Жизнь, написанная набело.

      POV Такаюдзи.       Что это было?.. Что вообще происходит? Почему это происходит? Почему я не могу проснуться? Это ведь не может быть реальностью… Не должно ею быть… А что тогда есть реальность? Где граница между кошмаром и явью?...............       Увидев лицо этой девушки, подруги Додзимы Отаро, я вдруг повис в безвременье, ощущая тупую боль в груди, которая с каждой секундой становилась все острее и невыносимее. Я знал эту девушку. Она снилась мне каждую ночь. В этих снах именно из-за нее я терпел провал за провалом в борьбе с Додзима, который пришел незваным в мою жизнь и легко забрал всё то, чем я по-настоящему дорожил.       Своим бесовским очарованием он пленил сердце моей любимой, сам не любя ее ни минуты. Он отнял у меня не только саму Микото, но и ее доверие, ее привязанность ко мне, как к брату. Он лишил меня даже моего доброго имени, превратив в преступника.       Но я воздал ему сторицей. Сам того не ожидая, я растоптал его в пыль. Убил, не убив. Уничтожил в нем само желание жить, пронзив ножом сердце этой девушки. Которая следовала за ним темной тенью, помогала во всем, подобно ангелу-хранителю, даруя ему возможность многократно переписывать собственную жизнь, как черновик. Которая любила его настолько, что без раздумий приняла на себя смертельный удар, нацеленный на него. Мой удар…       А ведь я не хотел ее убивать. Она мне нравилась. Мы с ней были очень похожи в своей безответной любви. Когда я видел ее, говорил с ней, мне отчего-то становилось легче. Словно она забирала у меня часть моего бремени. И вдруг… Роковая случайность, мой помутившийся от отчаяния рассудок, ее самоотверженный прыжок в никуда — вскрыли истину и обнажили перед всеми душу главного злодея. Того, кого я считал злодеем. Кто и был злодеем, но… Совсем не главным…       Его необъятное горе прошло насквозь и мою душу. Я всё понял. Я увидел, в кого превратился, и увиденное ужаснуло меня. Ведь отнюдь не любовь к Микото толкала меня на все злодеяния, которые я совершил. Меня вела ненависть. Ненависть к этому человеку, Додзима Отаро — Эйте — который тоже, как умел, боролся за свое счастье. Просто он тогда не знал, в чем оно заключается. А когда узнал… Всё уже было кончено.       Я не понимал, не видел объяснения, почему мне снятся такие пугающе-реальные кошмары. Но сегодня, взглянув в глаза той самой девушки, темного ангела, убитого мной однажды, ощутил, как разрозненные кусочки общего пазла соединились в моем сознании, и я узрел полную картину. Которая никак не могла быть настоящей. Или могла?  — Сайко-тян… — вырвалось у меня ее имя, прежде, чем она представилась. Я заметил, как дернулся к ней всем телом Эйта, словно желал укрыть собой, заметил его внезапную бледность и ужас в глазах. Значит, я все-таки прав… Не такой уж это и сон…       Прыжки во времени действительно существуют. Эти двое… Они вновь переписали реальность? Невозможно. Сайко ведь умерла — я видел это собственными глазами — она больше не сумела бы перенести Эйту в прошлое… Эйту… А меня? Почему я здесь? Почему только сегодня опомнился?  — Ты… — живая Сайко смотрела на меня с непонятным выражением. — Что с тобой случилось, Такаюдзи-сан? Неужели ты…  — Не знаю… — прошептал я. — Ничего не знаю…       Я и правда не знал, что происходит. Но она жива. И насмерть перепуганный Эйта тесно прижимает ее к себе. Они вместе. А я женат на Микото… Именно благодаря Эйте я женат на ней! Его хлесткие, как пощечины, слова когда-то заставили меня открыть всю правду о моем прошлом, взять ответственность, и, сделав это, я наконец смог жить в мире с самим собой. Избавился от злого гения — дяди, признался Микото, отказался от приемной семьи, зато обрел свою… И только тяжелые сны омрачали моё безграничное счастье. Но теперь… Похоже, теперь и этому конец.  — Прости меня, Сайко-тян, — я склонился перед девушкой, чья жертва возымела такие последствия. Она умерла, чтобы спасти своего возлюбленного, но и меня тоже спасла. Спасла от съедающей душу ненависти.  — Эй, чувак, если уж ты тоже все вспомнил, тебе бы и самого себя простить не помешало! — услышал я чей-то голос. Из расцвеченного яркими фонариками и гирляндами сумрака ко мне шагнул пепельноволосый молодой парень, похожий на воплощение кицунэ. Его лицо мне не было знакомо, а вот голос… Где я его слышал? Между тем седой продолжал:  — Вы оба, — он кивнул Эйте, — много накосячили, ребята. И с этим уже ничего не сделать. У вас только один путь — жить дальше, не повторяя прошлых ошибок. Я не знаю, за что тебе так подфартило, — он теперь смотрел прямо на меня. — Ты, даже не прыгая во времени, умудрился вспомнить параллельную реальность, но, что бы ты там себе ни думал — это удача! Редкая возможность — прожить новую жизнь, имея за плечами горький опыт старой. Цени!  — Но почему? — спросил Эйта. — Почему он помнит так много? Ведь Микото и Хасэбэ…       Кицунэ картинно поднял вверх указательный палец, и я вдруг сообразил, кто он такой. Чокнутый бездомный музыкант, горланящий песни по всему Синдзюку! Точно. А еще он когда-то рассказал мне о Сайко… Он правда ёкай? Тот, который и без Сайко повернул время вспять?.. Думал ли он, что для нее наше знакомство так печально закончится?  — Этому есть только два объяснения! — заявил музыкант-бомж-оборотень. — Либо ты просто сдох, — он ткнул пальцем в меня, — либо твое сознание разделилось. Склоняюсь к последнему варианту, потому что объем воспоминаний и впрямь слишком большой.  — Как это? — хлопнула ресницами Сайко. Кицунэ в ответ начал загибать что-то мудрёное о диссоциативном расстройстве идентичности, когда сознание человека, вследствие психологической травмы, расщепляется на несколько личностей. Поддельная личность берет бразды правления и помогает человеку пережить шок, а истинная — на время, или же навсегда исчезает, и т.д., и т.п... В заключение своего монолога, он опять обратился ко мне со словами:  — Короче, у тебя есть шанс! Если ты сможешь простить себя здесь, та часть твоего «я», которая заставила тебя воспринимать иную реальность, как действительность, вернется туда, откуда явилась. И «тот» ты придешь из тюрьмы домой совершенно нормальным человеком. Если, конечно, ты еще в тюрьме. С таким полком адвокатов, тебя, наверняка, уже отпустили.  — А «этот» я? — не знаю, почему, но я безоговорочно верил этому странному парню. — Тот я, который здесь? Я все это забуду?  — Конечно, нет, — ухмыльнулся он. — Воспоминания останутся, хотя и должны будут изрядно потускнеть. Знаешь, как яркий сон: пару дней ты отчетливо помнишь каждую мелочь, все свои эмоции от сна, а потом постепенно яркость ощущений стирается, и ты перестаешь об этом думать.       Нет, я не просто верил седому. Я знал, что он прав. В этот момент я больше был «тем» Такаюдзи, у которого руки по запястье в крови. Меня начинало трясти от невозможности происходящего. Невредимая Сайко стояла и сочувственно смотрела на меня; Эйта… в его глазах больше не было страха, только напряжение, а Микото… Микото — моя жена. Уже целых пять месяцев! И никто не пытается отнять ее у меня.       Я поискал ее глазами. Она разговаривала с матерью, но, словно почувствовав мой взгляд, обернулась и поспешила к нам.  — Дорогой, ты снова весь в делах? — невольно я отметил, как она искоса глянула в сторону Додзима и поджала губы. — Идем, мама хочет с тобой поговорить.  — Я скоро, — с улыбкой пообещал я. — Ты иди, я через минуту к тебе присоединюсь.       Но мне совсем не хотелось сейчас ни улыбаться, ни беседовать с мамой-тёщей, потому что…  — Шанс у меня есть, говорите мне вы, господа… — я устало потер виски. — Какой уж там шанс, если в том мире Микото по-прежнему любит мертвого хоста Эйту! А меня ненавидит…  — Хосты вообще — шустрые ребята, — усмехнулся вдруг Эйта до отвращения знакомой усмешкой, и я догадался, что поведение Микото и для него не осталось незамеченным. — Почему бы тебе, Намики-сан, кое-чему у них не поучиться, если так сильно любишь свою даму сердца? У меня непроизвольно сузились глаза:  — Например?  — Например, научиться говорить женщине то, что она хочет слышать и уделять ей, как можно больше внимания? — Эйта уже окончательно пришел в себя, обрел свою обычную самоуверенность, граничащую с наглостью и смотрел на меня с откровенным превосходством. Удивительно, но до сегодняшнего вечера такие его манеры воспринимались мной, как часть особого, присущего лишь ему, обаяния, проявлением индивидуальности и внутренней свободы. Отчего же сейчас они стали казаться мне высокомерием и излишней раскрепощенностью (чтобы не сказать развязностью)? — Раз все вспомнил, неплохо было бы сделать анализ: чего же в действительности хочет твоя женщина? И начать над этим работать! — Спасибо за совет, — натянул я улыбку, при этом хорошо осознавая, что он прав. — Продолжаешь чистить карму?  — Конечно, — серьезно ответил Эйта. — Было бы глупо не воспользоваться таким даром Небес. Шанс переписать жизнь набело выпадает нечасто…       И снова он прав. Кажется, мне Небеса тоже подарили этот шанс…

***

      Спустя несколько дней, когда Отаро и Харуми под чутким руководством Сайко двигали мебель в новой квартире, между ними произошел такой разговор:  — Эйта, друг, у тебя ведь сохранился из прошлой жизни номер Нао? — словно бы невзначай поинтересовался музыкант. Эйта сощурил глаз:  — Зачем тебе? Явно ведь не на свидание ее звать собрался.  — А вдруг? — Харуми возвел очи горе. — Она милая вообще-то…  — Угу. Милая, — подтвердил Эйта. — Только ты от этой милой не знал, как сбежать на вечеринке. А теперь просишь номер? Подозрительно… Харуми со вздохом признался:  — Когда мы с ней болтали, она сказала, что ведет блог о светской жизни. Я полазил, посмотрел — действительно, блог очень популярный в кругах богатеньких детишек и даже их родителей…  — И?  — Эйта, я не понял, это у тебя от сладкой семейной жизни мозги так размягчились или еще от чего? — подковырнул приятель. — Совсем мышей перестал ловить…  — Твою «мышь» я тебе поймал, чего еще от меня надо? — огрызнулся Отаро и замер, воскликнув: — Всё! Дошло!       Он без предупреждения отпустил угол комода, едва не придавив ногу помощника, и бросился за мобильником. Харуми с руганью отпрыгнул в сторону и неловким движением повалил легкий деревянный стеллаж. На грохот из кухни прибежала Сайко.  — Я подниму! Не бей меня!!! — завопил Харуми. Сайко растерялась:  — Не бить? Ой… — она испуганно посмотрела на сковородку в своей руке и спрятала ее за спину. Музыкант перевел дух:  — Уф-ф… Эйта, ты это… того… осторожнее. Сковородка — оружие эмансипации!       Тот только скривился. Хотя ему еще ни разу ничем не перепало, Эйта уже понял, что имеет все шансы угодить в самый большой в мире мужской клуб — клуб подкаблучников! Сайко вила из него веревки, не напрягаясь, он это отлично видел, но поделать ничего не мог. Или не хотел.....  — Эйту бить нельзя, — назидательно сказала девушка. — Есть риск поставить синяк, а Эйта внешностью деньги зарабатывает…  — Временно! — крикнул он и обиженно добавил: — И вообще, чего вы все меня до сих пор Эйтой называете? Я уже давно не хост, между прочим…  — Ха, ты теперь всегда для нас будешь Эйтой, — усмехнулся музыкант. — Правда, Сайко? Под этим именем мы тебя узнали, привыкли, и теперь уже всё, поздняк метаться. Восьмерка — символ бесконечности! Номерок-то дай… …       После ослепительных лучей весеннего солнца, яркий интерьер небольшого индийского ресторана, выдержанный в различных оттенках охры, показался чуть ли не сумраком. Нао поморгала и с недоумением обратилась к Эйте:  — Странно, почему ты празднуешь новоселье не дома, а в ресторане?  — Потому что моя скромная лачуга не для таких сиятельных персон, Нао-сан, — ответил тот, подходя к столику на четверых. — И вообще, я не говорил, что у нас новоселье. Мы сегодня собирались тебя поблагодарить за помощь…  — Правда? А почему выбор пал на Индию? — она повела рукой вокруг.  — Ты же написала в блоге, что собираешься скоро лететь на Шри-Ланку…  — Вот что меня в тебе восхищает, Восьмой, — это твоя наблюдательность! — Нао, восторженно блестя глазами, села на плетеный стул с высокой спинкой. — Всегда все подмечаешь и помнишь малейшие детали! Как тебе мой блог?       Эйта виновато покрутил носом:  — Ты ошиблась, Нао-сан. Это Хару-кун его читает, не я.  — И все-таки ты гад, Эйта-сан! Ну и где он, этот твой Хару?  — Скоро явится. Презент тебе, наверное, ищет.  — Ой, да ну вас! — засмеялась Нао. — Я же не ради подарков, а во имя справедливости. Если Хару и впрямь тот самый Харуми — это меньшее, чем я вообще могу ему помочь… А Сайко-тян не придет?  — Опоздает, — вздохнул Отаро. — Иттоку ее с собой потащил. Вместо консультанта…  — И ты отпустил? — удивилась девушка. — Мне показалось, ты стараешься держать ее как можно ближе к себе… Эйта насупился и пробурчал:  — Будто меня кто-то спрашивал. В известность поставили — и хватит с меня. Собаки драные…       К ним подошла официантка в сари, подала меню и винную карту. Нао тут же принялась делать заказ, а после проницательно сказала:  — Восьмой, а ведь ты ревнуешь.  — Ничуть.  — Еще как ревнуешь. По глазам видно.  — Да не ревную я, — Отаро взъерошил волосы. — Эти двое хорошо ладят, но я им верю. Просто… Всегда немного беспокоюсь, если Сайко нет рядом.  — Как же сильно ты изменился, Эйта-сан… — Нао подперла рукой подбородок и улыбнулась. — Никогда бы не подумала, что ты будешь так трогательно и безоглядно кого-то любить… Я завидую! — Да я бы и сам не подумал… Но теперь зарекаюсь за что-то ручаться, — его губы дрогнули в едва заметной улыбке, и в глазах Нао тут же вспыхнул азарт. Она перегнулась через стол и схватила Эйту за оба запястья:  — Восьмо-о-ой! Расскажи, как это с тобой случилось, а? Мне до визга интересно, как такой шикарный парень влюбился в девушку-невидимку? Насколько я помню, ты вроде когда-то имел виды на Микото — общепризнанную красавицу и миллиардершу… Да-да, не делай бровки домиком, я всё знаю! Я тоже, понимаешь ли, наблюдательная… Так как же произошло, что всего через год ты оказался помолвлен с Сайко-тян? Она и внешне неяркая, и денег у нее нет — значит, это любовь! А любовь всегда интересует женщин больше всего остального… Рассказывай давай.  — Ага, а ты потом в своем блоге напишешь, да? — хмыкнул Эйта и скрестил руки на груди. Но Нао уже видела, что его глаза мягко засветились — он начал вспоминать. Девушка умоляюще сложила ладошки:  — Честное слово, не стану писать! Если ты не хочешь — ни за что не стану! Ну Эйта, ну мы же друзья! Расскажи, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…. …       А как это расскажешь? Как объяснить непосвященному, почему я гонялся за Сайко по всей префектуре, лишь бы сорвать с ее губ поцелуй? Ведь вовсе не любовью я был одержим в то время. Но… Если так подумать, гоняться за этой упрямой ехидной было очень увлекательно… И каждый украденный поцелуй казался ценным призом, а не просто транспортным средством в прошлое. Хм… Если бы у меня нашлась минутка сесть и спокойно подумать, я бы, наверное, уже тогда заподозрил что-то… Слишком хорошо мне было рядом с ней. Отпадала нужда носить маску прекрасного принца, можно было стать самим собой и открыто обо всем разговаривать. Сайко не требовала от меня ничего, кроме того единственного, чего я не мог и не хотел давать: оставить ее в покое. Но постепенно она смирилась с моим присутствием в ее жизни. И даже полюбила… Ненавязчиво, молчаливо и жертвенно. Скорее всего, я никогда бы сам не догадался об этом, если бы Харуми однажды не просветил меня... Одновременно зажигая перед погребальной урной с прахом Сайко похоронную свечу…       Почему я не сообразил раньше, что чувствую к ней? Даже сгорая изнутри от дикой ревности, мечась накануне собственной свадьбы по городу в поисках исчезнувшей с другим парнем девчонки, и проведя бессонную ночь возле ее двери, я ничего не понял! И лишь, когда не смог поцеловать невесту после произнесения брачных клятв, начал что-то осознавать… А потом… Почему я позволил всему этому случиться?! Как мог заставить мою милую кроху выбрать смерть?.. Ведь это был именно выбор. Сайко ушла, выполнив, как она считала, свою миссию. И оставила меня умирать в холоде абсолютного одиночества…       Как я могу теперь обо всем этом рассказать кому-то? …       Нао не на шутку испугалась. Она увидела, как мечтательно-нежные глаза Отаро вдруг наполнились слезами. Прозрачные капли побежали по бледным щекам, падая на стол, в то время, как неподвижный взгляд парня был устремлен куда-то за грань. Он беззвучно плакал, не смущаясь и не прячась, он просто сейчас никого и ничего не видел, кроме воспоминаний, которые неосторожным вопросом растревожила любопытная блоггерша.