***
Выстрел. Вой. Слепящий дым. Все смешалось. Выстрел. В панике взмыло в небо воронье, оглушив лес пророчащим смерть карканьем. Раздался чей-то крик — человеческий крик полный ярости и злобы, а вслед за ним дикое остервенелое рычание, выдавшее жестокий норов зверя. На небольшом клочке земли, куда вернулись волки, смешались свет и тьма, жизнь и смерть, человек и волчья стая. Прикрытый темно-изумрудной листвой сейчас каждый из них сражался яро и самозабвенно за великий дар, полученный еще при рождении — за право жизни. В шуме выстрелов и звериных рыков отчетливо слышалось противное шипение. Вокруг заготовленных стариком Вольфом головешек, обвязанных пропитанными спиртом тряпицами, клубился дым и полыхали неуверенные искры занимающегося огня. Седой охотник постарался на славу, заготовив для великой охоты не одну ловушку, способную сбить с толку опасного хищника. Слыша вой смятенной стаи Вольф ликовал, вкушая плоды своего успеха. В непроглядной белой завесе метались тени загнанных волков, то и дело натыкавшихся на капканы или же охотников. Раздался вой… Волки? Или же нет? Что не так с этим воем? Свои? Чужие? Подражая зверю словно заматерелый хищник, Хюберт выманивал противника из логова. Это был его особенный дар — подражать зверю. Дар, который когда-то давным давно заметил Вольф, и который теперь столь успешно применялся против зверя. И ведь порой какой-нибудь сбитый с толку хищник неуверенно отвечал им, а то и выбегал из укрытия на рожон туда, где для него уже была припасена порция пороха. — А-у-у-у-у… Волк? Человек? — А-у-у-у-у… Свои? Чужие? Не разобрать. Все закружилось в каком-то остервенелом безумии. В суматохе раздался жалобный писк. Маленькие темно-серые комочки — волчата, что появились на этот свет совсем недавно, жались к друг дружке, пытаясь понять, что происходит. Вылезли из логова. Беззащитные, незнакомые с суровостью жизни. Попытались призвать отца или мать, а может кого из стаи. Сзади что-то хрустнуло, но из дыма, к их несчастью, показался не волк, а человек. — Вольф! Я нашел помет этих чертей, — прокричала серая тень, и от человеческого крика маленьким щенятам стало не по себе. — Вот расплодилось, сатанинское отродье! Один из волчат отпрянул было в сторону. Раздался выстрел, раздробивший землю перед самым его носом, и, попятившись назад, волчонок испуганно прижался к братьям и сестрам. — Промазал. Черт! — прошипел охотник, трясущимися от нетерпения руками перезарядив ружье. Вороны вскружили над головами. Громогласно каркнула проклятая птица, огласив своим криком лес. Качнулись ветви куста, и, разозлившись на внезапный крик пернатой бестии, Ганс огляделся. В белом дыме, как ему показалось, что-то пошевелилось. Щенки притихли, и не выпуская их из виду охотник прищурился. Ганс махнул дулом ружья, попытавшись отогнать от себя белую завесу, окружившую его плотным кольцом. Дым, казалось, лишь плотнее сгустился вкруг него, отчего чувства следопыта обострились. Прикусив ус, Ганс прислушался. Где-то неподалеку гремели ружья, да рычали волки, с которыми расправлялся Хюберт, Вольф и… — Отец, я принес мешки! — с боку раздался бодрый и довольный голос Вильгельма, отчего не ожидавший такого счастья Ганс подпрыгнул на месте. — Хюберт завалил большого волка. Может даже вожака, но если бы я ему не сказал, что волка надо... — Сосунок! — сплюнув в сторону, Ганс замахнулся. — Я тебе сейчас… — Ай… Отец, за что? — За то! — Ганс вернулся к волчатам. — Отец… Принес мешки... Хюберт волка завалил… — покривлялся он. — Кто так подкрадывается сзади на охоте, щенок, а? — Волк… — Правильно, только вол… Что?! Проследовав за испуганным взглядом Вильгельма, Ганс скорее обернулся. Обругав себя за невнимание на охоте, он выставил перед собой ружье, когда Черт, которого призывали многочисленными проклятиями, наконец-то предстал во всем своем зверином обличье. Покрыв серую шкуру, дым не сразу выпустил из своих объятий большого хищника — хозяина леса. Грозно рыча, Волк вылетел словно Серый черт из табакерки. Белые клыки хищника вцепились в древко ружья, и хотел было охотник выстрелить прямо в морду этому желтоглазому демону, но челюсти его оказались сильнее. Уперев лапы в грудь человека, Волк повалил Ганса на землю. Волк… Вновь хищник. Вновь волк. Вновь противостоит человеку, словно никогда и не было всего того, что он испытал и испытывал к своей человеческой самке. Нет… Сейчас он был Волком. Он был защитником леса, царем всех этих земель, раскинувшихся между покрытыми зеленым бархатом холмами, и как никогда хищник чувствовал голос крови, уверенно твердивший ему о том, что он должен сделать с незваными гостями. Около него в страхе дрожали маленькие волчата, которым посчастливилось остаться в живых. Их он должен был защитить. Где-то в дыму бродила стая, а перед ним еще пока храбрился убийца, в жилах которого текла не кровь, а яд, отравлявший жизнь лесу и его обитателям. Стоявший в стороне мальчишка замер на месте, боясь пошевелить и пальцем. Вильгельма парализовало от всего увиденного. Его отец, обычно сильный и бесстрашный, теперь лежал на земле. Над ним навис лохматый хищник — волк, во взгляде которого читалось лишь желание убивать, и, глядя в эти желтые жестокие глаза, да на то как вздымается от злости загривок, Вильгельму стало страшно. К подобному малодушный юноша оказался не готовым. В деревне охотники — герои, покрытые честью и славой, однако сейчас Вильгельм видел своими глазами обратную сторону этой славы. Клацнули зубы, вернув мальчишку в действительность. С ужасом тот посмотрел на своего отца. Ружье выпало из рук охотника, не выдержав нападок со стороны Серого черта. Ганс попытался достать охотничий нож, однако демон леса предвидел и это. Челюсть хищника сомкнулась вокруг руки человека, и, сдавленно чертыхнувшись, Ганс истошно закричал от жуткой боли. Проступившая на рукаве кровь одурманила рассудок. Своих? Чужих? Не важно. — Вильгельм! Нож! Нож, черт тебя дери. Не стой столбом, дурень! — прокричал в отчаянии Ганс. Со всей силой он лупил Волка кулаком, но челюсти сомкнулись еще крепче, раздробив ему кость. Послушавший отца Вильгельм достал орудие, да от нервной дрожи нож пал на землю, а из белой дымки появился еще один волк. Побелев от ужаса, Вильгельм попятился назад и уперся в дерево. Отчаянно кричал отец от боли, но желание жизни выместило какое-либо переживание о нем. Тяжело дыша, Вильгельм смотрел в глаза хищнику, медленно двинувшегося на него. Волк не видел этого. Лишь больше неистовствовал. Он прекрасно помнил, кровь своих братьев и сестер. Помнил, как волчонком видел смерть родителей и стаи. Помнил, как хладнокровно тогда с ними расправились люди, охотники, один из которых теперь так отчаянно отбивался от него. Внутри разверзлась пропасть, поглотившая в себя рассудок, и поглощенный этой яростью, сейчас Волк делил мир на крайности — белое и черное, человек и волк. Свои и чужие. — Волки! В-волки... Вольф! Хюберт! — попытался прокричать Вильгельм, однако голос его трусливо просипел, потерявшись в шуме. Волки… Еще. Они действительно, взялись словно из ниоткуда. Прикрыв собой волчат, воплотившаяся из небытия волчица облизывала клыки, угрожающе скалясь на людей, а вслед за ней к серой стае присоединились и другие стражи леса. Напрасно Ганс пытался оттолкнуть Волка от себя. Силы покидали его с каждым уверенным рывком Серого черта. Напрасно Вильгельм кричал в пустоту, лишь больше раззадоривая хищников, сплоченных желанием мести за каждого убиенного человеком собрата. Тук-тук… Тук-тук… То билось сердце в преддверии конца. Тук-тук... Тук-тук... То звучал в висках голос крови. Своих? Чужих? Тук-тук… Тук-тук… То рассудок обезумел от запаха человеческой крови. Тук-тук…Тук-тук… То раздался топот чьих-то легких ног. Тук-тук… Тук-тук... — Пусти его! Пусти его, Волк! Пусти! Оглушенный злобой, да жаждой мести, он не сразу понял, кто оказался рядом с ним. Кто-то ударил его по носу и теперь кричал, что есть мочи, пытаясь оттащить его за уши от охотника. Волк попытался вырваться и оглянулся. Нежный и знакомый аромат заглушил противный запах дыма и крови, и тогда Волк понял, чьи руки тянут его за уши, чьи кулаки барабанят по спине. — Агата! Отскочивший Волк недовольно зарычал. Раскинув руки, Агата прикрыла собой полуживого Ганса и теперь плакала. Волк был недоволен. Он же сказал ей, остаться. Почему она пришла? Почему не послушала его? Прибежала вслед за ним? Пришла на помощь к человеку, который уже убил несколько волков из стаи? Почему молчит? Пришла она из-за него или из-за человека? Своя? Чужая? — Не трог-гай… Его, — жалостливо всхлипнула девушка. Впервые Волк видел ее страх. Агата испуганно смотрела на него, и по хрупкому тельцу ее то и дело пробегала дрожь. Более не было его доброты, его мягкости? Перед собой дрожавшая девушка видела лишь кровь, капавшую из волчьей пасти. Ожидавшие своей очереди хищники недвижно смотрели на человеческую самку. Бросаться на взъярившуюся девицу, никто не решался, словно ощущая напряжение, повисшее между Хозяином леса и человеком. Один из взрослых самцов грозно зарычал на нее, и Волк тут же огрызнулся на дерзкого смельчака, клацнув зубами возле самого уха. — Он — охотник-к. Он — убийца… — А ты? — тихо прошептала девушка, прижав к груди терявшего сознание Ганса. Волк. — Он — м-мой отец. Он ничего не понимал, лишь чувствовал как что-то сжалось внутри него от этого обреченного взгляда темных безнадежных глаз, смотревших на него. Сколько бы он сейчас отдал бы за то, чтобы вновь увидеть в них радость и улыбку, однако девушка смотрела на него, смотрела на кровь на его шкуре и видела перед собой хищника. Неужели этого страха в ее глазах он когда-то так желал увидеть? Идиот... Раздался выстрел. Хюберт и Вольф будто почувствовали, что где-то нужна их помощь. Неподалеку раздавались их голоса, да доносился противный запах их ружей. Над лесом раскатисто прокричало воронье, знаменуя пролитую за сегодня кровь. Своих? Чужих? Волки рассеялись в дыму, словно их там и не было. Агата как заведенная гладила голову бледневшего на глазах отца. Принявший человеческое обличье Волк попытался коснуться ее. Попытался как-то сказать, что он такой же Волк, которого она знает, но она испугалась и отстранилась от него. Лицо его было испачкано в крови. — Вольф! Они здесь… Волк скрылся, хоть ему и хотелось утащить и ее вслед за собой, может даже через силу. Ему нужно было объяснить ей все и попытаться удержать возле себя как раньше, ведь сама она теперь его ненавидит скорее всего, ненавидит как человек волка. Скрывавшийся в глубине чащи Хозяин леса оглянулся. Заметив, как к Агате подошли другие охотники, он невольно задумался. И не о «Хюберте». Не о какой-то дурацкой ревности, а об истиной природе вещей, которая их разделяла. Она — человек. Он — волк. Заблудшие в каком-то маленьком призрачном счастье они совершенно позабыли об этом, а природа взяла свое. Теперь все было на своих местах, и голос крови лишь бездумно повторял, раздражая хищника еще больше: свой среди своих, чужая среди чужих. Охотник наказан, стая спасена. Противореча своей природе, Волк чувствовал, что хотел другого…***
— Как? — раздался голос Хюберта, и провалившаяся вглубь себя Агата покачала головой. — Ничего… Проведя несколько часов у кровати отца, девушка осунулась от усталости да от слез. Агата не обращала внимания на пятна крови, окропившие одежду и руки. За последние часы она успела не один раз перевязать и обмыть раны Ганса. Теперь девушка устало прикладывала к лицу отца смоченную тряпку. — Ты устала. Сядь. Девушка попыталась отказаться, но, почувствовав на плечах заботливые руки Хюберта, послушно опустилась на стул. Какая-либо поддержка была ей необходима, и сейчас она и вправду могла немного отдохнуть. Только вот неприятные воспоминания предательски всплывали в памяти, терзая бедное девичье сердце. Все так хорошо начиналось. Они были друзьями. Он так забавно на нее обиделся. Потом пробрался в деревню только для того, чтобы повидаться с ней. Показал ей свое жилище. Он так нежно смотрел на нее, словно зная наперед, что она скажет и что она будет делать. Словно готов был кое о чем ей сказать. Агата зажмурилась, и с ресниц ее сорвались слезы. Впервые в жизни она была счастлива, а потом... С нее слетела легкая пелена неведения, и все встало на свои места. То, что произошло в лесу, было прямым доказательством тому, что где-то они запутались, позабыв об истинном положении вещей. Она — человек, который боится жестокости зверя, а он — волк, который ненавидит человека. Его глаза… Его пасть, перепачканная кровью ее отца. Он даже не заметил ее сначала, смотря на нее глазами зверя, а не Волка. Да, Агата прекрасно знала о том, что ее отец не был святошей. Ганс был жестоким охотником, убивавшим с одинаковым равнодушием и волков, и оленей, и ягнят в хлеву. Он был деспотом дома, держа прежде всего Агату в ежовых рукавицах. Свою дочь он готов был наказать за любую маломальскую провинность. Благо, если мать оказывалась рядом. Сейчас это было не важно. Жестокий Ганс все же был ее отцом. Теперь он был очень слаб. Возможно, мог умереть от всего пережитого, и это очень беспокоило Агату. Волк. Что теперь делать с ним. Что теперь будут делать охотники? Да он зверь, и сегодня девушка убедилась в этом. Агата, казалось совершенно забыла, что в первый день их знакомства он хотел ее съесть. Ей всегда казалось, что это что-то невозможное, чтобы ее Волк сотворил какое-то зло, а сегодня… — Я не понимаю… В просторной комнате охотничьего дома, где участи Ганса в нетерпении ожидали Вильгельм и Вольф, появилась Хильда. Заплаканная она вся посерела от горя. Кровью был перепачкан ее передник. Причитая себе под нос, Хильда вся сгорбилась, не выдержав свалившегося на нее горя. Вильгельм был не в лучшем состоянии. Побелевший, пытавшийся унять тряску, мальчик жался к стенам родного дома, стараясь забыть о желтых, преследовавших его волчьих глазах. Он плакал об отце, и вдруг стихал словно видел перед неизвестного призрака. Впервые Хюберт хмурился. Он был обеспокоен состоянием Ганса, однако сейчас Агата, которая неведомым образом оказалась посреди леса возле истерзанного Ганса, вызывала у него большие опасения. Бедная девочка, которой, как ему было известно, жизнь дома медом не казалась, теперь столкнулась с таким несчастьем. Как никогда ему хотелось ее поддержать, а тайные чаяния в будущем ввести темноглазую красавицу в свой дом в качестве хозяйки лишь усиливали это желание. Лишь старик Вольф сохранял ледяное спокойствие. Уже несколько поколений он вел борьбу с волками, и, приняв для себя непоколебимую истину — на войне как на войне, старик просто воспринимал все как должное. Жизнь и смерть связаны. Сегодня умрет охотник, а завтра умрет волк. Свои, чужие — без разницы. Горе побежденным. — Не понимаю… Как это произошло, Вильгельм? — вновь повторила потерянная Хильда. — Хюберт! Вольф. Как это произошло! — оглядев мужчин, выпрямившись на долю секунды, она сжала руки в кулаки и закричала. — Как вы допустили это! Вы были с ним. Как! Как это произошло. Почему! Где были ваши ружья, когда волки драли… Ганс… Ганс… Г-ганс… Бедный…. Закрыв лицо ладонями, несчастная Хильда рухнула на стоявший неподалеку стул. Ее плечи дрожали. Испещренный ямками подбородок дергался, а на окровавленный передник падали слезы. Агата подошла к матери и обняла ее. — Вы устали, Хильда. Вам лучше отдохнуть, — равнодушно проговорил Вольф. — Отдохнуть?! Когда мой муж умирает! — закричала мать Агаты, да так, что даже старик Вольф прикусил язык. — Как вы это допустили! Вы — охотники! — Простите... — попытался как-то оправдаться Хюберт. — Эт-то вс-се Агат-та… — заболботал Вильгельм, хотя его негромкое сварливое бурчание не сразу было услышано. — Эт-то она… Она позвала волков. — Что? — Она позвала волков. Она разговаривает с волками. Она — ведьма! — выпучив глаза, Вильгельм указал на сестру. Присутствовавшие переглянулись, и пришибленная горем Агата не сразу поняла, что на нее внимательно смотрят. — Волк говорил с ней. — Вильгельм, твоя сестра ни в чем не виновата. Если бы она не наложила повязку в лесу…. — вступился за девушку Хюберт. — Она разговаривала с волком! Волк стал человеком! — старик Вольф внимательно посмотрел на обвинителя и обвиняемую. Вильгельм, казалось, помешался, но старик прищурился, сопоставляя все виденное и слышанное. — Она разговаривала с волком. Сказала ему: «Не трогай его!» Я сам слышал как он ей ответил. Она — ведьма! — Вильгельм, возьми в себя руки, — Хюберт не в шутку взбеленился от несуразного бреда, который начал ни с того ни с его нести молодой сопляк, не выдержавший и одного дня в жизни охотника. — Твой отец при смерти. — Она ведьма, ведьма! Ведьма! — повторял Вильгельм, но его резко прервали. Вставшая со стула Хильда впервые совершила невиданное прежде кощунство, подняв руку на своего сына. Раздался шлепок, и на щеке у мальчишки появился красный след от удара. — Гансу нужна помощь, — тихо проговорила она и также тихо отправилась обратно к лежавшему без сознания мужу. — Не будем мешать. Пожалуй, госпожа Хильда, мы уж засиделись, — виновато потупил голову Хюберт. За матерью решила последовать и дочь, и сочувственно посмотрев на объект своих мечтаний, Хюберт положил руку ей на плечо. — Агата, если вам понадобится помощь, я к вашим услугам. — Спасибо, гер Хюберт. — Вильгельм… — над стоявшим истуканом мальчишкой навис Вольф. — Ты поможешь мне. Идем. Утянув за собой нервного подростка, старый душегуб покинул дом Ганса, напоследок прищурившись вослед подозрительной девице. Разговаривает с волками? Ведьма? Где-то это он уже слышал и видел когда-то. Похожа внешне, похожа и внутри? — Кровь от крови, Энхен, — прохрипел старый Вольф. — Кровь от крови.