***
Никто не помнил, как пало первое семя, породившее дремучий и темный лес, полный мрака и тайны. Никто не помнил, кто первым пришел на эту землю, так нечаянно возделав ее простыми руками. Никто не помнил, кто дал жизнь целому поселению. Это было давно, и с тех самых пор повелось бесконечное сопротивление людей и леса, словно два великих государства бросили друг другу вызов. Человек шел с топором, стрелами, а потом с этими штуками, что неприятно пахли каким-то мертвым дымом. Покрывая все, к чему прикасался, огнем, человек расчищал себе дорогу к свету, отчеканивая рубящим топором сердцебиение деревенской жизни. Тяжело. Но человек выстоял против могучего врага, порядком расширив свои владения, и лес остался в стороне. В стороне, да не сдался. Загораясь по ночам голодными глазами — огнями мести, он отправлял своих верных бойцов, заставлявших человека дрожать от страха. Волков, филинов, рысей. Так велась эта борьба, благодаря которой к небу все еще вздымались благородные зеленые кроны. Так велась эта война, из-за которой на землю по-прежнему ступала нога человека. Нависая с покатых холмов над деревней, лес ждал момента, когда сможет поглотить людей в своих объятиях. Крепко сжимая кусок железа в руках, человек упрямо защищался. Так и велось это долгое противостояние.***
— Ах, ты — скотина! — по-звериному ощетинившись, охотник как следует прицелился. Раздался звук выстрела, обнадеживающе отозвавшийся эхом в лесных угодьях, и в следующую секунду все стихло. — Попал?! — Тщ… — цыкнул охотник на своего товарища. Внимательно он присмотрелся к тому месту, куда стрелял. В воздухе повисла тишина. Охотники затаили дыхание. Самый старший из них, казалось, и вовсе слился с мощным стволом стоящего позади дуба. Зашуршав, дернулся куст бузины. — Черт! Разочарованный и злой охотник мгновенно перезарядил ружье — нельзя было терять ни минуты, но было слишком поздно. Волк ушел, сведя все старания охотников на нет. Только прошуршала за ним лесная поросль. — Ганс, брось. Упустивший добычу Ганс не унимался, выстрелив пару раз вслед. — Иди ты! — Не трать порох. Он ушел. — Грх… Тьфу! — с трудом скупость взяла верх над яростью, и, опустив ружье, Ганс недовольно сплюнул в сторону. Ехидно закаркало воронье, насмехаясь над его поражением. Пропел соловей, салютуя победителя в схватке леса и человека, и снова раздался выстрел. Несколько чернокрылых весельчаков свалились замертво — разряд ружья пришелся по их души. Безучастно оглядев туши ворон, охотники собрались у дуба. — Это сам дьявол во плоти. Не иначе! — воскликнул самый молодой из них, то ли возмутившись, то ли восхитившись своим противником. — Нам удалось отогнать стаю за северные болота. Даже рыси не появляются у главной дороги, а здесь мы не можем завалить одного волка! Досадно... Что сказать. — Мы его завалим. Завалим! Помяни мое слово! Его хвост еще украсит мой ягдташ, — прорычал Ганс. — Ну да. Может, в следующей жизни у тебя обязательно получится, Ганс. — Что?! А-ну! Повтори, что сказал?! Назрела небольшая потасовка. Ганс грозно сжал кулак, засучив рукав на правой руке. Вновь стало слетаться разлетевшееся воронье, любопытно наблюдавшее за людьми издалека, но раздался грубый голос самого старшего и самого опытного охотника — старого и грозного Вольфа. — Ганс, Хюберт! — словно нашкодившие мальчишки и Ганс, и Хюберт стихли. — Мы должны разделаться с ним, но здесь нужна выдержка. Помните, что это особый волк, — Вольф о чем-то задумался. Не надолго. Вернувшись из тяжелых дум, старик добавил. — Уже темнеет. Слова, прозвучавшие словно наставления учителя, принудили и весельчака Хюберта, и вспыльчивого Ганса прикусить язык. Подобрав ружье, Вольф выпрямился и пошел в сторону деревни, оставив позади себя особый дух, следовавший за ним по пятам. По-прежнему статную фигуру Вольфа покрывала шуба, пошитая из волчьих хвостов. Седые длинные волосы качались в такт уверенного шага, и знавшие историю великого охотника Вольфа, Хюберт и Ганс молча пошли за ним. Перелившись черными перьями, в спины им задорно крикнул ворон. Охотники не обратили на него никакого внимания — смеется тот, кто смеется последним. Эту истину разделял и тот, кто смотрел им вслед. Облизывая клыки, сдерживая столь естественное желание вцепиться человеку в горло, ушедший от расправы Волк слышал настойчивый голос леса, приказывавший защищать свои бескрайние угодья. Рожденный в своем царстве, унаследовавший лесной престол, одиночка в душе и по жизни — Хозяин леса отряхнулся. Не слышно Волк отправился вслед за охотниками, желая получше узнать врага, на чьих руках была кровь, дым и порох, и в кронах деревьев прошелестел ветер, последовавший за ним.***
— Вот растяпа! — фыркнул юноша. К его ногам покатились поздние яблоки, выпавшие их корзины. — Прости! Пав на колени, уронившая корзину девушка быстро принялась за сборку плодов, досадуя, что побила часть яблок. — Да-а-а, не завидую я твоему будущему мужу. И какая из такой растяпы хозяйка выйдет? — углядев поджатые губы сестры, юноша не преминул добавить. — А, впрочем, может ты так и проходишь в девках, а? Агата? — Прости, братец, мне нужно идти. Управившись с яблоками, Агата засобиралась побыстрее удалиться, но брат вовремя выставил руку, помешав ей пройти. Что-то юноша хотел еще сказать, неприятное и наверняка обидное, но сверкнувшие странным блеском темные глаза сестры слегка напугали его. — Не смотри на меня волком. Сколько говорил тебе. — Как хочу так и смотрю. Отойди в сторону, — недовольно шикнула девица, и ее внезапно одернули. — Агата! — раздался за ее спиной полный укоризны голос. В небольшом дворе, со стороны кладовой появилась мать этих двоих — Хильда. Услышав дерзкие слова дочери, обращенные к единственному наследнику в семье, она искренне возмутилась. Не подобало молодой девице так вести себя. С мужчиной. — Как ты смеешь! Марш на кухню. Отец с охоты пришел. — Отец дома? — переспросивший юноша в мгновение отвлекся от сестры. — Да, Вильгельм. Он расстроен. Агата, ты еще здесь? — Прости, матушка, — подхватив корзину с яблоками, Агата быстро прошмыгнула мимо матери, и отнюдь не из-за желание сбежать от брата. Отец дома, сердитый и недовольный. Для нее не было секретом — нет ничего страшнее голодного и злого мужчины. За ней последовала и мать, и Вильгельм досадливо посмотрел им вслед. На кончике языка его еще вертелись ядовитые слова, призванные жалить в самое сердце, но, увы, жертвы и след простыл. Оттаскать бы Агату за волосы! Что она себе позволяет.***
— Агата! — расставив на столе тарелки со съестным, услышавшая свое имя девушка испуганно посмотрела на отца. — Сколько раз тебе говорил. Не ходить дома в шапке! — Прости, отец. Виновато потупив голову, она наскоро стянула головной убор, подаренный бабушкой. На плечи ей тут же пали вьющиеся темные локоны, на которые с таким остервенением посмотрел охотник Ганс. Никто не знал почему, но именно к своей дочери он питал неподдельную неприязнь. — Как охота? — вставил слово Вильгельм. — Эта тварь опять ушла. Но я его почти зацепил. Дай мне браги, Хильда! — окликнул Ганс жену. — Отец, в следующий раз я хочу пойти с тобой, — изъявил свое желание Вильгельм, но отец лишь отмахнулся от этой юношеской задорной пылкости. — Пока старик Вольф не даст своего согласия, это невозможно, — заключил он, и нанизав кусок мяса на вилку, довольно отправил в рот. Прожевав, Ганс добавил. — Я тебе уже говорил об этом. — Старик Вольф? Да с него песок уже сыпется! — Тс… Помолчи сосунок! — шикнул отец на зарвавшегося отпрыска. И мать, и Агата испуганно переглянулись. — Вольф не просто старый охотник. Он чует волка! Чует этого самого волка. Если бы не он, я не знаю как бы мы находили след этого черта. Наверное, Хюберт прав. Он — сам дьявол во плоти, — из резной кружки Ганс сделал крупный глоток браги. — Ничего! Я его еще освежую. Я уже приготовил крюк по его душу! Внезапно раздался стук, заставивший вздрогнуть и Ганса, и Вильгельма. Заметив черного ворона за окном, охотник вновь испытал прилив ярости. Сильно он стукнул по столу распластанной ладонью, и стоявшие тарелки, кружки и плошки звонко звякнули в ответ. — Опять эта старая ведьма! Когда же она уже помрет в своем лесу?! — Ганс, — снисходительно улыбнулась его жена. Проследовав к окну, Хильда распахнула ставню и отцепила что-то от лапы мрачной птицы. Передав посылку, ворон мгновенно испарился в темное наступавшей ночи. — Что «Ганс»? Я прекрасно помню в каком родстве вы с ней состоите. Что ей надо? — Она больна, — обеспокоенно проговорила Хильда, но ее слова вечно недовольного Ганса нисколько не тронули. Буркнув себе под нос, он залпом осушил высокую кружку. — Ведьма, больна! Ха-ха-ха. Нет, ты слышал это, Вильгельм! — Ей нужна какая-то еда. — Пусть пожует своих корешочков, да грибочков. С нее и хватит! — засмеялся довольный своей шуткой Ганс, и к нему присоединился Вильгельм. — Это моя мать, Ганс. — Поверь, я об этом не забыл! — взгляд его случайно остановился на дочери. — Пошли Агату. Если она выйдет завтра утром, к вечеру успеет вернуться домой. Если волки не задерут. Услышав о предстоящей лесной прогулке, Агата замерла на месте. Для нее не были секретом всякие слухи, ходившие о пропавших в лесу людях, и, хотя здравый рассудок требовал отказаться от подобной затеи, Агата лишь поджала губы, сдержав себя. А что поделаешь? Слову отца нельзя было перечить. О возможных последствиях непослушания девушка знала с малолетства. — Я поставлю тесто, — не заметив замешательства дочери, проговорила Хильда. — Агата, отнесешь бабушке пироги. — И на мою долю сделай, Хильда. Должен же быть какой-то прок от этой ведьмы! — бросил Ганс, поднявшись из-за стола. — Идем, Вильгельм. Поможешь мне с чисткой ружья. — Да. Довольные и сытые мужчины удалились. — Агата, — мать протянула дочери тарелку с ужином. Хильда протягивала и еще что-то. То была кружка вечернего молока. Ласково она пригладила темные волосы дочери и мягко улыбнулся. — Не бойся. Лес не такой страшный. Понурив голову, Агата сжала кружку. Молоко все еще было теплым, но это нисколько не утешало. Не боятся леса... Ну да. Ее могли задрать волки, она могла утопнуть на болотах, заблудиться. Радовалась Агата одному — завтра она не увидит своего брата, который в последнее время находил столь забавным докучать и обижать. Во всем Вильгельм следовал отцу, а от Ганса девочка не слышала и одного ласкового слова. — Да, мама, — Хильда пожала ее плечо и поспешила стряпать. Агата натянула на голову свою красную шапку и, покончив с ужином, пошла спать. Ей вослед из темноты ночи сверкнули желтые глаза, наблюдавшие издалека. Светилось в них какое-то странное озорство. Прищуриваясь, Волк готовился встретиться со своей жертвой — дочерью охотника. Облизав клыки, хищник словно улыбнулся, предвкушая свою возможную победу. Сколько волчат было убито. Око за око. Зуб за зуб — посмеялся он. Что ж... Смеется тот, кто смеется последним.