Тысячу раз «Рад тебя видеть»

Они встретились возле памятника на центральной площади. – Добрый вечер. Рад тебя видеть, – вежливо кивнул Стивен. – Привет. И я тебя, – Эндрю сдержался, чтобы не улыбаться слишком широко. Он обнял Стивена. Его тело казалось ему каким-то твёрдым и неподатливым, словно у скульптуры, но в то же время крепким и надёжным. Он отстранился и чуть подождал, заглядывая Стивену в лицо, затем с тихим смехом приподнялся, чтобы поцеловать в щеку. – Что? – Стивен не понял его веселья. – Ты так забавно наблюдаешь за мной, так внимательно. Словно из часовой башни. Эндрю заметил, как уголки губ Стивена дёрнулись. – Обычно мне не хочется ни обниматься, ни вообще прикасаться к кому-либо, но ты пробуждаешь во мне желание делать это… Ладно. Что ж, мы можем идти в галерею, как и условились по телефону? – Да. – Я бы попросил разрешения взять тебя за руку, но не люблю, когда человеческие существа вокруг пялятся. Не интимно. – Ах да. Понимаю. Они пошли по освещённой фонарями площади, наполненной морозным воздухом. – Так ты драматург, Стивен? – Да, я фешенебельный лондонский драматург. – О боже… – Ну да. «Драматург» звучит как-то более вдохновлённо, чем «писатель», поэтичней, с придыханием можно произнести. Хотя я пишу не только драмы. Как же они мне надоели. Дело просто в том, что редакторы охотно публикуют лишь то, что я пишу левой рукой, пока пью чай в пять часов. А чтобы что-то серьезное, нетрадиционное у меня взять… В общем, это опубликуется после моей смерти, всё нормально. Да и много чего я просто не хочу публиковать, потому что это было написано для меня, слишком интимно. – Ох, понимаю. Так ты пьешь чай в пять часов? – Да, заходи в гости. У меня их пятьдесят видов. – Хорошо. В галерее проводилась фотовыставка на тему истории кроссдрессинга. На стенах были вывешены большие портреты мужчин и женщин. Мужчины сильно впечатлили Эндрю: большинство из них было накрашено тушью и помадой, с красиво уложенными волосами, одеты в необыкновенные блузы, топы или платья. Они со Стивеном разошлись было по разные стороны галереи, от восхищения забыв о существовании друг друга, но затем снова встретились возле портрета молодого мужчины с короткими завитыми волосами, с красной помадой на губах; его аккуратные ногти были покрыты розовым лаком. Ещё у него были завораживающие ореховые глаза, тонко подкрашены тенями и тушью. – Ах да, Эндрю. Я предупредил тебя, что это будет кроссдрессинг. Но всё же тема щепетильная. Если ты чувствуешь себя тут неуютно, идём сразу гулять. А то у тебя напуганное лицо. – А? Да нет, оно ещё не такое напуганное… Я просто впечатлён, возбуждён. Ну, эмоционально. – Перевозбудился? – спросил Стивен сочувственно. – Как всегда. Но я привык. Стивен надел очки, когда они вошли в галерею, и Эндрю сейчас стало как-то неловко. Он ощутил себя сопровождаемым, словно его привели в галерею лекцию почитать. Эндрю снова вспомнил тот прокол – когда он на весь дом сказал, что умные мужчины его возбуждают – в то же время он волновался. Сейчас Стивен точно начнёт сыпать какими-то словами, а Эндрю: «Что-что?» – Как вообще твоё самочувствие? – А? – Может, ощущаешь поднятие температуры, голова гудит? – Стивен мягко взял его за запястья, словно бы проверяя пульс. – Чуть-чуть. В границах нормы. – У тебя бывает такое, что давление резко повышается или падает? – Э… Ну, я бываю эмоционально нестабилен. Бывает, резко начинаю нервничать. Но это не от давления. Я понимаю, кажется, к чему ты клонишь, но у меня нет таких проблем. – А гормональные препараты ты принимаешь? – Нет. – Хорошо. Мне просто было интересно, извини, – Стивен снисходительно улыбнулся, снимая очки. – Ну что, зайдём в ресторанчик неподалёку, поужинаем? – Охотно. – Эндрю, а у тебя есть судороги? – А? Что-что? – Эндрю силился понять Стивена, но не видел вообще никакого смысла в этом вопросе. – Ах, прости, это прозвучало слишком резко. Прости, я просто любопытный. Кажется, словно интервью у тебя беру. Извини. – Да нет! – Эндрю совсем не хотел, чтобы Стивен чувствовал себя виноватым. – Я просто не понял, зачем ты спрашиваешь, вот и всё. Ну, я не знаю… У меня, кажется, были судороги, когда в детстве я ходил купаться в холодную реку. – О-о, – Стивен как-то странно на него посмотрел. Эндрю совсем растерялся. – А что такое? Почему ты спросил о судорогах? Стивен выдержал небольшую паузу, размышляя о чем-то. – Так у тебя нет эпилепсии? – Что?! – А-а. Я так и думал, что это в театре языки чесали. – Что-что?! – Нет-нет, это не стоит нашего внимания, просто слухи. Ненавижу слухи. – Кто это в театре говорит, что у меня эпилепсия?! – Эта ситуация совершенно не заслуживает твоего волнения, дорогой. Может, ты разок от усталости глазки закатил, а люди сразу, как упыри, с выводами своими. Они мерзкие, я говорю тебе. Даже если ты не знаешь своих соседей, это совсем не значит, что они не обгладывают твои кости за ужином, на Пасху. Но это вообще не заслуживает нашего с тобой внимания. Ты хорошо поел? Как себя чувствуешь? – Так ты пошёл со мной в галерею и в любой момент ожидал, что я мог шлёпнуться на пол и начать трястись?! – Я надеюсь, я бы тебя поймал… А что такого? Это нормально. Эпилепсия. Огонь в мозгу. Я знаю, что делать, если у кого-то приступ. Я просто не заметил браслета с надписью «судороги» у тебя на запястье, поэтому сразу усомнился в тех слухах. Но всё же решил спросить. – Ужас! – Эндрю спрятал лицо в ладонях. – Золотко. Не расстраивайся так. Не волнуйся, – Стивен дождался, пока ему подарят улыбку, и ответил тем же. – Мне надо кое-что тебе сказать, – затем предупредил он. Эндрю выпрямился. Тон Стивена не был слишком серьёзным, но всё же он, похоже, не собирался теперь шутить. – Если ты позволишь, назовём эту первую нашу встречу свиданием. – Вторую встречу. Да, конечно. – Хорошо. Извини, но я не мог сказать тебе этого в баре, мы тогда просто шутили друг с другом, чисто по-дружески, и было как-то не до этого. Тем более, приятели сидели рядом, было не интимно. Но вот, не буду затягивать, на первом нашем официальном свидании я скажу, что хотел бы быть с тобой в отношениях. Ты очень приятный. – О-о, – Эндрю весь порозовел. – Но подожди. Не относись к этому слишком серьёзно. Главное, не волнуйся. Если ты откажешься, со мной всё будет в порядке. То есть, я в этом уверен, потому что я уже взрослый и отвечаю за себя. Вот что, Эндрю. Отношения между геями предполагают физическую близость, сексуальную близость. Я не даю её партнёру, потому что я асексуален. Эндрю раскрыл рот. – Мы не сможем вступать в сексуальный контакт, по крайней мере, часто. Поэтому можем мы быть в отношениях или нет, зависит от того, насколько сильно ты нуждаешься в сексе. – А… Ну я… Сильно нуждаюсь. – Ах, я так и думал. – Ой, то есть, не настолько сильно! То есть… Ну… Подожди, я не могу выразиться… Думаю. Мне очень нужна физическая близость. Чувствовать человека рядом, обнимать. Ну и когда тела обнажённые, это классно. Подожди. Я всё еще не могу выразиться… Эндрю чувствовал потребность как-то пошутить. Почему-то ему стало очень горько. Это было странно, потому что Стивен ведь не признался ему, что имел какую-то болезнь, всё было в порядке. Но почему-то Эндрю именно так себя сейчас и чувствовал, словно ему озвучили диагноз. Словно близкий друг позвонил ему и сказал: «Я тяжело болен». Эндрю чувствовал, что это связано с предубеждениями внутри него, что это неправильно, ведь он умеет критически мыслить и воспринимать новое, но всё же ему было больно, и он не мог ничего с этим поделать. – Я расстроил тебя? – Стивен заметил его состояние. – Нет, ты… Ты очень правильно поступил. Спасибо, что сказал. Я просто осознаю. Я раньше никогда не встречал асексуала. Как это вообще? Я не знаю, я не изучал этого… Как это у тебя? Как оно работает? Оно что, не встаёт? Ой! – он ударил себя по лицу. – Ну и ляпнул. Прости, прости. – Я даже рад, что ты интересуешься, – Стивен подбодрил его улыбкой. – Физически всё работает. Просто физиологическое возбуждение для меня мало значит. Это словно позыв к еде. Чтобы лечь с кем-то в постель, мне недостаточно физиологического возбуждения, нужно эмоциональное влечение, духовная связь нужна. А это сложно. Мне нужны сильные эмоции, чтобы по-настоящему возбудиться, поэтому, разумеется, я не могу заниматься сексом каждый день. Для меня это не так же, как поесть. – А-а… Значит, для тебя это – «заниматься любовью». Очень интересно. – Это сложно. Я могу ощущать сильную любовь к человеку, но чтобы у меня возникло желание прикасаться к его обнажённому телу, нужно чтобы внутри меня произошло что-то. Ты бы назвал это «бурей». Мне кажется, это не зависит от меня, по крайней мере, я не могу управлять этим и вызвать это сам. Я не могу предупредить, когда именно эта буря возникнет, и как часто она будет повторяться. Последний раз это было больше года назад. Поэтому я предпочитаю знать, что партнёр не ожидает от меня этого, не ожидает сексуальной жизни со мной. Как ты? – А? Ну, ты так хорошо всё разъяснил, я… обалдел слегка. Послушай, – Эндрю наклонился ближе к Стивену и вдруг перешёл на шёпот. – Может, это из-за религии? – Что? – Ну, если ты верующий. То есть, мы оба мужчины и это нехорошо. Мы попадём в ад. – Не думаю. – У меня есть знакомые геи, они оба верующие христиане. У обоих родственники священники. И они не занимаются сексом, потому что это грех. То есть, они не могут жить друг без друга, но воздерживаются. А ещё постоянно молятся, чтобы Бог увёл их от искушения, держат пост и ничего не едят и не пьют по пятницам. – Ого. – У них очень сложно всё. Но они классные. – Понимаю. Я неверующий, мне всё равно. Секс не вызывает у меня стыд. Я просто не хочу его. И повторю, я не болен. У меня крепкое здоровье, и с гормонами всё всегда было хорошо. Тут дело в чувствах и духовности. А ты, Эндрю? Как у тебя с этим? Как ты пришёл к тому, что гей? Что ты чувствуешь к мужчинам? Ты мне очень интересен. – О, я бы рассказал, но… не в ресторане. Я могу завестись и начать громко говорить. Будет неловко. – Можем поехать к тебе? – К сожалению, нет. У меня сосед. – У меня нет соседа. – Я понял это, ещё когда у меня появились первые фантазии при мастурбации, – сказал Эндрю, отпив глоток отборного терпкого чая из коллекции Стивена. Стивен сидел в кресле, глядя на него с неподдельным вниманием. Эндрю был на полу, потому что ковёр, как он сказал, был очень приятным наощупь. – Замечательный чай, Стивен. Никогда ещё не пил такого горького и душистого. – Ты должен испробовать все виды. – Только предупреждаю, я могу пролить. Я постоянно что-то пачкаю или ломаю. – Ничего. – Так вот, о мастурбации. Боже, – вдруг Эндрю рассмеялся себе под нос. – Так непривычно говорить об этом в голос. Неловко как-то даже. Казалось, легче было бы написать. – Было бы очень интересно. Ты знаешь, я люблю читать. – Нет, писать я долго буду. Никогда не мог годное сочинение написать. Я лучше расскажу. В общем, о моих первых фантазиях. С разговоров мальчиков я понял, что они все до одного думают, как бы всунуть член в какую-то девочку. А у меня было не так. У меня было наоборот. – О-о, – не сдержался Стивен. Эндрю не понял, как расценить эту реакцию, но продолжил: – Я мастурбировал и мне в голову приходили фантазии лишь о том, как… Ах, неловко. Фантазии о том, как я принимаю чей-то член. То есть, когда я возбуждался, я чувствовал это не только членом, но и… Ну. Ну дыркой, короче говоря. – Анусом. – Да, так более по-научному. Тебе не отвратительно? Я подумал, ты асексуал и тебе, может, не нравится слушать о сексе. – Обычно не нравится. Но ты рассказываешь очень интересно. Не так как остальные. Пожалуйста, продолжай. – Ох, ну я фантазировал о том, как кто-то проникает в меня и… ну… – Совершает в тебе фрикции. – Да. Просто не мог подобрать синоним к слову «трахает». Это был даже не конкретный мужчина. А просто… Ах, я чувствую себя таким пошлым. – Просто фаллос, – снова помог Стивен. – Да. Я даже не думал о романтических отношениях. Мне просто хотелось, чтобы кто-то, прости, всунул в меня свой штырь. Но к мальчикам в школе меня не тянуло. Они все были какие-то смазливые, маленькие. А я хотел крепкий, сильный член. То есть, это сложно объяснить. Я вообще очень люблю мужской член… Благоговейно к нему отношусь… – О-о. – Мне хотелось заняться любовью с уверенным, статным мужчиной. Чтобы он засунул в меня свой член, и так я бы ощутил его силу и спокойствие. – Очень интересно. – Но таких не было. К тому же, я боялся. Поэтому я просто искал в доме всё, что было похоже на мужской член, чтобы принять это в себя. У меня не было вибратора, поэтому я использовал, что было под рукой. Но… У меня был большой страх. Мне, бывало, снились кошмары, что я мастурбирую, принимая в себя что-то фалообразное, и тут меня застукивает папа. То есть, если бы он увидел, как я дрочу себе член, всё было бы нормально: «Молодец, Дрю, мальчик мой, растёшь». Но когда твой сын удовлетворяет себя, как девочка… То есть, я имею ввиду, стереотипы. – Понимаю, – Стивену понадобилось время, чтобы переварить услышанное. – И как сложилось потом? Ты стал жить свободней. У тебя были партнёры, которые удовлетворяли тебя? – У меня не было партнёров как таких. У меня были недолгие связи… Ну… Это очень грустно. Я просто хотел физической близости… – А-а-а. – Они не могли дать больше. – Я понимаю. Они не обижали тебя? – Нет. Мне было приятно, когда в меня входил член. Ну, мне это просто приятно и возбуждает. Но… Это было как-то… Гадко. То есть, на самом деле удовольствие было не очень сильным. Сам себе я мог доставить и большее. Гадко было осознавать, что это был просто член. То есть, я не смотрел на них во время этого и в моей памяти едва держатся их имена. Мне очень грустно об этом думать. Да и… Это сование члена… Я люблю член. Ну сунуть я и сам в себя могу… Они словно использовали меня вместо руки. Это тяжело. – Извини, что расстроил тебя. – Нет, это не ты. Стивен помолчал, а затем произнёс: – Ложись на кровать. Это прозвучало так нежно и глухо, что Эндрю сглотнул. Стивен смотрел на него спокойным, уверенным взглядом, и Эндрю ощутил, как внутри у него что-то приподнялось. Он присел на край кровати, которая стояла в этой же комнате, затем медленно опустился на спину, заняв правую сторону. Стивен поднялся с кресла и, подойдя к нему, взял за руку. – Как себя чувствуешь? – Хорошо. Разве немного грустно. – А-а. Сейчас. Подожди минуту. – Нет, не уходи. – Я меньше, чем на минуту. Стивен вышел, и Эндрю услышал, как на кухне открывается какая-то полка. Он вернулся с раскрытой упаковкой шоколада. – Нет аллергии? – Нет. – Хорошо. Я люблю есть чёрный горький шоколад, когда читаю. Он поднимет настроение. Возьми эту половинку. Эндрю послушался и откусил немного. Стивен лег на левую сторону кровати, при этом слегка касаясь тела Эндрю, пока устраивался. Эндрю почувствовал, что его ладонь поглаживают, и взял Стивена за руку. Тот начал гладить другую его руку, пониже локтя. Эндрю был в футболке и чувствовал его прикосновения обнажённой кожей. – Тебе и правда не было неприятно слушать то, что я рассказывал? – спросил он тихо. – Нет, мне нравилось. Ты очень вдохновлённо говорил о члене. Я даже возбудился. – Ты возбудился?.. Ого. – Но это не значит, что я сейчас накинусь на тебя, как обезьяна. Возбуждение – это просто приятно. Часто мне ничего не надо с ним делать. – Оно приятно, да. – Ты успокоился немного? – А? Да. Чай, шоколад. Это всё было очень кстати. – У меня есть ещё кое-что. Эндрю и не заметил, когда между ним и Стивеном вдруг появилась книга. Её вид почему-то вызвал у него смех. – «Театр» Сомерсета Моэма. Напомнил мне о тебе. Я буду читать, пока ты не заснёшь. Тебе удобно? – Обними меня, – попросил Эндрю. – Мне кажется, ты читаешь быстро. Читай мне медленно. – Хорошо. Эндрю ощутил поцелуй на макушке. Его охватило глубокое спокойствие, словно бы он лежал с кем-то из родителей или со старшей сестрой. Или с самим богом, может быть. Бояться было нечего. Сонливость окутывала его, и он опустил веки, блаженно отключаясь.