OST: — Мираж — Снова вместе
Сентябрьский свет ярко заливает комнату, а упрямый солнечный зайчик прыгает по лицу Лизы, не давая лишней минуты для сна. Ей приходится бесцельно лежать с полуоткрытыми глазами и считать очередное стадо овец, чтобы уснуть, но пастушка из неё выходит неумелая. Лениво потягивая длинные ноги, непокрытые пуховым одеялом, Лиза совершает попытку потянуться всем телом, но без успеха. Скорый подъем себя откладывает. Неудивительно. С пятнадцать минут Лиза гипнотизирует две фотографии, стоявшие в рамке на столе. Чёрно-белая карточка двухлетней давности — выпускной ребят в восемьдесят шестом. Фотографировались на «Зенит» Юрия Ростиславовича в любимой синей беседке, а уговорил сделать кадр всей честной компанией Сашка: когда ещё все будут в таких прикидах? Идею поддержали единогласно. На фотографии родные улыбчивые лица: Саша и Фил, здорово смахивающие на сбежавших со свадьбы женихов; Пчёла с неизменной сигареткой в пальцах; восьмиклассница Лиза с аттестатом Вити и Космос с воздушными шарами. Кос сгреб на себя обоих «любителей мёда», широко улыбаясь во все тридцать два зуба. Деловитые Белый и Фил стояли по краям от троицы. После фотографирования Лиза убежала домой, а парни веселись вплоть до самого рассвета, топя печень в затаренном в разных местах алкоголем. Аттестат Пчёла отдал сестре не зря: Валера доставил брата до дома в бессознательном состоянии, констатируя, что праздник удался на славу. Крепок же был шотландский скотч, изъятый Космосом из отцовского бара… Вторая фотография — последний звонок восемьдесят восьмого года. На снимке пара: Лиза в парадной форме, с цветами и двумя огромными бантами в золотистых локонах, и Космос, едва не опоздавший на праздник. Пчёла называл их позу «спёр Снегурку», а Лиза сияла, как начищенный пятак, утопая в цветочном разнообразии. Среди охапки простеньких астр, тюльпанов и пионов, врученных Лизе щедрой толпой первоклашек, красовался букетик розовых роз — подарок от Космоса. Он больше не друг, за которым Лиза готова спрятаться. Кос значит для неё больше, чем весь остальной мир. Холмогоров заграбастал Лизу в свои руки, и в ответ на Валерино — «без лап, Косматый!» — они вообще забили на то, что нужно посмотреть в объектив, синхронно утопая друг у друга в глазах. Слушать комичные восклицания Фила никто не стал. В тот день они решили, что больше не станут скрывать свои отношения от окружающих. Всё давно с ними было понятно. До смешного. Тишину комнаты нарушило клетчатое платье Лизы, упавшее со стула: оно было куплено Ёлкой в заграничной командировке. Она любыми способами пыталась восполнить те дни, которые Лиза проживала в Москве, и задаривала её вещами, которыми мог похвастаться не каждый московский студент. Валентина Анатольевна укоряла Ёлку в расточительности, а Павел Викторович с сожалением отмечал, что однажды Лизу перетянут в Ленинград, чтобы шла по проторенной дороге. Но не случилось. Пчёлкины вздохнули свободно. Космос отмахнулся от дурного шанса видеть свою девушку раз в полгода. Пройдя на дневной факультет Всесоюзного юридического института*, Лиза окончательно оставила город-герой на Неве пометкой в паспорте и местом первых детских воспоминаний. Добрых, тёплых. Платье само себя с пола не уберет, но подниматься с кровати и Лиза не спешит. В голове настойчиво проносилась мантра — хрен вам всем! Каждый трудящийся заслуживает отдых, а в институте тоже трудятся. Лиза три недели не выплывала из научной библиотеки раньше четырех часов дня. Вливалась в студенческую жизнь и постигала тяжесть гранита науки. Сокурсники Лизы, образовавшие единое сообщество со всех концов СССР, оказались компанейскими ребятами. Через неделю народ разбился на группы по интересам, а Лиза подружилась с Софой Голиковой — дочкой партийного функционера, непонятно за какие грехи сосланной на учёбу в юридический институт. Рациональностью Софа напоминала Валеру Филатова, а внешне отличалась от других девчонок лицом пушкинской Татьяны и умными зелёными глазами. Софа относилась к своей участи легко, не жалуясь на молодую жизнь. Это и сблизило их с Павловой. С неделю назад группа сто восемь собралась единым скопом в одной из общаг института. С песнями, танцами и историями о собственном пути, который и завлек их на галеры права. Лиза могла бы до ночи болтать за жизнь в такой веселой компании, и до самого утра перебирать гитарные аккорды, пытаясь сыграть «голубиную песню», ценимую Космосом. Но сизый голубок в восемь вечера прилетел за Лизой сам, впечатляя своим обликом советское студенчество. Пчёла прилагался в комплекте. Салаги-студенты ломали головы, как эти двое преодолели строгача-коменданта; на что получили ответ — комендант сам проводил уважаемых людей на место. Лиза с трудом представляла, как Космос и братец преодолели строгую пропускную систему в виде неподкупной комендантши Семеновны в огромных очках с роговой оправой. Безликая дама в возрасте запоминала студентов раз и навсегда. Не иначе, что по молодости она работала в НКВД или в разведке. Так одногруппники Лизы узнали, что у неё есть целый Космос, который мирно познакомился с пацанами и угостил их «Marlboro», и старший брат Пчёла, польстившийся на миловидных первокурсниц. Жаль, что с Софкой не нашел общего языка. Витя чуть не сшиб Голикову дверью, вдобавок обливая её бананы «Барбарисом». Пришлось успокаивать подругу тем, что брат у Лизы не всегда такой криворукий. Завис немного под гнётом новых впечатлений. Но Софу Пчёла запомнил. Припечаталась. Последствия обучения не дают Лизе задуматься о том, какими методами бороться с ленью. Подготовка к занятиям воровала не только свободное время, но и лишние силы. И теперь поднять Павлову с кровати могло лишь чудо… Но космическое чудо, обрисованное формально-юридическими признаками, уехало куда-то с родителем, чтобы приносить пользу на чужих грядках. А свой выходной Лиза решила посвятить не кроплению над конспектами, а чисто человеческому «поспать». Ночью отчего-то привиделись неравные бои, не хуже, чем в «Пиратах двадцатого века», с дракой и криками, погоней и пистолетами. Наверное, нужно прекращать смотреть телевизор поздними вечерами. Однако бой привиделся не на судне, как в знаменитом киношлягере, а на каком-то карьере, не то на озере. И силуэты все знакомые-знакомые… И всё-таки прекрасно, что сегодня можно беспечно созерцать потолок и отдыхать от учёбы. Это блаженное состояние свойственно лишь воскресенью. И оно так неожиданно прерывается Пчёлой, с громким лозунгом ввалившимся в спальню Лизы. Доброе, блин, утро! — Пора, красавица. Вставай! — интонацией парень пытался воспроизводить бессмертное «Мороз и солнце». — Гимн для верности врубить? — Всегда знала, что в душе ты поэт, — замогильной интонацией, не предвещающей Пчёлкину ничего хорошего, ответила на приветствие Лиза. — Но ты помнишь о судьбе «нашего всего»? — Не-а, в душе я разведчик, — Пчёла припомнил тему своего школьного сочинения. — Мне даже комиссия поверила, хоть врал, как сивый мерин. — Лучше бы тебе военком не поверил. Зачем так рано зад с дивана поднял? — само по себе удивительно, что Витя не спал в такое время. — Сказку о спящей красавице помнишь, Пчёл? — Ты хотела сказать, — вариантов у Пчёлкина мало, если не сказать, что один. — Сказку о ленивой жопе? — ехидно поинтересовался Витя, продолжая маленькую победоносную войну. — Шевелись, рыбина. Солнце в зените! — Блин, будильник, твою мать, — Лиза бросила подушку на кровать и прошлепала к шкафу с зеркалом. — Ты безнадежен, Вить. Иди спать! — отражение в зеркале глянуло на Павлову не слишком довольными ярко-голубыми глазищами. — Ну и видок… — Не, жрать хочу, как гражданин какого-нибудь Гондураса, — Пчёла плюхнулся на кровать рядом, — а ты, бля, дрыхнешь! — по опухшему лицу Пчёлкина было ясно, что он и сам недавно проснулся, а родители смотались на дачу утренней электричкой. — Лизк, улей страдает. Мамка на дачу отчалила, так бы шел мозги по другой инстанции топтать. — Нагло разбудить человека в воскресенье — это призыв к спасению? — искренне удивляется Лиза. — С добрым утром, кстати, братец! — Лиза, не все же ништяки Косу? — нет, понятно, что все, но как сестра брата не накормит? — Знаешь же, что я в бабской стряпне — нуль. — Уговорил, — Лиза проследовала на маленькую кухоньку, чтобы приготовить омлет с бутербродами и поставить чайник. На великие кулинарные подвиги сегодня с утра она не готова. — Вдруг коньки от голода откинешь, что я расскажу всем? — Да любой твоей версии поверят, ещё уши вдобавок развесят, — Витя звонко чмокнул сестру в щеку. — Не сомневайся, родимая. — Услышат, что Пчёлу уморила голодом, и в суде оправдают? — без особой причины эта мысль пробила Лизу на дикий хохот. В роли судьи почему-то виделся Космос Юрьевич, такой прикольный и с судейским молоточком. — Косу расскажу вечером. Идея забавная. — Он давно мечтает, что бы я крылышками лишний раз не махал. Ты быстрее собирайся, потом прогуляться пойдем, а то мне одному шарахаться тоже не катит. Ты ж не спать весь день собиралась? Составь компаху! — Ты говоришь, будто не в одной квартире проживаем, а так — соседи с третьего подъезда. Маршрут предлагай сам. — На месте разберемся, но с тобой готов и на Луну укатить, — Витя прислонился к косяку двери, благодарно смотря на младшую сестру, сосредоточенно орудовавшую с кухонной утварью, и сдавленно хихикавшую ответ на его шутки. — Нет, Вить, далековато от Космоса будет, не простит, — настроение Лизы, отстукивающей музыкальными пальчиками по деревянной столешнице какой-то зарубежный мотив, говорило о том, что она счастлива, пускай спросонья такая нахмуренная. Пчёла почти что любовался сестрой, отмечая, что нешуточную привязанность Космоса к Лизе можно реабилитировать из-под первоначального гнёта осуждения. Кажется, что эти двое довольны друг другом. Но себя на месте влюбленного идиота Пчёла представить не мог. Зачем ему такая фигня, чего он там не видел у местных девиц? Любовные волнения в последний раз Витя испытывал классе в восьмом, втрескавшись в одноклассницу Аньку Шмелёву. Но после первого поцелуя и двух свиданий запал влюбленного Пчёлы исчез, загадка пропала, а Анюта не заценила пачку жвачки, раздобытую для неё не самым легким путем. Банановую ей надо было подавать, а ещё серьги-клипсы и кассеты. Анна на шее не ко двору Виктору Павловичу! От своих размышлений Пчёлкина отвлек вскипающий чайник, который Лиза поспешно выключила, попутно открывая холодильник. — Вить, яиц дома нет, давай кашу сварю, — командным тоном произнесла Павлова, и Пчёле оставалось согласиться с ней. — Я — всеядный, — с голодухи Витя готов съесть хоть слона. — Лады, я курну. Не мешаю. — С тебя мороженое, Вить, — Лиза в долгу не остаётся. — Ты знаешь, что я люблю пломбир в стаканчике. — Могу целый ларек скупить! — со смехом прокричал Пчёла из коридора, напяливая на ноги убитые временем кеды. Позавтракав в темпе вальса и наспех приведя себя в порядок, Лиза и Витя вышли из дома, не имея определенного маршрута следования. Пчёла, пообещавший сестре мороженое за вкусный завтрак, сдержал слово у первого ларька. Пломбир за девятнадцать копеек принес Лизе едва ли не большую радость, чем отмененная последняя пара в пятницу. Жизнь хороша! — Чёрт, со вчерашнего вечера о нём мечтала, — Лиза поедала мороженое кусками, не боясь чувствительности зубов или бронхита. — Во всем Софка виновата, отговорила. — Остановочка, погоди, — Пчёла вопросительно посмотрел на сестру. — Софка, это… Гневная? Знойная… — задумчиво протянул Витя, припоминая красивую брюнетку. — Цыганочка с выходом! — Какая цыганочка, глаз-алмаз? — вразумила брата Лиза, пощелкав пальцами перед смешливым лицом. — Серьезная девочка. По улицам ночью не шляется, родителей слушается и с Викторами Пчёлкиными не водится. — С Пчёлкиным не водится? Это поправимо, — затея Пчёлы все меньше нравилась Лизе, потому что она прекрасно знала, что долгосрочные знакомства с противоположным полом не входили в его планы. — Лизок, тебе жалко? — Жалко свое не направляй на Софку. И я должна предупредить, Вить, — Лиза спешит умерить азарт брата. Не всё так просто и доступно. — Некая любовь всей жизни у Софы в наличии. Мама с папой сосватали. Поэтому люблю, целую, пока. Не более. — Мама родная! — весть эта невольно вызывала ухмылку — ничего себе предки, устроившие девчонке выгодную и удобную судьбину. — Годно устроилась твоя подруженция. И не жалко тому отчаянному свободу терять? — Не берусь судить, — с пломбиром покончено. — Не поймет она твоих занятий. С челноками, ментами или кто у тебя там ещё из знакомых? — Откуда знаешь? — почему Пчёла так предсказуем? — Я же не обозначил ориентиры. — Я просто предупредила, — Лиза считала это своим долгом. — Припоминаешь мне игру в злобного папку? — Пчёла понимает, что перегибал палку в отношении Лизы и Космоса. — Но давай на место заскочим, проветримся? Рынок Рижский называется. Заодно увидишь, как люди деньги наваривают. Речь зашла о Рижском рынке, где Лиза была лишь однажды, дожидаясь, пока Космос обсудит какое-то важное дельце с неким Червоном. Фамилия ли это было или кличка, Лиза не предполагала, а Кос и не пытался ввести свою половину в курс дела. — Спасибо, что наконец-то удовлетворил мое любопытство, — в прошлый раз Лиза и вовсе просидела в машине Космоса, а тут рискует окунуться в самую гущу. — Если по правде, Кос не зря тебя подальше от таких мест держит, — Пчёла и сам считал, что не бабское это дело — из торгашей зелень выбивать. И поэтому Лиза знает только общие черты прибыльной деятельности, которая со временем обещала набирать всё большие и большие обороты. Заживут! — Господи, это же просто рынок с тоннами барахла, — разнообразие продаваемых шмоток Лизу не интересовало, а Витя же чувствовал себя вольготно. — Чёго б ты понимала, — покачал Пчёла головой, поправив черную кепку. — Хорошая кепочка! Или у меня уже склероз? Тебя после венгерских башмаков от Ёлочки ничем не удивить? — Знаешь, когда мы приезжаем в Ленинград, то в любимчиках носишься ты, — Ёлка любила и Витю, и Лизу одинаково. — Потеряла она веру в меня, когда я на политэкономию учиться не пошел, — не захотел Витя два года назад, чтобы ему помогали с поступлением. — И на черта оно мне? Здесь лохов так прижимают, что месячная отцова зарплата за день. — Ну да, — Лиза откинула распущенные белокурые волосы на одну сторону, — и пять моих стипендий. Добей меня сразу, чтобы не мучилась. — А мы и уж пришли, — ноги сами принесли брата и сестру в нужную сторону. Лиза считала рынки малоприятными точками на карте столицы. Они отталкивали её своим оживлением, напоминая клоповник. Рижский же смущал и обилием знакомых Космоса и Вити, а лучше сказать подопечных, которые как-то недобро косились на Павлову. То, как парни управлялись с делами на подконтрольных точках, как добывали деньги — закрытая тема. Не для того Лиза поступила в юридический институт, чтобы ребята взяли и посвятили её в тонкости своей каждодневной рутины. Предательская мысль часто заставляла задуматься: может, прав был Фил, когда разочарованно говорил братьям, что затея с независимым заработком ничего хорошего не сулит? Но Лиза не была бы собой, если бы не поинтересовалась у Пчёлы: — Витя, я, конечно, знала, что ты мыслишь нестандартно, но ты лучшего местечка для моих затекших конечностей придумать не мог? — по правде говоря, Лизу смущали масляные причмокивания возрастных дядечек с сумками на животах и прочих торговок, готовых поубивать друг друга за зелёную бумажку. — Маруся, ты мне признаков медвежьей болезни не подавай, — Пчёла понимает, что Лизе не по себе, но пути назад уже не было. — У тебя стрела с кем-то? — внимание Лизы привлекло ярко-красное шёлковое платье — совсем такое же она видела на дочке какой-то шишки из судебного департамента Москвы, учащейся с ней на одном потоке. Вот откуда растут ноги. Точнее, нитки сшиты рынком. — А вот и первая мода всея факультета. — Тряпка тряпкой, — заметил Пчёла, когда Лиза указала ему на платье. — Расслабься — здесь делать нечего, нужного человека нет. Пошли в сквере посидим, тут рядышком. — Нет, просто видела такое же на знакомой, — имя Аньки Самойловой Пчёлкину ничего не скажет. — Говорила она, что платье своё покупала в ЦУМе. Брешит. — Не платье красит человека, — изрекает Пчёла, закуривая любимого «Самца». — Даже если человек — девушка. Эй, Лиз? Ты куда вылупилась-то? — Погоди… Лиза вцепилась в локоть Вити рукой и замедлила шаг. Ряженная в нелепый розовый пиджачок блондинка, показалась Лизе смутно знакомой. Пчёла не обратил на разукрашенную девицу, стоящую у прилавка с духами, никакого внимания. Но до Лизы быстро дошло, кого именно она узнала, хоть глазам своим она поверить не могла. — Мы как тополя на Плющихе, все палят без конца… — непонимающе буркнул Витя, потащив Лизу за собой, но она подвела его к очередному прилавку, делая вид, что что-то рассматривает. — Ты мне руки оторвешь, как потом работать? — Стой, голову поверни, смотри прямо, — Лиза перешла на шепот. — Это же Ленка. Сто лет её не видели в наших краях. Пчёла потупил взгляд на разнобойную кучку девиц, и, присвистнув, сказал: — Еханный, бля… — Пчёлкин отодвинул тёмные очки с глаз, оценивая масштаб бедствия. — Хорош тебе, вот эта выжженная тёлка в розовом? — Если у нас не обман зрения, то вариантов ноль, — ошибки быть не могло, но в неё почему-то верить и хотелось. — Японский городовой… — нашлась пропажа. Помнил Пчёлкин один скабрезный слушок о Ленке, но пересказывать друзьям его не стал. Не всё в жизни правда. — Санькина! — надеясь, что эта кукла никак не может быть утонченной Леной, любовью к которой дышало каждое письмо Белого, Лиза крикнула: — Лен… Лена! — Чего ты орёшь? — осек Лизу Пчёла, заметив, что на окрик Елисеева всё-таки обернулась. Смерив брата и сестру равнодушным взором, она поспешила потянуть подруг дальше. — Лиз, какого лешего нам надо? — Нет, Вить, — Пчёла вывел Лизу в ближайший от рынка сквер и, решив отдохнуть, нашел лавку в самой тени, чтобы спрятаться от солнца. — Не могли мы обознаться. Точно — Елисеева! Но вырядилась… — Как манекенщица, говори по чесноку, — слухи о том, что девушка Белого подалась в представительницы модной профессии, а потом и вовсе пошла по рукам, доходили до Пчёлы не первый раз, но сегодня случай увидеть то, во что превратилась скромница Ленка, представился сам собой. — То есть? — Лиза скинула с плеч лёгкую куртку. — Ты знал? — Ну слышал я от некоторых лиц нехорошие новости, но не передавать же, — сигарета, найденная в кармане, дала Вите шанс снова рассуждать трезво. Он и сам немало удивлен переменам с Елисеевой. — А Космос? — о таком бы её Холмогоров молчать не стал — пыхтел бы как чайник, а ещё пошёл бы на неведомые разборки. — Фил? Знают? — Я им и не говорил, — сигаретный дым немного успокоил Лизу, которая не решалась курить при брате — баловалась лишь с Софкой на переменах. — Филу сейчас только до рингов, а Кос сразу разборку заварит. — И что поведаешь? — откуда Пчёла столько знал, Павловой было неведомо — полнится же земля слухами. — Она работала, собиралась на другой год поступать. — А то, что утекла Сашкина дама в лапы какому-то хомуту, какой тебе институт? — на лице Вити проскользнула скользкая ухмылочка. — В манекенщицы стартанула, что значит понятное блядство. И кто ж её там знает? — Что Тёть Тане сказать? — Лиза не знает, как поступить с новой для себя информацией. — Лизка, оставь горячую голову на потом, хорошо? — Пчёла и сам не понимает, что делать в ситуации с девушкой лучшего друга. — Ладно, пошли на наше место, вдруг Космос уже примчался с дач, а нас никого нет… Лиза молчаливо согласилась с братом, всё ещё раздумывая над увиденным. Кто бы мог подумать?..***
Шел восьмой час вечера, когда Кос позвонил Пчёлкиным, сообщая Лизе, что он заедет за ней через двадцать минут. Это спасло Лизу от мыслей о Елисеевой и возможном тяжком разочаровании для Саши. Запоздало сказав тётке, что вернется домой нескоро или заночует на родительской квартире, Лиза вышла из дома раньше времени, решив дождаться Космоса во дворе. Темнело довольно рано, но Лиза любила вечерние прогулки. Дышалось свободно и полной грудью, малочисленные люди не смущали и сентябрь всё ещё был по-летнему тёплый. Обычно они с Космосом задерживались на прогулках до ночи. Лиза ни на чтобы не променяла эти мгновения, когда она собственными глазами видела непробиваемого Коса, способного развеять любую проблему в пыль, совсем иным. Это любящий Лизу Павлову Космос: он её дом, воздух и нежность. С ним она почувствовала то, чего безвозвратно лишилась подростком — абсолютную любовь. В целом мире существовал только он, и, признаться честно, что Лиза плохо помнила то время, когда Коса не было рядом. Ей казалось, что она полюбила его именно в далекий момент знакомства. Неосознанно потянулась именно к Холмогорову, который часто играл с нею, как кошка с мышкой, поддразнивал и получал зеркальные ответы, но никогда не давал в обиду. И последующие события в жизни связали их крепче. Чужие беды заставляли бережнее относиться к своим чувствам. От размышлений отвлёк лязг тормозов, а после и возникший из легковушки Космос, одетый в модные джинсы и черную косуху. В последнее время ему по душе приходились классические костюмы, которые очень ему шли, но сегодня косуха реабилитирована. Кос бодро отсалютовал Лизе широкой ладонью, почти вприпрыжку шагая навстречу, и она без лишних церемоний взлетела к нему на руки. При виде Космоса, смотрящего так любовно, у Лизы пропала нужная нить для разговора о Сашке. Мыслями завладел Кос, которого она не видела почти два дня. — Наконец-то! — Космос расцеловывает румяные щёки Лизы. — Маленькая, как с предком управились, сразу к тебе. Ты чего в одном платье? — Кос замечает, что Лиза не накинула на себя даже ветровки. — Нормальное платье, Космос, — тонкие пальчики Лизы зарываются в тёмные волосы Холмогорова. Ей нравилось, что они ласкали её пальцы, будто чёрным шёлком — совсем мягкие. — Привет, рабочий! — Ну я бы сантиметров пять прибавил, — Кос поставил Лизу на ноги, и, сняв свою кожаную куртку, накинул на её плечи. — Тебе эта фирма больше, чем мне идет. — Я соскучилась ужасно, а тебе опять не нравится длина моего платья? — спрашивает Лиза слегка обиженно. — Алмазная, я б сказал, что мне нравится, — Космос имеет чёткие планы на ближайшие вечер, ночь и день, и Лизе не грозит скорая разлука с ним. — И, Лизкин, я не за «спасибо» профессорам помогал. Яблок тебе привез. Не зря же обдирать эти чёртовы деревья заставили. На верхотуру лезть пришлось. Прикинь? — Спасибо, скалолаз, — Лиза прекрасно знает, что огородные работы её космическое чудовище не переносит на дух, и из-за этого рассказ о яблоках показался почти героическим. — Чтобы я без тебя делала? — Подлиза моя… — выходит у Холмогорова почти добродушно. Лиза не решается с ним спорить. Они стоят неподвижно, довольно обнявшись и не замечая никого, кроме друг друга. Улица освещается тусклыми фонарями, а Космос всё же оказался прав, когда закутал Лизу в куртку. Осенний ветер дует по её ногам холодком, предсказывая скорое отступление тёплого бабьего лета. — Кос, ты же устал? — Лиза помнит, что Космос проснулся рано. — Здравствуй, жопа, новый год! Приехал, называется! — досада проскальзывает в голосе Коса, но Лиза стёрла это чувство, потянув его за уши к себе и прикоснувшись губами к губам. — Лизк? — Всегда прокатывает, — Лизу радовало, что собственный высокий рост не был помехой для удобного гнездования на руках Космоса. — Я просто волнуюсь. — Брось, — Космос успокаивается, когда руки любимой обнимают его. — Что мне вообще дома делать? Капать на мозги пиявы? Или что ты заметила вместо них? — Сойдёт за статую, когда молчит, — на лице Лизы поселилось недовольство. — Бесполезная в быту, правда. Зато ты готовить научился. Есть плюс. Лиза могла подтвердить слова Космоса, но с Юрием Ростиславовичем насчёт его второй супруги не спорила. Во-первых, Кос умеет обороняться от выпадов мачехи. Во-вторых, пока Лиза и Космос не живут вместе. Как может она указывать? Пусть выбору сына академик обрадовался: надеялся, что Лиза подаст ему хороший пример. А ещё Лиза — едва ли не единственная гостья профессорской квартиры, умеющая играть на фортепиано, что неизменно подкупает характерного Юрия Ростиславича. Музыкальный инструмент оживал, когда она приближалась к клавишам и по памяти играла незатейливую пьеску из детства. Пальцы помнили. — Пиявы же гадость из организма забирают, а от Надьки один ущерб, — Лиза не мнит себя биологом, но знает, что не нравится Космосу. И действует ему на нервы в родном доме. — Давай звать её рептилией? — хоть для Коса это звучит почти благородно. — Так и запишем, генерал, — сравнение показалось Лизе удачным. Обоих пробило на безудержный смех, но кто-то с балкона окликнул их упрёком: — Совсем обнаглели обжиматься! Никакого стыда!.. Вид соседки Пчёлкиных со второго этажа ещё больше рассмешил пару: так нелепо выглядела колонного вида тётка в жёлтой косынке и розовом халате. И Космос с Лизой поспешили скрыться в машине, не привлекая к себе лишних взглядов. — Когда-нибудь все пиявы мира должны были на нас ополчиться, — Кос не спешит заводить мотор. Снова он гладит розовые щёки Лизы и накрывает ладонью её округлые коленки, которые не могло прикрыть клетчатое платье. — Космос, если честно, у меня есть серьёзная тема для обсуждения. Поговорим? — Потом, — поцелуй послужил отличным отвлекающим маневром от прочих забот. Оторваться от Космоса совершенно немыслимо для Лизы. Они с трудом разомкнутом руки, вспомнив, что держали другой маршрут. Быть вдвоем… Лиза отвернула лучезарное лицо к окошку, пряча довольную улыбку. Она любима и любит! И Лиза снова признается Холмогорову в чувствах, когда они украдут себе лишние часы под кровом пустующей квартиры её родителей. Ей не жалко для Коса сокровенных слов, потому что они все принадлежат ему, все они для него и ради него. Как и она сама. И Лиза бесконечно любит. Так искренне, как возможно только в юности. Без сомнений. Без мысли о том, что всему есть конец. Нет, у них с Космосом всё будет иначе. Всё по-настоящему. Никакой фальши. — Обожаю тебя, солнце, — Лиза удобно расположилась в тёплых руках Космоса, дразня мужское воображение ослепительным обнаженным телом, тесно льнувшим к нему. Кос любуется ею: Лиза видит это по его восхищённому взгляду. — Как хорошо вдвоём, правда? — Милая, так и должно быть, — Космос тяжело дышит, не стремясь унять стремления быть рядом с Лизой. Быть рядом не только в одной постели, но и разделять с ней жизнь такой, какая она есть. Кос постоянно думает о том, что осталось всего четыре месяца до момента, когда они с Лизой начнут жить без стороннего вмешательства, а пока просто рад тому, что время неизвестности кануло в лету. И они вместе открыто и без опаски. — Ничего не бойся. — Ты и я. Больше нам никто не нужен… — мечтательно произносит Лиза, целуя любимое лицо, и, проходясь подушечками пальцев по торсу Космоса, из-за чего он млел и заводился ещё стремительнее. — Абсолютно, — соглашаясь с Лизой, Кос не уступает ей в желании подчинить ситуацию себе. Голова шла кругом и воздух казался жарким, и, ощутив, как Лиза вкрадчиво гладит его живот, удобнее устраиваясь сверху, Космос начал проводить ладонями по плавным изгибам, заставляя её извиваться и полностью отдаваться ему. Он с удовольствием касается тугой груди с возбуждёнными сосками, которые задевал губами, скользя ниже к бёдрам и гладя возлюбленную между разведенных для него ног. И Лиза требовательнее прижимает Космоса к себе, крепче прислоняясь и сладко охнув от предвкушения скорого обладания. Они готовы дарить эту ночь друг другу снова и снова. Без конца и края. Без остатка. Они вдвоём. Целая вселенная. — Ты красивый… — на выдохе произносит Лиза, почувствовав, что пьяна от собственных ощущений. Космос ничего не отвечает, а лишь целует, стремясь показать, что хочет быть с ней нежным, ласковым и полностью в ней тонуть. Он так близко, а Лиза чувствует, что вся превратилась в воск, тающий под смелыми прикосновениями своего огня. Его взгляд видит все её чувства, все её желания. Лиза не скрывает и малой части, потому что не отделяет себя от Космоса, и только с ним может быть такой бесстыдной и откровенной. Он проникает глубже, дразня влажную плоть чувственными движениями пальцев, раскрывая её больше и заставляя трепетное тело содрогаться, и Лиза послушно отзывается на манящие прикосновения, но недолго. Лиза желает ощутить Космоса в себе, отдаться ему и взорваться вместе с ним. И поэтому едва ощутив, как горячий член коснулся её нежного бедра, а нетерпеливые губы Коса скоропалительно исписывают дорожками плечи и грудь, Лиза отводит его руки, а затем мягко насаживается и сливается с ним в одном темпе. Космос расслабленно выдыхает и замирает от непередаваемой неги, желая прочувствовать Лизу и запомнить, как она порхает на нём. Такая пылкая, разгоряченная и страстная. Такая же, как и он сам. Кос не скрывал, что совершенно покорён, что никого не видит, кроме своей голубоглазой девчонки, и, вжавшись в неё сильнее, стал проникать яростно и часто, чтобы она чувствовала, как он её любит. И хочет. Так и должно быть. И они это оба знают. Живут этим. Связанные. Золотистые локоны Лизы разлетаются в стороны в такт размашистым толчкам Космоса и порывистым поцелуям, грудь покачивалась от сладостного содрогания внутри. В этом моменте они не принадлежат себе, а только друг другу, и они растворяются в мареве ощущений и звучных стонов, которыми полна небольшая комнатка. Мир существовал лишь в родных руках и в любящих глазах, и Кос не готов отпустить Лизу, не может прервать единения и дать ощутить ей холод, от которого они оба так отвыкли. А она любуется им и ликует, не давая отстраниться, когда волны наслаждения возносят к пику, прервав ощущение реальности происходящего. Сознание разлетается в щепки, тела покорно сплетены и подрагивают от приятности туманного морока и ничего не может помешать. И никто. Лиза нежно перебирает ладошками тёмно-русые волосы Коса, стоит ему высвободить её от своей тяжести, а он обессиленно закрывает глаза, не желая помнить, что они совсем забыли о времени и месте. Украл девочку. Но это его волнует? Нисколько. Надо будет, то Космос за двоих ответит. Потому что выбор свой сделал. Не отступит. — Всё у нас будет хорошо, — мысли постепенно возвращаются к Холмогорову. Он целует девичью ладонь, накрывшую его пылающее лицо и глупо улыбается. Всё и в самом деле безудержно хорошо. Потрясающе. Лучше не бывает, другого не предлагать! — Будем вдвоем, — Лиза живёт этой аксиомой, Лиза считает дни до того счастливого момента. — Я так этого жду. Как бы ускорить этот прекрасный момент, солнце? — Рожать нам рано пока, тем более ты детей чужих терпеть не можешь, — Кос отшучивается, легко ущипнув Лизу за бок, но его выпад её нисколько не смешит. — Чего бровки домиком сделала? — Да я уже два раза себя к тому готовила, как будто ты не помнишь, — у Лизы и Космоса есть свои секреты от окружающих, но благо аист пока пролетает мимо них. Всему своё время. — Космос, я серьёзно говорю о том, что устала жить без тебя. — Мы уже вдвоем, — для Коса всё ясно, как день Божий, — и… — Да, мой генерал? — Сегодня никуда от меня, алмазная? — Никуда, — тётка привыкла к легендам Лизы. Просила быть осторожной, но что могла противопоставить против юности? — Вот и забились, — спокойствие к нутру Космоса подкрадывается медленно, но верно, как и Лиза, которую он обнял за талию и привлек к себе. — Иди ко мне? — Уже… Лиза подавляет в себе смешок, стоило её светлому затылку коснуться мужского плеча. Они с Косом понимают друг друга лучше, чем кто-либо другой. Портить момент спорами и глупыми шутками не хотелось. Надо только целовать жадно и обнимать сильнее. Смотреть друг другу в глаза и покоряться власти обоюдной привязанности. Неизменно. А ночь неслышно вступает в свои права. Осенняя московская ночь. Ночь Космоса и Лизы. Счастливая и бессонная.