rmmbr (for heaven's sake)

      Было плохо. И Чимина уже порядком подзаебало это состояние, но увы, как с ним справиться, он не знал.       День с самого начала обещал пойти по пизде.       Казалось, что желание просидеть дома всю оставшуюся жизнь было вполне разумным и логичным. Чтобы никто не видел уставшего от не пойми чего лица, не слышал грустного до хрипоты голоса. Тем более, не разговаривал. Потому что было стыдно за собственную слабость.       Все ещё до безумия, до больной мании хотелось узнать причину внезапной депрессии.       Блять, да. Пак не хотел признавать, что его неизлечимым расстройством стали пенициллиновые пряди и темные, такие глубокие глаза, но…       Он бы назвал это влечением, своей навязчивой идеей, если бы знал, что именно его тянуло.       Какая причина? Может, именно ее он должен вспомнить?       Слишком много вопросов. Чимин уже устал от них. Хватит.       Ключи, неприятный звук из динамиков, оповещающий об открытии двери, вечная сырость подъезда. Кнопка лифта, все так же горящая ярко-желтым. Томительное ожидание. Кажется, лифт застопорил где-то на двенадцатом этаже.       По ушам бьет тот же противный звук открывающийся двери, а этажом ниже доносятся тихие шаги.       Мин Юнги. Разве он не ушёл раньше?       — Да что ж это блять такое, — он говорил тихо, но Чимин все отлично услышал.       — Почему ты пришёл позже меня? — Паку действительно было интересно.       — Не твоё дело.       От Юнги все также продолжало пахнуть табаком.       Кажется, Чимину начал нравиться этот запах.       Гробовое молчание. Звук прибывшего лифта. Двери медленно разъезжаются. Парни случайно сталкиваются плечами. Пак слышит недовольный цык со стороны соседа.       — Если я так сильно тебя раздражаю, ты можешь пойти по лестнице.       — А ты можешь пойти нахуй, и что?       Чимин незаметно для старшего усмехается. Все-таки ему нравится эта сторона старшего. Такое чувство, что грубостью он пытается скрыть свою истинную сущность. А может, что младшему просто так кажется. Не важно.       — Тебе на какой? — Чимин снова ёрничает.       — Охуительная шутка, — фыркает Юнги.       Двери медленно закрываются, и кабина остаётся на месте. Пак напрягается, но после, когда лифт начинает подниматься, он выдыхает. Мало ли что. В этом доме всегда все не так.       Начиная от странных соседей, заканчивая проводкой в подъезде, которая постоянно перегорает.       Стоило только Чимину задуматься об этом, как свет в кабине гаснет, и лифт останавливается. Заебись.       — Заебись, — словно читая мысли младшего, ругается Юнги, резко облокачиваясь спиной о стену. — Хули смотришь? Звони ебаному диспетчеру.       — Я телефон дома оставил.       — Блять, на колокольчик под кнопками нажми.       И Чимин надеется, что проклятый дом хотя бы в этот раз не подведёт его. Но как говорится, надежда умирает последней. Ключевое слово — умирает, да.       Кнопка не сработала, из динамиков не послышался голос диспетчера. Младший тыкал в неё неисчислимое количество раз, но все было тщетно.       — Тут номер диспетчера написан. Дай телефон, — Пак продолжал жать на чёртову кнопку.       — Он разряжен.       Охуенно.       Зато Чимин выучил одну простую мораль: всегда бери с собой мобильный. Даже, если просто идёшь провожать друга. Ибо в худшем случае ты застрянешь в лифте. Ещё хуже: с соседом, от которого трясёт.       А вот почему трясёт, Чимин так и не знал.       — Что делать?       — Я ебу? — Мин скатился по стенке вниз, окончательно сев на грязный пол кабины.       — С таким лицом? Сомневаюсь.       — Тебе въебать или что? Я не понимаю.       — Я имел в виду, что тебе нужно поспать. В твоих мешках под глазами можно трупы прятать.       И Юнги хотел бы спросить, почему младшего волнует подобное, но… Нет, он не скажет подобного вслух, никогда.       — Помолчи, окей?       А Чимин всего лишь хотел завязать диалог. Хоть какой-нибудь.       Младший вздохнул и сел рядом.       Тихо, темно. Пак пытался придумать, как им выбраться, но все заканчивалось тем, что у них нет работающего телефона или связи. Орать было глупо. Нужно просто дождаться, когда будут слышны шаги какого-нибудь человека.       Интересно, на каком они застряли этаже?       На самом деле, нет, не интересно. По сути, Чимину было похуй, но если он не будет о чем-либо думать, то сойдёт с ума. Юнги там что, уснул?       — Юнги-я?       Тишина.       — Ты помнишь, как мы впервые встретились?       — Отъебись. Я не хочу разговаривать.       — Была ночь, а ты начал играть на пианино. Я тогда пришёл, чтобы попросить тебя прекратить, а ты сказал мне «отъебись». Тебе не кажется, что именно тогда все пошло по пизде?       Юнги промолчал, но внутри себя задумался. Его и самого подзаебала вечная вражда с соседом, но он даже не вспоминал ее корней. Это ведь именно он в очередной раз проебался. И продолжает делать это по сей день.       — Мне надоело с тобой сраться, — Чимин выдохнул.       И Мин продолжает молчать. А что ему, блять, отвечать?       — Давай сначала. Смотри, — Пак коснулся плеча старшего, побуждая его обратить на себя внимание. Глаза уже давно привыкли к темноте, и парень мог с легкостью разглядеть уже знакомые черты. — Меня зовут Пак Чимин, и, кажется, я ебанулся.       Юнги мысленно заржал. Вся ситуация выглядела до абсурда нелепой, но его это даже начало забавлять.       — Почему ты переехал именно сюда?       — Тебя это не касается.       — Ты опять все портишь! — младший показательно надулся. — Попробуй не грубить хоть раз, ну?       Разве он грубил? И, по сути, мелкий должен был его раздражать своим поведением, своими словами, но… Но все было наоборот.       Вместо бесящей интонации он слышал искренние эмоции, вместо глупых слов — приятный голос.       Кажется, Юнги заболел.       — Так сложились обстоятельства. Я не хочу это обсуждать.       — Понятно.       Непонятное гудение, гулко разносившееся по узкой кабине лифта, не давало назвать окружающую парней атмосферу «мертвой тишиной».       Юнги чертовски хотелось курить, пусть он и недавно затушил очередную сигарету. Было хуево настолько, что хотелось заполнить пустоту хотя бы никотиновым дымом.       Был бы он один — закурил, не парясь о том, что кабина слишком тесная, и какие после этого могут быть последствия. Но не сейчас.       Кажется, нужно пытаться бросать. Зависимость давала знать о себе в самые неподходящие моменты.       — Почему ты начал курить? — неожиданно спросил Чимин. Мысли, что ли, читать умеет? Нет, наверное от Юнги слишком сильно пахло сигаретами. Так, что ни о чем другом парень не в силах был думать.       — Не лезь не в свои дела, мелкий.       — Хён… — тихо, но в голосе Пака можно было услышать ехидные нотки.       Не то, чтобы Мину не нравилось, когда его так называли. Но из уст этого человека ему нравилось слышать именно своё имя.       — Мы здесь надолго, тогда почему бы нам не поговорить? — по голосу было слышно, что Чимин скоро сдастся. Но старшему уже было плевать.       Вздох. Юнги откинул голову назад, всматриваясь в тёмное ничего.       — Я начал курить из-за охуенной жизни. По той же причине я сейчас живу в этом доме.       Чимин озадаченно смотрел на Мина. Не хотелось ничего говорить. Просто слушать, если старший соизволит что-нибудь сказать.       — Знаешь, у меня особо не было выбора. В семнадцать меня выкинули на улицу как ебаную псину.       Паку было паршиво на душе. Донельзя хуево, если так вообще можно сказать. Наверное, получить плевок в лицо от родителей — не самое приятное, что есть в мире. Остаться без крыши над головой, зная, что ты им нахуй не нужен — тоже.       — Мой друг снял эту квартиру, какое-то время оплачивая мне жилье. Сейчас я, можно сказать, работаю на него: пишу музыку к его трекам, а он платит мне для вида. Ну и подрабатываю доставщиком, но это так, херь.       Юнги, наверное, молчал уже минуты три, а Чимин просто не знал, что отвечать. «Сочувствую»? Да он бы сам себя отпиздил за такое. «Ясно» было бы максимально глупо и сухо. Он просто не знал.       — Может и ты что-нибудь расскажешь? — низкий голос будто вытянул Пака из своих мыслей, заставляя его прийти в себя.       — Тебе так интересно?       Мин раздраженно выдохнул.       — «Мы здесь надолго, тогда почему бы нам не поговорить?», — передразнил он младшего.       — Разве у меня такой противный голос? — обиженно.       — Я говорил, что он противный?       И действительно. Нет, не говорил.       — То есть ты считаешь, что мой голос не противный? Я же бесил тебя, нет?       — Как это, блять, связано? — негромко проговорил Юнги, медленно, но верно раздражаясь. — Не еби мне мозг! Я тут, вообще-то, пытаюсь быть дохуя дружелюбным!       Мин скрестил руки на груди, полностью завалившись спиной о стену. Чимин точно не мог разглядеть выражение его лица из-за отсутствия света и голубой челки, упавшей на лицо, но внутри себя он тихонько засмеялся. Неужели он надулся?       — Ну… — тихо начал Пак. — Мои родители переехали в Китай, и с семнадцати я живу один. Они высылают мне деньги, но я пытаюсь зарабатывать сам. Мы с моим другом подрабатываем в кафе, на жизнь хватает, — он улыбнулся.       Юнги промолчал. Честно сказать, он особо не вдумывался в рассказ парня, слушая размеренный спокойный голос.       Хотелось спать, а мысль о курении как ветром сдуло.       За дверями лифта послышались шаги по лестнице. Парни одновременно прокричали, напомнив о своём существовании. Сосед тут же отреагировал, позвонив в службу спасения.       Через час приехали рабочие. Парни благополучно покинули чёртову кабину лифта.       Кажется, с сегодняшнего дня что-то изменилось.       Кажется, Чимин впервые искренне улыбнулся за последние несколько недель.