Тысячу раз «Рад тебя видеть»

– Она позвонила мне посреди ночи, потому что ей было плохо. Она сама не знала почему. Затем решила, что ей грустно от одиночества. Я посочувствовал, конечно. Сказал, что такое чувство, бывает, приходит, когда на улице теплеет. Эндрю и не заметил, как присосался губами к стакану, наблюдая за двумя мужчинами, только что вошедшими в зал. Одного из них, рыженького и голубоглазого, он уже немного знал, а второй, статный мужчина в пальто и шарфе, был для Эндрю незнакомцем. Неосознанно Эндрю чуть пригнулся; ладони его вспотели от нервов: лицо того мужчины казалось слишком умным, то есть, слишком-слишком. Возможно, он даже зануда. Хотя, надо признать, приятный зануда с нежным глухим голосом. И Эндрю вдруг разволновался чуть не до слез, что ляпнет сейчас что-то и то ли покажется полным идиотом, то ли опростоволосится. Ну вот, спросит его мужчина, к примеру, кого он как актёр мечтает сыграть? Какая его великая роль? Эндрю ответит: «Гамлета». Мужчина поинтересуется: «А почему именно «Гамлета»? Что ты думаешь о Гамлете?» А Эндрю такой: «Не знаю! Я просто хочу его сыграть». Мужчина: «Ты, видимо, ознакомлен с тем, как множество других актёров играли Гамлета до тебя. Расскажи мне, что ты думаешь». Эндрю: «Ах…» Он ничего не думал, ни с чем он не знакомился, он привык поступать по наитию. В общем, он точно покажется дураком, и это уже делает его очень нервным, нервным, нервным… У него сумбур. Хотя он когда-то сказал маме, что от умных мужчин у него оргазм. И папа это слышал. Вот это он ляпнул тогда... – Она продолжила разговор, – незнакомец в шарфе рассказывал свою историю, подходя с другом всё ближе к столу, за которым сидел Эндрю. – Сказала, ей очень-очень надо с кем-то поговорить. В общем, кульминация нашей беседы была вот какая. Она призналась, что не получает удовольствия от секса. И в этом, мол, весь корень ее плохого настроения. Меня от одного этого слова перекосило. Я говорю ей: «Анечка, ты должна понимать, что я не собеседник для таких разговоров. Я не буду разбирать это всё с тобой, так сказать, графически. И почему бы тебе вообще не заняться чем-то продуктивным? Дорогая, ты же всегда хотела побывать на Берлинале. Куда подевался этот энтузиазм?» То есть, я был уверен, что она хотела развести меня на пошлый разговор посреди ночи. Ах, ещё в десять лет я заметил, что люди вокруг какие-то низкие… – он произнёс это, стоя напротив Эндрю. – Стивен, это мой друг из Дублина Эндрю. Эндрю, это мой друг из Лондона Стивен, – общий знакомый представил их. Эндрю тут же вскочил с протянутой рукой и тёплой улыбкой. – Приветствую, друг из Дублина. Рад тебя видеть. – Привет. Спасибо. Это взаимно, – Эндрю выдохнул, и они сели. Всё было нормально, казалось. Ну, разве что был один нюанс: за другой частью стола их друзья радостно общались, и кто-то даже тихонько спел: «Наливай! Наливай! Наливай!» – в то время как Эндрю и его новый приятель Стивен как-то богобоязненно пили простую водичку. Эндрю опять начал нервничать. Вспотел. Он хотел заговорить со Стивеном, но тот словно бы отключился от окружающего. – Стивен, мы тут любовь обсуждаем. Не хочешь сказать что-то на тему? – позвал его рыжеволосый мужчина. – Ох да. Любовь – это чудесно, – ответил Стивен, не поворачивая к компании головы, вытягивая из сумки блокнот с карандашом и устраивая эти принадлежности на столе. – Вот противный! – донеслось из другого конца, и ребята беззлобно рассмеялись. – Ты сюда не писать и читать пришёл! – Да… – ответил Стивен пространственно, кладя на стол футляр с очками, но не открывая его. Затем он начал писать в блокноте. Эндрю почувствовал себя неловко, а затем поник. Стивен было бросил на него изучающий взгляд, но затем снова углубился в свою работу. – Друг из Дублина, – всё-таки заговорил он вскоре. – Насколько хорошо ты знаешь ирландский язык? – Плохо. Я говорю по-английски. – Но у тебя есть акцент. – Ну… Потому что у моего папы он есть, наверное. Дома мы разговариваем по-английски. – Понял-понял, хорошо. Просто я его тоже порядком не знаю, но думал, с тобой сейчас подучу. – А-а… Ну прости. Если хочешь, я познакомлю тебя с моим папой, он разговаривает. – Как-то попозже, – улыбнулся Стивен, возвращаясь обратно к блокноту. Снова повисла тишина. – Эндрю, а какая у тебя фамилия? Эндрю вздрогнул, почувствовав себя в школе. – Скотт. – Ах, родственники в Шотландии. – К сожалению, нет. – Прости-прости, дорогой. Не люблю допросы тоже. Моя фамилия Бересфорд. В Стаффордшире никогда не бывал и ни о ком там не слыхал. Владею староанглийским на том уровне, чтобы читать Чосера, но Шекспира цитировать не буду. М-да, я драматург, поэтому, знаешь… меня тошнит от Шекспира. Правда. Думаю, где-то сто раз я на нём был. Эндрю слегка прыснул от смеха. – Ого. – И если фамилия Бересфорд кажется тебе смешной, пожалуйста, смейся. – Да нет. Фамилия похожа на… королевскую. Стивен усмехнулся, глядя в блокнот. – Это всё моё имя. Стивен-Стефан. Как я рад, что мама не назвала меня Джон. Эндрю едва сдержал смех. – А я вот прокручиваю в голове «Эндрю Скотт» и прямо вижу в голове твоего предка – милого пастушка в юбчонке. Эндрю уронил голову на локти, бессильно хихикая. – Он еще должен был носить что-то… Не волынку, а что-то струнное, арфу, наверное. Да, он был бардом в юбочке, шапочке, с бородкой и с густым переливающимся голосом. – Ох, здорово ты представил, – сказал Эндрю, глядя на собеседника, возможно, слишком восхищённо. – Ну, писатель же. У меня быстрое яркое воображение, дорогой, – Стивен вскинул брови на последнем предложении. – У тебя хорошее чувство юмора, это точно, – признал Эндрю, ощутив, что у него даже немного заныли мышцы возле рта, так долго он улыбался. Стивен вернулся к блокноту с притворно деловитым видом. – Хочу написать рассказ об Апачах. Я просматривал их портреты недавно. То есть, некоторых из них. Такие косы… Это меня вдохновило. – Тебе нравятся мужчины с длинными волосами? Стивен вздёрнул подбородок и сузил глаза как-то так проницательно и в то же время комично. Эндрю засмеялся себе в кулак. – Мне нравятся разные мужчины, – ответил Стивен с флером важности. – Солдатские стрижки не люблю. Но это зависит от мужчины. Так и быть, если мой мужчина будет носить длинные косы, я потерплю его волосы в раковине. Внезапно Эндрю стало как-то тепло и уютно. Словно бы это он жил со Стивеном, и это они шутливо ссорились из-за волос в раковине. – Вот, прописывал сцены и поймал себя на мысли, что забыл, как называются эти домики-палатки Апачей. Не чумы, а вот эти… – Не знаю, прости, – быстро ответил Эндрю, снова чуть-чуть напрягшись. – Вигвамы! – воскликнул Стивен, вздёрнув указательный палец вверх. – Ох, как я нетерпелив с этим, дорогой Эндрю. Так хочу какой-то дикости, уединённости в своих произведениях. Как у Джека Лондона. Ах, я взрослею или молодею? Стивен закрыл блокнот и поднял проницательный взгляд на Эндрю, заставляя того замереть. – Твои глаза карие или ореховые? Эндрю подумал с секунду. – Карие. – Да-да, точно. Ореховые глаза под светом оранжевые, а твои – зеленые. Сейчас они потемнели. Такие круглые выпуклые глаза… Вол. – А? – Хорошо, хорошо. Газель. А ещё лучше – Бемби. Олененок Эндрю. Косуля Эндрю. Лучше первое. Ладно-ладно, я просто думаю вслух. – Ох… Рот болит от смеха… – Да-да, не смейся долго, устанешь. Вот что. Кабанчик Эндрю… – Ты можешь чуть наклониться ко мне? Стивен приподнялся с лёгким удивлением на лице и потянулся вперёд, упираясь локтями в стол. Эндрю наклонился было в ответ с серьезным видом. Затем его рука мягко легла на плечо Стивена. Эндрю поцеловал его в щеку и сел обратно, улыбаясь. Стивен уселся следом и снова послал ему игриво-проницательный взгляд. Эндрю почувствовал, что чуть краснеет. Ему было неловко, но внутри разливалось тепло и хотелось улыбаться, улыбаться, улыбаться… – Теперь ты приподнимись, – сказал Стивен после паузы. – Надо что-то сказать. Эндрю немного забеспокоился, но просьбу выполнил. Когда их лица были на одном уровне, Стивен открыл рот, будто чтобы прочитать Эндрю лекцию, как вдруг он подался вперёд, и Эндрю ощутил тёплое прикосновение губ на своей щеке. Он улыбнулся. Стивен отстранился, только чтобы затем поцеловать Эндрю в другую щеку. И после Эндрю уже радостно засмеялся. – Хочу тебя обнять, – как-то механически прошептал он, проведя руками по плечам Стивена. Тот невозмутимо сел обратно. – Солнышко, – произнёс он. – О, ты называешь меня солнышком… – робко пробормотал Эндрю, и это вызвало обоюдный смех. – Давай лучше зайчиком, – последовал вывод. Стивен положил руки на стол, и Эндрю воспринял это как приглашение. Ему очень сильно захотелось прикоснуться к Стивену, к его обнажённой тёплой коже. И чтобы Стивен погладил его и снова поцеловал. Они взялись за руки. – Это приятно, – вырвалось у Эндрю. Он почувствовал себя странно, но всё же сказал: – Твои руки приятные наощупь. – Да, – бросил Стивен небрежно. – Тёплые и сухие. Я часто контактирую с бумагой. А твои – горячие. Ты нервничаешь? – Я? Нет. Ну… Вообще я всегда перевозбуждён… Ой, то есть… Имею ввиду, я никогда не бываю полностью спокойным. – Правда? – Да. Я как только утром просыпаюсь – внутри сразу буря. – Интересно. Это всегда так было? Эндрю кивнул. – Под бурей я имею в виду кучу разных эмоций и мыслей. Во мне их всегда было много, и они никак не приходят в порядок. Ну… я не могу почувствовать себя спокойным. – Ты не болеешь от этого? – Не знаю. Нет, наверное. Ну, депрессивные состояния у меня бывают, конечно, но я стараюсь не углубляться, стараюсь относиться к вещам легче, а о некоторых вещах вообще не думать… – Тебе стало грустно? Эндрю почувствовал, как его ладони начали гладить. У Стивена были тёплые, слегка шероховатые пальцы, словно бы и правда подсушенные бумагой. – Какие вены, костяшки, – тихо проговорил Стивен. Он мягко перевернул ладонь Эндрю и прошёлся по её внутренней стороне, чуть пощекотав кожу ногтями, а затем подушечками пальцев. – Да, интересная кисть. Должно быть, сильная рука. Никто никогда не делал комплиментов отдельно рукам Эндрю, и поэтому он сперва и не знал, что ответить. – Ну я… Не дерусь и тяжести не таскаю. Не знаю. Наверное, сильные. Стивен снисходительно улыбнулся. – Ты не должен драться и таскать. Я думаю, физическая сила – это больше для души. Для мира. – Да, мир – это хорошо, – согласился Эндрю. – Ах, ты спрашивал, не грустно ли мне. Нет, совсем нет. – Хорошо. – Мы очень рады, что не мешаем вам, – донеслось из другого края стола. Не отпуская левой руки Эндрю, Стивен правой раскрыл блокнот. – Записываю, чтобы не забыть, – озвучил он. – «Мартин – дурак и пьяница». И дату поставлю. – Можно отозвать тебя в тёмный уголок? – шепнул Стивен с притворной вкрадчивостью, и Эндрю закивал, следуя за ним с улыбкой. Они стояли в тени дома, отдельно от ребят, которые прощались. – Тебе понравился вечер, Эндрю? Эндрю подступил ближе и обнял его в ответ. Его руки сначала коснулись плеч Стивена, а затем переместились выше, обнимая его за шею, и Эндрю прижался к нему ближе. В ответ Стивен стал поглаживать его бока. – Ты точно гей? – шепнул Эндрю и только после понял, как глупо это прозвучало. – Точно, – заверил его Стивен. – Ни разу ни с одной женщиной не согрешил. Даже в мыслях. – Правда? – Эндрю захихикал ему в грудь. – Ты… очень образованный. Прости, ты так замечательно шутил сегодня, но я боюсь, что не знаю тех всех авторов, произведений и языков, которые ты называл. Я только слышал об этом всём. Обо всём понемногу. Но порядка никакого нет. Я боюсь, не будет ли тебе скучно со мной? Ну если… Я подумал, может, мы ещё встретимся. На этот раз я надолго в Лондоне. –У тебя есть парень? – Нет. А что? – Да так, думал, за тобой толпами бегают. – Нет, никому я не нужен, – Эндрю улыбнулся ему в плечо, почувствовав макушкой прикосновение губ. – Я так хочу поцеловать тебя. – О, сделай это. Стивен снова потянулся к его щеке. Так галантно и невинно, подумал Эндрю, подставляясь под поцелуи. Они были чуть более интимными, чем дружеские, и всё же Эндрю нравилось целоваться с мужчинами по-другому. Он выждал, пока Стивен расцелует его щеки, и попробовал прильнуть губами к его рту. Стивен немного отстранился, и они всего лишь несколько раз коснулись друг друга. – Ой, прости, – вздохнул Эндрю. – Не так сразу, конечно, я понимаю. Просто я говорил, я всегда на взводе… И поэтому делаю глупые поступки, прости. – Да нет. Я просто не люблю поцелуи с языком. Да и поцелуи посреди улицы. Позже объясню, – он успокаивающе провёл пальцами по щеке Эндрю. – Ты там говорил о том, что мне может быть неинтересно. Нет, ты очень смышленый, Эндрю, хватаешь всё на лету. Но главное, что ты такой хороший, добрый, милый, искренний… Вот это я ищу в мужчинах. Чувствительность, вот что я ищу. А ты что ищешь? – Ох, много чего… Наверное, главное для меня нежность и спокойствие. – Тогда дашь мне свой номер? – С удовольствием. Эндрю держал его за руки, а затем очень медленно отпустил, чтобы вернуться обратно к ребятам и сесть в такси. На самом деле он не хотел садиться в машину. Он был так вдохновлён и заряжен, что ему хотелось пешком пройти через весь Лондон, слушая музыку и напевая.