Для меня стало сюрпризом...

      Веселое же для Ренки выдалось утро. Проснулся, осознал, не понял. Пять минут внутренних коллизий и панического «какая дрянь это сделала?», а затем почти мгновенное принятие. Да, трахнули. Да, неприятно. Да, он очень разочарован. Но слезами горю не поможешь и после такого великолепного начала дня стоит просто встать и добрести до комнаты. Где его наверняка ожидает злой и готовый убивать Сома. Последнее должно было быть пугающим. Но не сегодня. После вечеринки и славного вечера в компании неизвестного хотелось одного — спать как можно дольше. Апатия навалилась стремительно и отпускать не собиралась, не смотря на деланное смирение Ренки с ситуацией.       Увы, Такаги еще не понимал, что пять минут мучительных мыслей — лишь малая его проблема. Встать с кровати — вот что действительно можно назвать невероятным испытанием. Даже двигать нижней частью тела несколько неприятно и больно, а встать с кровати в целом практически не реально.       Первая попытка оканчивается падением — колени подгибаются и Ренка с шипением опускается обратно на кровать. Вторая попытка была более удачной — Такаги даже сдвинулся на шажок, но снова сел обратно, подавив в себе крайне нецензурный возглас. Очень, очень серьезный разговор Ренка клянется провести с человек, что стал причиной подобного состояния студента. И кулаки в ход точно пойдут. Хотя бы для одной затрещины.       Только с пятой попытки второкурснику удается удержаться на ногах и даже добрести до валяющейся в дальнем углу одежды. Передвигаясь, естественно, гуськом и в развалочку. Одеваться приходится так же — опираясь всем телом на стену, смаргивая выступающие на глазах слезы боли и подавляя в себе стоны. Как хорошо, что рядом нет никого, кто мог бы видеть этот позор. Одежду Такаги надевает как попало — рубашка застегнута кое-как и торчит из брюк, заправленная на «отвалите», брюки все мятые. Да и сам парень выглядит кошмарно — бледный, ссутулившийся, с закушенный губой и прижмуренными глазами, напряженный и потрепанный. Ему надо бы уйти в свою комнату, но ноги двигаются плохо, а каждое движение напоминает о несколько неприятном факте недавнего совершения полового акта. Главное не попасться на глаза кому-нибудь, главное не попасться на глаза…       И конечно же сразу после выхода из комнаты Ренка встречается с не менее мятым и замученным Теруо. — С посвящением тебя, Такаги-кун. — Теруо вяло улыбается новичку, но, заметив его состояние, кривится и вздыхает. Зарывается широкой ладонью в темно-синие волосы и тяжело качает лобастой головой. — Значит, мне все же не показалось? — Теруо-сан, вы видели, как меня… — Ренка давится воздухом и смущенно краснеет, понимая, кто перед ним стоит и перед кем он сейчас говорит подобные слова. — Видел, видел. Веселое зрелище, но ты не волнуйся, я больше секунд трех не смотрел. — Нода зевает, прикрывая рот ладонью, но все равно пристально смотрит на Такаги. Лживое безразличие его не красит, а нахмуренные темные брови и напряженная широкая челюсть — выдают. — Теруо-сан, а вы не могли бы сказать, кто был со мной? — второкурсник невероятно стесняется и чувствует себя крайне неуютно под этим пристальным взглядом четверокурсника и главы «Первого звена».Словно бы перед отцом исповедуется, ей Богу! — Ты не помнишь? — мужчина выглядит удивленным, но глаза его выражают понимание. Спокойнее от этого внимательного взгляда мутных янтарных глаз все равно не становится. — Прости, я разглядел только тебя. Ты главное не волнуйся, найдется твой кавалер. А ты пока иди-ка в свою комнату, отдохни. Может, тебя проводить? — Нет, не надо, Теруо-сан. Я дойду. Простите, что доставил вам неприятности. — Ренка удаляется так быстро, как только может, но взгляд четверокурсника на своей спине он чувствует постоянно.       В комнате уже никого не оказывается, но бардак и раскиданные по полу бутылки яснее всяких слов говорят о том, что здесь проходила вечеринка. Сдвинутые диваны, стол, заполненный пустыми тарелками, забытые вещи, валяющиеся где попало. Такаги масштаб бардака не удивил, да и боль при движениях порядком мешала вообще чему-нибудь удивляться. С трудом парень добрел до выхода в коридор, прямо в тамбуре наткнувшись на развалившегося там Кодзуки, который спал как убитый и только сопел, обнимая чей-то ботинок. Ренка обошел его как можно аккуратнее и тихо вышел в сеть коридоров, связавших комнаты студентов в этом прелестнейшем общежитии. Теперь второкурснику оставалось только подняться еще на два этажа по узкоступенчатой лестнице и не умереть где-нибудь, запнувшись и расшибив голову о ступеньки. После подобного начала вполне себе обычного воскресенья обычного студента ожидать можно было даже такого.       Как же тяжко было это невероятное путешествие уже не-девственника Такаги Ренки. Подъем по лестнице прошел болезненно, с отдыхом на каждом лестничном пролете и опираниями на стены. Все таки, поясница и пятая точка давали о себе знать и свободно двигаться не то что бы позволяли. Нет, Ренке хватило сил подняться на свой этаж, и даже до двери он добрался, но когда оказалось, что ключи свои он забыл где-то в комнате четверокурсников… Решение пришло мгновенно. К черту спуск, даешь надежду на хорошее настроение Сомы!       Сначала Ренка постучал робко, боясь разбудить и вызвать шквал недовольства. Затем сильнее, уже чувствуя, что ноги держать отказываются, а шум в голове становится все сильнее. Когда и на это не ответили, Такаги просто осел на пол, прислонившись спиной к двери. Перед глазами все вмиг поплыло, а внутри отдалось ноющей болью. Конечно. Как же без этого. Интересно, Канрей сильно удивиться, когда увидит Ренку сидящим под дверью со слезами на глазах и стойким запахом перегара? И как быстро его удивление сменится на гнев?       Такаги точно не знает, сколько он просидел под дверью — где-то минуты через две сидения он умудрился задремать и разбудило его уже открытие двери и дальнейшее падение затылком на стопы любимого соседа. — С добрым утром. — это самое оригинальное, что мог выдать Ренка в состоянии жесточайщего похмелья и постоянных самотерзаний. — И тебе того же. — Сома как всегда выглядит хмурым и раздраженным, но что-то в его глазах Ренке кажется странным. То ли вина, то ли грусть затаились в глубине цвета серого аквамарина. Но, возможно, это все лишь разыгравшееся воображение отходящего от стресса Такаги. — Вижу, на вечеринке было весело. — Не сказал бы. — Ренка садится и пытается скрыть шипение и закушенную губу.       Сома отводит взгляд, но в тоже время протягивает руку. Такаги не в том положении, что бы отказываться, поэтому охотно принимает помощь соседа. Только с его помощью второкурснику удается подняться с достаточно холодного пола. Жар чужой ладони обжигает. Потому как только Ренка твердо встает на ноги, он тут же отдергивает руку, стараясь не смотреть в глаза соседу. Сома пропускает его в комнату, не говоря ни слова. Такаги вяло благодарит его за помощь и плетется сразу в ванную, намереваясь застрять в ней часа на два. Впервые с тех пор, как погибла Ицуки. Он забывает взять вещи, забывает о том, что у Сомы скоро наверняка начнутся очередные тренировки и ему понадобится ванна. Ему просто очень хочется сейчас встать под горячую воду и еще раз подумать о том, какой же он идиот, раз пошел на эту чертову вечеринку и позволил кому-то взять себя. А ведь Сома его предупреждал, пусть и не пытался отговаривать. Зря, очень зря он не внял его словам. Сейчас все было бы по другому.       Одежду свою Такаги бросает сразу на пол, не заботясь о ее сохранности. Душ в их с Сомой комнате не то что бы хороший — простая «лейка» и небольшие бортики на полу, а в дополнение еще и шторка чтобы прикрыться. Ренка переступает бортик, что бы тут же включить кипяток, лишь некоторое время спустя смешав его еще и с холодной водой. Кожа от контакта с подобным жаром в миг краснеет, черные волосы мокнут и липнут к лицу. Такаги жмурится, подставляя лицо горячим струям воды, наслаждаясь тем, как кипяток смывает грязь с его кожи. Покатые плечи, на которых остались едва заметные пятна-синяки, немного подрагивают, но второкурсник спокоен и истерикам пока не подвержен. Молчит, смывая с себя позор обжигающим жаром.       И предается мыслям о собственной глупости и не осторожности. Не глупого и осторожного человека не затащат на алкогольную вечеринку. Не глупого и осторожного человека не изнасилуют в неадекватном состоянии. Не глупый и осторожный человек не будет в последствии стоять под горячей водой и думать о том, какой же он жалкий и как же ему хочется, что бы кто-нибудь его пожалел.       Проверять рукой себя в области ягодиц — страшно и болезненно. Анус весь опух, прикосновения к нему причиняли боль, а мокрые пальцы окрашивались в мутно-красный. Надо было бы помыться по нормальному, но Ренка очень нервничает, пытаясь коснуться себя там. Он почти набирается сил, уже тянется за мылом, но хлопок двери заставляет его резко отдернуть руки и вцепиться пальцами в шторку, которой он предварительно скрыл себя от возможного взгляда. — Полотенце и пижама. Я на тренировку. — Ренка слышит, как Сома с тихим шуршанием складывает его вещи на специальную полочку. От благодарности хочется выть раненым волком. Ну почему, почему он не послушал Канрея? Зачем тот теперь заботится о нем, сполна заплатившим за свою наивность и глупость? — Спасибо. — тихо выдыхает парень, прислушиваясь к удаляющимся звукам шагов. — И удачи. — но этого Сома уже наверняка не слышит. Канрей вышел за дверь и Ренка снова остался наедине со своими мыслями.       В ванне Ренка проводит еще час. Когда он выключает воду и переступает через бортик, ноги его тут же оказываются в остывшей луже. Он не обращает на это внимания, шлепая к полочке, где его сосед оставил ему одежду. Первым делом Такаги на автомате хватает полотенце. Мягкое, совершенно чистое, однотонно-белое и однозначно не его. Да, он ведь свое полотенце еще вчера бросил в стирку, а второе потерял неделю назад. Сома теперь и вещами делиться будет? Ренка находит в себе силы усмехнуться, вытираясь мягким полотенцем, так не похожим на его собственное, жесткое и грубое. Область ягодиц он все еще минует, не решаясь притронуться к источнику боли. Не зная, куда еще его деть, Ренка решил оставить полотенце в ванной и дать его хозяину право решать, куда он данную вещь положит. Пижаму он надевает быстро — по крайней мере, майку. Со штанами все сложнее. Их надеть труднее, ноги после горячей ванны словно ватные, поясница отдает болью, в голове все еще шумит, а ко всем этим противным ощущением начинает примешиваться еще и пока слабая боль в животе. Такаги опирается на стену и только таким образом умудряется все же надеть на себя низ пижамы. И только тогда он замечает, что его рубашки и брюк в ванной нет. Неужели Сома забрал? Унес в прачечную? Ренка тихо вздыхает. Сосед так заботится о нем, а он даже ни разу не внял его советам, которые всегда на деле оказывались очень полезными.       Такаги отгоняет от себя любые мысли, пытаясь больше не окунаться в пучину душевной боли и раскаяния. А затем, ковыляя, медленно бредет до своей кровати. Наверное, ему стоило бы найти лекарства, позаботится о себе, но сил уже не хватает. Он падает в кровать, заворачивается в одеяло, утыкаясь носом в самый его край, и быстро засыпает, теряясь в темноте собственного сознания. Снов ему не снится. Оно и к лучшему.       Просыпается Ренка от того, что в комнату с тихим хлопком двери возвращается Сома. На удивление рано — всего в шесть вечера, если верит настенным часам над кроватью Канрея. Такаги чувствует себя все так же отвратно — тело ноет, живот пронзает режущей болью, поясницу тянет, между ягодиц все горит. Но хотя бы туман в голове рассеялся. Уже хоть что-то. Ренка решает не скрывать от соседа свое пробуждение, поэтому несколько неохотно приподнимает голову, выглядывая из-под одеяла. Сома как раз снимает с себя куртку, оставаясь в черном свитере и джинсах. На полу рядом с ногами соседа Такаги замечает пакет. Наверное, из ближайшего супермаркета. — С возвращением. — выдавливает из себя второкурсник, удивляясь тому, как хрипло звучит его собственный голос. — В порядке? — Сома спрашивает отрывисто, наверняка не сильно радуясь тому, что приходится волноваться о глупом непослушном мальчишке. — Ага. Голова болит, но это не удивительно. — Такаги фальшивит и прячет эмоции под маской. Улыбаться немного больно.       Канрей больше ничего не говорит, лишь перебрасывая соседу пакет. Ренка разворачивает полиэтиленовую упаковку и находит внутри коробку готового обеда и пачку обезболивающего. — Спасибо, но я пожалуй не буду ужинать. — Ренка достает из пакета обезболивающее, но коробку с едой ставит на тумбочку. В животе все ноет и режет и Такаги просто уверен, что если он решит поесть, то ужин не приживется и его стошнит. — Как хочешь. — бурчит Сома, не раздеваясь падая на кровать. Он тоже выглядит немного бледным и даже… растерянным немного? Наверное, Такаги просто кажется.       Ренка весь оставшийся вечер до отбоя лежит в кровати и кутается в одеяло, прислушиваясь к тихому бубнежу соседа, который учит что-то из философии. С уходом тумана и ослаблением боли к юноше медленно, но верно начали возвращаться воспоминания. О том, как он смеялся с Кодзуки и Томом, как они все играли в правду или действие, как пили. Со смешанным чувством стыда и страха он смутно вспоминает, как обжимался с Томасом. Но дальше — провал. Мозг отказывался вспоминать, что было дальше. И конечно же, своего партнера Ренка тоже не вспомнил. Да и вообще — весь акт все еще оставался за пеленой болезненного тумана и нежелания это все вспоминать.       Слабость и апатия не оставляли, но ни пить ни есть не хотелось. Говорить тоже. Даже порывов читать не возникало, а ведь завтра обещали контрольную по нормам права. Ренке просто было на все плевать и очень хотелось прогулять. К черту работу, к дьяволу преподавателя, в ад эту академию! Не осталось никаких сил и желаний. Только бесконечный стыд и сомнения поверх отголосков притупленной лекарствами боли. Такаги совершенно не замечал напряженных взглядов, которые бросал на него Сома. Не замечал он и его напряженности, его волнения, его внезапной заботы. Просто потому, что слишком растерялся, не зная, что стоит делать после… подобного. Все слишком запуталось. И только одна цель пока имела смысл — найти. Найти того, кто сделал это с ним.

***

      На следующей день лучше себя Ренка не почувствовал. Наоборот — к и без того ужасному самочувствию добавилось ощутимое недомогание. Слабость во всем теле, легкая боль в горле, рассеянность и потерянность. Но Такаги упрямо нашел в себе силы подняться и пойти на занятия. Заметно позже Сомы, стоит отметить. Да и вообще — за десять минут до звонка. Но он ведь собрался, встал, пошел. И даже не опоздал, зайдя в аудиторию прямо со звонком. Садясь на свое место, он в очередной раз поблагодарил ректора за то, что в понедельник нет пар физической подготовки. Этого мучения он бы точно не пережил. — Ренка, ты в порядке? — Карин Лейкс. Конечно, она заметила. Глупо было рассчитывать, что проницательность оставит ее сегодня. Она всегда была внимательна. Особенно к друзьям и их проблемам. — Все в порядке. Просто немного простыл. — со слабой улыбкой прошептал в ответ подруге второкурсник, надеясь, что она не решит больше спрашивать. — Не хочешь, не говори. Просто знай — весь поток уже только и говорит о том, что ты попал на вечеринку четвертого курса. Жди вопросов. — и Карин тут же снова перевела все свое внимание на лекции.       Ренке тоже следовало бы. Но треклятая слабость и отголоски боли между ягодиц мешали. Сильно. Раздражающе сильно. Такаги чувствовал себя просто отвратительно. И, какое «счастье», его начало морозить. Досидеть бы эту пару и свалить. И к черту все.       Но Ренка же слишком ответственный студент. Куда же он уйдет с пар? Конечно, он остался и на вторую. И на третью. К началу еще второй желудок, два дня не получавший пищу, начал противно бурчать, а перед глазами поплыло. Голова кружилась, Ренка едва передвигал ногами, находя в себе силы еще и вяло отвечать не особо пристающим сокурсникам. Тактичные люди. Видят, как человеку плохо и не лезут лишний раз. Хотя, возможно, в этом была и некоторая вина Сомы, который тенью маячил где-то за спиной Ренки. Заботился, опекал, наблюдал. Такаги был ему безмерно благодарен, потому что держался на ногах две пары одной мыслью — не тревожить Канрея. Ренка справится, Ренка сильный. Нельзя еще больше тревожить и без того наволновавшегося соседа. Но даже у самого стойкого человека силы рано или поздно закончатся.       К концу третьей пары его повело окончательно. Где-то в голове застучало, его затрясло так, что зуб на зуб не попадал, перед глазами все поплыло, холод сковал тело. Ощущения были фееричными. Казалось, что одного движения хватит, что бы упасть совершенно без сил. Он попытался было поднять руку, попроситься выйти, но вместо этого завалился на парту, уткнувшись лбом в холодное дерево. Карин заволновалась. Спасибо ей. Ренка помнил, как ее теплые руки крепко сжали его плечи перед тем, как сознание ушло. Он помнил ее громкое «сенсей!» перед тем, как полностью потерять контакт с реальностью.

***

      Сома заволновался еще когда подошел к аудитории Такаги. Шум, гвалт, кого-то выносят почти на руках. И как же вдруг зашлось в бешенном ритме сердце, когда цепкий взгляд определил в парне, которого старательно волокли в медпункт, Ренку. Сома и сам не понял, как оказался рядом. — Разошлись. — рыкнул на сокурсников соседа Канрей, отгоняя их и подхватывая Такаги. Парень оказался тяжелым, совершенно ослабшим. Он однозначно был без сознания. Его оставалось только вести в мед пункт.       Что Сома и сделал, пытаясь нести Такаги как можно аккуратнее. Все таки, парень вряд ли обрадовался бы новым синякам на своем теле. Но как далеко можно было утащить совершенно бессознательное тело в одиночку, да еще и подхватом сбоку, волоча ногами по земле? По другому было бы быстрее. Поэтому, особо и не церемонясь, Канрей подхватил Ренку, подняв его на руках и прижав шумно дышащего соседа к себе. А уже затем ускорился, быстрым шагом спускаясь на первый этаж, в медпункт.       Какое счастье, что медсестра была на месте. Увидев ввалившегося в кабинет Сому с бледным и трясущимся Ренкой на руках, она тут же захлопотала, помогая Канрею уложить второкурсника на кровать. Ловко выполняя свою работу, она усадила Сому в одно из кресел, а сама занялась осмотром поступившего пациента. — Он вообще ест? Лечится? — недовольно пробурчала женщина по окончанию осмотра, заправляя прядку светлых волос за ухо. — Диагноз — тупизм, а так — истощение и банальная простуда. Серьезно, сколько он там не ел? — Два дня, если считать сегодняшний. До этого — если успевал. — Сома не собирался просто сидеть в отдалении от соседа по комнате, потому настойчиво попытался приблизится. — О, ясно. Ты ему кто хоть? — услышав раздраженное «сосед», медсестра лишь закатила глаза. — Родственники у него есть? — отрицательный ответ. — Сома, я знаю, ты у нас глыба льда и все дела, но выхода тут два — я либо отправляя парня в больницу, либо выдаю на полное твое попечение. Как думаешь, что лучше? Справишься с заботой о нем? — Ага. — Ну вот и отлично! Как только он придет в сознание — заберешь. Я пока выпишу рецепт. А ты его не трогай. Представь, что он экспонат в музее. Как его там звать, кстати? — вопрос вовремя, ибо женщина уже села за поиск карты ученика. — Такаги Ренка. — Соме уже дела нет до медсестры и ее вопросов. Он садится на стул рядом с кроватью Ренки и наблюдает, как тот шевелит губами, пытаясь что — то выговорить. Чье-то имя? И-цу-ки. Совершенно незнакомое Соме женское имя. Наверняка, эта женщина близка к Ренке. Может, стоило спросить у него потом о ней? Наверное, но то потом.

***

      Просыпаться вновь стало тяжким испытанием. Такаги чувствовал себя еще более убитым, чем после той не счастливой вечеринки. Второкурсник явно находился в медпункте. Белые стены и потолок указывали на это. Было откровенно плохо — в горле саднило, даже под теплым одеялом морозило. Но смутили его вовсе не эти факты. Рядом с кроватью Ренки, расположившись на стуле, сидел Сома. И пробуждение соседа он явно заметил. — С добрым вечером. — буркнул Канрей привычным грозным тоном, поправляя рукава своей толстовки. — Знатно ты всех всполошил. Даже «Первое звено» полным составом к тебе заявилось. — Правда? — пробормотал Ренка, пытаясь придти в себя в качающемся мире. В ответ он получил лишь скупой кивок. — Ясно. Как долго я был без сознания? — Весь день. — Какой диагноз? — вопрос странен не был. Все таки, раз он в медпункте, значит, медсестра уже осмотрела его и сказала свой вердикт. — Кретинизм в крайней степени. — легкая ухмылка скользнула по узким губам, но тут же исчезла. Для Канрея и подобное проявление эмоций — редкость. — А так истощение, осложненное простудой. — Зря я, похоже, не позавтракал сегодня — в этот же момент Ренка чихнул, весь сморщившись и согнувшись. Поясницу прострелило болью от такого резкого действия. Впрочем, уже не столь сильной. — Однозначно зря. — Сома снова хмурится. Не хорошо. — Прости, что доставил неудобства. — второкурсник тихо вздохнул. А он ведь так не хотел волновать Канрея. — Что дальше? — Я отведу тебя в комнату и накормлю. Хочешь ты того или нет. — Сома выглядел серьезным. Спорить с ним — себе дороже. Так что Ренка просто затыкается и больше не говорит ни слова. — Встать можешь? — кивок в ответ. — Пошли тогда. Заодно передашь Теруо и Мизуки, что ты в полном порядке, просто немного идиот.       Ренка едва сдержал смешок. А он ведь и правда идиот. Еще с утра ведь почувствовал, что ему плохо. Да и на второй паре совсем расклеился. Мог уйти в комнату, лечь спать и никого не тревожить своими падениями в обморок. Да в конце концов, мог вчера перебороть себя и поесть. Но не стал. И теперь привязал к себе Канрея. И «Первое звено» заставил волноваться. Он просто замечательный друг. Хотя, если так подумать, и отрядники не были так уж хороши. Кто-то из них или их друзей изнасиловал Ренку. И, пожалуй, как только болезнь отступит, Такаги всерьез примется за поиски насильника. А пока — встать с кровати.       Это, стоит сказать, получается с трудом. И с помощью Сомы. Он поддерживает Такаги, когда ватные ноги дрожат и плохо держат, он ведет, когда перед глазами снова плывет. Поблажек не делает. И так ведь почти несет на себе Ренку. Второкурсник и не просит. Слишком благодарен за неоценимую помощь. Сома помогает соседу выйти в коридор, где к ним тут же подходят уже знакомые люди. Теруо, Мизуки, Кодзуки. И Томас. Почему-то от вида последнего становится только хуже. Возможно потому, что последнее, что помнит Такаги с той злополучной вечеринки — обжимания с Томом и их флирт. — Хей, как ты, Такаги-кун? — первый вопрос от Теруо. Он все такой же не встревоженный, но немного скомканные движения все равно выдают его. — Я в порядке. Спасибо Соме. — второкурсник находит в себе силы улыбнуться. А Нода в ответ на это очень странно кривит губы и отводит взгляд. Почему? — Как же ты так, дружище? Ведь еще на вечеринки в порядке был, а тут… — Кодзуки тянется к Ренке, но получает очень злобный взгляд от Канрея. Такаги снова благодарен. Он сейчас не в силах переносить ничьи прикосновения, за исключением поддержки от Сомы. — Может, вам что-то надо? Лекарства, еда. — Мизуки сразу думает о верном. Спасибо ей за это. — Если что надо — мы поможем. — это уже Том. И звук его голоса вызывает в Ренке некоторый страх и волнение. Он ли это был тогда, на вечеринке? Или второкурснику все кажется и он просто надумал вину нового друга, который сейчас так за него волнуется? — Сам. — лаконичный ответ. В присутствии большого количества людей Сома всегда становился молчалив. — Мы пойдем.       Ребята провожают их взглядами и удивленно прощаются. Ренка тоже говорит им пока, но расставанию даже рад. Он устал от шума, от людей, от их голосов. От тревог, с ними связанных. Хотелось просто упасть, свернуться калачиком и проспать все несчастия и беды. Чтобы не осталось больше подозрений и страха, а боль прошла и забылась.       Сома почти на себе поднимал Ренку по лестнице наверх. Снова это испытание. Такаги уже начинал ненавидеть лестницы. И себя заодно — за слабость в их преодолении. В любом случае, Канрей помогает ему, останавливаясь на лестничных пролетах, давая чуть передохнуть и сфокусировать вечно расплывающееся зрение. Как же это все-таки тяжело — подниматься по лестнице. А когда тебя поднимают — еще и стыдно до ужаса. Ренка с трудом представляет, как он завтра пойдет на пары. А пропускать ведь было нельзя — скоро сессия, рождество, все дела. Если он будет пропускать — аукнется ему это потом, на сессии, когда преподаватели один за другим завалят его. И прости прощай учеба в Дельте, ради которой Такаги днями и ночами в подростковом возрасте сидел за учебниками, силясь получить грант на обучение.       По своему этажу до комнаты Ренка пытается пройтись сам, убедительно попросив Сому оставить его ненадолго и подождать уже у дверей. Канрей сначала хотел злобно на него пошипеть, но увидев решительный взгляд и почувствовав в голосе вернувшуюся упертость, все же позволил сделать финальные шаги самому. Сделать это, стоит заметить, было трудно. Такаги опирался на стену и едва передвигал ногами, но решительно тащил себя вперед, не желая упасть в грязь лицом перед и без того много для него сделавшим соседом. Пару раз Ренка запинается, да так, что оказывается в одной неловкости от падения. Но, да, в итоге он находит в себе достаточно сил, что бы дойти до дверей и ухмыльнутся Соме. Тот уже открыл дверь и на довольную ухмылку второкурсника ответил тяжелым вздохом и легким смешком. Какой прогресс. Но Ренке сейчас немного не до прогрессов. Добрести до кровати. Упасть на нее. Все. Это лимит. Такаги больше не собирается ни на миллиметр сдвинутся с этого самого ме… — Стоять. — голос Сомы выводит из состояния, предшествующего глубокому долгому сну. Второкурсник возмущенно бормочет в подушку, но голову поднять уже не в силах. — Ты должен поесть. Сейчас же.       В подтверждение своих слов Сома с размаху кидает шуршащий пакет с едой прямо в Ренку. Это немного больно. И коробка неприятно упирается в руку. Так что, да, Такаги поднимается, но только для того, что бы спустить пакет на пол. — Я не хочу. Тошнит. — и снова падение на мягкую подушку и попытка провалится в сон. — Надо попробовать что-нибудь съесть. — Канрей настойчив, уперт, требователен. Так просто Ренке не отвертеться.       Второкурсник мог бы разразится длительной тирадой о том, что вовсе не голоден, да и желудок его навряд ли выдержит прием пищи, но Сома напрочь спутывает все карты. Садится рядом, на самый краешек кровати, заставляя напрочь потеряться в мыслях. Еще больше Ренка теряется от того, что Сома поднимает с пола пакет и достает оттуда контейнер с обедом. Холодным обедом. Который весь день пролежал в холодильнике. Впрочем, они ели подобное часто. Когда лень сходить в магазин или в столовку, в животе черная дыра, а в холодильнике есть еда — уже становится как-то все равно, насколько она холодная. Но сейчас Такаги совсем не хочет есть. Впрочем, и Сома отступать не собирается. — Ты ешь сам или мне покормить тебя с ложечки? — звучит немного… саркастично? И с ожиданием? Такаги не верит. Кто этот человек и что он сделал с его всегда хмурым и мало эмоциональным соседом? — С-сам. — дрожащими руками он забирает из теплых ладоней Сомы холодный контейнер.       Вскрыть его не трудно. Трудно не отшатнуться от запаха еды. Пахнет то нормально — рис и такояки, его любимое. Но в том то и проблема, что запах еды вызывает в Ренке острый приступ тошноты. Желудок совершенно точно отвергает любое принятие пищи. С чего бы это? В любом случае, плевать. Ренка задерживает дыхание и спешно заталкивает в рот первую такояки. Жует с трудом, под пристальным взглядом Сомы. И глотает, едва не задавившись. Его даже передергивает, спазм тут же пытается вернуть съеденное. Ренка стоически держится. И в этом ему помогают горячие ладони соседа на щеках. Это приятно, немного успокаивающе, а еще — обжигающе стеснительно. Но Такаги не против. Ему нравятся прикосновения длинных грубых пальцев к тонкой коже щек.       И если бы не внезапная вспышка боли в висках и пришедший вместе с ней обрывок воспоминания, Ренка позволил бы себе расслабится. Такие же горячие руки касались его лица и той субботней ночью. Такие же длинные мозолистые пальцы проходились по щекам, касались губ. И кто-то настойчиво шептал, прося расслабится. Но голос… Голос Такаги не вспомнил. Внезапное воспоминание заставило отшатнутся, а резкое движение — потерять контроль над требующей возвращения пищей. Ренка едва успел зажать рот руками и плотно стиснуть зубы, не позволяя себе стошнить прямо на глазах соседа. — Пакет? — Ренка слабо, отчаянно кивает, едва не плача от разочарования.       Все съеденное возвращается. Во рту остается отвратительный вкус желчи и жжение. Неприятно, мерзко, все крутит внутри. Но стыд пересиливает все. Так стыдно Ренке не было уже давно. Хочется с головой закопаться в одеяло и не вылезать оттуда никогда, предаваясь стыдливым мыслям и мечтая исчезнуть. Обидно до слез — за себя, слабого и неспособного, ввязавшегося в действительно кошмарную историю и из-за этого заставляющего волноваться других. Он не смотрит в глаза забирающему у него из рук пакет Соме. И потому не видит в их глубине волнения и стыда. И потому не понимает, почему эти теплые ладони так тепло треплют его по волосам. — На сегодня действительно хватит. Жаль, что не вышло. — не настаивает больше. Видит, что Ренке плохо и тот действительно находится на грани, отделяющий человека от горьких слез и сопливых извинений. — Жаль. — Утсуги прикрывает рот ладонью, от чего голос его звучит слабо и неразборчиво.       Канрей протягивает ему салфетки, до этого крайне предусмотрительно положенные на тумбочку. И Ренка не может их не принять. Вытирает лицо, чувствуя, насколько сильно дрожат его пальцы. Надо бы сходить в ванную и почистить зубы. Избавится от едкого привкуса и противного запаха. Но ноги дрожат, ощущаются словно ватные. Ренка понимает, что сейчас просто не способен подняться с кровати и дойти до раковины. — Воды? — Сома забирает салфетку из дрожащих холодных пальцев. А его сосед только и может, что слабо кивнуть, не смея поднять голову.       Канрей отходит к холодильнику и словно нарочно ищет бутылку с водой дольше, чем это того требуется. За это время Такаги успевает утереть собравшиеся в уголках глаз слезы и более или менее успокоится. Если Сома все еще не ушел, все еще заботится о нем — значит все нормально. Не надо стесняться и бояться. Нужно принять помощь и позволить оказать поддержку, что бы затем сказать спасибо — от всей души. Но в груди все равно ураган чувств. Нет жалости к себе. Себя жалеть Такаги разучился давно — после той ночи в подворотни, когда едва не расстался с жизнью, но потерял нечто более важное. Нет стыда перед собой — за то что не сумел взять себя в руки и позволил показаться слабым. Зато есть безумный стыд перед Канреем, которого он поставил в неудобное положение, буквально привязал к себе этой заботой. Может, тот и мог отказаться. Но Ренке проще все положить на свои собственные плечи и признать виновным только себя. Просто потому, что тогда не нужно задумываться о том, что толкнуло человека на помощь ближнему. — Держи. Если что-то еще будет нужно — сразу говори. — Сома протягивает ему холодную маленькую бутылку с водой и отходит к своей кровати. Устраивается с учебниками прямо там, не снимая темно-синей толстовки и джинс. И полностью погружается в учебу.       Ренка не собирается его тревожить. Все еще дрожащими пальцами откручивает крышку бутылки, роняет ее на одеяло, пытается отпить и едва не расплескивает воду на себя. Губы дрожат. Глотать немного трудно. Холодная вода словно обжигает, зубы сводит от этого чувства. Внутри все вымораживает до мозгов, по коже импульсом — дрожь. Не смотреть в сторону соседа. Делать вид, что все нормально и так и должно быть. Телу холодно, но пока не настолько, что бы говорить об этом Соме. Ренка отставляет бутылку с водой на тумбочку и с головой закутывается в одеяло, тепло которого вовсе не помогает согреться. Внутри все содрогается, все еще болит ниже пояса и все еще напоминают о себе следы того вечера. Такаги закрывает глаза.       Ему нужно отдохнуть еще. Он слишком устал за эти два безумных дня, за которых успел влезть во все дерьмо, в которое только мог. Он не болел с тех пор, как не стало Ицуки. Когда некому стало о нем заботится, его организм словно понял, что болезни перестали быть важны. Никакие простуды не тревожили его с тех пор. Но сейчас он лежит под одеялом и трясется от не уходящего холода, сопровождающего внезапную и совершенно не нужную простуду. Стоило бы попросить помощи. Но Ренка не хочет мешать Канрею заниматься. Если помощь ему повлияет на успеваемость соседа хоть чуть-чуть Такаги будет чувствовать невероятный стыд. Не сравнимый даже с тем, что он чувствует сейчас.       Сон милосердно забирает его в свои объятия, спасая от холода, стыда и боли.