перед ступеньками появился он. Адвокат Пак. Мужчина, чье имя скандировали, а автографы выпрашивали как у айдола. Человек, чьё состояние превышало нули на счету у мэра Сеула. Он не выглядел как всем привычный, добрый и отзывчивый адвокат Пак, человек, которого узнавала каждая собака. Он был слишком… домашним? Одетый в один растянутые, явно не первого года носки, штаны парень вытирал мокрые после душа волосы, зажмурив от усердия глаза. По телу скатывались капли воды, очерчивая крепкое, подтянутое тело, выделяя все положенные 6 кубиков, заставляя резкие шрамы на торсе казаться ярче. Белое полотенце быстро намокало, а волосы не становились суше. Черная челка, зачесанная назад, разметались по всей голове, оставляя следы меж серых прядей. Он смотрел прямо и в тоже время на всех. У него в глазах пустота, а ощущение, что смотрит каждому в душу. Женщины охают и, возможно, у кого-то пошла кровь носом, но разве важно. Никого не волнуют чужие проблемы, как и люди. Возможно. Так думают люди, пока они одни. Перед ними стоит Аполлон с узкими глазами, но кто сказал, что Бог был европейцем? До кого-то, словно до черепахи, доходит мысль, что, возможно, хватит пялиться и нужно задаться вопросом, что делает ненавистный прокурору адвокат в самом доме прокурора, да ещё и в таком виде. Адвокат не удивлен, он смеётся. Его улыбка похожа на оскал и люди спрашивают себя почему, он же не в суде. Он обычно мил со всеми и улыбается искренне. Такой добрый и хороший, что никто не видит превосходства в глазах за толикой веселья. Он фриволен и распутин, говорят про него. Внешность обманчива. За зимой всегда идёт весна. Всегда. Не известно, да и не важно, кто так постановил, кто назвал и кто придумал. Просто она есть и она наступает. Говорят, весна — это хорошо. Весна — это жизнь. Все цветет, пахнет, оживает. Начинается новая жизнь, оставляя холод позади. С весной приходит и тепло, что растапливает снег. Он тает, рушится и умирает. Исчезает навеки, ведь его больше не воссоздать. Никто не сможет повторить тех великолепных узоров, что были. Те кристаллы были единственные в своем роду и их больше нет. Они тают прямо сейчас, на лице у этих юристов, которые не заметили подкрадывающуюся весну за окном. Тонкие, искусные градки кристаллов исчезают, как и маска на лице адвоката. Она тает. Ее больше не воссоздать такой, как была. У него их много, как и сезонов за окном. Они меняются и чередуются, лето, осень, зима… Весна. Весной приходит тепло и расцветает любовь. Но что, если она есть и так, без солнечной погоды за окном, без красоты зелёных листьев и аромата цветов? Она тебе противоположна, как зиме весна, но следует за тобой, как погода рядом. Она поддерживает и позволяет носить ту маску, какая тебе ближе и интересней. Она одобряет, порицая. 1 марта было давно, и ничего не произошло. Разве что-либо случается первого дня весны? Все лишь начинается. В тот момент, когда юристы замечают татуировку Чеширов у него на ключице. В тот момент, когда они отмечают количество шрамов у него на теле. В тот момент, когда видят холодный блеск у него в глазах. Это конец начала или начало конца?