***
Да. Агата и вправду оказалась не тяжелее молодой козочки. Она даже брыкалась так словно ее в действительности похитили под покровом ночи, утащив из теплого и уютного хлева. Похищение у похитителей во имя спасения. Хорошо это? Плохо? Не важно. Какие-либо угрызения совести по этому поводу Волка совершенно не мучили. Не смущало его и то, что нынешняя добыча вырывается из его рук на какую-то непонятную ему свободу, визжа и крича настолько громко, насколько позволял так и не высунутый изо рта кляп. Порой Агата даже рычала (ну совсем как настоящая волчица), заставляя сердце хищника трепетаться все чаще и чаще. Снова он обвел вкруг пальца этих людишек. Снова оказался победителем. Снова ушел от смертельной опасности живым, да еще и с таким подарком судьбы. Еще чуть-чуть и он сделает то, что должен был сделать еще при самой их первой встрече — забрать ее с собой и охранять как самое дорогое сокровище. Спасенная Агата поначалу даже не сопротивлялась и воспринимала действия Волка лишь с благодарностью, ожидая, когда все пережитые невзгоды окажутся позади, и ее спаситель остановится. Хоть она и была рада столь нечаянной и негаданной встрече, на душе было не спокойно. Возможно, именно сейчас безутешная мать обнаружила пропажу дочери. Возможно, именно сейчас застрявший между жизнью и смертью отец нуждался в помощи. Возможно, именно сейчас Вильгельм вновь поносил ее имя, говоря, что она — ведьма, разговаривающая с волками. Возможно, старый Вольф мог причинить вред кому-нибудь из ее близких, а она... Агате нужно было вернуться домой как можно скорее, и именно об этом она и пыталась сказать Волку, колотя его связанными руками изо всех сил. Спаситель обратился похитителем, и почувствовав его уверенное стремление в самую глубь непроглядной чащи, Агата начала брыкаться и лягаться, требуя себе хотя бы свободы. Веревки больно сдавливали руки — Вольф постарался на славу. Кляп во рту мешал дышать, а постоянная тряска лишь усугубляла положение Агата, да так, что на каком-то моменте, то ли от навалившихся впечатлений, то ли от этого безумного бессилия, Агата стихла, потеряв сознание на руках у счастливого Волка. Он не заметил. Волк крепко прижимал ее к себе и опасливо оглядывался назад, стараясь учуять возможную погоню. Он боялся. Боялся, что Агата вновь исчезнет из его жизни каким-то странным образом, да еще и с каким-нибудь охотником, не важно — молодым или старым. Никогда прежде Волк ненавидел охотников столь яростно. Все больше распалялся огонь ненависти на этих двуногих, пахнущих мертвым дымом и гуляющих по лесу с этими штуками, способными убить крепкого матерого волка с одного хлопка. Люди зашли слишком далеко. Они посмели причинить боль ей! Негодуя, хищник лишь крепко сжимал зубы, представляя как еще расквитается за такое святотат…. Бах!.. Никаких хлопков. Никакого дыма, но Волк согнулся пополам от боли. Словно он столкнулся с лосем или оленем. — Агата! — превозмогая боль, прошипел Волк. Агата лежала на земле. От падения юбка ее платья задралась, оголив молочное бедро, и Волк впервые ощутил странный порыв, прошедший по всему телу. Отдаленно напоминавший голод, он засел внизу живота и притупил боль. Потупив голову, Волк снова окликнул Агату, но она не ответила. Это заставило обеспокоится. Придерживая рукой ушибленное брюхо, Волк подкрался к лежавшей на земле девушке и бережно коснулся ее щеки. Казалось, что Агата просто спит. Навострив уши, хищник огляделся по сторонам в поисках обидчика, сбившего его с ног. Ощетинившись, Волк приготовился к смертельной схватке с заклятым врагом, но тут же закусил губу с досады. Торопившийся, он попросту забыл — обратившись человеком, он стал выше. Из-за невнимательности Волк налетел на перегородившее дорогу бревно, выскочившее внезапно из темноты. Волк зло зарычал. И откуда только взялось это упавшее дерево! Нет. Оно лежало здесь уже третий год — тогда дровосеки в первый и в последний раз в своей жизни зашли в лес так далеко, но, если обычно Волк проходил под ним, то теперь... Хорошо, что он успел прижать к себе Агату покрепче, умышленно или нечаянно! Хищник перевел дыхание. Из-за облаков вышла луна. Нежный свет ее просочился сквозь листву деревьев и осветил и Волка, и Агату. Она будто бы спала — так ему казалось. Тихо и кротко. Ее почти белое лицо едва ли не сияло в темноте. От темных локонов, распластавшихся по земле, вдруг повеяло тем странным ароматом, который так дурманил Волка, и он, не сдержавшись прижался носом к девичьей щеке. Пышные ресницы Агаты едва подрагивали. На них виднелась россыпь слез, и завороженный хищник вновь вознегодовал, решив, что более никто и никогда не причинит ей боли. — Ты в безопасности, — в тишине леса раздались гордые уверенные слова. Наконец-то Волк вытащил кляп изо рта девушки и рывком перекусил веревку, сдерживавшую запястья. — Агата, ты в безопасности. Теб-бя больше никто не тронет. Вновь он назвал ее по имени да так словно произнес какое-то заклинание, призванное спасти Агату от неведомых чар. Человеческая самка не ответила. Проведя пальцем по щеке, Волк ласково потряс ее за плечо, но и тогда Агата даже не пошевелилась. Она ведь не могла умереть? В ужасе от этой мысли Волк осмотрелся. Принюхался. Крови он не учуял. Взлохматив серые волосы, хищник прильнул к груди Агаты и прислушался. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… Спокойно стучало сердце, убаюкивая размеренным биением. Вечность бы он слушал, прижимая Агату крепко к себе. Она оказалась такой мягкой, хрупкой, и он вновь провалился в какое-то опьяняющее чувство слепого счастья. Все замерло вокруг, повинуясь его желанию. Даже листья не тревожили возникшую тишину шелестом. Лишь одинокая луна ласково дарила свой свет, и, вторя ей, вблизи от Волка и Агаты вспыхнули белые цветы. Волк посмотрел на лицо. Неужели она и вправду была теперь рядом с ним? От осознания этого рассудок хищника медленно утекал в небытие, и хоть он противился навязчивому голосу своего желания, твердившему о совсем непонятных ему вещах, хищник пал. Сейчас ему как никогда захотелось просто прикоснуться к ней, к ее лицу и рукам. Прикоснуться к ней как-то по-особенному, тем более пока она не видит. Всего лишь щеки, губ или шеи. Он просто коснется ее губ, пока она спит. Она даже ничего не узнает, и влекомый желанием Волк склонился над своей добычей. — Нет, ты смотри! — заговорили кусты слева от Волка. — Вот оно, значит, до чего дошло! А-ну, Серый… Шаг назад, иначе я за себя не ручаюсь! И без того обнаглевшие кусты запустили в хищника непонятным предметом. Судя по запаху — веничком из трав. Раструбом тот попал прямо в лицо Волка, неприятно кольнув щеки. Желтые глаза вспыхнули от недовольства. То бревно, то говорящие кусты. Что это? Будто лес взбунтовался против своего Хозяина? — Ты! Что ты делаешь с моей внучкой, а? Зверюга. Все-таки ее съесть решил или еще чего?! Агата! Агата! — Никто ее не съест! Иди своей дорогой, стар-рая карга. — Старая? Ах, старая?! — вознегодовала выплывшая из кустов бабушка. Вооружившись какой-то палкой, она грозно потыкала ею в сторону хищника. — Старая, да удалая! — Р-р-р… — Порычи мне еще тут! Что ты с ней сделал? — Ничего! Она спит. — Уж больно крепко! — старуха вся вскинулась. Уверенно она шагнула к своей внучке, отставив палку в сторону, и прежде, чем Волк сумел что-либо возразить, дотронулась до Агаты. Лицо бабушки вдруг нахмурилось. Недовольно она покачала головой, заставив хищника забыть, что перед ним — лесная ведьма, его до омерзения неприятная знакомая. — Так…. — Что… Что с-с ней. Все в пор-р-рядке? — Ничего. Неси ее ко мне, — Волк возмутился подобной наглости. Старая карга вздумала ему указывать! — И не надо мне глазки строить. Или ко мне, или я ей все расскажу! И я говорю не про радостную встречу с деревом, над которой воронье еще посмеется. Хм-хм-хм. Волк вновь что-то прорычал, низко склонив голову. И хоть под спадавшими на лоб серыми волосами не было видно, покраснел. Наверное, Агата бы разозлилась, а ему этого никак не хотелось. Сердито посмотрев на старуху, насмешливо подоткнувшую бок кулаком, Волк поднялся на ноги вместе со своей человеческой самкой. — Но я б-буду рядом! — поставил он свои условия, и бабушка рассмеялась в голос. — Уж кто сомневался! Иди, давай! — кивнула она в сторону опушки, и поджавший губы Волк пошел. Старуха лишь снисходительно улыбнулась. Ох! Как все это было похоже! И эти желтые влюбленные глаза, и эта сквозившая во всех движениях уверенность, сопровождаемая конфузливой неловкостью, и ревность к каждому, кто посмеет приблизиться к ней… А еще охотничьи веревки, завязанные, увы, знакомой рукой. Бабушка нагнулась и подняла с земли перегрызанные Волком веревки. Ах. Как все похоже. Ведь у нее когда-то тоже был волк. Тогда она была молода. Тогда Йоган еще был Йоганом, а не Вольфом, а она — деревенской девушкой. Простой Энхен, избранной лесной ведьмой. Слишком много воды утекло. Зло Энхен отшвырнула веревки в кусты и последовала за Волком, стараясь не думать о некогда пережитых потерях.***
В почерневшей от золы печке трещал сухой хворост. Небольшой веничек трав, кинутый в огонь, испустил едва уловимый кислый дух, и в доме запахло странным спокойствием. В очаге рдели угли. Неяркий огонь отбрасывал на стены причудливые тени. Одна из них не двигалась. Другая же места себе не находила. Волк метался из угла в угол, посматривая в сторону спальни. Над очагом висел небольшой чугунок. Сердито в нем бурлило пахучее варево, горбясь на поверхности пузырями. Рассевшаяся перед огнем старушка помешивала отвар и тихо приговаривала себе под нос. Резко поднявшись, она ухватилась за деревянный половник, висевший неподалеку, и перелила из чугунка странное питье в чашку. Прихватив спеченного еще утром хлеба, старуха скрылась за дверью в спальню. Там сейчас находилась Агата, и туда Волку строго настрого запретили входить. Запретила сама Агата. Как теперь нужно было вести себя с хищником, она не знала. То, что он сделал днем путало ее еще больше чем то, что Волк сделал вечером. При взгляде на него что-то давило в груди. Окончательно смешавшись от чувств и мыслей, Агата сказала «уйди», а Волку ничего не оставалось как подчиниться. Наверное, он был виноват — и за ее отца, и за это нелепое похищение во имя спасения. Изнывая за стеной, Волк терпеливо ждал, когда ему просто дадут возможность хотя бы побыть рядом, а ходившая туда-сюда старуха лишь смеялась над его обеспокоенностью. Съесть бы эту бабку, чтобы не мешала! Идея была как никогда Волку по вкусу, однако Агате навряд ли понравилась бы. — А вот и травянистый настой, — полилась ласковая речь вошедшей в спальню бабушки. Агата лежала на кровати, укутанная пошитым из пестрых кусочков пледом. Рукам и ногам лишь недавно вернулась чувствительность. Щеки и затылок неприятно саднили — то постарался Вильгельм, притащивший ее к Вольфу. Внутренний голос твердил Агате бежать и исполнять свои дочерние обязанности, однако тот же голос просил ее остаться. Здесь на лесной опушке было тепло, хорошо. Здесь о ней заботились и не обижали. Невольно Агата ловила себя на мысли — ей попросту не хотелось уходить из теплого бабушкиного дома туда, где ее вновь ждали путы деревенской жизни. — Фу-у-ух, — проговорила старушка, подсаживаясь к Агате. — Всю кухню мне протоптал! Нервничает, — напомнила она о Волке. — Я его просила, чтобы он остановился! Упрямый. — Хм-хм, милое дитя. Волки очень упрямы по натуре, — улыбнулась бабушка и протянула краюху хлеба и чашку с настоем внучке. — Может быть, поэтому охотникам не удается убить их так просто. — Убить... — о чем-то вспомнила Агата, порядком нахмурившись. — Мне нужно домой! — отставив в сторону питье, Агата попыталась встать с кровати, однако бабушка грозно цыкнула, да так, что внучка послушно улеглась назад. — Ночь переночуешь у меня. Ишь чего удумала! Домой ей нужно. Пущу я ее в ночной лес. — Бабушка, ты не понимаешь! Папа… Волк. Он почти загрыз его. Он может умереть! Он… он весь в крови. Лежит там. Слабый и… — всхлипнув, Агата потупила голову. — Хм-м-м… Неужели Серый решил попробовать Ганса на вкус? Понятно. Вот чего воронье было не спокойно сегодня, — бабушка покачала головой. Упершись подбородком в колени, Агата тихо плакала. — Волк — он волк. Не вини его. Он должен это делать, иначе лес не выстоит против людей. — Он был таким… Злым и… и... Я никогда его не видела таким. — Знаешь, — утерев слезы внучки, бабушка пригладила ее голову. Молодой и еще не умудренной жизнью Агате сейчас ей и вправду было сложно все это понять. — Лес с виду большой, сильный и могучий. Но те, кто знакомы с ним получше, знают, что внутри всякой требухи полно. — Что ты хочешь этим с-сказать? — С виду малина, а внутри мякина. Ты знаешь, кто твой отец? — Агата отвела взгляд в сторону. — Просто спроси себя, так ли виноват волк в своем желании жить? Да и к тому же. Был бы он таким жестоким, не нервничал сейчас у меня на кухне. — Бабушка, мне все равно нужно домой. — А ты этого хочешь? — Агата широко раскрыла глаза. Такого вопроса ей никто и никогда не задавал. — Хочешь домой? Туда, где тебя ждет сосунок Вильгельм, да побои Ганса? Туда, где тебя считают чужой... — Ба… — Туда, где ты никому не нужна. Туда, где каждая деревенская баба считает тебя сатанинским отродьем? А мужики сочувствуют о твоих темных глазах? — Я… — Ты знаешь, кто ты. Догадываешься, — повысила голос бабушка. — Не смотри на меня так. Ты такая же как и я. Ты знаешь об этом. Так подумай… Хочешь ли ты домой, и где этот дом находится. Агата смолкла. От нее требовали определенного решения, и хотя она чувствовала к какому ответу склоняется ее сердце, закусив губу, Агата упрямо заявила. — Сейчас... мне нужно домой. — Упря-я-я-яма глупышка, — прошипела бабушка, прищурив такие же карие глаза. — Что ж! Два сапога пара. Серый! Серый, Агате нужна твоя помощь. — Что?! — призванный Волк не замедлил появиться, и они встретились. Бабушка достала из резного шкафа темный плащ и покрыла им плечи. «» Ба, куда ты? — Куда, куда!.. К тебе «домой». От тебя толку немного в таком состоянии. Думаю, Ганс, конечно, не обрадуется моему визиту, но любящая бабушка любит одинаково всех, даже таких зас... за... Замученных волками людей. Волк! — прихватившая со стула корзину старуха отдала последние указания. — Я ухожу, а ты смотри, чтобы она оставалась на кровати, — понизив голос, бабушка прошептала. — Только пожалуйста, не одевай мои чепцы и ночнушки. — Р-р... Да! — Волк явно развеселился. — Бабушка! — Головой отвечаешь. А ты, моя дорогая внучка, подумай. Настолько ли жесток защищающийся волк, сколько отец, бьющий свою дочь лишь за то, что она есть? — дверь со скрипом отворилась, и, задержавшись на секунду у порога, бабушка не удержалась. — А и кстати, Агата... Спроси его о том, что он делал с тобой в лесу, пока ты была без сознания. — Карга! — Не переверните тут все! — прозвучали последние слова исчезнувшей во тьме леса бабушки. Долго звенели в ушах последние напутствия лесной ведьмы. Сидевшая на кровати Агата невольно прижала к груди пестрый плед. Волк конфузливо почесал за ухом и сделал уверенный шаг вперед. Долго они смотрели друг другу прямо в глаза и разом заговорили. — Я... — Я...