Цветы азалии дарят перед нежеланной разлукой

      Намхён спустилась вниз и вышла из библиотеки спустя час после ухода Даниэля. Она не особо горела желанием гулять с ним. Тем более, она верила словам Минхёна о том, что такие парни, строящие из себя плохих, чаще всего просто пустышки. Вместо мозгов у них давно уже перекати-поле. И она прекрасно помнила его наставления: «Если парень посмел издеваться над тобой, то он не заслуживает ни грамма твоего внимания. У тебя должна быть гордость, ты должна любить себя. Не смей ни перед кем унижаться» — кто же знал, что эти слова стоило взять на заметку по отношению к Джисону, а не к кому-либо другому.       Хван говорил всё, основываясь на своём горьком опыте. Сестра знает по рассказам начальника Хвана, как тяжело было брату, когда он, переступая через свою гордость и свои принципы, ухаживал за девушкой — своей родственной душой, а она продолжала отталкивать его и отказывать.       Минхён тогда, ещё совсем юный и наивный подросток, не знал, почему она так поступала. Но не влюбиться в Хвана было невозможно — и они начали встречаться. В те четыре месяца брата переполняла радость. На что он только не шёл, чтобы подарить своей девушке всё, чего она только пожелает.       Суджи умерла по прошествии тех четырёх месяцев — её уничтожила изнутри болезнь. Она знала, что долго не продержится здесь и видеть страдания Минхёна совсем не хотела, однако сопротивляться огромному чувству, цветущему словно весенние цветы, было ей неподвластно. Хоть и прошло уже целых одиннадцать лет, Хван решился на операцию только два года назад. Совмещать учёбу и подработку, страдая каждый день от болей в груди было выше его сил, и он гас на глазах у семьи. Прибавить к тому времени уход отца из семьи, рождение младшей сестры и первую опустошённую бутылку соджу в руках у матери — Минхён переживал страшный стресс.       Но он нашёл в себе силы подняться, закончить университет с отличием и устроиться в престижную клинику отца Суджи — они всё ещё хорошие друзья и напарники. Хван на свою первую зарплату купил Намхён игрушки и приличную одежду, ведь мать никогда не работала и жила только на пособие. Сестрёнка росла у него на глазах, и он знал, что её нужно обеспечивать, одевать, обувать, кормить и воспитывать, раз это не в состоянии сделать их мать.       Сейчас Минхёну двадцать семь и он не помнит ничего о Суджи. Напоминанием о том, что когда-то у него была несчастная любовь, служит шрам на безымянном пальце. Там больше не красуется ядовито-жёлтая хризантема, вокруг стебля которого находилась чёрная лента. Сейчас там только воспоминания о его разбитом сердце и Суджи, что так и останется лишь пылью в памяти Хвана.       Намхён могла остаться в Сеуле только ради Минхёна, но и он не мог бы быть с ней вечность. Он найдёт другую девушку, назовёт её любимой и сестра отодвинется на второй план. Девушка никогда бы не стала обвинять брата в этом, потому что сделала бы тоже самое, найди она надёжного и верного мужчину, каких сейчас сосчитать на пальцах можно.       Она застегнула бомбер и обхватила свои плечи, но застыла на месте, когда увидела у обочины дороги Даниэля, восседающего на крупном синем мотоцикле и греющего ладошки меж ног. Он раздражённо пыхтел, пока оттолкнулся от транспорта и шёл прямиком к застывшей в удивлении Хван. Кан не был идеальным парнем в представлении Намхён — скорее, слишком недосягаемым. Она не хотела быть обманутым им, потому что в школе у него была репутация, как и у всей их четвёрки, неземного красавца, харизматичного мужчины, которого желала большая половина девушек.       Сколько бы она ни смотрела стереотипных фильмов о школьной любви, никогда не верила, что её жизнь превратится в такой же клишированный сериал, а она станет главной героиней. Хоть убейте, но эта ситуация казалась очень похожей на сцену из дорамы. И убежать бы Намхён сейчас от проблем подальше, но она упрямо смотрела на Даниэля и гадала, что же ему нужно.       Секс? Галочка рядом с её именем? Что? Денег уж точно нет: у Даниэля самого их было много, а у неё, всем в школе было известно, что их нет.       Кан молча дёрнул за ручку рюкзака девушки и стянул его с её плеч.       — Я думал, ты там ночевать собралась. Что интересного в этих библиотеках? Столько зазнаек, которые только и делают, что жизнь тратят в этих стенах и смотрят на других, словно на мусор, — Даниэль злобно прищурился, вглядываясь в огромные панорамные окна на третьем этаже, где и сидела ранее Намхён. Видимо, он слишком увлёкся своей, как думает Намхён — необоснованной, ненавистью. И эти слова въелись ей в голову, словно паразит. Она не знает, как реагировать на это, потому что есть в его словах доля правды.       Но Намхён будет не Хван Намхён, если не покажет остатки гордости, что в ней остались. Да, именно капельки растворившейся у неё на глазах гордости, когда она умоляла Джисона вспомнить хоть что-нибудь.       — Как ты смеешь так говорить? — вспылила Намхён. — Деньги твоих родителей не делают тебя пупом Земли! Люди в этом помещении пытаются хотя бы немного дотянуться до своей цели, осуществить мечты, которые, возможно, ими так и останутся до конца жизни, потому что такие, как ты, отбирают все наши возможности, покупая места в университетах и устраиваясь на работу только благодаря связям. Вы выживаете только благодаря деньгам, а нам приходится корячится днями и ночами в библиотеках, в школах, на подработках, чтобы догнать вас и добиться хоть чего-нибудь! — Кан стоял смирно и ни одна эмоция не тронула его лицо. Сколько раз он уже выслушивал подобное от других бедных людей, которые сыпали в сторону золотой молодёжи проклятия и оскорбления.       Даниэль сбился со счёту, сколько раз его поливали грязью и сравнивали с дерьмом, но он молчал. Только потому, что у него уже не было желания и сил доказывать людям обратное. Он понял, что, сколько ни старайся и не показывай свои лучшие стороны, люди будут судить только по тому, кто твои родители и сколько они зарабатывают. Людей, которых и вправду волнует внутренний мир человека, не видно — они прячутся за масками моральных уродов.       — Ты закончила? — меланхолично махнув рукой в воздухе перед её лицом, Кан проследил за тем, как Намхён взбесилась ещё больше, чем раньше. Она облизнула пересохшие губы и отвернулась, скрещивая руки на груди и пряча ладони в рукавах бомбера, который ей слишком большой.       — Отдай рюкзак и я пойду домой, — Намхён протянула ладонь и взглянула на Кана из-под густых ресниц. Даниэль вздохнул, потому что ничего другого он не ожидал. Он же не думал, что она сразу прыгнет ему на шею и пойдёт с ним, куда он только пожелает, держа его за руку и смотря на него влюблёнными глазами.       — Могу отдать после свидания, а могу, если догонишь меня, — Кан усмехнулся, крепче сжимая лямки рюкзака в своей ладони. Намхён надула ноздри от злобы, и это так рассмешило Даниэля, что он не сдержал смешок.       — Ладно. Но дома я должна быть через полчаса, иначе всё обернётся плохо, если не для тебя, то для меня точно, — Намхён немного откровенничала, но в подробности не вдавалась. Они, в принципе, Даниэлю и не нужны были. Ему нужна была только прогулка по ночному Сеулу, который он уже знает, как свои пять пальцев.       Даниэлю было необходимо расслабиться и освободить голову от плохих мыслей, отдохнуть от назойливых людей, а в его жизни их было много. И в обществе человека, который относился к Кану ровно, это было возможно в разы больше, чем с теми же самыми друзьями или очередной девицей с клуба. Джиа подошла бы на эту роль куда больше, но её уже затянул в свою игру Сону, так что и ввязываться в это не хотелось. А если вспомнить то, какой сильный удар обрушил Джинён на Она, то Кан только качал головой и отказывался от идеи подойти к Сон. Кан не был трусом, да и плечи шире, немного повыше, побогаче, но и хитрости ему не занимать.       Так что, легче обойти проблемы стороной, чем стучать в их стены или пытаться идти напролом.       А в этом случае, взвешивая все «за» и «против», Намхён подходила идеально. Она была из бедной семьи, тихая, спокойная и — Даниэль чувствовал — не очень ей он симпатизировал. Это ведь только на руку. Самое главное, вовремя оборвать эту связь, чтобы Хван не надумала себе чего — девушки это умело делают. Или держать дистанцию, не позволять себе дарить надежду глупым, наивным девушкам и…       Намхён забрала у него свой рюкзак и первая пошла к мотоциклу. Кан прервался на своих мыслях и, мысленно дав себе подзатыльник за невнимательность, пошёл вслед за ней.       — Одно и только. И об этом никто не должен узнать, ясно? — Даниэль хотел сказать, что это навредит его репутации, а не её, но посчитал, что это будет слишком грубо с его стороны. Нужно быть повежливее, если он хочет хотя бы немного почувствовать комфорт в её компании. Даже если они будут молчать всё время — будет лучше без мыслей, что она захочет его убить.       Намхён старалась не прикасаться к Даниэлю, пытаясь показать, что она со всем может справиться сама. Натянула шлем себе на голову и села позади него, еле держась за его куртку, чтобы он не подумал, что ей страшно.       Но как только Даниэль отъехал от обочины и выехал на почти пустую дорогу, набирая скорость, то Намхён неосознанно схватилась за его куртку сильнее и прижалась плотнее к спине парня, сквозь слои одежды нащупав крепкие мышцы. Из-за этого острые края учебников больно ткнулись Даниэлю сквозь тонкую ткань рюкзака в бока. Он недовольно шикнул, но всё-таки был доволен тем, что она доверяет ему, ведь дороги, мотоцикл и скорость — стихия Кана. Остановившись на светофоре, Даниэль повернулся и взял рюкзак в руки, натягивая его на плечи девушки за её спиной. Она непонятливо уставилась на него, но он, поправив ей шлем, отвернулся обратно и смотрел на дорогу, про себя считая секунды до старта.       «3, 2, 1…» — Даниэль резко сорвался со старта и моментально набрал скорость, подрезая машины и не сбавляя её на поворотах, отчего их слегка заносило, но Кан крепко держал руль и умело справлялся с управлением. Сердце Намхён скакало в груди и она решила наплевать на всё в этой жизни, потому что чертовски устала. Она обвила талию Даниэля и сцепила свои руки в замок, а сама смотрела на дорогу. В её голове роем проносились мысли о том, что это было неправильным решением, но ей эта поездка так безумно понравилась, что она теряла дар речи при каждой остановке на светофоре. Даниэль поворачивал голову к ней, но она переводила дыхание и восхищенно вздыхала, совсем не обращая внимания на парня.       «Всем девчонкам нравится скорость» — Даниэль прекрасно это знал, но Намхён любила ни мотоцикл, ни скорость, а это дикое ощущение свободы, от которого на кончике языка греется радостный крик в пустоту, что поймает встречный ветер и унесёт его.       Хван чувствовала себя свободной, и это чувство было прекраснее любого, что она испытывала ранее.       Она была безмерно благодарна Даниэлю за такую возможность, и даже совсем забыла про свою слепую неприязнь к нему, её проблемы улетучились, и в голове свистел только ветер и её радостная, любимая, сладкая — «свобода».       Через пару минут Даниэль остановился у знакомого девушке парка и выключил мотор, засунув ключи себе в карман куртки. Намхён неохотно слезла с мотоцикла и сняла шлем, расстегнув застёжку с помощью парня. Они шли молча — Даниэль задумался, а Хван просто не знала, на какую тему с ним можно поговорить, поэтому молча плелась за ним. Пройдя достаточное расстояние, Хван обречённо вздохнула и села на ближайшую скамейку, сняв с себя, наконец, этот тяжёлый рюкзак. Кан не стал перечить и просто сел рядом, держа дистанцию в расстоянии протянутой руки.       Намхён подняла глаза и увидела на горизонте грозные тёмные тучи. Её настроение испортилось за считанные секунды, потому что из-за дождя ей часто приходилось сидеть дома и выслушивать пьяные бредни матери или бежать по её просьбе за ещё одной бутылкой. Она ненавидела такую жизнь. Хван не знает, что бы она делала, если бы не Минхён. Думается ей, девушка бы заболела ещё будучи маленьким ребёнком и умерла. Она вздохнула и отвела взгляд от неба, что грозилось обрушиться на неё и раздавить.       Даниэль молчал, но Хван видела, как он непрерывно наблюдал за ней пару минут, пока несколько слезинок катились по её щекам. Она знала, что он хочет что-то спросить или сказать, но решил, что молчание как раз кстати в такие моменты. Угадал. Хван любила молчать в такие слезливые моменты, потому что знает — откроет рот и расскажет всё.       — Зачем тебе китайский? — тихо спросил Кан, вновь разглядывая пока ещё не скрывшиеся за грозными тучами звёзды.       — Затем, что я больше ничего не умею. И шанс попасть в университет в Корее ничтожно мал, — Намхён горько усмехнулась. — А ты?       — Куда буду поступать после выпуска? — Даниэль съязвил, потому что ненавидел этот вопрос. Но Намхён, видимо, догадавшись, из-за чего он разозлился, только мягко рассмеялась и взглянула на него.       — Что умеешь? — Кан довольно кивнул, хотя был приятно удивлён, но не повернулся, чтобы не встречаться взглядом с девушкой.       Ведь главная причина, почему люди влюбляются — встреча глазами и непрерывная игра в гляделки, мол кто быстрее в кого себя влюбит, или кто быстрее разглядит потайные секреты на дне души сквозь глаза. Люди теряют рассудок, разделяя друг с другом одну тишину. И сходят с ума, когда смотрят друг другу в глаза. Поэтому Даниэль не смотрел в глаза — момент такой подходящий и идеальный, что он боится. А как потонуть в этой любви боится Намхён.       — Рисовать. Но папа запрещает поступать на факультет искусств, поэтому солгу, что меня интересует менеджмент или бизнес. И что я разбираюсь во всех этих терминах офисных планктонов и интересуюсь политикой, — Даниэль повернул голову, и Намхён тут же отвернулась, разглядывая то, как листва и тонкие ветви дерева покачиваются в такт биению её сердца.       В этом парке было свободно. Было бы удивительно, если бы почти в полночь они застали здесь толпу людей. Только иногда студенты проходили мимо них, презрительно косясь на пару, словно вот они отвернутся и Намхён с Даниэлем тут же начнут целоваться. Хван не хотела смотреть на часы и отсчитывать минуты до назначенного её мамой времени. Почему родительница всё ещё строила из себя её маму было непонятно, потому что Намхён называла её так только из уважения к Минхёну. Он называет её нежно и ласково, превозмогая всё отвращение к ней и её алкоголизму — мама, значит и она будет.       — Как Минхён? Говорят, у него было повышение. Господин Ли собирается передать ему управление клиникой, потому что у него детей больше нет, а племянники, поговаривают в наших кругах, такие твари, что им страшно доверить хоть что-то, — Даниэль продолжал говорить тихо, наслаждаясь этой тишиной между их разговорами. Именно этого уюта не хватало Кану в последнее время.       — Он говорил об этом, — при упоминании брата Хван улыбнулась. — Я счастлива, что у него всё хорошо, — Намхён рассеяла всю свою радостную пелену перед глазами, когда взглянула на дисплей телефона и увидела колкое «23:49». Она закрыла глаза и мысленно начала отсчёт. — Мне пора, — Хван вновь накинула тяжёлый рюкзак на плечи и продолжила кряхтеть от усталости.       — Если я уж и пригласил тебя, то и отвезти должен. Пойдём, адрес только скажи, — Даниэль быстрым шагом прошёл мимо девушки. Она смотрела на его спину и хотела прыгнуть сверху, чтобы он отнёс её и покатал немного, но, во-первых, она в юбке, а во-вторых, они всего лишь прогулялись разок по парку.       Намхён улыбнулась, когда Кан повернулся и крикнул ей, чтобы она была немного побыстрее. Веди он себя так на глазах у всех, то не был бы, наверное, одним из самых желанных парней среди старшеклассников. Девочкам нравятся такие парни — безрассудные, уверенные и плохие. Намхён была не его уровня, так что никак не дотягивала до звания девушки Кан Даниэля. Но искренне стала надеяться на то, чтобы стать хотя бы просто друзьями.  — Чего застыла? Садись!       «23:52».       И снова её поглотило это невероятное чувство полёта. Намхён прикрыла глаза и положила голову Даниэлю на спину. У неё проносилось всё её детство перед глазами. Её отчаянные попытки привлечь внимание матери и получить похвалу от неё за хорошие оценки проваливались. Она мечтала хотя бы на пару минут ощутить её любовь, тепло материнских объятий, услышать стук сердца за грудной клеткой, рассказывать истории из школы, слушать её рассказы, когда она была молодой. Проводить вечера с мамой за чашкой чая и разговаривать обо всём на свете, выслушивая её наставления и анекдоты.       Любить и чувствовать себя любимой. Хотя бы матерью.       Но Намхён оказалась нужна только старшему брату, а его любви и заботы, как бы эгоистично это не звучало, ей не хватало.       А с предательством Джисона всё только усугубилось. Хван чувствовала себя брошенной куклой — грязной, никому не нужной, нелюбимой. Недостойной.       У Джиа была своя жизнь и свои проблемы, с которыми она не в силах справиться и которые решить Намхён не могла, даже если бы захотела. И у неё был целая мусорная куча подобных мелких и крупных проблем, которые не решались одним только: «Держись».       Она плакала, а ветер слизывал её слёзы и утешал, заключал в свои крепкие объятия и шептал, что вся жизнь впереди и всё будет хорошо. Но Намхён живёт сейчас, и она устала ждать этого будущего. В этот самый момент ей больно и одиноко, а на будущее в такие секунды ей как-то всё равно.       Она одна сейчас. И это ничего не изменит.       «23:59» — Намхён спрыгивает с мотоцикла и снимает шлем дрожащими руками. Попрощавшись с Даниэлем, она быстро забежала в дом и закрыла дверь, перед этим услышав громкое — «Увидимся!».

***

      Джиа мнётся у порога класса. Она закрыла рисунок на пальце двумя пластырями, но так хотелось снять их и показать всем, что девушка не бракованная. С ней всё нормально! Но страх увидеть у кого-нибудь такой же цветок преодолевал гордость и заглушал все остальные чувства. Не хватало ей ещё проблем на свою голову. Отперев дверь рукой, она сразу увидела ту самую шумную и противную компанию друзей за исключением Кана, компьютерного гения Дэхви и его вечно играющего на гитаре на переменах друга — Джэхвана, покрасневшую до кончиков ушей Намхён и вновь спину Джинёна. Остальные, видимо, уже успели оставить свои вещи на законных местах и уйти на урок физической культуры. Сон благодарила классного руководителя, который отмазал её от этих занятий, чтобы она в это время заполняла журнал пропусков за неделю и проверяла посещаемость, после чего подсчитывала пропуски и докладывала классному руководителю.       Сону, заметив появление старосты, встал со стула и издевательски согнулся в поклоне. Джиа хотела сорваться с места и ударить его учебником Намхён, но только сжала кулаки и прошла мимо них.       — Наша принцесса, наконец, пожаловала в школу после двух дней отсутствия! — только Сон подумала о том, что это был конец его шуткам, как тут же позади себя услышала его голос. — Директор Сон звонил вчера моему отцу. И знаешь, с какой целью? — Сон насторожилась и заинтересованно повернула голову к парню, хотя всем своим видом пыталась выдать безразличие. — Пригласил на ужин в субботу. Сказал, что нашим семьям есть, о чём поговорить, — воскликнул Он и залился смехом.       — Что? — сдавленно прошептала Джиа, теряя опору под ногами. Весь её мир задрожал. Присутствующие в классе затихли и только Намхён решилась подойти к Сон, ободряюще положив ладонь на плечо. Джиа встала со своего стула, всё ещё чувствуя, как всё кружится и плывёт у неё перед глазами.       Напряжение словно стало настолько осязаемым, что его можно было потрогать руками, и Джиа хотела разорвать его, чтобы оно перестало давить ей на голову.       Сону ухмылялся и, встав со стула, сделал несколько шагов вперёд к девушке, которая нерешительно отступила назад, упираясь об парту.       — На ужин пригласил. Поговорить о чём-то важном, — Сону резко схватил её за руку и зло шикнул на Намхён, когда та предприняла попытку его остановить. Хван испуганно повела глазами и заметила, как Джиа кивком головы заверила, что ей лучше не вмешиваться. Хван отступила назад, на ходу открывая контакты и разыскивая брата.       — Отпусти. Мне омерзительны твои касания, — Джиа дёрнула рукой, но втянула воздух сквозь стиснутые зубы, потому что Он только сильнее сдавил девичье запястье в своей ладони.       — Зачем ты его прячешь? — притворно сладким голосом прошептал Он. Сон успела заметить, что на его пальце всё также было пусто, и она облегчённо вздохнула от осознания, что он не её. Она немного расслабилась, и Он это заметил. — Ой, а ты боялась, что ты — моя пара? — Сону усмехнулся, но не успел он снять пластыри, как к ним подошёл раздражённый Джинён.       — Я говорил тебе держаться от Джиа подальше. До тебя долго доходят такие простые слова? — Бэ держался на расстоянии от Сон, и отчего-то у неё в сердце больно кольнуло. Он избегает её? Хотя раньше всё так и было, но у девушки почему-то в голове ютилась мысль о том, что он решил пойти на контакт и сблизиться с ней, а сейчас брезгливо отодвигается настолько, насколько позволяют узкие проходы между партами.       — Хм, не стоит. Снова врежешь мне? — Он неохотно отпустил руку Джиа, и та прижала её к своей груди. Снова?       — Если понадобится — с удовольствием поставлю тебе ещё один фингал на лице, — Бэ развернулся и, даже мельком не взглянув на Сон, сел за свою парту, продолжая заниматься.       — Какие все отверженные защитники, надо же… — недовольно бурчал Сону, когда направлялся к выходу из класса. — А где Даниэль? — озадаченно спросил Он у друзей, но те лишь пожали плечами и сказали, что не видели его со вчерашнего дня.       Намхён знала, но решила промолчать. Возможно, он не хотел, чтобы его друзья знали о том, что они общаются. Возможно, это их заденет, ведь какая-то Хван Намхён знает об их друге больше, чем они сами. От этого может пострадать его репутация, а Даниэлю она дорога.       Джиа села за свою парту, но всё никак не могла сосредоточиться на своём привычном занятии, прожигая взглядом в спине Джинёна дыру. Он немного размял плечи, отчего мышцы на его спине напряглись. Сон незаметно задержала дыхание и восторженно наблюдала за тем, как Бэ снимает свой пиджак и вешает его на спинку стула. Несколько прядей волос выбились из прически и падали на лоб, из-за чего парень жмурился и часто моргал.       — Красивый…       Несколько секунд рассматривая его лицо, Джиа опустила взгляд и посмотрела на пальцы Джинёна.       Пусто.       На сердце словно легло что-то тяжелое, дышать стало трудно, словно невидимые красные нити обвили её шею и сжимали. Ей отчего-то стало неимоверно грустно и обидно саму за себя за то, что допустила такую мысль. Они ведь не были такими близкими друзьями. Джинён как был ей чужим человеком, так им и останется.       Навсегда.