•
— И зачем Вам отгул на один день, диспетчер Нокс? — смотря поверх очков, сомнительно спросил Уильям Ти Спирс. Как педантичный начальник, он был крайне возмущен тем, что едва стоило отпустить проступок подчиненному, как тот сразу просит отгул. — Очевидно, Ваши сверхурочные вымотали меня, — с неуверенной улыбкой пролепетал Рональд, которая только рассердила бюрократа. Он навис над блондином, как грозовая туча, заставляя того немного попятиться назад и поднять ладони в жесте капитуляции. Тем не менее, Нокс твердо решил, что ему нужен этот отгул, потому был намерен стоять до конца. — Во-первых, — сквозь стиснутые зубы проговорил Спирс, — это Ваши сверхурочные, и я надеюсь, мне не придется напоминать Вам, по какой причине они были назначены. И тут — о, чудо! — кто-то возник за спиной начальника с вопросами, которые, по-видимому, без присутствия его величества ну никак не могли быть решены. Когда Уилл, обмолвившись парой слов в духе «скоро буду» с побеспокоившим его коллегой, повернулся обратно к Рону, губы у него от злости были сжаты в тонкую линию, а костяшки на пальцах, сжимающих секатор, контрастно белели. Вероятно, ему не совсем нравилось такое вмешательство в гневную тираду. — А во-вторых… — начал было бюрократ, но тут же едва слышно выругался про себя. — А, черт с Вами. Чтобы завтра в девять я видел Вас в отделе жнецов. И ни минутой позже! Блондин ликовал. Спирс с негодованием от вынужденного поражения удалился широкими шагами в сторону коридора.•
Бесшумно приземлившись на крышу успевшего стать ему неким камнем преткновения дома, Рональд увидел внизу рыжеволосый комочек. Саманта сидела на корточках рядом с клумбой, уперевшись подбородком в колени, и окучивала землю вокруг цветов. Ее яркие волосы разливались по спине, становясь как бы покрывалом и укрывая все вплоть от плеч до поясницы. Нокс хотел было театрально излиться в речах восхищения, но что-то его остановило. Привычные ухаживания ему казались тут совсем не к месту. — Я понимаю, что смерть должна приходить неожиданно, — вдруг сказала Сэм, поворачиваясь в сторону дома и попутно отряхиваясь. Девушка задрала голову, щуря глаза от солнца. — Но все же можно предупреждать? — Не думал, что заметишь меня, — честно признался жнец, спрыгивая вниз близ террасы. Ардерне не ответила, в смущенной улыбке возвращаясь к клумбе. Вокруг царила тишина, нарушаемая только гулом ветра среди колосьев пшеницы в поле. Рон совсем не хотел нарушать ее. Парень стоял поодаль Саманты и каким-то слишком по-человечески теплым взглядом исследовал ее движения. Вот она подхватывает одной рукой маленький совочек и прикапывает им землю к корню цветка, придерживая стебель второй рукой. У нее на удивление худые пальцы и тонкие запястья. Рон вспоминает ее цепкую хватку и почему-то улыбается своим мыслям. Волосы девушки с каждым движением переливаются на солнце огненно-рыжим. Вдруг одна прядь неосторожно выпадает из-за уха и нелепым движением Сэм пытается заправить ее обратно, но с руками, испачканными влажной землей, это сделать довольно трудно. Без лишних слов жнец выходит из тени дома под нещадно палящее солнце, присаживается к девушке и заправляет прядь ее волос. Его рука задерживается возле лица Саманты, и это заставляет ее вопросительно посмотреть на Рональда. У него по-детски восхищенное лицо, но взгляд до безумия серьезный. Она и сама не сразу заметила, как засмотрелась на глаза с желто-зеленой радужкой, в свете солнца показавшимися ей малахитово-янтарными. — О чем ты думаешь? — прищурившись, спросила Сэм, нарушив неловкую тишину. И впрямь, о чем он думает? Шинигами, призванный на службу собирать души умерших. Он подписался собственной кровью под договором о неразглашении их сущности, о невмешательстве в жизнь смертных. А сейчас он сидит напротив этой девушки и понимает, что ее небесно-голубые глаза не дадут ему просто так уйти. Он мог понять, коли она была бы особенной для мира жнецов личностью, подобно Марии Антуанетте. Но вопреки всему, в ней не было ничего особенного. Наверняка ее ждала такая же жизнь, как и остальных фермеров этой деревеньки на окраине Лондона. Может быть она встретит свою судьбу на овощном рынке благодаря счастливой случайности. Может она проживет долгую достойную жизнь и умрет в окружении своих внуков, а может муж окажется пьяницей и, забрав детей, обречет ее на смерть в одиночестве. Судьба — это своего рода лотерея, на которую никто не в силах оказывать влияние. И пускай жнец понимал все это, где-то в глубине его теплилось чувство, которое побуждало его ни в коем случае не покидать Саманту на произвол этой лотереи. Отгул, который Рональд так старательно вымаливал у Спирса, пролетел быстро. Весь день он и Саманта просидели на качелях под вековым дубом у дома. Девушка едва ли отошла от шока, поняв, что появление Нокса в ту ночь в ее комнате не было сном, и что он действительно тот, за кого себя выдает. Нокс рассказывал ей про мир шинигами, старательно в голове придумывая оправдания перед начальством, если то уличит его в несоблюдении договоров. Сэм не могла назвать себя доверчивой, но почему-то так искренне улыбающемуся и по-мальчишечьи дурачащемуся Рональду хотелось верить. Любая на ее месте, услышав от парня, что он — жнец, собирающий души людей, наверняка бы давно убежала, зарядив ему щедрую пощечину. Но рыжеволосая сидела, все так же завороженно наблюдая за тем, как периодически Нокс рукоплескал, рассказывая про педантичного начальника и эксцентричного коллегу в красном. — А ты помнишь себя, когда был человеком? — спросила Саманта, когда Рональд рассказывал о процессе перерождения из смертного в шинигами. Парень потупил взгляд и попытался вспомнить что-то из человеческой жизни, но тщетно. — Нет. — Печально, должно быть, — заметила девушка, устремив глаза в розовевшее от заката небо. — Не совсем. Саманта непонимающе посмотрела на Рона. — Когда перерождаешься, ты перестаёшь испытывать человеческие эмоции, — объяснил парень, приложив указательный палец к своему виску, — это сделано затем, чтобы мы могли без ущерба для своей психики собирать души смертных. — И ты совсем ничего не чувствуешь? Нокс задумался. Мог ли он однозначно ответить на этот вопрос? Ведь всем его действиям с того дня, когда он впервые переступил порог этого дома, должно было найтись объяснение. Объяснение тому, что уходившие за горизонт пшеничные поля, видные с высоких башен, каждый раз приковывали взгляд Рональда, что цвета неба и солнца всегда отражались в его сознании образом смертной девушки. С каких пор, в сердце жнеца, обнесенного нерушимыми стенами, поселилось что-то, что так и норовит пробить брешь? О таком нельзя было рассказывать в департаменте, поэтому он рассказал Саманте. Со всеми подробностями, как только мог жнец описал, каково ему было, когда она схватила его за руку или что посещает его, когда он смотрит на нее. Она назвала это чувствами. — Я бы с радостью стал вновь человеком.