Этот прекрасный новый мир

Веки подрагивали, глаза бешено бегали, будто девушка смотрела будущее свое, или прошлое, или вспоминала чего. На осунувшемся ее лице в полутьме, почему-то четко различимые, проявились серые черточки-морщинки, и лишь ямочки на щеках, выступившие уже просто так, без улыбки, придавали ему какую-то жалостливую умильность. Покрасневший распухший нос привычно отказывался дышать, а с растрескавшихся губ чаще прежнего срывались теперь незнакомые слова, непривычные для здешнего слушателя, несведущего и в своей-то грамоте. В тишину комнаты сыпались чужие имена, непонятные клятвы и обещания, или что там шептала в бреду та сумасшедшая девица? Женщина печально качала головой и вздыхала, раз за разом обтирая влажный лоб больной резко пахнущим уксусом. Агнесса проснулась ночью. Мрак не был густым, но она едва различала очертания предметов вокруг. У нее в глазах все кружилось и мельтешило хаотичными пятнами, но в то же время предметы оставались на своих местах. Голова все так же раскалывалась от боли, а исхудавшее ее тело ломило. Она едва завозилась на своем ложе, но тут же застонала. Поперву она все же силилась рассмотреть то место, где оказалась, пыталась приподняться, но сразу же рухнула навзничь в изнеможении. Она будто старалась очнуться, вырваться из мучительной сети горячего забвения, но силы опять оставили ее, и она вновь и вновь проваливалась в спасительный сон. Ресницы дрожали, сквозь мелкие капельки пота девушка видела лишь скудный свет лучины. В комнате, а она лежала именно в комнате, притом на нормальной кровати, застланной чистым бельем, препирались двое – мужчина с рыжей бородой и длинноволосая женщина. - Не дело это, Лира, не дело здесь чужую держать! – вполголоса возмущался мужчина, широко жестикулируя. Женщина никак не хотела с ним соглашаться, спорила тоже тихо, но настойчиво: - Куда я ее дену, больную-то? – вопрошала она его. - Не по-человечески это, бросили ее у околицы старухи слепой, а девка-то молодая, не помирать же ей. - Да хоть куда! – не унимался бородатый, махая огромными ручищами у ее лица. - Беду накличет, говорю тебе, чернокнижница она! Женщина отошла куда-то в сторону, Агнесса не видела, что та делает – у нее не хватало сил даже для того, чтобы повернуть голову, девушка лишь слышала ее мягкий голос: - Вот только на ноги встанет, сразу выпровожу, не беспокойся, - устало откликнулась женщина. - Только стоит уехать, натащит полон дом кого ни попадя… - ворчал мужчина. - Дров лучше принеси, - перебила она его, - все перегорели. Да будет тебе злиться, - она подошла, вытерла руки о передник и положила свою ладонь ему на плечо: - молоко на столе… Когда Агнесса очнулась на следующий день, маленькая девочка, не старше лет семи, протирала ее лицо каким-то отваром. Темные капли бежали по бледной коже на русые волосы, скатывались с губ. Агнесса закашлялась. Девочка отпрянула. - Мама, мама! – закричала она тонким голосом, и та самая женщина, спорившая намедни с бородачом, вошла в комнату, повязывая поверх убранных волос косынку. - Тише, милая, – начала она, но осеклась, когда увидела, что девица открыла глаза. - Голова болит? – участливо осведомилась она, присаживаясь рядом на кровать. Она потуже подоткнула теплое одеяло под матрац. Агнесса отрицательно мотнула головой и вновь попробовала привстать, но женщина мягко уложила ее обратно, - нет, ты лежи пока, сил набирайся, сейчас я тебе поесть соберу. Девочка притихла, сжимая в маленьких ладошках чашку и кусок намокшей ткани, а женщина нежно гладила ее по кудрявой головке. Агнесса не видела их лиц, только фигуры - ее очки или потерялись, что скорее всего, или их куда-то убрали. - Я не хочу есть, - бесцветно выдала она, хотя и удивилась, что ее сейчас не мучили ни голод, ни жажда. Женщина, видимо, улыбнулась: - Еще бы! – она встала, - но тут уж придется через «не хочу». Как зовут тебя, бедолага? – бросила она через плечо уже от печи. Она теперь чем-то постукивала, позвякивала; гремела печная заслонка, ухват ударялся о невидимый чугунок, сладкий пар лился по комнате… Агнесса закрыла глаза. Первая передышка среди бесконечной гонки в поисках себя. И ей сейчас не хотелось ни говорить, ни думать, хотелось лишь спать. Но, чтобы не обижать хозяйку, она хрипло назвала уже поднадоевшее: - Овца. Грохот на мгновение прекратился, и женщина подошла к постели. Если бы девушка могла четко видеть, она обратила бы внимание на круглые глаза девочки и на печальный взгляд ее матери. - Ты не бойся, можешь и не называть себя, никто тебя неволить не станет. Это имя ненастоящее, то, что ты сказала. Просто тут от тебя никто не прячется, всё на виду, а ты все еще стараешься схорониться под чужой личиной, - женщина задумалась, а потом выдала чуть бодрее: - А поесть тебе все равно придется. Она молча ушла, а девушка сказала тихо, но ее было хорошо слышно даже в самом дальнем углу: - Агнесса. Мое имя, - она закашлялась, но договорила: - Мое имя – Агнесса. Через пару минут девушка получила глубокую миску с кашей и кружку молока. Молоко пахло специфически, она долго принюхивалась, прежде чем попробовать. - Козье, - пояснила хозяйка, - у нас нет коровы, уж больно они дороги теперь. А если запах не нравится, то пей залпом, как лекарство. Кушай, Агнесса, - пожелала она ровно, не запинаясь на незнакомом слове. И девушка пила, изо всех сил стараясь не морщиться от неприятного привкуса, заедая пшеничной кашей, но жевала она вяло - все больше месила варево в миске деревянной ложкой. Жар уже отступил, прошла и головная боль, лишь слабость не сдавала позиций. Но Агнесса больше не желала разлеживаться. Время уходило, а она толком даже и не представляла, куда ее занесло, а главное, что ей делать дальше. - Сколько я так… валяюсь? - поинтересовалась она, увлеченно разглядывая теперь свои, к удивлению, чистые руки и такие же чистые волосы, аккуратно подрезанные ногти. - Да, - вновь улыбнулась женщина, - пришлось тебя вымыть, а то у нас и свинарки за неделю не так изгваздаются, как тебя нашли. Агнесса смотрела озадаченно и чуть смущенно. - Ах да, - протянула хозяйка, - ты ведь, верно, и не помнишь? У меня ты четыре дня, почитай уже пятый. А когда тебя нашла старуха, ты была и вовсе как пожар, думали, уж не оклемаешься, но смотри ж, и лучше тебе, - она что-то делала, но девушка все еще не могла ее разглядеть. - Что с тобой случилось? Хоть что-то, может быть, ты помнишь? Уж больно странно ты болтала… - женщина понизила голос, явно ждала хоть каких-нибудь объяснений. - Я шла с караваном… - начала было Агнесса, но тут же оборвала себя: собственно, что ей рассказать? Уж не о побеге болтать, это точно. А больше и говорить не о чем. - А, эти демоны! – сразу невесело отозвалась хозяйка, - ну мы так и подумали. Шесть дней назад отчалили. Они у старейшины лошадь увели, знаешь, добротную серую кобылу-пятилетку. А взамен подсунули какую-то хромоногую клячу, изможденную, будто на рудниках ее только плетьми полосовали, - жаловалась она. - Ну, вот будут возвращаться, пусть ждут теплого приема. Ух, дождутся! Агнесса улыбнулась про себя: стало быть, торгаши – те еще пройдохи, вот и ее красиво бросили в одной из деревень. Хорошо еще, что не в чистом поле. И на том спасибо. - А ты, видно, беглая? Девушка подумала и кивнула. Уж больно прозорливая попалась хозяйка. Что перед ней юлить? - Да, раньше много народу бежало, - подтвердила женщина. - И с караванами, и так. Теперь все обратно торопятся, в крепости за защитой. Только и там, говорят, уже не сбережешься. Нет таких стен, которые разбить было бы нельзя. - А вы разве не боитесь? – робко спросила Агнесса. - Вон сколько сел разгромлено по пути. - Пока обходит нас беда, слава Оромэ, - отмахнулась та, посмотрев в окно. - И куда нам уходить? Двор, хозяйство на кого оставишь? А брошенное варвары быстро подметают. Да и, знаешь, - веселее отозвалась собеседница, - у нас города такие маленькие, что все их обитатели за городом живут! Агнесса тихо засмеялась, но тут же подобралась, ведь в комнату ввалился рыжебородый, видимо, весь мокрый. Он утирал лицо рукавом и беззлобно бранился: - Ну и погода! Не иначе, как черти дерутся! Ветер такой, что черепицу чуть не сносит, дождь хлещет – ух, весь продрог. Лира, накрывай на стол, корми мужа! Женщина вскочила и поторопилась к печи, а мужчина только и заметил их гостью: - Вот те на! Больная очнулась! – он почесал затылок, - как спалось, душенька? – бородач явно хотел пошутить, но девушка вновь испугалась. - Эй, Роуэл, иди-ка есть, не утомляй ее, и без тебя ей хватает заботы, - вступилась Лира. - И то верно, как нынче без забот? – не унимался он. – Что же тебя, девица, в путь зимой дернуло? Теперь гнилое время. Лучше вообще из дому носа не казать, раз силы свои рассчитать не умеешь. - Дело меня ведет, - коротко ответила она, отводя взгляд. - Да? – сказал мужчина, набивая рот хлебом. – Так что за дело у тебя в Эдорасе? Агнесса задумалась: говорить или нет? Зла ей здесь явно не желают, но могут ли помочь, а главное, станут ли? С другой стороны, она и прежде хотела нанимать проводника. Есть ли разница, где она его найдет? И она решилась: - Мне нужно к эльфам в Золотой Лес. Бородач аж подавился своей кашей, он шмыгал носом, долго и громко прокашливался, прежде чем переспросить: - К-куда тебе нужно? - К эльфам, - пискнула она, пытаясь понять, что же за ругательство она ненароком обронила, что даже хозяин дома едва не поперхнулся. Повисло молчание. Мужчина перестал наконец-то жевать, Лира так и не поставила на стол чистую тарелку – все бессмысленно вертела ее в руках. - Зачем? – грубо спросил он спустя, верно, вечность тишины, и тут же холодно продолжил, четко выговаривая слова: - Там только колдуны живут! Нет добра в тех местах, говорю тебе, только тайны страшные, да дикий лес. И Ведьма Верховная с ума всех сводит, кто под сень ее владений явится. Да и у тебя, видно, не все кони у коновязи, раз рвешься туда, дурочка! Нужно оно тебе? Агнесса ничего не говорила. Что здесь скажешь? Рохиррим верны своим преданиям. Вряд ли кто из них даже видел своих тысячелетних соседей. Но все как один уверены, что кроме лиха нечего получить от владычицы Лориэна. - Зачем тебе к эльфам, Агнесса? – переспросила хозяйка, выпустив наконец-таки из рук тарелку. Девушка замялась, от волнения перебирая влажными пальцами уголок одеяла: - Нужно… сказать. Одну вещь. И спросить… они знают. Они все знают. Должны знать. Я не могу всего объяснить… - мямлила она еле слышно. Но женщина и не требовала никаких объяснений, она говорила серьезно, вероятно, даже пытаясь всячески разубедить неразумную девчонку: - Не возвращаются живыми из тех мест, а те, кто вернулся, как рассказывают, больше покоя не ведают. Дурно им среди своих делается, не находят они себе ни места, ни занятия – все лопочут неразборчиво нелепости всякие. А после и вовсе иссыхают, как плети виноградные, трогаются умом, и никто более не слышит об их судьбах. Тебе-то куда к ним соваться, тростине? - Мне нужно, - тихо стояла на своем девушка, - очень. - И как ты собралась добираться? – с глубоким сарказмом в голосе поинтересовался Роуэл. - Я думала нанять проводника… - наивно заявила Агнесса. Мужчина расхохотался, Лира в который раз вздохнула, отворачиваясь. - Это невозможно? – спросила Агнесса и вдруг запоздало спохватилась: - А где мои вещи? Хозяева многозначительно переглянулись. Заговорил Роуэл: - Не было никаких вещей, - пробасил он, вновь принимаясь за свою кашу. - Как? – Агнесса опешила. У нее был хоть и скудный, но провиант, одеяло и, конечно же, деньги. У нее был меч. Где сейчас все это? - Никакой котомки у тебя с собой не было, - терпеливо объясняла женщина, - только то, что на тебе: одежда, но до того грязная и обтрепанная, что я не всю и оставить решилась, а ту, что сохранила, всю перестирала да зашила. Штаны шутовские, пара юбок… В подоле нижней с горсть монет Гондорских нашла, а у груди на подкладе брошь уж больно красивую, вот и Роуэл сказал, что золото. - Это все? – девушка изо всех сил сдерживала накатывающую истерику. Нет, не может быть, чтобы совсем ничего не осталось. - Все, - как-то очень грубо подтвердил бородатый. Но женщина посмотрела на него укоризненно и заговорила, будто оправдываясь: - Нет, нельзя так, Роуэл! – она подошла к Агнессе, - стекла были блестящие, в рамках не то из кости, не то из металла какого прозрачного, мы такого впредь не видели. И еще с тобой штука была странная. Что это и зачем никто не знает. Мы поначалу испугались, да выбросить хотели, но сберегли – все-таки чужое. Может, ты сама и расскажешь. Да и не случилось пока ничего, - женщина дважды стукнула костяшками пальцев по столу. Агнесса долго молчала. Нет, она даже не плакала, она просто закрыла глаза. Внутри у нее протуберанцами гнева клокотала буря. Но ни один мускул не взыграл на ее лице, будто бы она просто спала… Все возвращается на круги своя. И она принимала суровую расплату: когда-то, целый век назад, она обчистила Хосту и кузнеца, теперь подлый купец забрал у нее все. Ну и черт с ним! Еще не вечер. Главное, только до эльфов добраться. Она справится. Как-нибудь… Лира еще что-то ей говорила, что-то спрашивал Роуэл, девушка то ли не слышала, то ли не хотела слышать. Рядом на сундуке, свернувшись калачиком, словно маленькая кошечка, спала девочка. Через несколько дней Агнесса и вовсе поправилась, ей вернули ее пожитки, и самым большим счастьем стала возможность снова более-менее отчетливо видеть. Хозяин дома оказался удивительно высоким, и девушка никак не назвала бы его старым, даже пожилым, ему и сорока-то, верно, не было, но лицо его было уже все в морщинах. Он сразу же огорчил ее уже тем, что вряд ли найдется в их глуши такой идиот, который повел бы ее на север. Да и денег у нее осталось – кот наплакал, но уж очень рьяно он взялся ей помогать, и это хоть чуточку, но обнадеживало. Выходить за околицу девушке не советовали. Женщина объясняла это тем, что чужаков здесь не жалуют. И она с неделю сидела в избе и ждала вестей от Роуэла. Она возилась с хозяйкой на кухне, таскала воду, мелила в ручной мельнице зерно, чесала шерсть, выскребала кубельчик, заплетала маленькой девочке косы… и ждала. Бородач приходил, но все чаще или качал головой, или разводил руками. И дни текли, темные дни средиземской зимы. В одну ночь Агнесса проснулась. Вроде и не было звуков, чтобы разбудили ее, не гремело небо, не свистела труба печи, в которой иногда забывали закрывать задвижку. И все же не было тишины и полной темноты. Из-под чуть приоткрытой двери из сеней пробивался свет, он ложился желтым треугольником на деревянный пол. За дверью кто-то говорил, но говорил негромко, будто боялся, что его услышат. Девушка встала, стараясь не шуметь, и прокралась к выходу. В сенях спорили хозяева. - Что ты делаешь, ну что? – шептала Лира, одетая сейчас лишь в ночное платье, - совсем измотался. Пойдет ведь девка, говорю тебе. Упрямая она, как мерин! Мужчина смотрел поверх нее, будто ему и не было интересно, о чем сейчас просит его жена. - Ну и пусть, - приглушенно отвечал он. Но Лира негодовала: - Так сгинет же у них! - Тебе-то что за печаль в том? – Роуэлу, видимо, уже надоела эта пикировка, и он желал поскорее улечься спать. Похоже, он только что пришел и расшнуровывал влажный кафтан. - Ой, как нехорошо ты говоришь, - укоризненно качала головой хозяйка, - все без сердца! Агнесса переминалась с ноги на ногу на холодном полу, но не уходила. Видать, бородач что-то разведал, раз разговор такой случился. И это что-то может оказаться важным. - Поторопилась ты упрекать меня, жена, - вспылил он, потряхивая в воздухе кулачищами, - а подумать не сподобилась! Ну зачем ей к этим чародеям, если она сама в этом не повязана? Не тот ли ищет встречи с дьяволом, в ком черт не сидит? - Может, ты и прав, - наконец-таки уступила она его аргументам, - но все же лучше не ходить ей туда. - Уж не знаю, как лучше будет, - примирительно буркнул он, - только одно тебе скажу, что сплю и вижу, чтобы она убралась быстрее. Не к добру все это! Вот и вещи ее странные, стекла колдовские, зачем они? И не поссоришься с ней – вдруг наведет разруху?! Времена-то темные! Агнесса вздохнула и отошла от двери: и здесь ей не рады. И снова ее за ведьму принимают. Пусть. Только бы добраться… Там ждет спасение. Прошла еще неделя, а потом еще одна. И вот к вечеру очередного дня Роуэл ввалился в дом под «крепкой мухой», но уже не один. С ним был тощий парень, лет двадцати - куда моложе девицы, весь помятый и потрепанный, но в добротном теплом плаще. Незнакомец со своими голубыми глазищами был бы похож на ангела, одного из тех, которых рисуют на стенах католических храмов, если бы не светлые его волосы, торчащие во все стороны, да очень уж недобрая тонкая улыбочка. - Это Вольный, - представил гостя хозяин, - он поведет тебя на север. Лира недовольно фыркнула и резко отвернулась, стараясь и вовсе не смотреть ни на него, ни на Агнессу. Вольный сверкнул глазами, хитро уставившись на девицу: - Не гони коней, фермер! – нагло заявил он, - эта ли девка со мной ехать желает? И достаточно ли у нее денег, чтобы расплатиться со мной? Агнессу так и скрутило от ехидного вида этого «ангела», но она уже не стала бросаться с порога, лишь вставила одну шпильку: - А есть за что тебе платить, хилый? Вольный шутку оценил и едва смягчился: - Не боись, лошадка, дальше меня никто по северным дорогам не ходил из местных. Так что, цепляйся за свое счастье! Агнесса аж закипела, и если бы собеседники могли видеть воздух дымом, то уж точно тот валил бы у нее и из ушей. «Лошадка! Хлыщ ты недоделанный!» Но она говорила, стараясь не терять самообладания - скатись она сейчас до его уровня, будет похожа на человека, что опускается на колени, дабы облаять собаку в ответ. - Сколько хочешь за счастье, жеребец? Хозяйка только и прыснула со смеху, а довольный Роуэл грохнулся на стул, мол, свое дело сделал. - А ты предлагай, - ехидствовал тот, - а я отказываться буду… Агнесса медленно сжимала кулаки: нет, с этим упырем она уж точно никуда не поедет. И опять промолчала, доставая небольшой узелок – все, что у нее осталось. В следующую секунду на ладони у нее заиграли искрами капельки хризолитов, засияли золотом вензеля брошки. Хозяин сразу помрачнел, а в хитрющих глазах наглеца плеснуло алчное пламя: - Ну-ка покажи, красавица, что там у тебя, - льстиво попросил он. Агнесса поднесла фибулу чуть ближе, но тут же дернула назад, когда хамоватый гость потянул к ней пальцы. - Глаза не руки, - отрезала она, - понадежней будут. А что это золото, ты и так видишь. - Добро, - лукаво произнес он и задумался, а после продолжил: - Этого хватит, чтобы до соседней деревни-перегонки доехать. А дальше чем платить будешь? Агнесса растерялась. Конечно, у нее был золотой, но и его, как видится, теперь не хватит. Она молчала. Чувствовалось, что пришельцу уж очень хотелось заполучить брошь, но он стоял на своем: одной финтифлюшки мало. И тут девушку осенило: она достала свою бесполезную беспроводную мышь и тихонько зажала в руке пару монет – только бы получилось! Хозяева подобрались: тот самый магический предмет; девица ведь так и не раскрыла для чего он. Да и Вольный смотрел заинтересованно. - Это вещь не наших времен, - загадочно начала девушка, - но чудеса творит, если знать, как их вершить, и хватает у создающего мудрости… - она взяла одну из монет, вспоминая уроки Тильки. Она чувствовала себя фокусником на сцене, показывая ее собравшимся – медяк медяком. Включила мышь, та радостно загорелась красной лампочкой, видать, хорошая батарейка, раз работает до сих пор. Все еще больше насторожились, ведь на их глазах творилась магия. А Агнесса всеми силами старалась не засмеяться, как ни говори, а то, что она делала сейчас – обычное шулерство. Мошенничество… Она положила монету на диод, с заговорщицким видом перевернула мышь. Девушка вдумчиво и ритмично крутила туда-сюда черное колесико, щелкала по очереди кнопками, шептала заклинание: «Зе СиПиЮ из зе меин пат оф э компьютер…» и прочую чепуху, а когда переворачивала пластикового зверя, незаметно подменила монету на золотой и щедрым жестом бросила ее в руки Вольного. Вышло! «Спасибо, Тилька!» Тот удивленно поймал кругляк, рассмотрел, понюхал и ошалело уставился на девицу. «Ох, ты», - воскликнул хозяин со своего стула. И лишь умница-Лира догадалась. Она с улыбкой отвернулась, ничего не говоря, но сразу же поняла замысел девчонки, она прекрасно знала, какие вещи у той оставались, сама ведь золотой и выпорола, даже мужу ничего не сказала. - Полезная вещица? – весело заявила Агнесса, забирая из цепких рук монету, - доведешь до места – наколдую тебе сотню таких. - Давай еще, - недоверчиво запросил пришлый. - Я тебе кто? - фыркнула Агнесса, убирая «волшебную» мышь. - Фокусник балаганный что ли? Так давай, я тебе наворожу двадцать монет, - она гневно потрясла мешочком, в котором позвякивали оставшиеся медяки, - но черта с два ты тогда получишь впятеро больше по прибытию, магические силы не резиновые, выдыхается эта… это… этот механизм. - Ладно, девица, не рычи, через неделю отправимся! – проворковал он, сразу же переменив голос, но взгляд его так и остался подозрительным: он смотрел то на мешочек, то на странную девицу, которой во что бы то ни стало нужно попасть зимой в проклятый лес. - Собирайся к завтрашнему, - отрезала Агнесса, - иначе за такой бакшиш меня любой на север свезет. На тройке, да с бубенцами! - Хоть день дай, - стал спорить Вольный, - лошадей нанять надо, да провизию собрать. По диким местам поедем. Не боишься? - День, так день, - согласилась она. – Если бы я боялась, сейчас бы с магом в башне вино попивала, – а в голове ее пронеслось совсем другое, но об этом, слава всем святым, больше никто не узнает. - Дай хоть денег на первые расходы, брошь ты обещала… «Запомнил, шельмец!» - Ну да, - едко отозвалась она, протягивая ему пару простых монет, - этого хватит на лошадь. С остальным сам разбирайся. А рассчитаюсь я с тобой по приезду, чтобы не вздумал меня одурачить и не бросил раньше времени. Наглец лишь поджал губы и вышел, захлопнув за собой дверь. Роуэл долго пялил на девицу хмельные глаза, и все же повалился спать на лавке, лишь Лира подошла и похвалила: - Ловко ты его провела! Да и поделом ему! Недобрый он человек, ненадежный, все это знают! – она печально качнула головой и убрала под косынку выехавшую светлую прядь. – Плохого проводника тебе муж мой нашел. Но больше туда идти никто не согласится… - грустно шелестел ее голос, - а что это все-таки за штука? - Ох, - и как же это объяснить? – Это манипулятор, - ответила она, помедлив, - для одного очень сложного механизма. Но он и вправду не из этого времени. Тем более здесь он бесполезен, разве что факел сделать, - она сама вытаращила глаза: факел?! Вот так здесь именуется диодный фонарик. Хотя, спалить его, верно, было бы проще. А что, ей очень хотелось бы взглянуть на морду ее будущего провожатого, в тот самый миг, когда он увидел бы, как горит обещанный ему ребис. Прощание выдалось неловким и прохладным. Любопытная девочка подглядывала из-за льняной узорчатой занавески – отец прогнал ее со двора в дом. Довольный Роуэл то ходил взад-вперед, то поправлял подпругу нанятого Вольным гнедого. Коня решено было взять одного, во-первых из экономии – девушка наотрез отказалась колдовать дальше, во-вторых, Агнесса ни разу не сидела верхом, а путь намечался дальним, она так и подумала, что ей одной в седле его не осилить. Лира была с утра на редкость неприветлива. Спросила лишь однажды: «Точно пойдешь?» И когда девушка кивнула, та только пренебрежительно бросила: «Как знаешь» и протянула упрямице корзинку с хлебом, сухим сыром и овощами, да дала пузырь с водой. Агнесса даже удивилась, когда на ее просьбу ссудить ей немного денег, хозяйка молча отвесила небольшой полотняный мешочек с мелкими монетами. Дала и отвернулась, будто и вовсе хотела бросить под ноги – «черт с тобой!» - в грязное зимнее месиво. Нет, протянула в руки, даже не скривилась. Агнесса шла, постоянно оборачивалась, погладывая на женщину. Ей не смотрели в след: фермер грозил пальцем дочери в окно, а женщина и вовсе собралась уходить. Лишь когда мрачный проводник направил лошадь к дороге, Агнесса сорвалась с места, в два прыжка преодолев двор, с силой распахнула закрывающуюся дверь и дернула хозяйку за плечо. Она сунула в карман передника удивленной Лире крохотный сверток, что-то быстро шепнула на ухо и побежала обратно. Путники уже скрылись из виду, когда озадаченная хозяйка развернула тряпицу. На серой с пятнами ткани, отсвечивая матовой зеленью хризолитов, красовалась золотая брошь. *** Агнесса не помнила, сколько прошло одинаковых дней, но каждый из них был труден, каждый шаг давался с усилием. Земля конников не баловала путников хорошей погодой: серыми полотнищами вставали ливни, встречные ветра почти останавливали, но, несмотря на то, что они продвигались все дальше на север, холод отступал. Лошадь бежала ровно, не быстро и не медленно, но для девушки она казалась весьма неудобной: приходилось вечно держать спину прямо. А когда она забывалась и откидывалась назад, проводник начинал злиться: - Ты будешь сидеть нормально? – рычал он, - я на себе тебя везти не подписывался. Ты б еще улеглась! И Агнесса с удовольствием улеглась бы, если бы это стало возможным. Короткие передышки не приносили облегчения – ей казалось, что теперь она будет вечно ходить «колесом», но Вольный только фыркал и едко над ней подшучивал. Как видится, проводник оказался типом неприятным и желчным, а где-то даже трусоватым: иные деревни он огибал большими дугами, смутно объясняя это тем, что ему там быть не положено, а после долго оглядывался, будто ждал чего, останавливался, вслушиваясь в ветер. Порой с ним можно было потолковать, как с нормальным человеком, но местами с безобидных, казалось бы, слов мгновенно зверел так, что готов был тут же сбросить девчонку с коня и пустить ее под копыта. Видимо, тогда его только и удерживала мечта о небывалой прибыли. А награда обещала быть королевской! «Этак можно целый табун купить», - рассуждал он про себя. Но, к счастью для Агнессы, все больше он молчал. Однажды им повстречались всадники - малая группа, числом не более десяти. Так Вольный и вовсе не знал, куда себя деть. На открытом пространстве спрятаться было негде, и у него чуть ли не руки тряслись, когда в последний момент они успели юркнуть в глубокую лощину. Агнесса не понимала, для чего им прятаться, а он ничего и не объяснял, только сквозь зубы шипел в ответ. Видать, здорово он кому-то досадил, но малознакомой девице зачем признаваться? В деревнях на ночевки останавливались лишь дважды. И всегда «ангел» выбирал самый бедный окраинный дом. Спать укладывались на колючих сеновалах, после которых все чесалось, как у шелудивых. Поднимались рано, ели скудно. Девушка делилась припасами Лиры, да водой, набранной с ручьев. Одно время Агнессе начинало казаться, что ее желудок теперь способен переварить даже гвозди, но, к счастью, ими закусывать не приходилось. Что ни говори, а одна бы она пропала. Хотя, Вольный, как человек виделся Агнессе прегадким, проводник из него был весьма грамотный: по одним ему ведомым приметам находил в степи родники, предсказывал, насколько холодным выдастся день, по его словам, «читал ветер». Самое главное, он знал дорогу – легкий, как он говорил, и мягкий путь. Под копытами порядком уставшего гнедого летели лиги. Каменистые склоны холмов, напоминающие больше горы, чем представляемый простор бескрайней степи, сменялись выцветшими лугами, поросшими низким кустарником, или обрывались глубокими оврагами, переходящими в скалистые пустоши, разбавленными одной лишь желтой щеткой осоки. Порой девушке казались бесконечными – серое небо, холка лошади, ветер, камни, жухлая трава, седая степь, дождь, вновь ветер, тихая злость Вольного, дробный перестук копыт, грязь, снова и снова ветер… А потом вышло солнце, матовое, холодное, и блеклый мир расцвел глубокой синевой неба. Не стало теплее, стало чуть спокойнее. Все идет правильно, так надо. Вон уже вдалеке темнеет кронами дикий лес Фангорн. К нему они и не думали подъезжать, будто страхом несло с той стороны. Чем ближе была ее цель, тем все более разговорчивым и кротким становился ее спутник. Порой он трещал без умолку, будто болтовня успокаивала его. Ведь откуда-то из долины несло зловонным дымом… Он рассказывал больше все какие-то небылицы об их земле, древнее предание об Эорле Юном, хвастался, как в споре одержал верх над шорником и выиграл у него кобылу, а дальше хаял все того же шорника, что кобылу тот отдал больную, она разве что и сгодилась только на мясо. Но всякий раз в очередном повороте разговора на любую тему он вновь и вновь, будто случайно спрашивал про «механизм для золота». Мол, как работает, что за металлы колдует, только ли деньги требуются, или и кувшин можно превратить? А в какое время суток больше всего золота выходит, и сколько враз наворожить можно? И почему девица, обладающая такой расчудесной штуковиной, бедна, как мышь из горелого дома? Агнесса отвечала. Куда было деваться? Дабы тот не заподозрил чего, она сочинила подробную инструкцию, рассказала и о кнопках, и о переключателе, куда и как колесо вертеть, упомянула и о заклинании, но слов, как ни просил Вольный, не сказала. Еще интересовался спутник намерением ее, никто ведь не стремится к чародеям в гости, но здесь девушка осадила наглеца. «Не твоему уразуменью задача», - отрезала она довольно грубо, и больше он этой темы не касался – поинтереснее была игрушка. Последняя стоянка вышла на Поле Келебранта – крайнем владении Рохиррим. Но тут им пришлось несладко: видно, здесь фортуна повернула колесо глухой стороной. Еще бы, они чуть не налетели на каких-то черных тварей с оружием. Только чутье «ангела» спасло их от нежелательной встречи. Проводник чертыхался на предательски меняющийся ветер - только он мог легко выдать путников. Были то орки, или какая другая вражья нечисть – Агнесса не разглядела, она даже испугаться не успела, когда Вольный пустил коня вскачь к горам, резко свернув с маршрута, затем они долго отсиживались в каком-то неглубоком ущелье. А ночь так вообще было принято не спать: не к добру тут приспешники Темного носятся. Проводник уговорил ее таки сказать заклинание. - Ландан из зе кэпитал оф Грейт Британ, - отмахнулась она. Но вскоре задумалась: как она будут расплачиваться? Вольный потребует новых превращений, все по договоренности. Золотой у нее остался, но сможет ли она с тем же успехом повторить фокус? Тем более сотню раз! А вдруг он подкову захочет наколдовать? Но получилось иначе. Костра разжигать не стали – боялся проводник, и это было заметно, может, чуял чего, только не говорил, лишь ходил туда-сюда сам не свой. Он то нюхал воздух, то вслушивался в ночь, которая сегодня не радовала ни звездами, ни луной. Говорить Вольный запретил, да и коня не стреножил – только к камню узду привязал. Но животина вела себя мирно. Она нашла себе сочный кустик и с упоением его общипывала. Чтобы перебить сон Агнесса тоже принялась шагать по лугу, но «ангел» усадил ее обратно, мол, шумит много. Девушка было возмутилась, но потом притихла, ведь в наползающем тумане только и была надежда на уши – тот был плотен, как простыня. Если бы она сидела и в десятке метров от того самого камня, могла бы полночи плутать в его поисках. Ночь безмолвствовала, лишь гнедой время от времени в поисках лучшей травы поворачивался, позвякивая сбруей, да какая-то ночная птица тонко щебетала рядышком. Пахло влажной травой и свежестью. Приятно… Агнесса на секунду закрыла глаза. Она устала. Нет дурного, что она пару минут с закрытыми глазами полежит… Она резко поднялась. Топот, крики, все тот же беспроглядный туман. Какая-то чужая грязная ругань. И непонятно, о чем орут. Камень исчез из виду. Девушка стояла, как в ступоре. Когда она успела задремать? Она же только что сомкнула веки! Что происходит? Мысли сыпались, как сквозь решето, но ни за одну она не успевала ухватиться. Лишь ужас липкими нитями охватывал сонное еще сознание. Она позвала тихо: «Вольный…» Еще и еще. Нет ответа. Только шорохи и крики вдалеке. «Вольный! Вольный!» Она заметалась по сторонам. Где конь? Едва слышен его храп... Где узелок? Где Вольный?! И ничего не разглядеть. Лишь пелесая марь перед глазами… Кричать? Страшно… Странные звуки, будто конный топот. Вдруг неподалеку те самые твари? Они найдут и убьют ее, так, походя. Отыскать камень… Она кидалась то влево то вправо; она едва не давала воли душному темному отчаянию. Не сейчас. Камень. Там гнедой. И Вольный там. «Вольный!» Она уже не помня себя кинулась на кажущийся свет. Ошиблась, все так же черно. Стоп, не туда! Ошалев от страха, она вновь побежала уже наугад. Вязкие слезы плыли по щекам, но Агнесса не чувствовала их – то ли земля вздрогнула и завалилась, то ли она споткнулась о невидимую кочку, но в следующую секунду она неудачно полетела на траву чуть ли не кубарем и так и осталась лежать, скрючившись в судорогах вязкого страха. Она всхлипывала и постанывала, она не верила, что осталась одна в этом безумном и жестоком мире. Даже там, у Хосты, когда ее били, она злилась, она ненавидела всех вокруг, но не оставалась одна бок о бок с грязными тварями. Одна… Она грела дыханием колени и плакала… Заснула она, или утро наступило неожиданно скоро? Туман расслоился, а после и вовсе рассеялся в неожиданно теплых золотых лучах, и она нашла себя в пятидесяти метрах все у того же валуна. Но не было ни гнедого, ни Вольного. Тупая боль прошлой ночи просыпалась в лодыжке и неприятно дергала. Девушка, чуть хромая, подошла к заросшему зелеными и желтыми кругами лишаев камню: вот взрытая земля, даже комья летели в стороны, видно гнедой бил копытами (и почему она этого не слышала?), а вот где лежала она сама – трава смята. Вон там поодаль топтался бывший проводник. Нет ее корзины, нет узла… И объяснение, единственно верная и тягостная мысль возникла сама собой, собралась из тонких клочков тумана, прочиталась из ниоткуда, как ветер, простая истина: Вольный, ненадежный Вольный попросту струсил и бросил ее, прихватив все оставшиеся ее манатки. Он испугался черных тварей. А твари были. В паре сотен метров много мелких следов уводили цепочкой к мрачным даже в отсвете зари теням гор. Ее не нашли здесь чудом. И чудом она оказалась тут. Ох, дурные чудеса происходят… Она еще немного потопталась вокруг прежней стоянки и отправилась вдоль далекого горного хребта. Благо, предатель-проводник еще с вечера указал направление. Возможно, он подумал, что девчонку нашли и убили, а может быть, предпочел не дожидаться развязки и, прихватив вожделенный прибор, попросту дал деру. Агнесса все же кляла его на чем свет стоит, но, с другой стороны, его бегство снимало с нее все обязательства, которые она никогда и не смогла бы выполнить. И она лишь устало тащилась вперед, мечтая только о том, чтобы все поскорее закончилось. Но так далека была цель, а чуть подвернутая нога ныла при каждом шаге. Агнесса считала их один за другим. Но к их числу все прибавлялись и прибавлялись нули, а офитовая рваная кромка желанного леса лишь едва-едва угадывалась над горизонтом. Время шло, с ним все медленнее шагала девчонка, и сплошная стена владений Великой Галадриэли приближалась нехотя. У Агнессы давно подвело живот, но ни припасов, ни пузыря не осталось, только один веселый серебряный ручеек-обережник позволил ей напиться ледяной воды. От нее ломило руки, сводило зубы и немело горло, но внутри все же становилось чуть легче. Она окатила себя пригоршней студеной воды - взлетели хрустальные искры – постояла, разглядывая, как бусины воды исчезают в ветхой уже ткани накидки, и вновь подалась к лесу. Казалось, он был в двух шагах, только руку протяни, и так далеко, что, возможно, пришлось бы идти неделю, и он не соизволил бы придвинуться ни на метр. Но она шла. Уже как по углям, ведь она давно не ходила пешком - там, дома есть машина. Хотя… теперь уже не важно, что там. Та жизнь казалась даже не сном, но статичной картинкой на потертой обложке старого школьного учебника. Теперь она видела лишь мрачную зелень перед собой, и ничто больше не могло вытеснить этой мысли. Шаг – толчок боли, еще шаг… Солнце с какой-то радости палило яростно, совсем не по-зимнему. Но у Агнессы не было сил злиться на него, она шла механически, только время от времени прикрывала глаза рукой. Она считала шаги, считала метры, но не заметила, как вожделенный лес, которым она бредила последние часы, обступил ее со всех сторон. Вопреки ожиданию, не стало темнее, лишь легкие перекрестья теней заскользили по ее лицу. И трава из уснувшей и жухлой плавно перетекала в ярко-зеленый и сочный, совсем не февральских оттенков ковер. Даже камни, о которые девушка постоянно спотыкалась, остались, видимо, на опушке. И тропы стали мягче. И дышалось тут легче. Или Агнессе уже все это чудилось? Не все деревья здесь имели одеяние, но палой прелой листвы она нигде не увидела, только зелень, да сонный покой. Трава мягко пружинила под тяжелой поступью, и девушка уже вовсю вглядывалась перед собой, но не замечала ничего, кроме голых веток давно облетевших кустарников, высоких отцветших золотарников, и все плотнее смыкающихся стволов. Она силилась рассмотреть эльфов, но эльфов не было. Она шла и шла, не разбирая тропинок, час, а может и три. Невидимое уже за верхушками недостижимых крон солнце окрасилось рыжим. А остроухие обитатели все не появлялись. Тогда она что-то крикнула, но крик увяз в воздухе и мягко расплылся. Девушка позвала еще и еще, но только птицы отвечали ей затейливыми пересвистами, да обычный шорох мелкой ползучей твари разбавлял тишину. Так и не дождавшись ответа, она отправилась дальше. И вскоре все ей стало казаться одинаковым: и деревья, и кочки, и листва, будто она видела уже эту росинку на кончике иглы еловой лапы, и этот неизвестной породы куст, раскидистый и огромный, он попадался ей не раз, здесь она сорвала морковного оттенка бусину рябины, вяжущую рот – в грозди остался только черешок; вон тот одуванчик, распустивший медовую головку не ко времени, все так же безмятежно улыбался. Ей сделалось плохо: от голода подташнивало, от усталости отнимались ноги, тяжелые и горячие, а глаза слипались. Она сделала еще пару шагов и рухнула без сил на мягкий и чуть влажный мох. Эльфов не было. Она очнулась только на утро. Ноги ныли, и идти не хотелось совершенно, но усилием воли она заставила себя подняться. Она искала ручеек или речушку – во рту было сухо, как в пустыне. Через час она отчаялась найти воду и принялась пережевывать пористый мох. От мерзкого вкуса мутило, но даже если он и не позволял напиться, то хоть немного смачивал потрескавшиеся губы. Только легче от него не становилось. Солнышко приветливо улыбалось сквозь спутанное кружево голых веток, кое-где блестело на почему-то зеленых и свежих листьях, витиевато щебетала невидимая птичка; жизнь прекрасна и удивительна. Но эльфов не было. Вернее, они были, но у них хватало сообразительности не показываться на глаза девчонке – эдакая чуть садистская ирония. Минул еще час, и Агнесса все еще брела наугад, почти с закрытыми глазами. Она даже не обрадовалась, когда чуть не ткнулась носом в острие стрелы. Она подняла взгляд и только отступила на шаг. Незнакомец сразу же опустил оружие и ухмыльнулся. Он был не один – еще трое остроухих со скучающими выражениями на лицах стояли поодаль. Ни один из них даже не коснулся своего лука. Видимо, они и спустились вниз так, от нечего делать. Когда ребенок сажает на щепку посреди лужи муравья и долго следит за ним, в какой-то момент ему попросту становится неинтересны его метания, и он сбрасывает насекомое в воду, наблюдая теперь, как оно барахтается, а после милостиво возвращает его на импровизированный корабль. Так и девушка чувствовала себя муравьишкой перед хозяевами леса, мелким и убогим ничтожеством. Еще никогда ей не досаждала так ее грязная и потрепанная одежда, не вызывали чрезмерной брезгливости чересчур сальные волосы, вымазанные зеленым руки – такой жалкой казалась она себе сейчас. Вероятно, ей следовало бы теперь восхититься, ведь эльфы и вправду оказались существами неземной красоты: высокие и статные, стройные и подтянутые, но… она слишком устала барахтаться, чтобы оценить всю прелесть жителей волшебного государства. Она молчала. Стояла, смотрела и молчала. И первым нарушил тишину тот самый эльф, что поначалу выставил против девушки острие стрелы: - Нагулялась? – вновь усмехнулся он, и голос его полился патокой, которая съела добрую половину ехидства. Агнесса ничего не ответила. Сначала ей хотелось бойко объяснить, кто она, что здесь делает, что искала их – много всего вертелось у нее на уме, но она так и не произнесла ни звука. Мыслей вдруг не стало. Ей показалось, что даже начни она объяснять им тайны мироздания - любые слова ее так и осыплются на землю прошлогодней листвой, гнилой шелухой, ненужной, фальшиво позолоченной, пустой. И все, что ни скажет она сейчас, прозвучит как минимум ересью. - А мы так подумали, что надоест тебе здесь бродить, - отозвался другой, не менее сладкоголосый сотоварищ, - а нет, упрямая ты, вторые сутки круги нарезаешь. Половину леса истоптала, неуклюжая! – и вся компания негромко рассмеялась. И вот сейчас молчать и вовсе не следовало бы. «Я к Вам шла», - прорезалось на задворках сознания, и тут же стерлось, быстро, как из воздуха порывом ветра уносит едва уловимый запах. - Ох, - покачал головой тот, который вскидывал лук, - да она и говорить-то не умеет. Или общего не знает, или шальную какую занесло к нам? – вновь смех. – Что тебе здесь потребовалось, чудачка? И Агнесса, наконец, проскрипела единственное желание, что пришло на ум: - Воды… пить. - Ближе Лориэна, - пошутил своим кто-то из стоящих неподалеку, - к людям речек нет ни одной! Слыхали? – едко проронил он, но сразу же ответил непрошенной гостье: - Вон за тем ясенем в пятидесяти шагах, под кочкой родничок. Он маленький и студеный, но тебе напиться хватит. И девушка, не глядя под ноги, поплелась в указанном направлении. Эльфы не отстали от нее, но она сейчас не замечала их – она уже слышала тихое журчание вожделенного ключа, вот и ясень, облетевший и черный, высокая кочка, влажный мох, покрытый искрами росы, как бриллиантами. Вот острогранные камушки на крохотном островке размытого песка, зеленая прядка тины колышется в тонком потоке… Вода! Она нацедила ледяной до ужаса водицы, зачерпнула в замоине пригоршню, прямо с песком и поднявшейся земляной мутью, умылась. А потом долго и жадно пила, до сведенных от холода зубов, до онемения растрескавшихся губ, - пила и радовалась. В этот момент она чувствовала себя по-настоящему счастливой. А хозяева леса глядели на нее, как крутой айтишник смотрит на дремучего эскимоса: дикарка и дурочка. Прошло какое-то время, прежде чем она поднялась. Голова прояснилась и даже усталость отступила. Или ей так показалось? Но она не успела отблагодарить эльфов – один из них, верно, тот самый, который и начал разговор первым, вновь обратился к ней мягко, но вполне решительно: - Мечты сбываются. Теперь тебе пора уходить. Иди так, чтобы солнце светило тебе в спину. Скоро выйдешь на опушку. Она округлила глаза: все это вовсе не входило в ее планы. Так долго она добиралась сюда лишь для того, чтобы ее выставили за дверь? Ну уж нет! - Я никуда не пойду, - отозвалась она глухо. – Я пришла куда нужно. Отсюда мне нет дороги. В глазах эльфов на секунду вспыхнуло удивление, но, видимо, тут же и погасло. - И с чего это ты решила? Девушка подняла глаза на собеседника – тот вовсе не улыбался саркастически, но и тени приветливости не нашлось на его лице. - Я проделала долгий путь, чтобы добраться до Золотого леса. Мне ведомы многие тайны, и я готова изложить их вашей владычице! – она выпалила все разом, ожидая, что эльфы без лишних расспросов поведут ее в свой город, но они молчали и не двигались. Они лишь внимательно разглядывали пришлую девицу. - Я знаю и про кольцо, и про братство. Я знаю, что будет. Я могу рассказать. Вновь никакой реакции. Поначалу эльфы безмолвствовали. Но тут один из них, самый высокий в группе, выступил вперед и произнес прямо и холодно: - Теперь многие знания принадлежат недостойным, они облачены в слухи и разносятся черными языками по земле большей частью по глупости. Правда, есть и те, которые плетут сети лжи, хитроумно расставляют свои невидимые ловушки, чтобы погасить с их помощью истинный свет. В тебе свет уже угас. Ты не войдешь в Золотой Лес. Уходи, пока мы даем тебе эту возможность. Агнесса опешила. Почему они решают? Она не принесла с собой зла, наоборот! - Но я… - начала было она, только договорить ей не дали. - Мы имеем четкое распоряжение не впускать чужаков, - перебил ее эльф, - за тебя никто не просил, а приказы владык незыблемы. Если ты попытаешься пройти сама, тебя поразит стрела первого же часового. Уходи по-хорошему. Девушка не знала, что ей делать. Она позвала наугад, пытаясь достучаться хоть до кого-нибудь, будто видела в этом свой последний шанс: - Халдир… - она уже привыкла к тому, что персонажи ее истории вовсе не похожи на экранных, может быть, она сумеет убедить самого сговорчивого? Но мысли ее вновь поплыли, как раскаленный воздух, и она услышала лишь обрывки чужих слов: - Я – Орофин, Халдир… отряд на юг… придет помощь… Их перекрыл сначала гулкий звон. Девушка схватилась за виски – ее зашатало от неожиданной и острой боли. Но мигрень тут же схлынула, и бархатный, низкий и красивый голос полился, казалось, внутри нее. - Ты зря пришла, - вещал он, - твоей многосложной душе нет места в моем доме. Ты слишком рано приняла покой. Еще долго не потребуется он тебе. Уходи. Ты не найдешь здесь приюта. - Я только хочу попасть домой… - взмолилась к голосу Агнесса. - Придет время – тебя заберут небесные силы. А теперь отправляйся туда, где ты еще можешь быть полезна. Уходи, воровка. Я отпускаю тебя.