***
Вышедший на улицу Хюберт размеренно вдыхал запахи наступившей ночи. Как никогда прохлада навевала приятные мысли и успокаивала, однако сон ни в какую не шел. Вспоминая о хрупких плечах Агаты, которой так непросто жилось в деревне, Хюберт думал, как приведет ее к себе домой и огородит от всех этих недобрых взглядов и нелепых сплетен. Деревенская молва окрестила ее ведьмой, но разве могла столь добрая и хрупкая Агата быть столь злым и жестоким существом? Нет. Да даже если что-то и имело место быть, Хюберт был готов закрыть на то глаза. Перед ним как наяву рисовалась картина светлого будущего, все больше обраставшая различными подробностями. Он уже видел их маленьких детей, а главное — любящую и счастливую жену. Вспоминая жесткий норов Ганса и то, о чем слышал, Хюберт едва ли не клялся быть с Агатой нежным и добрым. Очарованный и влюбленный, он думал лишь об одном. Любое безрассудство казалось чем-то обыденным, и даже плачевное состояние Ганса не удручало Хюберта. Пока Агата была немного холодна с ним, но и это его не пугало. Девушка была еще совсем молода, но в тоже время смогла отличиться своим бесстрашием. Редкая ее сверстница не побоялась бы волков и крови! Если бы не она, Ганса, наверное, порвали бы на части. Ну что ж. Раз так, и Хюберт не побоится ни ее бабушки, ни ее знаний о травах. Завтра он обязательно зайдет к ней, спросит про здоровье отца и принесет что-нибудь. Интересно, чтобы ей понравилось? Бортник задолжал ему, и он мог бы раздобыть для нее меда в сотах. Прервав его мечтания, послышался шорох, и погодя из темноты появился Вильгельм. Мальчишка был напуган. Щеки его вымазались в грязи, волосы взлохматились и сбились в колтуны. В глазах сверкали блики безумия, и Вильгельм показался Хюберту едва ли не одержимым. Признаться, сын Ганса никогда ему не нравился. — Вильгельм? — и зачем Вольф взял его на охоту. Хюберту-то общество Ганса порой было в тягость, а тут еще и чванливый, трусливый мальчишка. У его сестры удали было куда больше. — Что ты здесь делаешь? — А? — Что случилось? — Волки… Волки… — подошедший Хюберт уложил руку на его плечо и тряхнул. Бормотавший Вильгельм, бледный и перепуганный, показал в сторону леса. — Ты был в лесу? Что случилось? — Агата. Ее утащил волк. Человек. Волк. Желтые глаза. Там Вольф… — Что? — Хюберт не поверил своим ушам. — Вильгельм, повтори. Повтори, что ты сейчас сказал?! — Пусти! Волки… Волки… — ударив по рукам, Вильгельм вырвался и убежал в сторону дома. За ним никто не последовал. Сорвавшись с места, Хюберт кинулся в дом. Наскоро он собрал ягдташ. Взял пороха и дроби побольше и отправился в лес, надеясь, что с Агатой все в порядке.***
На улице было темно и неуютно. Выл ветер, да и потрескивавший в печи огонь располагал именно к домашнему уюту. Увы, им не было так уж весело. В стенах небольшого домика на опушке леса царила недосказанность и определенная волнительная неловкость. В небольшой спаленке у края кровати стояла Агата. Смущенно она прижимала к груди плед. Верхнее синее платье лежало на стуле в другом углу, и оставшаяся в одном исподнем она невольно краснела, ощущая себя едва ли не голой. Не обращавший на то внимания Волк ждал от нее хоть слова, хоть какого-то жеста и пристально разглядывал ее, не понимая подобного стеснения. Агата краснела, отворачивалась и недовольно вздыхала. Из-за подобных полных укоризны вздохов Волк нетерпеливо облизывался. Агата молчала. Так ей было легче. Агата чувствовала, как щиплет жар ее щеки. Как бьется в груди сердце — часто и сильно. Как что-то не дает дышать спокойно от одного вида Волка, и хоть смутные догадки подсказывали причину возможного недуга, Агата будто онемела. Волк тоже молчал, хотя вопреки его обычно немногословной натуре хотел говорить. Но о чем?! Как ему заговорить о том, что чуть случайно уже не сказал сегодня утром? С охотниками воевать или же лесом заправлять было куда легче, чем совладать с этой человеческой самкой. Отпустив плед, Агата прикрылась рукой и подошла к стулу, намереваясь одеться. Смотри, чтобы она оставалась на кровати, вспомнились Волку слова старой карги, и он кинулся исполнять ее поручение, уверенно перегородив Агате дорогу. Шаг в сторону — шаг в сторону. Шаг в другую сторону — шаг в другую сторону за ней. Шаг назад, и Волк встал на месте, ведь впереди ее территория, огороженная скомканным одеялом. Помедлив, Агата вновь шагнула к стулу. Волк ухватил ее за руку, и она недовольно фыркнула. Провернувшись на пятках, Агата решила выйти вон из спальни, даже в таком виде, и перевоплотившийся в зверя Волк одним прыжком оказался в дверях. Он улыбнулся своему ходу, отчасти раздразнившись странной игрой. Шаг влево — шаг влево. Шаг вправо — шаг вправо. — Аргх-х-! — вновь шаг навстречу побегу. — Прекрати! — Ты прекрати, — спокойно проговорил Волк. — Мне сказали тебя сторожить. — С каких пор ты стал сторожевой собакой?! — С тех пор, как ты моя волчица, — Волк прикусил язык. Агата недоуменно посмотрела на него, покраснев еще больше. — Я-я имел в виду. С тех пор, как ты попадаешь в опасность. — Не попадаю. — Попадаешь. — Нет! — Да, — вновь он запутал следы, и не оставлявшая попытки выйти Агата врезалась в него. Темная прядь пала на лицо девушки. Наигранно сердито она оттолкнулась от него. — Кто сказал, что ты сам не опасен?! — тихо сказала она. Волк ослабил свой натиск. Этого он и боялся… Их игра прекратилась также внезапно, как и началась. Растерянно Волк посмотрел на какой-то сундук, затем перевел взгляд на резной бабушкин шкаф, вспоминая как воспользовался однажды его содержимым, а затем спросил. — Ты... Ты боишься меня? — Ты был сегодня злым! — Агата вспомнила окровавленную волчью пасть, а что он мог поделать? Он же Волк. Как она этого не понимает. Человеческая самка... — Зато, наверное, какой-нибудь Хюберт добрый. — Что? — удивилась Агата. Она ожидала его извинений, а не каких-то нелепых обвинений с участием господина Хюберта. — Причем здесь он? — При том. — Нет уж, объясни. — При том, что смотрит на тебя как… Как… — Как? — Как не должен. Ты не его добыча! — О чем ты вообще говоришь, Волк? — возмутилась Агата. — Я не коза и не олениха, чтобы быть добычей. — Р-р-р... Забудь! — вот и запутался их разговор. — Можешь пытаться уйти сколько угодно, но из этой комнаты ты не выйдешь! — грозно рыкнул хищник, и Агата отшатнулась от него. Прежде он никогда не повышал на нее голоса. — Ты не имеешь права! — заявила Агата, но ей не ответили. — Не имеешь... — И что же ты сделаешь? Сорвавшись с места, Агата бросилась к дверям. Волк оказался проворней и, подхватив ее на руки, уверенно потащил к кровати. Агата брыкалась. Выставленный кулак попал ему по носу, и он недовольно взвизгнул. Волк вновь чувствовал себя грозным Волком одиночкой, которого ненавидели люди, боялись другие волки, чувствуя в нем человеческую природу. Для него это было привычным, и все же… Он так надеялся на тот странный огонь бесстрашия, который всегда видел в глазах Агаты, но видимо и она его боялась. Раз так... Бросив ее на кровать, обратившись зверем, Волк придавил девушку к перине, распластав руки в стороны. Зажмурившись, Агата отвернулась, и такой вдруг напомнила лес, лунный свет, ее безмятежный вид и это отчетливое желание прикоснуться к ней. Не так как прежде. Иначе, да вот Волк не совсем понимал как именно. — Ты боиш-шься меня? — Нет... Я тебя не боюсь. Я боюсь чего-то другого, но... Ты напугал меня и пугаешь сейчас! — крикнула она, задрожав, и Волк замер. Этого он не хотел. Нависнув над ней, Волк осел. Открывшая глаза Агата высвободила руки и прижала их груди. Не обратив внимания, Волк стал человеком, ссутулился и как-то посмурнел. Кажется, она его обидела, и пожалевшая о своих словах Агата мягко уложила руку на его плечо. Волк оглянулся. Тихо она коснулась его лица. — Волк! Прости меня... Я не должна была этого говорить. Мне просто было немного страшно… Кровь и… Мой отец... — Агата, он хотел убить волчат. — Но ты даже не остановился, когда я тебя просила! Ты был как… Как заколдованный. — Я и есть как заколдованный! Было бы иначе, я бы убил его! — раздраженно огрызнулся хищник, вспоминая сколько волчьей крови было на руках Ганса. Он закусил губу. Он и забыл — речь шла о ее отце. — Прости. — Ты так ненавидишь людей? — Нет! Не всех, — некоторых он совсем не ненавидел. — Но господин Хюберт тебе тоже не нравится, да и моя бабушка… — Они другие. — Другие? — Они не из моей стаи, — Агата внимательно посмотрела на Волка. — А кто из твоей стаи? Я ее знаю? — С чего ты решила, что это она? — Да, конечно, — прыснула Агата. — Это какой-нибудь олень, способный быть человеком и с которым ты в приятельских отношениях. А может это какая-нибудь коза? — впервые Волк увидел ее такой. — Вот иди и сторожи тогда эту козу! — она толкнулась. — Я — волк, и я люблю волчиц. — А? — девушка вся побледнела. — Так у тебя все это время была волчица?! — Нет! — Агата пропустила его слова мимо ушей. Ей вдруг стало больно. Снова она попыталась подняться с кровати, но Волк, крепко обняв ее, уложил на перину. Агата попыталась ударить его, но он увернулся. — Ты еще не поняла? Ты — моя волчица! Агата стихла. Пристально она вгляделась в желтые глаза Волка. — Но я — человек. — Мне все равно! — неуверенно Агата провела рукой по его серым волосам, и Волк послушно отозвался на ласку. — Ты... Договорить ему не дали. Агата как-то резко прильнула к нему, а затем поцеловала, да робко и как-то дразняще, в самый уголок губ. Сперва опешивший Волк часто задышал, и, когда Агата вновь поцеловала его, куда более уверенно, ответил. Схватив в охапку, он крепко сжимал ее в своих объятиях, но Агата вдруг отстранилась. Не спеша она ослабила кулиску исподнего платья, и, стянув его через голову, оказалась перед Волком нагой. Снова он ощутил то странное желание, столь похожее на голод, столь приятно томящее где-то внизу живота. Природа звала. Искушала. Закусившая губу Агата неуверенно прикрылась рукой, но тут же поманила Волка к себе, и он не заставил себя ждать. Обжигая девичью шею поцелуями, он довольно урчал. Какой же нежной казалась ее кожа. Прижимаясь к ее груди, Волк слышал, как бьется сердце Агаты, как пульсирует кровь в жилах. Чувствовал ее особенный запах, и это сводило с ума. Тела их слились воедино. Сплелись руки, ноги, души. Робость следовала по пятам за пылкостью, и сплетенные тени дрожали в свете огня. Распаленные они шептали друг другу неловкие признания, и были счастливы — Волк-одиночка и человеческая самка.***
— Волк! Волк… — шептала Агата, утопая под градом поцелуев. Разморенная, она провела рукой по серым прямым волосам. — Волк, ты тяжелый. — А ты вкусная. — Ты меня съесть решил? — хищник не ответил, прижав ее крепко к себе. Неужели это все происходит на самом деле? Теперь она будет всегда с ним. Ведь так? Она лишь тихо погладила его, и поместив его тяжелую голову в своих холодных ладонях, спросила. — Волк? — М? — Ты это собирался делать со мной в лесу? — Волк насупился. Эта человеческая самка всегда умудрялась поставить его в неловкое положение. — Говори, — хищник покраснел, а Агата решила во что бы то ни стало добиться правды. — Иначе я тебя… Я тебя защекочу! — Ауч… — В чем дело? — испугалась девушка, увидев, как Волк скрючился по полам, ухватившись за живот. — Больно. — Больно? А ну… Что там? — Агата задрала его серую рубашку и ахнула. — Почему у тебя живот весь синий?! Это сделали охотники? — Да, — погодя, ответил Волк. Не признаваться же ведь, что это было случайное дерево. Нахмурившись, Агата оттолкнула его от себя и поднялась с кровати. Нынче нагота ее не смущала, и она деловито обернулась на завороженного Волка. — Идем. — Куда? — Я буду тебя лечить. — Меня? — Да. Я — маленькая лесная ведьма. Ты не знал? — улыбнувшись, Волк отрицательно помотал головой. — Я тоже. Они перешли на кухню. Там Агата уверенными движениями принялась хватать какие-то венички трав. — И о тебе я тоже знаю очень мало. Ты мне расскажешь о себе? — Тебе это и вправду интересно? — Ты же мой Волк. Интересно. — Что ты сказала? Агата, может ты просто посидишь со мной? Или погладишь, а может… — она его вновь поцеловала, привстав на цыпочках, и грозный хищник, опьянев от счастья, приподнял ее над полом. Уверенно она отстранила его от себя. — А теперь сядь, Волк, — грозно приказала его волчица. Садиться ему совсем не хотелось, но он послушался.***
Витиеватые петли скрипнули. Тяжелая деревянная дверь раскрылась, и хозяйка замерла от удивления. Гостью это не смутило, и проделавшая долгий путь Энхен уверенно прошла вперед. — Матушка! — удивление Хильды было искренним. — Как видишь. Где Ганс? Еще не помер? Если нет, ему повезло. — Ты… Ты же пришла не ради него? — Хильда опасливо сжала кулак на груди. Беда не приходит одна, и ее сердце чуяло это. — Верно, — пригладив волосы, старушка сняла с себя накидку. — Ты знала. Этот день настанет, так что не плачь. — Не плакать? Я чуть не потеряла мужа, а теперь теряю дочь, — мать Агаты закусила губу. — Почему? Почему из всех детей ты выбрала именно ее? Пошатываясь, Хильда прошла в глубь кухни. Как же она надеялась, что, когда поднимет глаза, лесная ведьма исчезнет, оказавшись страшным приведением, однако старуха никуда не исчезла. Лишь продолжила говорить об Агате, уверяя мать в надобности разлуки с дочерью. — Она — моей крови Хильда. Ты знаешь. Были бы у меня свои дети, я бы не полезла ни в деревню, ни в семью моего старшего брата, — старушка Энхен о чем-то вспомнила — то была еще одна черта, объединявшая ее и ее внучатую племянницу. — Братик был хорошим человеком, хоть у нас с ним и не заладилось. Вечно таскал меня за волосы! — Анна, умоляю. Агата… Она может выйти замуж за одного уважаемого человека, и ее жизнь будет нормальной. Здесь — в деревне, среди людей, а не в лесу... — Нормальной? Ты это называешь нормальным? — лесная ведьма перевела дыхание. Она ведь знала. Разговор простым не получится. — Отпусти ее. Будет тяжело, но… Возможно так будет лучше для нее, да и для всей семьи. Деревня ведь не переживет. Две ведьмы и все в родстве у Ганса. Ха-ха-ха-ха… — Анна... — Хильде было не до смеха. Напрасно она надеялась выдать дочь пораньше замуж. Она так боялась этой минуты. Старалась не показывать своих переживаний, своих чувств, которые теперь медленно стекали по ее щекам горькими материнскими слезами. — Агата не умирает, Хильда. Жить будет у меня. Я передам ей все, а потом отправлюсь в последний путь. Меня уже тоже земля не держит. Так что хватит. У тебя в конце концов еще один отпрыск есть, так что займись им. Агата не пропадет. Ты всегда сможешь прийти к ней или она к тебе, — Хильда лишь кивнула и утерла передником глаза. — А теперь давай. Где твой благоверный? Сейчас мы его залатаем в два счета!***
Еле слышно по лесу шел Вольф. Этот Волк был хорош. Даже в таком своем состоянии не утерял бдительности. Наверное, охотник бы и вовсе потерял след, если бы не клок той шерсти, выдранной в неравной схватке, да ярко-красное пятно девичьего беретика, обнаруженное в лунном свете среди маленьких беленьких цветов.