«сыграем?»
Джиа без понятия, кто бы это мог быть. Будь это кто-либо из одноклассников, то она бы знала, потому что у неё в списке контактов есть все. Сон любила играть — там у неё другая жизнь, другие цели, другие друзья. Там она другая, и там у неё есть выбор. Джиа решает: хочет она этого или нет, будет она это делать или нет, решит она всё бросить ради победы или предпочтёт безопасное поражение. Будет она общаться с другими игроками или нет. В играх она живёт той жизнью, которой ей бы очень хотелось. В другом мире нет строгих родителей, нет школы, нет обременяющего рисунка на пальце. Джиа не раз задумывалась о том, какой бы была её жизнь, не встреть она своего человека после совершеннолетия. Что бы было тогда? Ответ, конечно, давным-давно известен: ежедневные боли в груди, апатия и одиночество. После по желанию операция и поиски того, кто не уйдёт. Интересно, а можно ли любить других людей в мире, где живёт Сон? Какого это — любить другого, когда у тебя уже есть человек, которому ты должен подарить своё сердце? Наверное, так поступают те, у кого от сердца остался лишь предательски сожженный пепел и шрам на пальце. Они нуждаются в заботе и искренности, они хотят дарить всего себя любимому, потому что так устроен человек — люди не умеют без любви.«извини, я не дал тебе поспать этой ночью».
Сон улыбается уголками губ и печатает ответ.«для начала — кто ты?»
Казалось, будто ответ приходит вечно. Минуты тянулись предательски долго в ожидании ответного сообщения. Джиа так и не дождалась, пока человек, с которым она играла, даст ей ответ на такой простой вопрос.«ты всё равно забудешь»
***
Намхён стоит у лавки с мороженным и думает, какой вкус выбрать на сей раз. На прошлой неделе она попробовала фисташковый, который ей очень даже понравился. Но в итоге Хван останавливает свой выбор на лимонном, потому что он дешевле на тысячу вон, а ей нужно ещё на телефон закинуть на следующей неделе. Когда она берёт в руки вафельный рожок, к этому времени как раз подходит Даниэль. Выглядит он хуже обычного: запыхавшийся, вспотевший, злой. Кан свёл брови к переносице и бросил нечитаемый взгляд на Хван, которая с любопытством разглядывала лицо парня. Точнее — синяк на скуле. Даниэль, видимо, пытался его хоть как-нибудь скрыть, небрежно замазав его тональным кремом. Скорее всего, одолжил у матери или у двоюродной сестры, которая, кстати, очень часто забирает его со школы на кабриолете. Намхён поняла, что Кан бесится из-за её пристального взгляда, поэтому отвела глаза в сторону. Она попросила у продавца пару салфеток, перед этим уточнив бесплатные ли они. Обвернув снизу рожок, девушка протянула сладость стоящему напротив парню. Даниэль изумлённо выпучил глаза, но принял его из рук Хван. Она вытерла пальцы, которые измазала в растаявшем мороженом. — Не жаль вот так вот отдавать мороженое? — Даниэль уплетал сладость за обе щёки, иногда щурясь, потому что ему казалось, что его мозг сейчас заморозится. Намхён села на скамейку, на которой пару дней назад сидели они вдвоём посреди ночи. Девушка похлопала рядом с собой, жестом приглашая Кана сесть поближе к ней. Пока Хван возилась в рюкзаке и искала что-то, Даниэль успел доесть вафлю и выбросить скомканную салфетку в мусорный бак, стоящий рядом со скамейкой. — Думаю, оно тебе сейчас нужнее. Тем более, ты с таким наслаждением его ел, как мне тогда может быть жаль? — Хван и вправду была очень рада, что застала Даниэля таким беззаботным и радостным за простым поеданием сладости. Наверное, он очень любит лимонный вкус. — Что ищешь? — Даниэль наклонился поближе к девушке, чтобы заглянуть ей в рюкзак, но не успел ничего разглядеть, потому что Намхён к этому времени уже достала пачку влажных салфеток и собственный тональный крем. — Твоя попытка его скрыть выглядит убого, — Хван усмехнулась и взглянула вновь на синяк. Даниэль внезапно помрачнел и прежнее спокойствие куда-то испарилось. Хван без проблем заметила эту перемену в его настроении, но молча достала салфетку и потянулась к его лицу. Едва касаясь его кожи, Намхён остановилась, видимо, ожидая его разрешения. Кан громко выдохнул и закрыл глаза, придвинувшись поближе к Хван, чтобы ей было удобнее стереть косметику с его лица. Намхён улыбнулась и мягко провела салфеткой по коже, обнажая сине-фиолетовый синяк. Его было видно и так, а сейчас, убрав тонкий слой крема, он словно стал ярче и больше. Хван еле сдержала жалостливый вздох, потому что подумала, что это может взбесить парня. Она молча открутила колпачок от своего крема и выдавила немного себе на руку. Даниэль прохныкал, потому что он уже устал сидеть в неудобном положении, поэтому он закинул ноги на подлокотник и положил свою голову Хван на колени, прикрывая глаза. Лёгкими невесомыми касаниями она наносила слой за слоем тональный крем, скрывая синяк настолько, насколько это было возможно. — Вот теперь… лучше, — Намхён облегчённо выдохнула, когда закончила наносить косметику на лицо парня. Но парень никак не отреагировал. На его лице отражается безмятежность, ветер мягко колышет его волосы и иногда он жмурит глаза из-за прямых лучей солнца. Намхён еле дышит, потому что боится нарушить это. Даниэль задремал, и сейчас Хван, наконец-таки, выдыхает спокойно и незаметно для себя начинает рассматривать его лицо. Она поднимает руку и лучи солнца больше не мешают парню, еле пробиваясь через щели между пальцами. Губы Кана слегка приоткрылись, и он довольно выдохнул во сне. И вот ради этого она променяла прогулку с Джиа? Когда Даниэль вообще начал иметь такой авторитет в жизни Намхён, что она отменяет запланированные дела ради того, чтобы он вот так дремал у неё на коленях посреди безлюдного парка? Хван грустно улыбается и начинает свободной рукой играть с волосами парня, перебирая их пальцами и наблюдая за тем, как они блестят на солнце. Сквозь дрёму Даниэль улыбается и тянется руками вбок, задевая бедро Намхён. Девушка медленно достаёт телефон из заднего кармана джинс, резко остановившись, когда Кан задёргался, но он продолжил спать. Намхён вдруг вспоминает о Джисоне, и внутри всё тянет ноющей болью. Она не знает, что с собой делать. Каждый день мысли о нём занимают, как минимум, половину её головы. Хван понимает, что сейчас ей никак не избавится от этого, потому что Юн сидит у неё глубоко в сердце, но искренне надеется, что когда-нибудь она проснётся и поймёт, что больше не любит его. Она не хочет делать это через операцию. Намхён хочет помнить всё то, что он сделал, и лично отказаться от всех чувств. Ведь смотря на шрам, девушка будет думать, что Джисон её никогда не бросал. Для неё до сих пор загадка — как Юн смог перебороть своё сердце? Почему она не может сделать так же?«Джиа… Нам нужно будет поговорить вечером. Я кое-что… расскажу тебе»
Намхён долго выпытывала информацию о Джисоне у Минхёна. И брат, наконец, сообщил ей о том, что его больше нет в стране — он улетел сразу после того, как сообщил о разрыве после операции. У Юна в квартире даже заметка на холодильнике осталась: «Позвонить Хван Намхён и договориться о встрече. Сообщить о проделанной операции». Там даже был дописан номер и снизу приклеена фотография девушки, потому что Джисон знал, что он даже внешность девушки не вспомнит. Хван мучают мысли о том, почему он это сделал. Почему не поговорил с ней? Почему так подло избавился от неё? Почему он отказался любить её? Хван совсем, ну совсем не может просто так выбросить парня из головы. Как же так, Вселенная? Почему же над Хван так издеваются? Намхён любит Джисона, потому что так нужно. И ей нравится Даниэль, потому что не влюбиться в Кана невозможно, когда он при каждой их встрече такой молчаливый, но внимательный; когда он приносит зонт, хотя синоптики обещали солнечный день, но в итоге вечером идёт дождь; когда он подвозит её каждый день на мотоцикле до дома; когда он относится к Намхён… по-другому. Как не влюбиться, когда Даниэль делает для этого всё, что только можно? Намхён уверена, что он не специально. Просто так его воспитала мать вести рядом с девушками — как истинный джентльмен. Можно найти много причин, чтобы потерять интерес к Кану, но Хван их открыто игнорирует. Она с самого начала знала, что Кан начал общаться с ней не потому, что она ему нравится или он хочет завоевать её сердце. Догадаться было довольно-таки просто. Кану просто нужна тихая компания друзей. Сонун, Гуаньлинь и уж тем более Сону на эти роли не подходят. Парни шумные и скучные, с другими девушками опасно, потому что они не скрывают своего интереса к Кану (а ещё в тайне мечтают оказаться его человеком), Джиа немного грубая, а вот такая, как Намхён подходит идеально. Ведь даже если Намхён и влюбится, то промолчит и сделает вид, что ей всё равно. Ей намного легче скрывать свои чувства и страдать в одиночестве, чем открыто говорить об этом. — Долго я спал? — Хван дёрнулась от испуга, отчего Кан недовольно шикнул и поднял голову с колен девушки. — Достаточно для того, чтобы мои ноги затекли, — Хван встала со скамейки и начала немного подпрыгивать, чтобы мурашки в ногах больше не кололи. — Так что там с твоим китайским? — Кан хрустнул шеей и сложил руки на груди, взглянув на девушку. — Нормально… вроде как. — Тогда прочитай мне что-нибудь, а то я снова усну в тишине, — Кан достал телефон, разглядывая в отражении замазанный синяк. Взглянув вопросительно на девушку, он, наконец, озвучил вопрос, который был последним у него в голове перед тем, как уснуть. — Ты всегда носишь с собой тоналку? — Просто надо постоянно замазывать тёмные круги под глазами, вот и ношу на всякий случай, — Хван усаживается рядом, но достаточно далеко, чтобы их колени не касались друг друга. Даниэль молчит минут пять, слушая шуршание бумаг и тихое ворчание девушки о том, что ничего не разобрать в этом новом учебнике. И потом, глядя на то, как полуденное солнце скрывается за грозными тучами, произносит тихо, словно пытаясь убедить в этом себя: — Ты такая зануда.***
Джинён стоит у края тропинки, прячась за стволом дерева и разглядывая новые кроссовки, которые ему подарила мать Дарим на прошедших выходных. Он устало прикрывает глаза, когда вспоминает то проведённое время вместе с девушкой. Она липла к нему практически каждую минуту. Отставала лишь тогда, когда Бэ отлучался в уборную или ему звонили (уговорил Уджина звонить хотя бы каждые десять минут). Дарим с отвращением и завистью смотрит на скрытый под пластырями рисунок. Она дёргала его за левую руку и переплетала пальцы, всё время проверяя носит ли он кольцо, которое девушка подарила ему год назад. Кольцо Джинён надел, но только перед этой встречей, как делал и всегда. Бэ, поглощённый воспоминаниями о прошедших выходных, отдёрнул себя и посмотрел по сторонам. Напротив него располагался крупный парк с недавно подстриженным газоном, на котором некоторые молодые семьи устроили пикник, гуляли со своими детьми и выгуливали собак; влюблённые пары сидели под тенью деревьев; пожилые сидели на скамейках — царила такая умиротворённая, спокойная атмосфера. Настолько семейная, весь воздух был пропитан любовью во всех её проявлениях. Джинён слабо улыбнулся, переведя взгляд налево, куда тропинка уходила вдаль, недалеко виднелся мост, по которому машины преодолевали реку, к нему навстречу шёл подросток, возможно, года на три младше Бэ, с собакой на поводке. Тяжело вздохнув, Джинён обернулся на пару мгновений назад, разглядывая водную гладь, растянувшуюся на километры. За ней был тот же самый Сеул — большой, красивый, окружённый стеклянными высотками, живой. И только взглянув направо, Джинён раскрыл свои губы в изумлении, потому что открывшийся вид так радовала глаз. Он часто гулял здесь — ему нравилась здешняя атмосфера. Всё было другим, нежели в торговых центрах или других парках. Здесь городская жизнь смешивается с природой. И Бэ не ощущал эту границу между людьми, чётко прочерченную самим же обществом. Но сейчас он видел что-то новое. Кое-кого. Джиа стояла в десяти метрах от него, в лёгком шёлковом платье, такого светлого голубого оттенка, что у парня создавалось ощущение — сейчас у неё появятся крылья за спиной, она воспарит в небеса и сольётся с небом; или прыгнет в воду и станет единым целым с морским бризом. Девушка держала в руках белую сумку и с поднятой головой любовалась деревьями, отделяющими её от другого конца Сеула. Ветер встревожил ветки и лепестки мягко сорвались с них, вытанцовывая спиралями в воздухе. Джинён замер на месте, наблюдая за тем, как лепестки словно белоснежный волшебный снег (зима — его любимое время года) кружатся вокруг неё, как лучики солнца просачиваются сквозь щели в листве и попадают зайчиками ей на лицо, как она заворожённо, словно в замедленной съёмке, поднимает голову и следит за пушистыми облаками. Джинён потерял дар речи. Ещё никогда Джиа не представала перед ним такой — изящной, красивой, почти волшебной. Парень не решается подойти к ней первым, потому что боится испортить эту картину. Ему хочется сфотографировать Джиа, запечатлеть где-то в кромках своего сердца, чтобы каждый раз возвращаться в этот момент и любоваться тем, как его мечта медленно приобретает очертания. Мечта, где он встречает любовь всей своей жизни весной — в день цветения вишни, когда вокруг лепестки, пух, ярко-синее небо, сладкий аромат, парящий в воздухе, и счастье в любимых глазах. Джинён отрывается от погружения в свой придуманный мир и начинает медленно подходить к Джиа. Она его замечает довольно-таки быстро и кивает головой в знак приветствия. — Извини, я немного увлеклась, — заявила Джиа с лёгкой улыбкой на губах, скрывая своё смущение, отвернув голову в сторону. — Ничего, я тоже засмотрелся. Красиво, ведь так? — Джинён кивнул в сторону реки и сразу же взглянул на руку девушки. Сегодня рисунок не был скрыт за двумя пластырями. И это разлилось теплом по всему его телу, потому что, когда она его прятала, становилось крайне обидно. Почему она так делает? Но потому Бэ одёргивает себя и вспоминает, что проделывает тоже самое — прячет его, хотя уверен в том, что все в школе уже знают про них с Джиа. — Ты изумительно выглядишь. Произносит на одном выдохе Джинён и улыбается Джиа широко и искренне, пытаясь вложить в эту улыбку все свои светлые чувства. Нельзя идти против природы, верно? И Бэ не хочет сопротивляться — он поддаётся этой приятной волне и следует за тем, куда его ведёт эта тропа. Следом за Сон. Джиа усмехнулась и оглядела себя, накинув лямку сумки на плечо. — Не зря потратила столько денег и времени! — счастливо воскликнула Сон, явно довольная тем, что все потраченные средства и время были не зря. Джинён высовывает руки из карманов и у Джиа сердце пропускает удар — азалия на его руке смотрится так правильно и красиво. У девушки дрожь по телу от того, как приятно на душе. Такие волнующие вибрации по телу, от которых кожа покрывается мурашками и её губы растягиваются в улыбке. Парень берёт аккуратно Джиа за левую руку и надевает ей тонкий красный браслет, застёгивая на тонком девичьем запястье. — На удачу. Он, конечно, не стоит баснословных денег, но я очень долго плёл его, — у Джинёна подрагивают руки и кончики его пальцев поледенели от волнения. — С днём рождения, — шёпотом добавляет парень, иногда поглядывая на девушку. — Ты сам его сделал? — девушка в удивлении округлила глаза и вылупилась на парня. Во взгляде искрится детское счастье. Джинён кивает. — Вау, я очень ценю это! Джинён до последнего откладывал серьёзный разговор с Джиа, потому что сегодня она была непривычно весёлой. Тем более, учитывая то, что девушка никогда не вела себя так рядом с Бэ. Парень помнит её то обиженные, то ненавистные взгляды в его сторону, поджатые от недовольства губы и грубые ответы. Ещё вечное детское соперничество. Парень начал догадываться о том, что происходит, когда встретил маленькую девочку, потерявшуюся в бесконечном потоке людей. Отчего-то в его душе тихо пели птицы, и его тянуло к ней. Не потому, что ему хотелось помочь из доброты человечной, а просто потому, что так ему подсказывало сердце. А познакомившись поближе, Джинён был готов под землю провалиться, ведь эта маленькая девочка — младшая сестра той самой Сон Джиа. Когда парень прошёл мимо Джиа, он не мог убить в себе то ощущение правильности. Чувство, будто это — то место, где он должен находиться; это — то время, когда он может чувствовать себя комфортно. Ещё и в окружении правильных людей, которые ни осудят, ни обидят, ни упрекнут ни в чём. Джиа, по-видимому, так ни о чём не догадалась. Может, допускала мысли, но так и ни к чему не пришла. А вот Джинён себе голову ломал: сделать первый шаг или продолжать скрываться в тени. Судьба сама столкнула их двоих, поставив Бэ в критическую ситуацию — либо сейчас, либо никогда. Разум говорил парню уйти из столовой, потому что это не его дело, а сердце рвалось вперёд к Джиа, чтобы помочь ей. И Бэ, не думая долго, выбросил поднос с едой и устремился прямо к девушке. Связываться с Сону вообще не очень хорошая идея, но Бэ без понятия, откуда в нём появилось внезапно столько смелости. Может, это и хорошо, что он помог Джиа и, наконец, убедился в своих предположениях. Может, совсем ужасно, потому что перед Сон теперь придётся оправдываться. Ему придётся рассказать ей правду о своих родителях, о Дарим, об их сделке — обо всём. В общем, сказать, что Джинён в этой ситуации далеко не победитель. Можно даже сказать, что он в ловушке, которую соорудили его родители своими кошмарными ошибками. И Джиа здесь такая же жертва, которой придётся смириться с этой участью брошенной. Когда они сидели друг напротив друга в кафе, Джиа доедала свой десерт и увлеклась рассказами о том, что искренне рада видеть обиженное лицо Уджина, когда она выигрывает. Джинён вот-вот решился, но снова вздохнул и промолчал. Ему всё кажется, что каждый раз — это не подходящий момент. А когда набирается храбрости, то Джиа не может остановиться говорить. Решился Джинён начать разговор и подвести всё к нужному руслу только тогда, когда они уже собирались уходить. — Я хочу прояснить ситуацию, Джиа. Мне… неловко говорить тебе такое, но мы не сможем быть вместе, — гул в кафе, который до этого был невыносимо громким, резко стих. Джинён будто попал в плотный купол. Когда они вышли из помещения, то в лицо резко стукнул сильный ветер. Джиа вздрогнула и накинула себе на плечи ветровку, потому что догадывалась о том, что вечером будет прохладно. — О чём ты? Джинён громко вздыхает. Он рассчитывал на то, что ему будет тяжело объясниться, но сделать это нужно. Бэ не очень хочет винить себя всю оставшуюся жизнь, что не сказал правду с самого начала. — О том, что, несмотря на это, — Джинён поднимает руку в воздух и показывает на рисунок. После парень отвернулся и стал идти дальше, чувствуя на спине пристальный взгляд девушки. Парню до сих пор непривычно смотреть на этот рисунок, который поражал его своей красотой. Бэ знал, что он значит. Язык цветов — один из его любимых хобби с детства, — у нас ничего не получится. Джиа останавливается и долго смотрит на спину Джинёна. Со спины он кажется совершенно расслабленным и спокойным, но Сон и понятия не имеет, что свои дрожащие руки он прячет в карманах джинс. Бэ поджимает губы и разворачивается к девушке, набираясь смелости взглянуть ей в глаза. Она в ступоре. Сон смотрит на Джинёна и понимает, что он ей не врёт. Он говорит на полном серьёзе, и она хочет расплакаться от того, как всё неопределённо и непонятно. В смысле, ничего не получится? Ничего ещё не успело начаться, а Джинён заранее всё обрывает. Какого чёрта? Азалия на пальцах обоих заныла тягучей тоской и печалью. Джиа боялась взглянуть на свою руку — она чувствует, как лепестки покрываются каплями-слезами. Джинён упрямо молчит, смотрит на цветущие деревья и полугрустно-полусчастлво улыбается. Джинён так любит весну, так любит деревья, так любит, когда всё вокруг приобретает краски и тепло начинает касаться не только внешнего мира, но и проникает вглубь сердца людей, отогревая их замёрзшие души. Весна греет душу Джинёна. — Джинён, послушай, ещё ничего даже не началось. О каком «не получится» ты говоришь? Джиа заправляет выпавшие локоны за ухо, после начиная теребить лямку сумки. Сон медленно переводит взгляд от своих бежевых балеток на парня, который с неким умиротворением наблюдает за тем, как лёгкий ветерок тревожит лепестки, кружа их в воздухе и опуская на уже остывшую землю. — Я очень хочу рассказать тебе правду, — после долгого молчания Джинён говорит тихо, медленно и спокойно. Его голос бархатный, с лёгкой хрипотцой, успокаивающий — Джиа не замечает то, как нервозность отступает на второй план. Она перестаёт пристально смотреть на Бэ и решает сделать также, как и он. Глубоко вдохнуть, медленно выдохнуть, наблюдать за потрясающей разворачивающейся картиной перед ними. Такой невероятный пейзаж. Умей Сон рисовать, то тут же бы схватилась за холст и кисти. Но природа обделила её талантами. — Ну, так что тебя останавливает? Не оставишь же ты меня без объяснений, верно? — Джиа подшучивает, хотя за всем этим спокойствием чувствует подступающую желчь в горле. — Ты не поймёшь. Этой правдой я причиню тебе только боль. От неё никому не будет легче, — Джинён боялся посмотреть Джиа в глаза. Было стыдно, будто во всём виноват он. Будто это Бэ отказывается от Сон добровольно, но это не так. Джинён готов быть рядом с ней, чтобы узнать её лучше, понять, а после любить. Но между ними стоит Дарим и трагичная ошибка его родителей. — От лжи тоже — от неё даже хуже. Джинён качает головой и молчит. Бэ уверен, что пока Джиа не готова к этому. Она совершенно не готова услышать истинные причины, из-за которой им придётся быть всю жизнь порознь. Джинён звал Сон с твёрдым намерением всё ей рассказать, но сейчас идёт на попятную. Струсил. — Знаешь, Джинён, я всё никак не могу понять одну интересную вещь. Как так получилось, что мы даже не догадывались друг о друге? — Ты. Я догадывался, просто ты невнимательная и глупая, — Джинён был приятно удивлен тем, что Джиа не стала дальше выпытывать у парня информацию. Джиа думала, что когда-нибудь он решится на это. Завтра, через неделю или год — он расскажет ей правду. Сейчас она ей не нужна — не сегодня, потому что это может испортить ей настроение, а оно у неё такое хорошее на данный момент. Джинён улыбается уголками губ, когда слышит возмущение девушки. — Эй! Я вообще-то в пятёрке лучших учеников! Парень знал, что она скажет так. Он улыбается шире и оборачивается к Джиа. Джинён отмечает, что она и вправду красивая — чистая светлая кожа, густые блестящие волосы, пухлые губы, миндалевидные глаза с одинарным веком, прямой аккуратный нос, длинная тонкая шея. Бэ нервно сглатывает и отворачивается, потирая глаза ладонью. — Оценки не показатель ума.