Этот прекрасный новый мир

Время в городе шло так медленно, будто и не двигалось вовсе. Только погода все больше портилась день ото дня. Ветер, бывало, доносил новости быстрее, чем любой, даже самый резвый скороход. И все чаще вести были скверными, все более темными становились короткие дни, все более непроглядными оказывались длинные ночи. И каждое из таких безликих мгновений все усиливало желание девушки покинуть королевскую крепость. К побегу Агнесса готовилась со всей тщательностью. За три месяца пребывания в Белом Городе ей многое удалось узнать: и где столоваются гонцы пониже чином, и когда происходит смена караула на трех нижних ярусах, когда на дорогах нет стражи, кого из дозорных следует обходить стороной, а с кем можно по-свойски поболтать. Она уже довольно легко разбиралась в хитрых переплетениях улиц, ориентировалась в полумраке подземных лабиринтов. Пару раз ей вновь приходилось оказаться в темнице, только, к счастью, уже не в качестве пленницы – она меняла сено, заправляла жировые чаши. Нередко по наставлениям Хосты ей случалось захаживать к тому самому кузнецу, коим оказался человек незлобный, но дело свое чтивший наперед всему прочему. Мастеровой говорил по-доброму, даже шутил, а вот недоверчивый мальчишка, время от времени ошивавшийся там же, смотрел всегда остро и злобно. Однажды кузня, коих, к слову сказать, на нижних уровнях сыскалось превеликое множество, оказалась пуста. Кузнец где-то пропадал, не было сейчас и скверного мальчишки. Не горело пламя в горниле, отчего остывшая душная комнатушка казалась посеревшей. Агнесса ждала долго. От нечего делать она принялась изучать разномастные железки на стенах, покрутила пальцем зернистый точильный круг, пару раз с трудом подняла и опустила кузнечные мехи – тяжело! В ответ печь выдохнула облачко сажи. Агнесса закашлялась и отошла к двери. Прямо там, в пыльном углу, грудой лежали заготовки для клинков, а рядом ждали будущих обладателей уже законченные мечи. Девушка взяла один. Вернее, попыталась взять – оружие со звоном грянулось о каменный пол. Эспадон казался и вовсе неподъемным, она еле-еле вернула его на место. Среди прочей тусклой стали она приметила довольно-таки небольшой клинок, по сравнению с прочими. Она потянула рукоять. Остро заточенный кинжал весил намного меньше, да и размером был не с рыболовный багор. Агнесса покачала мечом из стороны в сторону, потом рубанула воздух перед собой – не рассчитала – клинок со свистом врезался в стену и вылетел из руки. «Мда, воительница…» - улыбнулась себе девушка и подняла оброненный кинжал. Меч ей понравился, вот только пользоваться им она не умела. Но в путь, да без оружия – стоит ли соваться? В кузне по-прежнему оставалась одна Агнесса. Ни с лестницы, ни с коридора не доносилось ни звука. Если она возьмет клинок сейчас – где она спрячет его? В дом Хосты не пронести – у каждого угла есть любопытный глаз. А если коим чудом и удастся затея, то оружие без труда найдут, и ее план окажется под угрозой срыва. Не в тюфяк же зашивать железку. И тут обычно дырявая память услужливо показала одну из недавно виденных девушкой картин: пустой дом на окраине третьего яруса, дверь заколочена, окна перекрыты досками крест-накрест. Может, стоит попробовать сунуться туда? Она рискует и вовсе не попасть в заброшенное строение, а так же следует пройти по главной дороге – то еще испытание, ведь если ее поймают с украденным оружием, ей тут уже точно не отвертеться. Но она спрятала клинок под юбку к бедру и поспешно выскочила на лестницу. Оглядываясь, останавливаясь, прислушиваясь, она пробиралась наверх. Пару раз ее чуть не вынесло из переулков прямехонько на стражников – она в последний момент успевала вновь убраться в спасительные узкие коридоры. У невесть когда оставленного дома ее ждало разочарование: дверь не поддавалась. Даже клинком она не смогла оторвать плотно прибитые доски. А окна оказались слишком высоко над мостовой. Да и дозорные заинтересовались копошащейся у пустого жилища девицей. Агнесса задергалась. Она не знала, что будет, если ее поймают, но, судя по поведению Тири, когда Агнесса неосмотрительно замешкалась в самый первый раз, наказание Хосты по сравнению с такой встречей – рождественский имбирный пряник. Агнесса допрыгнула до края оконного проема, но подтянуться не смогла. В страхе она отскочила за угол и углядела небольшую глухую нишу, которая вблизи оказалась вовсе не глухой. В ней пряталось маленькое оконце, забитое наискосок всего-навсего одной перекладиной. Оно доходило подоконником девушке до талии. Агнесса швырнула в проем меч, и кувыркнулась следом, больно ударившись о пол. В следующую минуту стражники уже обходили ее убежище. - Да говорю тебе, видел здесь цветастую девицу! – донесся до нее раздосадованный баритон. – Не наша, ковырялась тут… - Тебе сквозь шлем башку напекло, - загоготал второй голос. - Ну тебя! Говорю, была девица, - не унимался первый, - вот тут! - Надо сказать командиру, а то давно ты не дорывался до юбки, вот и мерещится тебе… - явно отмахнулся второй. - Нет же… Напарник оборвал возражения товарища: - Если бы и была она здесь – куда ей деться? Окна такие – ты не дотянешься, куда там девчонке… Баритон что-то неслышно пробурчал, и они зашагали обратно. Агнесса слушала стражников, слившись со стеной у окна. Она зачем-то с силой стиснула рукоять клинка и, когда дозорные удалились, едва смогла расцепить сведенные от страха пальцы. Но первый ужас быстро прошел. Она осмотрелась. В полумраке комнаты рядами стояли стулья, на противоположной стене висел ветхий, обшарпанный гобелен. Прямо зрительный зал… «Они ели грибы и смотрели ковер», - некстати вспомнилась дурацкая шутка. Дверь в другое помещение оказалась наполовину забитой, наполовину заваленной грудой камней. Агнесса спрятала свой меч в углублении за ними, так что его и вовсе не стало видно. Больше ничего интересного она не увидела и, поставив шаткий стул к подоконнику, без труда выбралась наружу. *** - Думается мне, Овца что-то замыслила, - светловолосая девица протянула хозяйке мешочек с монетами. Темные глаза Лириэль горели недоверием, тонкие пальцы подрагивали, будто обладательница их знала тайну какую. Но Хоста не поддалась ее настрою. - И что же? – усмехнулась она. Все проделки местных были вполне невинны, хотя и затратны порой уж зело болезненно. Только ее вабья последний месяц так ведет себя и вовсе паинькой. С чего вдруг ей беспокоиться? - Пока не знаю, - Лириэль поджала губы. Она терпеть не могла новенькую, но придраться нынче ей было не к чему – та сидела тише мыши. Работу выполняла, как подобает, деньги приносила. И все же умудренная опытом Лириэль чувствовала подвох. Верно, виной тому стала ее личная неприязнь? До появления Овцы она была эталоном, любимицей Хосты, можно сказать, ее правой рукой. Теперь же домовладелица переключила свое внимание на эту негодяйку, хотя та и не крутилась вокруг нее, как остальные, и этим злила Лириэль еще больше. Но самым несправедливым ей виделось то, что эта дворовая девка сразу получила такую вольность в передвижениях, какой она, Лириэль, добивалась несколько лет. Прочие бегали лишь по поручениям, и то, не дай заморские вершители опоздать к сроку – хорошо, едва ли подзатыльником обойдешься, если Хоста в настроении, иначе она и розги схватить может, и палку, что того хуже. А эта шастает, где ей вздумается, и ей за это ничего не бывает! Вначале и она сама получала за отлучки с лихвой, прежде, чем научилась угрем вертеться. Но хозяйка, видать, была в благостном духе теперь – кому монеты не греют душу? А ведь Лириэль могла и спрятать половину, нет, отдала алчной прорве. И что? Той все - масло. Про Овцу ей и не интересно вовсе! Хоста покачала головой: - Не возводи напраслину, она теперь и денег приносит даже больше тебя. Лириэль фыркнула, обиженно раздувая ноздри: видано ли, чтобы ей ставили кого-то в пример? Но домоправительница не унималась: - Не фырчи, ишь, королевна нашлась! – повысила тон хозяйка: - она за пару месяцев добралась до четвертого яруса, а ты так и сидишь здесь столько лет! – назидательным и едким голосом вещала она. - Когда в дерьмо ткнут, корона-то едва ль удержится... Лириэль аж побагровела от злости. Хоста умела надавить на больную мозоль. Да если бы не хозяйка, она давно бы вина в государевой опочивальне разливала! Намеренно ли она задела самолюбие лучшей своей девицы? Взбешенная Лириэль лишь сжимала и разжимала кулаки, из последних сил сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик и не прополоскать ядом жадную толстуху. Нет, негоже так проигрывать. Она не ждала от домоправительницы извинений – дождешься тут! Она желала расправы. И здесь Хоста уже мало интересовала оскорбленное достоинство девицы, Агнесса – вот с кого она мысленно сдирала шкуру. До ее появления как благодатно шли дела! - Увидим, что дальше будет. Потом не говори, что я не предупреждала, - гневно бросила она, отвернувшись, и произнесла уже совсем тихо: - Чем выше она заберется, тем больнее будет падать. Дождешься сладкой жизни, Овца… - Лириэль неспешно вышла из комнаты Хосты с высоко поднятой головой, с силой захлопнув за собой дверь. «Держись, Овца, на углях танцевать будешь…» ** Рыночная площадь, широкая, обычно пестрая в торговые дни, сегодня казалась пустой и безжизненной. Открытыми остались лишь немногие лавки – прочие были свернуты до воскресенья. В субботу тоже был народ, но немного, а в пятницу, как попала сюда Агнесса, и вовсе почти никто не явился. Но Хоста знала, когда посылать девицу: в такой день у пекаря остаются не сбытые булки, уже черствые и невкусные, зато в три раза дешевле, чем в рыночный день. Охотников до несвежего всегда хватало: и овощи, теперь редкие (так Флосси проговорилась), и все тот же хлеб можно было достать за бесценок. Крупы и прочую снедь почти не уценивали, разве что сыр и творог, но их нынче расхватывали в срок, до пятницы такой товар редко долеживался, да и стоило все это, нужно сказать, не пару медяков. А теперь Агнесса торопилась: и ей Хоста может выдать перцу, если та не выполнит всего в срок. Она задержалась у кузнеца, потом прятала раздобытое оружие, потеряла не один час. Теперь же, когда она попала на площадь, мало того, что открытой оказалась лишь одна лавка, так еще и дожидались ее уже одни наименее съедобные остатки, что и сгодятся теперь разве только на сухари. Зато Агнесса отдала за некондицию лишь одну мелкую монету, а не двадцать пять, как рассчитывала хозяйка. Поначалу девушка хотела забрать остаток себе, но, во-первых, Хоста и поверить сподобится, во-вторых, она обязательно придерется к каменным булкам, в-третьих, может и похвалить Агнессу, что деньги назад принесла, а это будет лучше всего. Права была покойная Натриль, когда рассказывала, как усыпить бдительность узурпаторши. Конечно, Агнесса хваталась за каждую монету. К мешочку в столе, забитому теперь под завязку, добавились еще два таких же: один полный, в другом недоставало всего половины горсти. Всю мелочь девушка обменивала на крупные кругляки, ибо в тайнике стало уже тесно. Преодолев приступы отвращения к самой себе, она научилась точно срезать точеной монеткой матерчатые кошельки, таскала деньги из мешочков торговцев, да и у просто зазевавшихся прохожих. Неуклюжая Агнесса, которую Сергей, бывало, называл неувязком, отправилась вслед за той самой лентяйкой. Сама она почти ничего не тратила, только разорилась на простое платье, которое ей все отказывались продавать, да на деревянный гребень в два ряда. Обычная расческа с редкими зубцами пышных, пусть и коротких кудрей не прочесывала. Все остальное откладывалось до побега. Вот когда деньги пригодятся! Она с благодарностью и грустью порой думала о своей несостоявшейся соседке. Хорошая была девица, красивая. Главное, добрая. Самое мерзкое, по мнению Агнессы, было то, что Натриль после смерти никто ни разу так и не вспомнил, будто и не было ее вовсе. Никого ее кончина не огорчила, словно даже не человека не стало, а собака подохла. Да и собаку часто жалко до слез, а тогда никто не опечалился, только Хоста отчего-то напилась. «Человек жив, пока жива память о нем...» - гласила надпись на памятнике неизвестному солдату. А у Натриль нет памятника. «…Даже имени не будет…» К чему сейчас ей имя? Но хоть толику уважения она заслужила? Вон, лекарь, живет, угрызениями того, чего нет, не мучается. И Хоста весела, здравствует себе. А у девчонки отняли еще нерожденное дитя, а потом и саму заложили камнями… Агнесса нашла захоронение. С трудом, но нашла. Она говорила с могильщиками, узнавала, где только могла, даже пару монет пришлось отдать зазря. И один парень вспомнил девчонку благодаря прекрасной копне волос: «…ах, да! Волосы у той, как шелк разлетались, я никогда таких раньше не видел. У матушки моей – жидяк жидяком, а тут – грива, как у коня. Правда, зелена была девица, но мертвая – что за вопрос…» Обычный холм в долине, сквозь камни уже вовсю проросла трава, будто под ними и не было ничего, только почва да семена. Сверху громоздился плоский валун. И все. Высокое синее небо. Тишина. Пустота. В долине не высился лес из крестов. Правильно, откуда им взяться? Только кое-где, видимо, для тех, кто знатнее и богаче, возведены усыпальницы, будто бесполезные горестные и величественные храмы, украшенные резьбой и краской. А у Натриль, как и на тысячи других могил, были просто камни. Камни и трава. Кое-где прорезались и цветы, но девушка видела их редкие чахлые лепестки только по левую сторону тропы. Агнесса приходила туда еще раз, когда добыла в хозяйском чулане посудину с красной краской. Из чего была та краска, Агнесса понятия не имела - субстанция, что называется, без вкуса и запаха. Чтобы проверить, насколько стоек цвет, она поставила кляксу в помывочной. Краска не оттерлась. Хоста потом долго допытывалась, кто же похитил драгоценное вещество. Конечно же, никто не признался… Девушка соорудила из лоскута и щепки подобие кисти и, вновь пробравшись к могильному холму, выщипав загораживающую плоскую плиту траву, аккуратно вывела на ноздреватом камне по-русски: «Натриль». Годы жизни девчонки были ей неизвестны, она поставила лишь одну дату, да как могла щепкой нарисовала два сердца – одно в другом, будто память о причине… Потом она сказала камню «спасибо», положила сорванный неподалеку белый букетик и ушла. Больше Агнесса в долину не возвращалась. *** День для побега был определен для Агнессы неудачно, но здесь выбирать уже не приходилось. Покидать город она вынуждена будет зимой, в начале января, когда в этой стороне спускается самый холод, а из провизии остается лишь хлеб, мясо, да крупа. И, к слову, мяса Агнесса у Хосты ни разу не едала. Изредка (и это казалось небывалым счастьем для любого, кому отломится такая чашка), во все такой же невнятной похлебке со вкусом недоваренных медуз попадался кусок жира неизвестной природы. Еще реже – жир с мясной прослойкой. И только. К тому же, в тарелку девушки злопамятная Тора старалась наливать все больше жижи. Все чаще на столе появлялись лишь картошка, да ячка-размазня. Ломоть сыра был праздником, а лежалая морковь, или иссохшая почерневшая репа – подарком. Агнесса здесь всегда была голодна. Но зимой даже сама Хоста не наедалась досыта. Бывало, конечно, что Агнессу угощали в трактире: однажды ей досталось крылышко запеченного цыпленка, а в другой раз – уже надкушенная ножка. Агнесса не брезговала. До того ли? Но самым щедрым обедом в праздник осеннего равноденствия стала приличная плошка тушеной с маслом капусты и добрый кусок поросячьего бочка, лихо отхваченный явно нежадным господином. Были и другие пиры, но уже более скромные и постные, где трапеза ограничивалась лишь тертой редькой, хреном, да гречей с хлебом. А дома они с Аллой готовили свинину в кисло-сладком соусе… Агнесса безнадежно тосковала, вспоминая о прежних днях. Страдала ли она здесь от одиночества? И да и нет. Друзей девушка тут так и не завела. Хорошие знакомые, пусть теперь и так себе приятели из числа военных не в счет. Местные девицы на нее по уже сложившемуся обыкновению злились, даже те, с кем ей пообщаться и вовсе не пришлось. Снисходила до нее, бывало, только Флосси, да и то, когда больше никто их вместе не видел. Но не это огорчало Агнессу – она не искала общения с работницами Хосты, скорее, она скучала по дому. По своему настоящему дому с вечно брюзжащей Аллой, с вечно пропадающим на работе Сергеем, с вечно линяющим белым котом, с вечным засохшим обкусанным фикусом… Когда ей становилось и вовсе тяжело, она старалась не плакать, лишь снова и снова разглядывала небеленый свод потолка, пытаясь вообще ни о чем не думать. Она обещала и дому, и Алле через все времена и пространства: «Я вернусь. Я обязательно вернусь!» Именно в первых числах января в Рохан выступал торговый караван из нескольких груженых под завязку подвод. Но то отправлялась не провизия – все больше металл, оружие, мрамор и что-то еще – Агнесса не шибко интересовалась, что именно везут купцы. Конечно, ей бы стоило примкнуть к веренице фур с продуктами, что вышла осенью. Но тогда у нее не было ни нужных знакомств, ни достаточного капитала. Да и услыхала о караване она в последний момент, все равно не успела бы. Но после того и Хоста стала чуток лояльнее – успокоилась, мол, никуда не денется девица, не сбежит. Теперь же день она знала четко, как то, что солнце поднимается на востоке, а заходит на западе. Нехороший день, невыгодный – среда. А ограбить Хосту следует в понедельник, ибо уже во вторник казна значительно похудеет. А знакомый гонец, который и соблаговолил отрекомендовать девушку одному из торговцев, видать, прочуяв, что к чему, заломил за услугу цену и вовсе несусветную. До лета ни одного каравана больше не будет. Агнесса могла с уверенностью заявить, что не будет их и летом. Нужно выкручиваться сейчас. Едва Агнесса возьмет хозяйские сбережения, в доме уже нельзя будет оставаться. День еще не взойдет, когда Хоста хватится. И дозорных на поиски вышлет, посулив деньжат с найденного, и прочие девицы с круглыми глазами забегают по подворотням… Домовладелица – не дура, сразу догадается, что «девка с земли конников» захочет отправиться к своим. Как трудно будет пробраться к подводам незамеченной! Тем более, ее всегда выдадут очки. Но, самое главное, где отсидеться лишний день? Ведь если ее найдут, все оставшееся ей время она проведет в каземате. Если выживет… О том, что будет, если ей не удастся загаданное, она вообще не хотела думать. «Все получится», - успокаивала она себя. На подранном лоскуте угольком, опять же, по-русски был составлен план, а в соломенный тюфяк зашита походная котомка с крестьянским платьем и мужскими шароварами, упертыми как-то с все той же рыночной площади. Загодя из остатков размочаленной ткани были навязаны три пары носков, которые, будто по мановению волшебной палочки исчезли из выдвижного ящика в середине декабря. Стоит отметить, что зимой от холода страдали все. Лишь Хоста имела плащ с меховым подкладом, да у Лириэль было некое подобие сюртука. Все остальные кутались, кто во что горазд. К тому же, дальние помещения и вовсе не протапливались центральной печью, а от камина в соседней комнате лишь немного прогревалась стена. Агнесса спасалась, укрываясь вторым соломенным матрацем, оставшимся от Натриль. Но морозный воздух располагал к хвори, а от любимого ксимелина пришлось отказаться почти сразу же – где здесь взять такие капли? Заветный пузырек отправился в неприкосновенный запас, а сама девушка еще неделю мучилась головными болями без возможности дышать, как положено. Мерзли руки, мерзли ноги. И каким же потрясением для нее стала пропажа носков! Но выяснилось все быстро – их реквизировала сама Хоста, и уже успела кому-то «толкнуть». Зато Агнессе теперь была выдана настоящая пряжа, кажется, скрученная из прочных крапивных стеблей. Девушка восполнила свою потерю, перепрятав уже носки в тюфяк. На нитках хозяйка не экономила, и скоро весь дом утеплился рукоделием Агнессы. Не отказалась от самопальных носков и Лириэль, но своего отношения к девушке не изменила. *** На зимнюю ярмарку, развернутую в воскресенье перед отправкой каравана, Тири шла, как ребенок в цирк. Она улыбалась и глазела по сторонам. Сегодня стражников можно не опасаться – дороги открыты. «Эх, что будет завтра!» - с тревогой думала про себя Агнесса. Теперь она была максимально собрана и недовольна, что хозяйка отправила именно ее. Драгоценное время уходило, а она еще не все успела припасти. Одной из самых больших забот, помимо всего прочего, стала невозможность запастись провиантом. В доме его не спрячешь, а в тайном убежище оставленную буханку за неделю сгрызли мыши. Потому все связанное с едой она решила отложить на последний момент. Но даже в этом деле вылазка на рынок могла статься полезной. Базар кипел. Отовсюду раздавались скрип и стук колес, брань, смех, просто разговоры, среди которых отдельного голоса было и вовсе не разобрать. Порой всеобщий гвалт перекрывал металлический звон, будто били в гонг. На секунду народ затихал, чтобы после загалдеть с новой силой. От главных ворот на чахлых лошаденках время от времени прибывали крестьяне, привозили с собой экзотические для зимы овощи – тонколистую капусту да золотистые шарики лука, пахнущие свежим деревом плетеные короба, корзины. Но все перебивал одуряющий запах свежего хлеба с оттенками кислого молока. Девушек обступила разношерстная толпа. Праздничных одежд тут почти не было. Кому придет на ум зимой рядиться? Лишь у некоторых дам талию перетягивали цветные косынки и шали, да сразу видно было людей побогаче, военных и знать. Камзолы и мундиры тут же становились объектами зависти. Простые девицы в надежде стреляли лукавыми глазками, да все без толку. Агнесса подумала, что сюда непременно должна явиться Лириэль. Сама, без поручения. Да и Хоста вряд ли пропустит ярмарку. С одной стороны, Агнессе следовало бы бояться, что хозяйка потратит все деньги сейчас, но основной разгул ярмарки ожидался только во вторник, все лучшее приберегают для него, да и Хоста ничего не берет сразу – только приценивается. Взгляд девушки блуждал по плотной движущейся толпе, но знакомые силуэты не отыскивались. Зато впереди маячили уж больно наглого вида явно небедные мужички. Вон и кошели полные к поясам пристегнуты… Агнесса зажала меж пальцев острую монету. Хорошо тут можно поживиться! Народу оказалось много. Хотя лавки теперь и не были забиты товаром до отказа, были здесь и матово-белые россыпи муки, и мелкий шероховатый бисер круп, и нефритовые шарики гороха в расставленных мисках, и картофельный развал, и даже свежие, ароматные пучки петрушки, невесть как оказавшиеся здесь зимой, зазывно зеленели на прилавке. Правда, стоили они баснословно, в цену мяса, если не больше. И брали их с неохотой. По золотому тарифу шел мед, но и его было немного. Румяными глянцевыми боками рыжели пузатые тыквы, парили котелки с кашами и похлебками, что варились на низких очагах прямо тут, на площади. С лотка мясника пялились страшные поросячьи головы. Сегодня у него была и вырезка, и бульонные кости, и копытца, и лярд. А в обычный день кроме нутряного жира и не купишь ничего. Тири все еще вертела головой, когда Агнесса уже успела разжиться небольшой пригоршней монет. Им было велено купить картофеля и свиных ребер. Истинно знатный будет сегодня обед! Сама девушка уже приобрела все, что ей требовалось. Пока товарка отправилась затариваться, Агнессу в толчее вынесло к текстильному ряду, подле которого высилась единственная здесь ювелирная лавка. К батмарю подходили все, как на шикарную выставку, но никто ничего не покупал кроме меди и латуни – серебро да золото простому люду было не по карману, да и драгоценный метал нынче оказался не ко времени. Тонких дел мастер, щуплый, с профессиональным прищуром, смотрел без интереса – сегодня вряд ли будет хороший торг, вон ведь, одна чернь ошивается да слюни пускает. Подошла и Агнесса. Раньше ее не интересовали побрякушки, но так давно она не видела рукотворной красоты, что в ней дрожащим огоньком разгорелось любопытство. И, вопреки ожиданию, тут было на что взглянуть. Золотые завитки брошей спиралями обвивали неизвестные сверкающие камни, серебряные иглы пронзали дорогой бархат, скрепленный изящными кольцами фибул. Девушка засмотрелась – массивные серьги, элегантные браслеты, поблескивающие вкраплениями драгоценных камней диадемы и обручи – она никогда не видела подобных украшений, такие носить не то, что знати – королям. Агнессе, конечно, казалось безвкусным, когда ее подруги увешивали себя многочисленными цепочками с крестиками, подвесками с именами, ангелочками – всеми сразу. Так они походили на елки, наряженные гирляндами, разве что лампочки на них не мерцали. Возможно, потому она сама ничего подобного не надевала. Но у местного мастера, видимо, и вправду золотые руки, раз такое искусное плетение вывел, что и блондочницы изошли бы на зависть. Особенно Агнессе понравилась одна вещица – брошь – тонкое кружево золота с зелеными капельками хризолитов. Да и лежит с краю… «Нет, - строго одернула себя девушка, - ее не продашь тут. И так денег хватит, если хозяйское прибрать грамотно». Она продолжала въедаться взглядом в брошь. Красивая… А тут еще ювелир поднял стекло, чтобы продать стальное кольцо… По дурости ли, или просто повинуясь сиюминутному порыву, но она схватила брошь с бархатного ложа. И это был первый раз, когда она украла что-то не из-за нужды, а просто так, приглянулось… Нельзя… А стекло уже опустилось, брошку на место не вернешь. И пропажу не заметили, или… Подозрительные взоры. Агнессу лихорадило. Сейчас ее поймают, сейчас увидят. Если уже не увидели. Шаг назад. Кожа пылает под укоризненными взглядами. Золото жжет руку. Назад, еще и еще. И будто внимание всего мира устремилось на нее, каждый готов бросить камень в воровку. В страхе она до боли сжала кулак с добычей, так, что брошь едва не погнулась. Шаг назад. Прочь отсюда. Пот застилает глаза, мелкая дрожь… Прочь, уйти. Еще два шага. Она уже отвернулась, как вдруг по спине молнией прошелся огонь. Агнесса упала. Под чьи-то ноги слетели очки. «Воры!» - заголосил кто-то. «Вон там, держите!» - откликнулись с другой стороны. Толпа вокруг ревела, сквозь пелену в глазах Агнесса видела лишь сотню башмаков вокруг себя, а туман в голове, от боли подсвеченный красным, не давал сосредоточиться… «Все пропало». Ее кто-то схватил, поднял на ноги, куда-то поволок… Угловатый кусок темной мешковины перечертил бесцветное небо. Тень, будто от огромных скрюченных высохших кленовых листьев. Холодный ветер, могильный… Утро разом помрачнело, словно вернулась, потряхивая стылым свинцовым одеянием, ночь. А потом и вовсе калейдоскоп серых обрывков: пыль, она вновь валяется на мостовой, оцепенение, ужас. Все кричат, бегут, падают… Страшный вой, жуткий, мертвый, такой, что хочется зажать уши. Не помогает. Кажется, крик пронзает сердце, разрывает перепонки. От него по венам вплоть до горла течет лед, и режет болью рана на спине… Огромная тень черным полотнищем летит сверху, будто на город вот-вот рухнет метеорит… Тишина. Сладкая тишина, благодатная. Звонкая тишина, не слышно и чьего-то дыхания, будто воздух исчез, и с ним пропали все звуки, пылью осыпавшись на мостовую. Все боятся поднять голову. Все боятся и шевельнуться. Все боятся. Страх, как запах плывет над площадью. Страх громче звука. Страх сильнее. Ее больше не стали поднимать, не до того всем было. Чуть опомнившись, она вскочила сама и чуть ли не по головам стрелой метнулась в ближайшую подворотню. ** - Ты это видела? Ты слышала? Я так испугалась – душа в желудок провалилась! – возбужденно тараторила Тири, - а, да… - протянула она, вспомнив о чужой вещице - на, я нашла. Смотрю – вроде твои. И как не раздавили? На ладони девицы лежали очки Агнессы. От пережитого ужаса девушка даже не обрадовалась этой находке, но Тири поблагодарила. - Тебя, - начала было соседка, - вроде, того, схватили? - Глупости, - отрезала Агнесса, поежившись. К содранной на спине хлыстом коже неприятно прилипало платье, девушка постоянно поводила плечами и морщилась – нехорошо перед долгой дорогой так получить. Но Агнесса все же старалась не выдать себя и продолжала вполне спокойно, вкладывая в голос всю актерскую убедительность: - Я сама побежала за воришкой, и кричала чуть ли не громче всех. Стражники перепутали. А в сутолоке кто разберется? - Ну да, - Тири, кажется, поверила ее словам, - жаль, праздник испортили. Во вторник, говорят, вновь все развернут, только бы Хоста пустила. Тири всех реже доводилось бывать на рынке, потому каждый такой поход для нее был, будто свое маленькое торжество. И правда, чему еще здесь радоваться? - Слушай, попроси Главную взять меня с собой, а? – девчушка, которая сейчас выглядела и вовсе подростком, смотрела на Агнессу умоляюще. Она и не подозревала, что для нее не будет никакой ярмарки во вторник, но в глазах Тири все же сияла надежда: - Попроси, чего тебе стоит, я и стекла твои нашла. С тобой она отпустит, тебя послушает. Ну пожалуйста… - Хорошо. Тири аж засветилась, будто счастливая лампочка внутри у нее загорелась, но мрачным боем сверху отчетливо донеслись чьи-то шаги, после чего с грохотом захлопнулась дверь. *** Следующий день Агнесса провела, как на иглах. Она ежеминутно боялась, что вот-вот за ней придет кто-то из стражей. Она вздрагивала от каждого хлопка двери, нервно озиралась по сторонам. Но при ней никто из чужих не появлялся, да и Хоста будто намеренно завалила ее таким количеством поручений, которые ей одной и за два дня едва бы осилить. Девушка сразу же «забила» на большинство из них, благо среди прочего хватало и беготни по городу. Условившись с купцом, отдав к тому же почти все свои сбережения, она втихаря перенесла в его повозку все свои вещи, да кое-какую снедь, купленную-таки накануне на рынке. Она оставила себе только простое платье, да поддела теплые штаны. Ближе к вечеру Агнесса отправилась за мечом. До заброшенного дома она добралась без труда, но там ее ждал очень странный сюрприз: ни стульев, расставленных рядами, ни потрепанного временем гобелена не было. Гулкая комната оказалась пуста. Агнесса бросилась к тайнику у заваленной двери. Облегченно выдохнула – на месте… Вот и крошки от сгрызенной буханки, мышиные следы и помет, ее собственные отпечатки на пыльном полу. Но никаких следов от шатких кресел, ничего. Перекладина на окне все так же забита, не заметно, чтобы ее трогали. Испарились они что ли? Мистика. А вдруг ее выследили? Тогда где теперь ей прятаться? Ладно, еще не вечер. Это единственное доступное ей убежище. Что ж, она понадеется на лучшее. Многое нужно еще успеть. Темнеет рано, следует поторопиться. Подумать можно и по пути. Кстати сказать, о крылатой твари судачили весь день, кто открыто, а кто и с оглядкой. Агнесса, конечно же, догадалась, что это и был назгул, но помалкивала. А ее никто и не спрашивал. Тири отчего-то снова воротила нос, но девушку это уже не тревожило. Волновала ее лишь безопасность пути, но купец уверил, мол, все в порядке, хотя Агнесса знала, что это не так – по слухам, торговые обозы часто становятся добычей грабителей. Но она прогоняла прочь и эти мысли, ведь впереди оставалось самое главное. Вечером Хоста отправила своих девиц по кабакам – работу никто не отменял, а особенно в праздничные дни. Агнесса отбрехалась тем, что на четвертый уровень ее отведут позже. Хозяйка как-то очень быстро отстала, а вскоре ушла куда-то сама. Начало складывалось вполне удачно. В доме все стихло, лишь Тора на кухне суетливо позвякивала посудой перед уходом. Пара минут, и она отправится к себе через весь нижний склон. Тщедушный мужичонка, по обыкновению работающий у них во дворе время от времени, запалил в столовой факел и удалился. Агнесса смотрела из темноты лестницы на опустевший зал. Плотные сумерки сгустились по его углам, а высокие стекла, будто в аквариуме, сдерживали глубокий синий океан подступающей ночи, и лишь единственный коптящий масляный светоч пускал по стенам огненных птиц вперемешку с черными бабочками теней. Девушка оглядывала подсвеченные янтарем столы и лавки, темную керамику пола. Сердце ее билось гулко и часто, она вцепилась влажными от пота руками в заусенчатое дерево перил. Нужно идти. Но она стояла столбом. Ноги будто вросли в деревянный настил. Бежать. Сейчас. Бесценное время уходит, Хоста может вернуться в любой момент. Она готовилась к этому полгода. Каждый свой день здесь она желала свободы, спала и видела, как покинет этот город. Почему же теперь так трудно сделать шаг? Агнесса знала почему. Назад дороги уже не будет. Этот факел – тот огонь, что сожжет за ней последний мост. Один шаг. Финал и старт. Хотя… она и здесь неплохо устроилась. Нет. Малодушничать будем потом… Сердце бухалось уже как бешеный паровой молот, с рук побежал пот, чуть ли не градом. «Решайся. Столько сил вложено, столько средств!» Она стояла. И тут перед глазами гнилыми болотными пузырями начали всплывать картинки, будто из тумана, по одной: орды жутких тварей, марширующие у стен, огромные вышки, полные клокочущей ярости, требуше, крошащие камень, словно детские сахарные пирамидки, гороподобные слоны… Внутри у нее все болезненно сжалось. Уходить. Быстрее. Она не останется здесь больше ни на минуту. И пусть сейчас страшно, потом будет еще хуже. Агнесса опрометью бросилась по коридору к комнате Хосты. В полумраке еще что-то видно. Дверь легонько скрипит. Ничего, никто не услышит, Тора ушла. Зажечь бы бронзовый шандал… Но свет может выдать ее, да и висит он на одном гвозде, не ровен час, сверзится. Ступая как можно тише, она приблизилась к окну. Где-то тут шершавая панель. Вот она. За ней – ниша. Длинные пальцы ухватили маленький мешочек. Хозяйка явно из тех, кто не положит все яйца в одну корзину. Тут со стороны донесся шелест. Агнесса насторожилась. Что это? Шаги? Она замерла, толком так и не вытащив кошелька. Нет, вроде тихо. Показалось… Она выдохнула и извлекла добычу. Но это только аванс. Главное – в шкафу. Агнесса отворила дверцу темной громады. Ключ она добыла еще утром - узурпаторша сама велела постирать ее вещи. Одно к одному. Замок отомкнулся с одного поворота. Так легко! Девушка не видела клада – слишком темно. Но пальцы безошибочно нашарили пять увесистых мешочков, заполненных такими нужными кругляшами, да небольшой шелковый футляр. На дне грудой валялась россыпь мелкой монеты, но Агнесса не стала ее собирать. Прихватив лишь основное богатство, она поднялась с холодного пола. Теперь уходить. Быстрее. Девушка обернулась. В дверном проеме, освещенном одним лишь тонким светом едва проснувшейся луны, стояла фигура, бледная, как призрак. От неожиданности Агнесса подскочила. - Далеко собралась, Овца? – надменное сопрано громом раскололо тишину. Мучительная минута, длинная, как век, резиновая, вязкая. Агнесса молчала, пытаясь унять дрожь. Руки от ужаса похолодели, и она с силой прижала к груди сумку с добычей. - Так-так, - девица чиркнула о стену спичкой и запалила новый факел. - Паршивая овечка желает покинуть стадо. Лириэль победно вошла в комнату, подобно греческой богине с олимпийским огнем в руках. Она ехидно улыбалась. Она была довольна, как кошка, которая словила самую зловредную крысу, за которую ей была обещана крынка сметаны. В кофейных глазах девицы цвел восторг. А у Агнессы от страха колени ходили ходуном, по свезенной коже неприятно побежали холодные капли. Серый взгляд беспорядочно шарил по освещенным рыжим углам и не находил спасения. Сознание уже рисовало картину беспощадной показательной расправы, которой она рассчитывала избежать, в которой она теперь, несомненно, захлебнется. Она стояла, бледная, как сыпучий чистый крахмал. Сердце заходилось, то и дело пропуская удары. «Еще не кстати рухнуть сейчас в обморок», - промелькнуло где-то на задворках сознания. А Лириэль смотрела свысока, обходя девчонку кругом. Она давно придумала свой план мести, хитроумный и жестокий. - Что молчишь? Снова онемела? – ухмыльнулась она. - Ты же сама хотела, чтобы я исчезла, - Агнесса пыталась хоть немного выровнять предательски скачущий голос, но воскресшая теперь змея изнутри сжала горло железной хваткой, мешая говорить. Лириэль вновь улыбнулась: - Представь себе, моя мечта сбылась! – торжественно вынесла она вердикт. – Ты и так натворила дел уже ни на одну виселицу, так что больше ты мозолить мне глаза не будешь. А из казематов ой, как редко возвращаются… - она картинно качала головой, будто жалея неудачливую девушку. - И, кстати, о птичках: я хотела, чтобы ты попросту сгинула, а не прихватила в приданное доход всего дома за целый месяц! Бежали секунды, Агнесса даже дышала через раз, не то, чтобы шевелиться. - Молчишь? – Лириэль поднесла факел к самому ее лицу. – А ведь тобой уже интересовались сегодня. Дозор приходил, говорили, ты ювелира обчистила… Агнесса не отвечала, лишь затравленно смотрела на девицу. Случилось то, чего она боялась больше всего. Мост сожжен. Сожжена и дорога вперед. Она попалась. Логичное и жуткое завершение ее истории. - Вижу – тебе не новость, - медленно продолжала циничная Лириэль, меряя маленькими шагами хозяйскую комнату, - скажи спасибо, я их повстречала и тебя отмазала. На сем спасибо и закончилось, можешь не благодарить, - девица сама засмеялась своей шутке. – А теперь выбирай, - милостиво смягчила она голос и выдержала значительную паузу: - Хосте тебя сдать, или сразу страже? А может, сама пойти желаешь к карателю? – Лириэль открыто издевалась. Ей, будто маленькому ребенку, получившему власть над какой-нибудь земноводной тварью, нравилось мучить ненавистную Овцу. – Что, не устраивают варианты? – она скорчила удивленную мину. – Тогда может отпустить тебя, а? Вместе с деньжатами? Как? Агнесса тихо вздохнула. И это не укрылось от острых карих глаз. - Опять не угодила. Что же делать? - рассуждала сама с собой девица. - Что ж, последнее предложение. За него будешь ноги мне целовать, - ее голос стал грубым, как у пропившегося мужика. – Ты возвращаешь деньги туда, откуда взяла, отдаешь похищенную брошку и все свои сбережения, до медяка! А сама валишь отсюда, чтобы тебя больше никто не видел. Уйдешь с караваном, - она уже почти шипела у лица Агнессы, - сбежишь за стену, сгниешь в темнице, зароешься в могилу – куда угодно! Но если вернешься, или тебя приведут назад – тебе конец. - У меня ничего нет, - девушку трясло. Пальцы до онемения вцепились в сумку, как в последнюю свою защиту. - Врешь! Я знаю, сколько тебе платят, а сколько ты Хосте отдаешь. Так все делают, но не у всех выходит обвести узурпаторшу вокруг пальца. А тебе удалось. Хе-хе… Почти удалось. Агнесса отрицательно качала головой, в тусклом серебре ее глаз читалась безысходность. - Ты опоздала. Я уже все отдала, - сипела Агнесса, и это была почти правда. - Значит, вернешь обратно, - безапелляционно отрезала бывшая соседка. – Ты - девка смышленая, раз такие комбинации крутишь. Но и поумнее тебя найдутся. Быстро положила деньги на место! – почти выкрикнула Лириэль, но от напряжения и ужаса руку Агнессы свело судорогой, она продолжала сжимать сумку, намокшую уже от пота. Влага сверкала и на ее лбу и от яркого пламени огня отсвечивала золотом. Девушка еще сильнее вжалась в стену. - Ты плохо слышишь? – Лириэль готова была уже разорвать злополучную девчонку, так та ее достала. Но теперь игра шла по ее правилам, а потому Овца должна все сделать сама. Сначала умница-Лириэль получит свою заслуженную награду, а уж потом выдаст воровку дозору. И, поминай как звали. Но перепуганная пройда не спешила выполнять распоряжение, все так и тряслась у стены. И Лириэль с досады все же дернула за сумку. Агнесса отшатнулась и, теряя равновесие, попыталась ухватиться хоть за что-нибудь. Под свободную руку попался незакрепленный канделябр, тут же слетевший с единственного гвоздя. Девушка хотела лишь отмахнуться от набросившейся на нее Лириэль, но вскинула его неудачно, и увесистый шандал пришелся противнице точно по голове. Девица упала. Следом, описав дугу, грохнулся на пол и ее факел. Агнесса в ужасе отпрянула. Она выронила подсвечник и закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Убивать из-за денег, из-за проклятых денег кого угодно, даже последнюю проститутку было для нее немыслимо. А то, что она сделала, хоть и не нарочно, иначе, как убийством и не назовешь. Сердце похолодело от отчаяния. Она не хотела убивать, она не хотела! Так вышло само. Агнесса заплакала. Ничто не стоит жизни. Даже ее свобода. Она рухнула на пол рядом с девицей, ткнулась лбом в свои колени. Сумка наконец выскользнула из ее пальцев, тускло звякнув металлом о камень. Невозможно… нет. И тут Лириэль зашевелилась. Сначала она непонимающе глядела по сторонам, а после, завидев воровку, начала чертыхаться: - Моргот тебя дери, Овца, - выругалась она, пытаясь привстать, - сдам тебя сейчас же... Лириэль продолжала в полголоса браниться, ощупывая голову. На ее скуле в полутьме наливалась синим неприятная, но не смертельная гематома. Агнесса поняла, что задела девчонку не так уж и сильно. Сказать, что с ее души свалился камень – ничего не сказать. Агнесса радовалась. Она даже тихо засмеялась, - засмеялась, захлебываясь слезами – нет греха на ее душе, нет крови на ее руках. Главное, стерва жива, а остальное – побоку. И лед оцепенения и ужаса отступил. Она почувствовала, что больше ничего не боится. Страх ушел в один момент. И ей пришло время уходить. Сознание теперь стало чистым и ясным, как морозный январский день. Она знает, что сейчас делать. До жеста, до мелочей. Больше ничего не стоит между ней и возможностью вернуться домой. А в том, что она вернется, Агнесса теперь не сомневалась. Главное, нужно выбираться из города, и Лириэль сейчас ей не помешает. Но напакостить она все же может. Значит, подхалимку Хосты нужно обезвредить. Агнесса со скоростью змеи кинулась на еще не пришедшую в себя девицу и вновь повалила ее, надавив на горло коленом. Лириэль захрипела и забилась. В следующую секунду Агнесса выдернула из ее блузы плетеный горловой шнурок, красивый, со стеклянными бусинами на концах. Та слабо сопротивлялась, но противница теперь оказалась проворнее. Этой тесьмой она связала контуженной Лириэль руки за спиной, а чтобы та не кричала, кляпом заткнула ей рот. Ноги спутать было нечем, и Агнесса сдернула с девицы тяжелую нижнюю юбку. Полотнище спереди – умна бестия! – чтобы ничего не звякало о скамью, когда садишься, сплошь было ушито крохотными кармашками с монетами, отчего наряд напоминал скорее боевую кольчугу, нежели девичье платье. Агнесса споро разодрала юбку. Лириэль брыкалась и мычала, глядя на то, как Овца забирает ее сокровище. Из ее карих злых глаз разве что искры не сыпались от ненависти. Но она уже ничего не могла сделать. - Самонадеянность, - горько улыбнулась Агнесса, стягивая ей щиколотки, - иногда – наихудший враг. Агнесса сунула все еще горящий факел в широкое горлышко кувшина. Он зашипел и потух, к потолку потекла сизая струйка дыма. Комната погрузилась в темноту. Минуты не прошло, как девушка тенью выскользнула из дому, оставив бывшей хозяйке пустой тайник, связанную фаворитку и погашенный светоч, который феерично спалил последний путь назад. По расчетам Агнессы, у нее было около получаса, прежде, чем ее примутся искать. Может, больше, а может, и меньше. Главное теперь – добраться до убежища, а там уж как судьба распорядится. (По желанию можно поставить трек: Antonio Vivaldi – Palladio) Когда девушка прокралась к пустому дому, ночь уже расстелила холодный чернильный бархат над городом. Она укутала луну и звезды кучевыми облаками, будто драгоценные камни спрятала в серую плотную вату, невольно помогая беглянке остаться незамеченной. Цветастое платье Агнессе пришлось снять прямо на улице, сменив его на обычное – теперь никак нельзя выделяться. Тайное укрытие встретило ее новой загадкой – стулья стояли все теми же неровными рядами, будто никогда и не исчезали вовсе. На стене все так же висел давно никем не тревоженный гобелен. Но свечу, зажженную на пару секунд, тут же пришлось потушить, дабы не выдать себя. Агнесса, к своему удивлению, не испугалась этой перемены, отчего-то она сочла ее добрым знаком. В темноте, на ощупь она устроила лежанку из стульев прямо под окошком. Там было не в пример холоднее, но зато у случайно заглянувшего дозорного почти не было шансов ее обнаружить. Она мерзла под тонюсеньким одеялом, но все равно смогла на пару часов задремать. Спала она беспокойно, вздрагивала от каждого шороха. К слову, ее убежище навестили под утро, но завернуть в заветный закуток никто не догадался. Ее искали. Стражники перетрясли торговые обозы и перевернули за ночь почти весь первый уровень, но следов воровки обнаружить им не удалось. Днем Агнесса все же выбралась в закоулок погреться в лучах такого редкого зимнего солнца. Она много думала и о Лириэль, о Тири, которая представлялась ей почему-то со слезами на глазах. Молодая еще девица… А о том, что произошло в злосчастном доме после ее побега, Агнесса боялась и помыслить. Время текло медленно, а ей оставалось только ждать и надеяться, что ее не найдут. К счастью, ждать немного, каких-то полдня. Ночью она проберется к обозам. Откуда ей было знать, что именно там теперь дежурила стража? Агнесса мелкими перебежками кралась от стены к стене, из закоулка в закоулок. Погода, к досаде, была ясной, луна счастливо сияла, будто новый фонарь. Агнессе приходилось снимать очки, когда она проходила даже мимо вусмерть напившегося бродяги. Она даже чуть заплутала в переулках второго яруса, но все же выбралась на главную дорогу. В неверном свете угасающей ночи ее было не узнать, благо, она догадалась для пущей обыкновенности туго скрутить свои кудри на затылке и повязать на голову простую косынку без орнамента. Скоро небо и вовсе поблекло, когда она пробралась к площади у главных ворот. Несмотря на ранний час, народу здесь хватало, девушке не стоило больших забот затеряться в толпе, в коей были, к сожалению, и знакомые – их пришлось обходить стороной. Агнесса едва не налетела на Хосту у входа на площадь – без очков-то совсем беда. Но вовремя даже не увидела, нет, почуяла неприкрытую злобу бывшей хозяйки и нырнула в сторону. Что ж, пришла узурпаторша, ищет; знает, что ее девка здесь. Но вот и она осталась позади – Агнесса все ближе пробиралась к повозкам. Правда, обозы охранялись с особым тщанием. Интересующая Агнессу подвода неудачно стояла прямо у дозорного пункта. Девушка все крутилась рядом, но подойти никак не решалась, она надеялась, что купец сам проведет ее, не зря же она выложила ему кругленькую сумму. Он девицу заметил, но подходить отчего-то не спешил. И Агнесса нервничала: время шло, уже налился розовым холодный рассвет, вот и возницы давно впрягли лошадей и уселись по местам, купцы устроились, как подобает, а про нее никто так и не вспомнил. Она металась от колеса к колесу, стража посматривала на нее подозрительно. И тут натужно заскрипели цепи, громогласно залязгали шестерни огромных механизмов, отворяющих ворота; вот уже первая подвода правит на выезд, часовые встали на изготовку… Агнесса в отчаянии кинулась к знакомой низкой повозке и взобралась на нее чуть ли не в последнюю минуту. Лошадь тронулась, а девушка юркнула под плотную, пахнущую пылью мешковину, укрывавшую товары. Совсем не о том она договаривалась с изворотливым торговцем! Но для спора нехорош был момент, и она затаилась на колючих железках, не смея и пошевелиться. А повозка уже катила вслед за остальными, бодро цокали по камню подковы, и Агнесса почти было успокоилась, когда с площади кто-то закричал: «Стойте!» В стороне загомонил народ, возницы сердито забранились, натягивая удила. Подводы остановилась, лошади недовольно фыркали. Кто-то тяжело и скоро подошел к низкой телеге, где пряталась девица, и одним движением откинул старую ватолу.