***
Князь с следующей за ним на некотором расстоянии свитой и на таком же расстоянии предшествующими пажами, ведя за руку прекрасную Камелию Ракоци, баронессу Аржиу, приглашённую сопровождать его при выходе к гостям, шёл по коридору своего дворца, направляясь в тронный зал, где его ждали прибывшие на бал приглашённые. Это была знать и дворяне не только Валахии и Трансильвании, но и сопредельных и соседних стран: Венгрии, Молдовы, Польши, Австрии. — Влад, я так рада, что ты согласился дать бал, — прошептала Камелия, так что следующие за ними валашские вельможи не могли слышать её слов. — А я рад, что рада ты, — улыбнулся красавице князь. — Бала бы не было, если б ты его не захотела. — Ты не признаёшься в этом, но я знаю, что ты любишь танцевать. Вы лучший танцор, ваше высочество, — счастливо заулыбалась в ответ баронесса. Дойдя до входа в тронный зал, они остановились перед распахнутыми дверями, ожидая окончания церемониймейстером оглашения. — Баронесса, поверьте, о танцах в своей жизни я думаю в последнюю очередь, — рассмеялся Владислав и галантно поднёс руку Камелии к губам, поцеловав тонкие душистые пальчики, прежде чем войти.***
Держа баронессу за руку, князь вступил в тронный зал, залитый огнями тысяч свечей и наполненный мерцанием драгоценностей, — и остолбенел. На миг ему показалось, что он пуст, а среди огней горящих лампад он увидел прекрасный лик небожителя, но не застывший образ, изображённый на иконе, а живое лицо. Словно во сне Владислав смотрел в дивные глаза, сияющие неземным светом, позабыв обо всём на свете, позабыв о том, кто он, где он… Как из далёкой дали до него донёсся встревоженный голос баронессы: — Ваше высочество, что с вами? Посетившее князя странное видение развеялось, и он вернулся к реальности. Дракула слегка мотнул головой, словно приходя в себя после внезапного пробуждения, отгоняя возможность повторения произошедшего с ним необъяснимого случая. Он улыбнулся блещущей красотой, но обеспокоенной Камелии, успокаивая её, и двинулся с ней по образованному гостями проходу, приветствуя поочерёдно склоняющихся перед ним аристократов и дворян, останавливаясь перед некоторыми для короткой светской беседы в пару фраз. Дойдя до маршала Святого Ордена, он также приостановился. Князь и рыцарь стояли друг против друга, смотрели друг на друга, и обоим вдруг на миг показалось, что они одни и рядом никого… — Я рад, мессир ван Хельсинг, что вы и рыцари армии Святого Ордена удостоили своим посещением бал, надеюсь, вы хорошо проведёте время, — обратился к орденскому военачальнику князь. — Несомненно, ваше высочество, — с достоинством поклонился Габриэль, — и мы ещё раз благодарим вас за любезность. Дракула кивнул, продолжая стоять, наконец, словно сделав над собой усилие, он тронулся с места и проследовал дальше по рядам гостей. Закончив приветственную часть, князь дал знак церемониймейстеру, а тот музыкантам, приказывая играть. Гости разошлись по сторонам зала, освобождая его центр для танцев. И господарь открыл со своей фавориткой бал, заняв место среди других присоединившихся к ним пар, среди которых были и рыцари Святого Ордена. Владислав и Камелия приготовились к исполнению первой фигуры изысканного и манерного средневекового танца. Князь смотрел на красавицу-баронессу, но перед глазами у него стоял маршал Святого Ордена. «Дьявол, да что это со мной?» думал правитель, пытаясь прогнать предстающее перед его внутренним взором видение. «Я сказал ему, что надеюсь увидеть его на балу, ну вот — я его и вижу…» ухмыльнулся он про себя. Наконец, он усилием воли заставил себя видеть любовницу, а не прекрасного рыцаря. Вновь заиграла музыка, и церемонный танец начался. Это было великолепное, красочное зрелище, услаждающее равно взор и слух. Взгляд Габриэля (в этом он был не одинок) был прикован к Владиславу и Камелии. Того, что он сам привлекал не меньшее внимание, маршал не замечал. Множество устремлённых на Левую руку Господа призывных женских взглядов — некоторые из них были едва ли не молящими — отскакивали от него, как стрелы от лат. Он их просто не видел. И вместо того чтобы пригласить кого-нибудь из жаждущих быть его партнёршей дам или девиц на танец, он был среди тех, кто наблюдал, как танцуют другие. Рыцарь старался отводить взгляд от Дракулы и его фаворитки и смотреть и на других танцующих, но его глаза упорно возвращались к блистательной паре в центре, словно притянутые какой-то силой. На баронессе был тот великолепный алый наряд, который она и собиралась надеть и рубиновые украшения, преподнесённые ей её венценосным любовником. Золотистые волосы прекрасной Камелии были убраны в высокую затейливую причёску, оставляя длинные пряди падающими ей на плечи и спину. Голову венчала рубиновая диадема, а точёную шею обхватывало ожерелье с теми же камнями, подчёркивая красоту её линий. Фаворитка князя блистала, она, как всегда, затмила красотой всех дам. Девушка выглядела, как королева, и чувствовала себя ею. Улыбающиеся сочные губы красавицы соперничали в яркости цвета с её драгоценностями, а блеск глаз затмевал мерцание камней её убора в свете тысяч огромных свечей. Баронессу просто невозможно было не сравнить с роскошной алой розой — королевой цветов, красой цветника. Князь был облачён в чёрный костюм, с благородной сдержанностью тонкого вкуса отделанный драгоценными камнями и расшитый золотом, искусно сочетающий в своём фасоне и виде валашские мотивы с модой, принятой при дворах западной Европы. Он ему необыкновенно шёл, подчёркивая его поистине магнетическую наружность. Лишь один элемент в его наряде был того же цвета, что и платье баронессы — широкий атласный кушак, акцентирующий его стройный стан. Габриэль смотрел на Владислава и Камелию, и внезапно его посетила безумная мысль, что он хотел бы быть на месте баронессы… Совершенно поражённый, будто он ощутил признаки того, что сходит с ума, рыцарь прикрыл глаза и коснулся пальцами правой руки лба над переносицей. Чувство, которое испытал при этом маршал Святого Ордена, не ведающий страха в самых кровопролитных сечах, было сродни испугу. Как и почему ему могла прийти в голову такая невозможная, такая нелепая, такая невообразимая чушь??? Что это значит? Что явилось причиной? Уж не болен ли он, не лишился ли разума? Потрясённый, почти испуганный Габриэль, боявшийся думать о том, чего ему вдруг необъяснимо пожелалось, перестал следить за князем и его фавориткой. Он отогнал от себя мысль о случившемся с ним и постарался переключить своё внимание на что-то другое, обратив его на стоящую в стороне от других группу из трёх человек, привлёкшую его своей обособленностью. На том расстоянии, на котором находился от неё Габриэль, человек с самым тонким слухом среди музыки и говора толпы не смог бы различить слов, но человек-архангел, устремив на неё всё своё внимание, расслышал разговор, который она вела. — Господа, а оценили ли вы пышность церемониала при валашском дворе? — язвительно ухмыльнулся один из этой тройки, как понял в дальнейшем Габриэль, посол регента Венгерского королевства, Яноша Хуньяди. — Будучи всего лишь «высочеством», он считает себя «величеством»! Выход был поистине королевским, — усмехнулся он. — Ну, как бы кто ни язвил, — с вкрадчивой улыбкой истинного царедворца сказал другой, посол короля Польши, Казимира IV Ягеллона, — пусть и не король по титулу, он всё же монарх по сути и княжеский венец его равен королевскому, ибо правит он единолично и как ему заблагорассудится. — Думаю, князю будет весьма нелегко и впредь сохранить полную независимость своей политики, — дипломатично заметил третий, самый старший из них, пожилой австриец, посол Фридриха III, императора Священной Римской империи. — Вы хотели сказать, что у него не получится долго длить свой произвол, — засмеялся мадьяр. — И вы правы. Даже будь он самим дьяволом, он не сможет не принять протекторат над Валахией и не подчинить внешнюю политику более сильному государству, как это был вынужден сделать его отец, то есть, если и не номинально, то фактически стать вассалом другого государя, — заключил он, видимо имея в виду Венгрию и своего господина, её регента. — Ну, а кем же ещё, как не дьяволом, может быть сын Дьявола, ведь прозвище его отца «Дракул»-дракон, ставшее их родовым именем, означает на румынском языке также «Дьявол»? — хитро сощурился поляк и осенил себя крестным знамением, отгоняя злого духа. — А приобретение такого вассала может быть хуже, чем подчинение самому несносному сюзерену, — улыбнулся он, а затем снова перекрестился как истовый католик, прошептав начальные слова молитвы. — Что ж, вы правы, но ему придётся укротить свою дьявольскую гордость и бешеный нрав и умерить спесь, если он не хочет потерять валашский престол, который он добыл, ворвавшись в Тырговиште и собственноручно заколов другого претендента на трон, выдвинутого боярской партией, пересажав на колья тех её участников, кто не смог сбежать, при этом вызолотив у кольев концы, дабы уважить их высокое положение, — ответил венгр. — Да, князь страшный противник, — лаконично заметил посол польского короля. — И чувство юмора у него поистине дьявольское, — и снова наложил на себя крест. Посол германского императора промолчал с нейтральным выражением лица. — Как дивно хороша баронесса Аржиу! — сказал поляк, меняя тему, с восхищением смотря на Камелию. — Что за глаза, какие губы, молочная кожа, изумительные волосы — чистое золото, фигура! Удивительна красавица! Просто богиня! — Да, замечательно красива, — кивнул венгерский посол, — но незнатного рода, простая дворянка, которую он сделал своей любовницей и выдал за дряхлого барона, схоронившего двух жён. И она повсюду появляется с ним, словно его законная жена. Какое бесстыдство! Вид имперского посла красноречиво свидетельствовал о том, что ему совсем не нравится оборот, который приняла беседа, но двое других не обращали на это внимания. — И всё-таки как не позавидовать князю… — любуясь красавицей-баронессой, заметил польский посланец. — А вот баронессе не позавидуешь! — осклабился в ответ мадьяр. — Видно, что она страстно влюблена в кровожадного Дракона и, уверен, надеется после смерти старика-барона, стоящего одной ногой в могиле, стать княгиней Валахии, но надеется напрасно: князь должен заключить династический брак, взяв жену из равного ему по положению дома, и простая дворяночка по происхождению никак ему не пара, даже если она неописуемой красоты. Такой, как он, конечно, может пренебречь правилами и поступить вопреки тому, что принято и полагается, но, учитывая то, что, имея в любовницах богиню, он не оставляет своим вниманием смертных женщин, — он сделал паузу и многозначительно ухмыльнулся, а затем докончил: — говорит об обратном. И могу поклясться на Евангелие, что то, что он испытывает к ней, не любовь. — Вы представляете его Зевсом, — рассмеялся поляк. — Скорее ненасытным драконом, пожирающим девиц! — возразил, вторя ему, посланец регента Венгрии. — Удивительно, как их Церковь совсем не порицает подобного поведения, — выразил недоумение поляк. — Впрочем, чего же ожидать от схизматиков! — презрительно бросил он. — Он строит церкви и монастыри, митрополит заседает в Государственном совете, за что же его порицать? — ухмыльнулся мадьяр. — Господа, прошу вас, потише, — наконец не выдержал австриец, уже некоторое время выказывавший явные признаки беспокойства, бросая тревожные взгляды вокруг. — Вас могут услышать. Лучше вообще прекратить такие неподобающие и неосторожные разговоры! — Ну-у, — протянул венгр, посмотрев на него с усмешкой, — неужели господин фон Границ опасается, что за частный разговор нас может ожидать что-то подобное судьбе послов Мехмеда, не пожелавших снять перед ним чалмы, заявив, что снимать их не позволяет их вера, и он закрепил их у них на головах с помощью гвоздей, чтобы они случайно не упали, и отправил гостей на родину? — Да, князь применил варварский метод, обучая их учтивости, но я не могу осуждать его за это, — улыбнулся посланец польского королевства. — Эти наглецы вполне заслужили такой урок за выказанное непочтение к христианскому правителю, пусть он и схизматик. А такие методы внушения он перенял у них же, и они к ним привычны. Вы думаете, среди гостей могут быть шпионы? — обратился он к фон Границу. — Разве вы ничего не слышали об учреждённой им Тайной страже? А человек такого нрава, как князь, способен на всё; и никто, позволивший себе говорить о нём непочтительно, не может считать себя в безопасности. — С этими словами австриец поклонился и покинул общество двух других. — Трусливый немец, — пренебрежительно фыркнул ему вослед мадьяр. — Но он прав, нам действительно нужно быть осторожнее, — заметил поляк. — Это будет мудрым. Хватит злословить. Пойдём лучше танцевать, — сказал он посланцу венгерского королевства, перейдя с ним на «ты» после ухода германца. — Посмотри сколько прелестных девиц. — Согласен. И они, угостившись вином, пошли приглашать дам на танец, заставив Габриэля искать что-то другое, чтобы снова занять своё внимание. В этом ему помог подошедший к нему Патрик. — Добрый вечер, ваша милость, — поклонился он маршалу. — Добрый вечер, Патрик. — Прошу простить меня, что не поприветствовал вас ранее: я не заметил вашего появления. — Я это заметил, — улыбнулся Габриэль расплывшемуся в виноватой улыбке ирландцу. — Церемонии сейчас ни к чему, ты можешь говорить мне «ты», как обычно. — Ну вот я и скажу, что на балу негоже скучать. Почему бы тебе немного не развлечься, не выпить вина, которое «веселит душу человека», не потанцевать? Ты такой серьёзный, словно находишься не на балу, а на приёме у папы, — подмигнул ему комтур. — Ну, ты же меня знаешь, я не большой любитель светских развлечений и возлияний. — Ох, Габриэль, нельзя же быть таким угрюмым, таким нелюдимым аскетом! Мы всё же не монахи и хоть иногда можем позволить себе приятности жизни. Мы уже говорили с тобой об этом: есть «время смеяться и время плясать»! Надо веселиться, пока мы можем! Ведь мы можем погибнуть в любой момент, а в раю, я уверен, не будет так весело, как может быть весело на грешной земле. Бал прекрасен, я иду танцевать и жду, что ты присоединишься ко мне и к другим. — Может, чуть позже. Иди, дамы ждут тебя. Когда комтур ушёл, Габриэль, избегая смотреть на танцующих, окинул взглядом зал, заполненный собранием знати и дворян, ища, чем бы ещё занять своё внимание. Среди дам были те, кого по праву можно было назвать красавицами, пусть и не такими яркими, как Камелия; и они были бы счастливы развлечь его, но внимание архангела вдруг привлекла юная девушка с редким тёмно-пепельным цветом вьющихся волос. Скромно и одиноко — несмотря на то что она находилась подле сурового седовласого старца — стояла она посреди веселья с каким-то отстранённым выражением, словно витала в грёзах, мало обращая внимание на происходящее вокруг. Дородный старик, по-видимому знатный боярин-магнат, был одет по старой валашской моде, выделяясь своим богатым, но старомодным длинным кафтаном. Всем своим грозным видом он подчёркивал свою приверженность милой его сердцу старине, вызывающе упрекая им тех из своих соотечественников, кто отказался от неё. Губы его были недовольно сжаты в жёсткую линию, во взгляде сверкало нескрываемое неодобрение. Девушка, очевидно его дочь, казалась почти ребёнком. Она была трогательно мила. Не прекрасная, роскошная роза, любящая быть на виду, блистая и покоряя, но нежная фиалка, прячущаяся в листве. Её привлекательность не ослепляла, а пленяла тонкой прелестью. Габриэль сам не заметил, как стал пристально, с охватившим его чрезвычайным интересом, который всё возрастал, чего прежде с ним никогда не случалось, наблюдать за девушкой. Когда архангел поймал себя за этим, то удивился и продолжил наблюдение. Рыцарь обнаружил, что предмет его внимания отказывается танцевать. Троим приглашавшим девушку за это время на танец кавалерам было вежливо отказано. Стоящий рядом с ней старик, нахмурившись, склонился к ней и что-то зашептал с недовольным выражением лица. Было видно, что он пытался скрыть своё раздражение, но крутой нрав не позволял ему это сделать. Девушка потупила взгляд и еле заметно, отрицательно покачала головой на его слова, а затем чуть, так, чтобы не рассердить старика ещё больше, отвернулась. Габриэль провёл ещё некоторое время, наблюдая за ними. Девушка, словно почувствовав его внимание, вдруг посмотрела в его сторону и, встретившись с ним взглядом, тут же поспешила отвести его. Повинуясь какому-то неосознанному душевному движению, ноги Габриэля, прежде, чем он понял, что делает, словно под воздействием наития, понесли его к ней, и он обнаружил себя пересекающим разделявшее их пространство. Подойдя к этой паре, маршал учтивейшим и церемоннейшим образом поклонился, представился и попросил у старика разрешения пригласить девушку, которую он сопровождал, на танец. Маршал Святого Ордена был уверен, что так же, как и другие, получит отказ, и сделал это единственно для того, чтобы увидеть девушку вблизи: она очень заинтересовала его. Родовитый валашский боярин весьма любезно ответил согласием прекрасному и прославленному, иноземному рыцарю с великолепными манерами, проявившему должное почтение к его высокой особе. — Вы можете попытать своё счастье, мессир ван Хельсинг, но я не могу поручиться за ваш успех, ибо дочь моя, Аурелия, сегодня явно не расположена к танцам. Кто может понять переменчивую женскую натуру? — усмехнулся он, при этом строго посмотрев на девушку, взглядом приказывая ей принять приглашение. Габриэль обратил взор на боярышню. Вблизи её внешность ещё усиливала впечатление, что она была ребёнком. Изящно нарисованные, тонкие, не идеально правильные своими линиями, но именно благодаря этому очень привлекательные черты. Красиво очерченный рот с блеском на розовых губках просто не мог не напомнить об увлажнённых росой лепестках цветка. Кончик носика совсем чуть-чуть, едва заметно, приподнят, что придавало её лицу, кожа которого из-за своей нежности казалась почти прозрачной, детско-кукольную миловидность. А когда маршал посмотрел в её большие, как бы вопрошающие мир, миндалевидные глаза, веки которых были щедро опушены стрелами ресниц, то был поражён тем, что их цвет имел фиолетовый оттенок. «Какое чудо. В самом деле фиалка», подумал он. Ожидая отказа, Габриэль ещё раз низко, теперь лично ей поклонился дочери чинного магната, приглашая её на танец. К его удивлению и радости, девушка, мило улыбнувшись — при этом на её щеках появились и исчезли очаровательные ямочки, — изящным кивком молча приняла приглашение, подавая ему свою тонкую руку. Маршалу показалось, что её можно повредить прикосновением, и он принял руку девушки со всей возможной деликатностью, нежно сжав маленькие прохладные пальчики в своей горячей руке. Габриэль не мог не заметить злобные взгляды, которые метнули в него стилетами неудавшиеся кавалеры девушки, когда они сквозь толпу гостей проходили в центр зала, чтобы присоединиться к танцующим. Расположившись там согласно требованиям исполняемого итальянского танца, новая пара влилась во множество других пар. Движения выполняющей замысловатые фигуры танца партнёрши архангела были полны воздушной грации. Казалось, она парила над землёй. Глаза девушки заблестели, на щеках вспыхнул лёгкий румянец, а прохладные руки стали тёплыми. Габриэль наслаждался. — Вы прекрасно танцуете, сударыня. Я счастлив, что удостоился чести танца с вами. Аурелия лишь снова молча, благодарно кивнула, чуть улыбнувшись и скромно опустив веки с бархатными ресницами. Поворот, соединение рук, и девушка склонилась в следующей фигуре. Рыцарь залюбовался изящным изгибом её шеи. Габриэль был рад, что прелестная боярышня отвлекла его от его странного, неотрывного наблюдения за Дракулой. Он очень хотел наконец услышать её голос. — Позволено ли мне будет поинтересоваться, почему вы не желали танцевать на балу и этим, по-видимому, расстроили вашего батюшку? — О сударь, вы следили за нами? — Голос девушки не разочаровал Габриэля, высокий и чистый, он звучал переливами хрустального ручейка на серебряных камушках. — Прошу прощения, сударыня, я стал невольным свидетелем. — Мне не хотелось танцевать, — с улыбкой сказала Аурелия, когда они, разделившись на два ряда дам и кавалеров, снова сошлись в центре зала, делая медленный круг вправо, а затем влево. — Я не хотела ехать на бал, но отец настоял. Но я не могла отказать прославленному христианскому герою, прибывшему нам на помощь. — Тогда прошу прощения, что потревожил вас. Я не мог знать. — Левой руке Бога не за что его просить, — улыбнулась Аурелия. — Вы тоже слышали это прозвище, — с улыбкой сказал Габриэль, делая очередной оборот. — Кто же не слышал его? Ваша слава опережает вас. И здесь, в Валахии, мы также наслышаны о ваших подвигах, гремящих повсюду, и о том, что вы поистине воин Господа, посланный небом. — Всё по Господнему произволению, сударыня. — А также о вашем благочестии, — улыбаясь, продолжила Аурелия. Архангел лишь мягко улыбнулся в ответ, смотря на девушку взглядом, полным тепла, излучающим свет. Ему не только было очень приятно с ней танцевать, ему было приятно её общество, а разговор с нею занимал его. Юная валашская боярышня возбудила в нём чрезвычайный интерес. Она была привлекательна не только внешне, но и внутренне. Габриэль сразу почувствовал, что девушка не похожа на других, чаще всего легкомысленных и поверхностных созданий, что она разительно отличается от них, что его партнёрша в танце не была обыкновенной. Хоть они обменялись всего несколькими фразами, мужчина понял, что она девушка думающая и размышляющая, что под детской внешностью кроется ум глубокий, таятся мысли серьёзные, редко присущие её полу, а тем более возрасту. Его душа вдруг необъяснимо потянулась к ней, словно они когда-то давно были знакомы, будто дочь боярина была ему родственной, родной… Рыцарь совершенно позабыл о князе и ни разу не посмотрел в его сторону, любуясь своей пленительной партнёршей, чувствуя притяжение к ней. Его внимание было полностью захвачено ею одной. Но вдруг что-то заставило его отвести взгляд от её нежного лица. В зале произошло какое-то движение, мгновенное замешательство, шум. Габриэль увидел, как в сторону князя бросился кто-то из толпы гостей. Этот человек находился почти рядом с ним. — Умри, сын Дьявола!!! — раздался крик, заглушивший музыку.